Милена Миллинткевич
Карантин поневоле
Инвалид я! Ну, что тут поделать,
Коль здоровье моё не вернуть?
Нет, я плакать не стану! Сумею
К новой жизни, воскреснув, шагнуть!
Коль здоровье моё не вернуть,
То не значит, не нужно пытаться.
Будет больно мне и тяжело,
Трусить я не желаю… Ныть? Сдаться?
Нет, я плакать не стану! Сумею,
Пусть и образно «на ноги встать».
Напишу я о море, о папе,
Чем таблетки горстями глотать.
К новой жизни, воскреснув, шагнуть,
Каждый сможет, коль будет желанье.
Инвалид – это не приговор.
С новой творческой жизнью свиданье!
(Милена Миллинткевич)
В качестве предисловия
Как часто мы сталкиваемся с непониманием?
Нет, я не об иностранных языках говорю. Все мы, кто-то лучше, кто-то хуже, знаем хотя бы один, в рамках школьной программы. Есть среди нас особо одарённые, освоившие два-три, как родной. Встречаются «краснокнижные» полиглоты, владеющие пятью и более языками. Но в повседневности мы говорим на одном, том на котором думаем и мечтам, понятном всем – русском. И всё же друг друга не понимаем.
– Власти не слышат народ, – сетуем мы.
Без обид, господа депутаты. Но вы и сами знаете, что это правда.
Не слышите!
Не желаете! Вам не интересно.
К примеру: в нашем городе закупили автобусы с посадочными площадками для инвалидов-колясочников. Молодцы! А как этим потенциальным пассажирам добраться до транспорта, вы подумали? Тротуары, приспособленные для колясочников, есть только на центральных улицах. А стоит отъехать две – три остановки и всё… На бордюр можно разве что взлететь. Мамочкам с колясками «ступенька» нипочём, а вот человеку с ограниченными возможностями, вынужденному самостоятельно добираться в поликлинику или МФЦ – беда. Не приспособлены средства реабилитации для таких испытаний. Остаётся уповать на прохожих. Только сколько из них пройдёт мимо, а сколько милостиво согласится помочь?
Опять же, железнодорожная ветка у нас сквозь город проходит, местами через частный сектор. С насыпью, как полагается. Поезда, правда, ходят редко, больше электрички местные. И всё же… Переходы худо – бедно сделали из подручных материалов: где доски положили, где полеты строительные, где кусок резинового покрытия. Здоровому человеку не составит труда перебраться на другую сторону. А на коляске не переехать, даже с посторонней помощью. И что прикажете делать? Через пути до поликлиники четыре квартала, до аптеки и магазина три. А в объезд только до остановки по неприспособленным тротуарам четыре. А потом… В поликлинику с пересадкой и длительным ожиданием адаптированного для таких пассажиров транспорта, плюс дополнительными двумя кварталами по ухабам. В магазин и аптеку проще – одну остановку и по таким же разбитым пешеходным дорожкам с высокими бордюрами пару кварталов. Целое испытание, не так ли?
Да и мало ли ещё таких недочётов? Иногда так хочется предложить чиновникам, от которых зависит благоустройство города, пересесть с мягкого кожаного трона в прохладном уютном кабинете, да в жёсткое кресло на колёсах и проехать маршрутом тех, кто о нормальной полноценной жизни вспоминает сквозь слёзы. Чтобы на себе испытали то, чему их бездушие подвергает десятки, сотни, тысячи обделённых людей. Вот только добраться до городских начальников огромная проблема. Да и не факт, что примут.
Вот и получается – у властей доступная среда, о которой так модно и престижно говорить, только на словах, да на бумаге.
Про пенсии по инвалидности я вообще молчу. Посадить бы финансистов и чиновников на те копейки, что они нам выплачивают. Интересно, как надолго им хватит этих денег? Через сколько часов или, чем бабка не торгует, дней они взвоют о несправедливости?
Ну, правда, господа хорошие, просиживающие брендовые штаны в правительстве! Как можно прожить на 11 000 рублей в месяц, когда в зимний период половина уходит на коммунальные платежи, треть суммы на необходимые лекарства, без которых не выжить, а на оставшиеся можно ни в чём себе не отказывать.
Всё, что осталось – это и есть бюджет: на питание, одежду, бытовую химию и мелкие ремонтные работы, если, к примеру, кран потёк или раковина прохудилась. Про капитальный ремонт жилья даже не заикаюсь. С такой пенсией и на косметический-то не насобираешь. А про подарки родным и близким на день рождения вообще промолчу, да и про иные праздники думать нет смысла. Со ста рублями не пойдёшь. Пятьсот можно выкроить, но это тоже ни о чём. А больше где взять?
– У вас же родственники есть? Дети? Вот пусть они вам и помогают. Чего вы жалуетесь? – услышала я однажды.
Да, у меня есть.
А как быть тем, кто одинок?
Как выжить инвалидам детства? К кому податься? У кого помощи просить?
Скажете, я не права? Права!
Только кому до этого есть дело?
– Олигархи далеки от нужд малоимущих, – услышала я как-то от старушки-соседки.
Я с ней полностью согласна. Богатым недосуг смотреть в сторону тех, кто в силу проблем со здоровьем не может принести им пользу.
Опять, скажете, наговариваю? Мол, меценатов у нас много. Крупные строительные компании и частные инвесторы за послабление в налогообложении берутся завершать долгострои, помогают обманутым дольщикам обрести жильё.
Верно!
Есть такие!
Только, все ли они думают о тех, кто нуждается в особом внимании? Скажете, мол, они пандусы к подъезду делают. Это ли не забота о маломобильных жильцах?
Да!
Делают!
Да только пригодны ли пандусы для использования? Вы пробовали по ним подняться или спуститься? А без помощи родственников или соседей.
В большинстве случаев эти конструкции делаются на «отшибись». Акт приёма-передачи составили, городским властям отчитались, фоточки красивые приложили и хорошо. А то, что те, для кого эти пандусы сооружали, не могут ими пользоваться, есть кому дело? То ширина не соответствует, то спуск больно крутой. И опять благие дела только для «галочки». Нет, не для секретарши начальника отдела в гор. архитектуре, и не для Галины Игоревны, жены генерального директора строительной корпорации, заключившей контракт с городом на добрую половину жилищных долгостроев. Для той птички, что безразличный чиновник рисует в клеточке напротив графы «конструкция для спуска-подъема маломобильных граждан».
Да и что толку упрекать в чёрствости тех, кто из дома в магазин полтора квартала на машине ездит, когда и простой народ сам по себе не старается понять ближнего. Молодёжь не желает слушать советы старших. Да и вообще слышать, внимать, вникать в житейскую мудрость.
– Что ты понимаешь? Мы другое поколение. У нас всё иначе, не так как у вас, – частенько слышу за забором, как тринадцатилетняя Дина огрызается с матерью.
Конечно, тут главную роль играет вопрос воспитания. Марине некогда заниматься дочкой. У неё собственная юридическая контора: клиенты, договора, процессы. Мужа-работягу выгнала. Дочку «с пупенок» скинула на няню. Потом садик. Теперь вот школа. Няня, конечно, все эти годы приглядывает за ней: встретит, накормит, уроки проверит, благо педагогическое образование позволяет, посидит, пока мать с работы не вернётся, часика этак в два ночи. Вроде, и под присмотром девочка. А кто занимается её воспитанием? Никто…
На днях заявила:
– Купи мне на день рождения iPhone последней модели.
Ох, и крику было! Я окно прикрыла, невмоготу стало слушать визг одной и рёв другой.
Но, что толку-то? Всё равно ведь Марина купит. Всё, что угодно, лишь бы любимое чадо «не доставало». И, что из неё вырастет, из Дины этой? Ещё один кокон, каких в последнее время в транспорте появилось превеликое множество. Сядут, уткнутся в смартфоны, а то, что рядом мамочка с ребёнком на руках стоит или старушка с палочкой – плевать. Лучше сделать вид, что не заметил, авось никто не тронет, авось кто-то другой, сознательный место уступит.
Опять же, что воспитали – то и получили.
– Я никому ничего не должен! – огрызается здоровенный детина, восседая на местах для пассажиров с детьми и инвалидов. – Нечего ездить куда попало. Я с работы, а им чего дома не сидится?
Хотя, конечно же, такие далеко не все. И, что греха таить, сознательных граждан много: встают и уступают, кто сам, кому укажут, чтобы поднялся, кто с неохотцей оглядит салон и, с недовольным выражением на лице, встанет и отойдёт к окну. Но тем горше становится от того, что чёрствость, бесчувственность и безразличие уже не просто просочились в нашу жизнь, укоренились, расцвели пышным цветом, дали сочные плоды. Так и хочется порой сказать:
– А вот помните, было время…
Да, было: когда школьники не позволяли себе сидеть в присутствии старших, когда беременной женщине уступало место пол автобуса, когда старики и инвалиды не стесняясь и не пряча глаза, заходили в транспорт и садились на отведённые им места. Было такое. Жаль, ушло.
И всё же, я надеюсь, что доброта в сердцах людей ещё не поросла мхом, не огрубели души, не очерствели. Надеюсь, что чутких, отзывчивых людей больше и среди них немало молодежи. Может, просто мне не очень везло?
Хотя, что я всё о молодёжи. Вон, у старшего поколения тоже не всё гладко. Есть у меня знакомые, возрастом слегка за пятьдесят, которые напрочь отказываются принимать современный цифровой технологичный мир: ругают почем зря вышки сотовых операторов, обвиняют во всех смертных грехах умные телевизоры, психуют всякий раз, когда приходится за деньгами идти в банкомат и с грустью вспоминают о тихом аналоговом ХХ веке. Что уже говорить о тех, кому за семьдесят? Им ещё тяжелее справиться со всеми новинками прогрессивного мира.
Помню: в детстве купят родители телевизор или магнитофон, пока они читают инструкцию, я уже знаю что, куда и как. И на пальцах объясняю им, где нажать, чтобы запись пошла, как канал переключить или громкость. А сейчас? Подарили мне родственники на день рождения смартфон, чтобы всегда оставалась на связи. Ничего особенного, простенький, без мудрёностей. Он у меня уже полгода, а я до сих пор в половине функций не разобралась. Приложений тьма. Всему своё время, каждому свои игрушки. Хотя конечно, в любом правиле есть исключения.
Непонимание губит общество. Жаль, что мы пока ещё этого не осознали. И это серьёзная проблема. Она была раньше. Она есть сейчас. И, боюсь, в ближайшее время никуда не денется. Нет, конечно, когда-то ситуация наверняка должна измениться. Только вряд ли мы этот период застанем. Хотя…
Как бы не было велико непонимание между разными слоями общества, в трудные, тяжёлые времена, наш народ собирался, сплачивался и каким-то немыслимым способом умудрялся выстоять. Как? Загадка русской души. И «русские» в данном случае не этнос – это все мы, россияне.
Ещё живы те, кто может рассказать, как в одном окопе сражались за свою страну татарин и украинец, грузин и адыг, казах и поляк, калмык и русский. И никому не было дела до того, кто какой национальности, у кого какая вера.
Родная земля горела, стонала от боли и ужаса, истекала кровью жителей городов, сёл и хуторов. Терпеливый и трудолюбивый народ убивали, морили голодом, травили газом в душегубках, сжигали целыми деревнями вместе с домами и скотом, бросали в печи концентрационных лагерей.
И всё же наш народ выстоял. Отстроил страну заново. Пережил Афганскую и две Чеченские войны, выжил в лихие 90-е. После всех бед подниматься с колен было, ох, как тяжело. Но страна встала, отряхнулась, окрепла. Лавровым венком победителю стали санкции.
Те, кто рассчитывал сломить непокорных, просчитались: они забыли, что однажды Советский Союз уже пытались обложить, как дикого зверя. Загнать в карантин, опустив железный занавес. Не вышло тогда, не получилось и теперь. Мы стали только сильнее.
И пусть ещё наша жизнь не идеальна, пусть проблемам не видно конца и края, но мы и в этот раз выстоим.
Я верю!
И пусть оппозиция на митингах кричит:
– От санкций страдает народ!
Да!
Страдает!
Но, нам не привыкать!
А что, лучше жить на коленях? Ползать у ног заокеанского господина в надежде на засохшую краюху хлеба? Предать? Продать с потрохами за тридцать серебряников подвиги дедов, любовь родителей, дружбу братьев и сестёр?
Не о том думаете, господа!
Не о тех печётесь!
В стране несколько миллионов лиц с ограниченными возможностями, которых вы презрительно по старинке называете грубым термином инвалид, калека. Это не инопланетные монстры с десятком щупальцев и зубастой пастью. Все мы трудились во благо страны и отечества. Но болезнь не выбирает, кого сразить. Богатый, бедный, молодой, старый – ей всё равно.
Мы – инвалиды, тоже люди!
Как и вы.
Такие же, как и те, что встречаются вам ежедневно в офисе и транспорте, в магазине, на улицах родного города. Многие, сражённые болезнью, продолжают работать. Их с виду и не отличишь от здоровых. Недуг прячется глубоко внутри, уродуя, отравляя, убивая носителя.
Но есть среди нас 320 тысяч людей, вынужденных находиться в изоляции от общества. Не временно. Не на период двухнедельного карантина или пары месяцев вынужденной самоизоляции, вызванного несвоевременным или необдуманным посещением «заграницы» с не на шутку разбушевавшейся коронавирусной инфекцией.
Я говорю о тех, кто обречён находиться в стенах своего дома НАВСЕГДА!
О тех, кому сделать шаг за порог сродни полёта в космос.
О тех, для кого каждый прожитый с болью день – подвиг.
Большинство может передвигаться только в инвалидном кресле, благо коляски органы соцзащиты выдают бесплатно. И всё же эти люди не в силах покинуть жилище. Не потому, что нет желания.
Они очень хотят, уж вы мне поверьте!
Но то ли дом не приспособлен для такого особенного человека, то ли родственники не готовы терпеть неудобства, связанные с адаптацией близкого к новым условиям жизни.
Есть и те, кто вовсе прикован к постели и не может сидеть, хотя руки и голова работают нормально. Для таких людей их комната становится клеткой. Тюрьмой. И лишь тот, кто ощутил на себе как давит и угнетает некогда любимый дом, сможет понять, что значит изоляция для человека с недугом.
Задумывались ли вы, каково это сидеть взаперти и не иметь возможности подышать свежим воздухом, насладиться прогулкой в парке, или хотя бы издали посмотреть на бурлящую жизнью центральную улицу города?
Конечно, нет! Зачем вам это?
И я ни в коем случае никогда не пожелаю никому испытать на себе то, что чувствуют человек, ещё вчера живший полной жизнью, а сегодня потерявший почти всё. Но…
Наделавший столько шума, всполошивший и посадивший на карантин все страны COVID – 19 не только вирус, унёсший уже несколько сот тысяч жизней по всему миру, но и, хочется верить, лекарство. Пилюля прозрения, если хотите. Микстура осознания того, что раньше было непонятно, неинтересно, не важно.
Изоляция!
Вынужденная изоляция человека с ограниченными возможностями.
Карантин поневоле!
Многие власть имущие и зажиточные граждане после поездок за границу вынужденно отправились на карантин. Ни на работу сходить, ни с родственниками и друзьями пообщаться. Даже в магазин за продуктами нельзя. Про клубы, рестораны, фитнес-центры и прочие тусовочные места даже не говорю. Они попросту не работают. Их закрыли в принудительном порядке, обрекая мелкий бизнес на вымирание. Но, что бизнес, если коронавирус угроза человечеству?
И вот теперь все мы на карантине. Страны, города заперты в ограниченном пространстве жилищ. Хочется верить, что среди вынужденных арестантов окажутся те, кто прозреет, кто сможет излечиться от поразившей чиновников слепоты и глухоты. Надеюсь, те, от кого зависит куда больше, чем от простого работяги, весь год копившего деньги на поездку в Италию, обратят внимание на людей, вынужденных не в силу обстоятельств или собственной глупости соблюдать изоляцию, а находящихся в четырех стенах по болезни.
Да-да! Я о депутатах, оппозиционерах всех мастей и тех, чье слово может быть услышано куда быстрее, чем «вопиющий глас народа».
Надеюсь, после двухнедельной изоляции хоть у кого-то из вас зашевелится в голове мысль: а как же там выживают эти инвалиды, эти лица с ограниченными возможностями, если я уже через несколько дней сидя в четырех стенах готов выть диким зверем и бросаться на всех от тоски.
А, правда, как?
Глава 1. О том, что важно далеко не каждому
Как не сойти с ума в изоляции, когда все книги из домашней библиотеки прочитаны, от «читалок» рябит в глазах, фильмы пересмотрены, а по телевизору, военными сводками, новости о распространении вируса, растущем числе заболевших и умерших от страшной заразы, и пока никакой надежды на скорое завершение всего этого кошмара?
Сказать?
Расспросите тех, кто вынужден находиться на карантине не жалкие две недели, а месяцы, годы, целую жизнь!
Меня спросите!
Когда осенью 2012-го после лёгкой пешей прогулки впервые отказали ноги, я поняла, что прежней моя жизнь уже никогда не будет.
Оказавшись в инвалидном кресле и сутками напролёт рыдая от страха, неизвестности и отчаяния, я не понимала, где берёт силы жить дряхлая старушка на ходунках, соседка по больничной палате. А она день и ночь «окучивала» меня как хрупкий цветок, уговаривала, успокаивала, объясняла, что жизнь не закончилась, а только началась.
Я её тогда не понимала. Осознание правоты умудрённой опытом пожилой женщины пришло гораздо позже. Лишь спустя время до меня дошёл смысл её слов. И надеюсь, мой опыт поможет другим иными глазами взглянуть на «карантин поневоле».
Мне повезло! Я попала в палату к очень опытному неврологу – Наталье Александровне. Не устану благодарить её за профессионализм, доброту, за терпение и снисходительность. Сколько времени она потратила на то, чтобы разъяснить мне результаты обследований. Как уговаривала не сдаваться! Сколько перепробовала способов вернуть ногам чувствительность! И ведь получилось!
Да, сезонные обострения случаются минимум два раза в год. Когда я жду ухудшения, то стараюсь заранее взять направление в стационар, зная, что дома с болезнью не справиться. В приёмном покое меня уже узнают:
– Ну, что? Прибыла к месту постоянной прописки? – шутит медрегистратор, оформляя историю болезни.
Хорошо, когда поступаю планово. Всегда знаю, чего ожидать. А когда экстренно? Бывало у меня и такое. Как-то попросила свозить меня в гипермаркет за продуктами. С утра чувствовала необычайную лёгкость. Ещё сказала родным:
– Пока полегчало, везите. Кто знает, когда мне опять поплохеет.
Приехали. Покатались по рядам. Собрали тележку продуктов. Чувствую, плывёт всё перед глазами. Только, что успела сказать… Завертелся потолок. Темнота перед глазами. Ледяной пот. Нашатырь.
Пришла в себя, а ног не чувствую. Скорая. Экстренное поступление в стационар. На этом мои поездки по магазинам и закончились.
В тот раз я попала не к своему доктору. Но, спасибо ей, узнав, что мой лечащий врач Наталья Александровна, созвонилась, поспрошала.
На этот раз ноги пошли, но чуда я больше не жду. Знаю – будет только хуже. Моё заболевание нельзя вылечить, можно только стабилизировать, и то на время. Я потом ещё много раз попадала к Наталье Александровне в палату. И всякий раз она находила для меня такие нужные и такие важные слова – те, что придавали сил, что заставляли верить в себя.
…Выписавшись из больницы после первого обострения, я какое-то время ещё надеялась на лучшее. Но…
Прошло чуть больше полугода, и мне пришлось уволиться с работы. Не потому, что мне не нравилось или мало платили. Должность меня полностью устраивала. Но я ушла. Добираться на работу и обратно для меня стало пыткой.
Я уже говорила, что молодёжь неохотно уступает место в транспорте даже пожилым людям? А когда видят, если видят, конечно, женщину средних лет, то и мысль не шевельнётся, что, возможно, нужно встать и усадить человека старше себя по возрасту. Куда там… Смартфон наше всё!
Организация, где я работала, находилась на окраине города. Не так чтобы и далеко от моего дома, но без малого час в душном переполненном автобусе. Стоя. Каждый день, добравшись на работу, я до обеда пыталась собрать себя в кучу и заняться делами. Потом, вместо перерыва и до самого вечера навёрстывала то, что не успела сделать в первой половине дня. Когда возвращалась домой, у меня не оставалось сил даже поесть. Какой ужин? Вам его ещё и приготовить? Забудьте про это! Сами о себе позаботьтесь, мне бы до постели доползти.
Обезболивающие стали исчезать из ящика с медикаментами быстрее, чем таял посеревший снег в тёплый весенний день. Поднять себя утром и заставить идти на работу с каждым днём становилось всё сложнее. Попытки добраться куда-либо превращались в непреодолимую полосу препятствий. Здоровье ухудшалось с такой скоростью, что вечером я не могла с уверенностью сказать, встану ли утром. И вот однажды, после сорока пяти минут в битком набитом пассажирами автобусе, я мешком вывалилась на остановку. В буквальном смысле вывалилась. У меня хватило сил только сделать несколько шагов к выходу. А дальше… Метелики перед глазами, жгучая боль в позвоночнике, падение в темноту и… Здравствуй, тротуар!
Да, я упала. Хорошо ещё потеря сознания оказалась кратковременной, какие-то секунды. Холодный, пронизывающий ветер быстро привел в чувство. Хотела подняться, да не тут-то было. Я не ощущала ног. Совсем. Честно, до сих пор удивляюсь, как тогда ничего не сломала?
– Вы поглядите! Ещё только утро, а уже нажралась! С виду приличная женщина. А на деле – пьянь. Тьфу! – обходя меня, пробурчала не в меру упитанная дама и, наступив на край моей юбки, животом потеснила пассажиров задней площадки автобуса. Да так! С передней площадки на остановку посыпались только что с трудом втиснувшиеся туда работяги.
Спасибо двум военным, отказавшимся от идеи садиться в переполненный автобус. Они мне и помогли. Подняли. Отряхнули. Усадили на остановку. Позвонили на работу и в скорую. Как умели, успокаивали мою истерику, вызванную оскорбительной репликой. Убеждали в том, что они-то видят истинную причину, а те, кто поверил навету недалекой станичницы, просто глупцы. Дождались врачей, и только сдав меня им с рук на руки, уехали по делам.
После очередного «отдыха» в больнице, получила направление на врачебную комиссию.
Прохождение специалистов в поликлинике – то ещё удовольствие. Но как туда добраться, если ноги не ходят? Да, чувствительность восстановилась, правда, не в полном объёме. Но отважиться выйти из дома на постоянно немеющих ногах с риском свалиться где-нибудь, и хорошо, если не под колеса проезжающего транспорта?
Ну, нет!
Надо было срочно искать выход.
Мне повезло.
У соседей машина и престарелая мама, решившая, во что бы то ни стало, пройти всех специалистов именно в то время, когда мне назначили комиссию. Так что, посовещавшись с соседями, записала на прием ко всем докторам и себя, и её. Сосед безропотно возил нас в поликлинику и радовался, что на пару-тройку часов у его тёщи появлялись «свободные уши» и он мог отдохнуть, от безмерно любившей поговорить матери жены.
Постепенно я привыкала к новому положению и необычному статусу. И хотя глаза наполнялись слезами всякий раз, когда меня в инвалидном кресле везли на консультацию, обследование или процедуру, я осознавала, что, как бы не сопротивлялась, как бы не отрицала нынешнее состояние, рано или поздно мне придется столкнуться с необходимостью приспосабливаться к новой жизни.
Надеясь на лучшее, готовься к худшему.
Кажется, английская поговорка. Или нет? Не помню точно…
Вы только не подумайте, я не плачусь в жилетку и не пытаюсь вызвать сочувствие. Уже давно смирилась, хотя раньше себя жалела. Потом поняла – я сама загоняю себя жалостью туда, куда все мы рано или поздно успеем. А мне еще столько нужно сделать, написать, рассказать…
Нет смысла хныкать!
Надо действовать!
А когда начала занимать руки и голову интересными и пока неведомыми мне техниками рукоделия, на меня снизошло озарение: помимо того, что это красиво, творчество имеет еще и лечебный, терапевтический эффект.
– Монотонная работа успокаивает,
– Улучшается мелкая моторика пальцев, что, к примеру, для меня очень важно,
– Притупляется головная боль, да и любая другая. Создавая красоту, я забываю о ней, отвлекаюсь,
– Мыслительная активность улучшает кровоснабжение мозга.
Единственное, про что постоянно приходится помнить – это зрение. Перенапрягать глаза – опасная затея. Стараясь отвлечь мысли, можно невольно навредить здоровью. А оно и так не блещет, увы. И, конечно, не стоит забывать о спине – долгое сидение, склонившись над работой, тоже не желательно. Необходимо делать перерыв.
Думаю, понятно, какое именно лекарство от тоски и изоляции я выбрала.
Так что, с недавних пор инвалидность для меня не приговор.
Можно, конечно, сидеть, горевать, оплакивать тяжкую долю, лить слёзы об утраченном здоровье. Но лучше использовать высвободившееся время, эту непрошенную возможность, на полную катушку.
Я выбираю второй вариант.
А ты?
