Мила Дрим
Золотая Орда. Освобождение
Тимур
Получив сообщение: «Мы у мамы. Все хорошо. Береги себя. Мы тебя любим», ответил: «Я вас тоже».
Положил телефон в сторону, ощущая внутреннюю тревогу. Слишком короткое было смс, видимо, что-то случилось, но Камила не хотела об этом говорить. Ладно, если это что-то очень серьезное, то братья известят меня. Но так как от них не было – ни звонка, ни сообщений, можно было немного расслабиться.
– Ты давно знаешь Мурата? – спросил Рустем, располагаясь на разложенном диване.
– Да, мы с ним в Самаре вместе начинали, сразу после армии. Он старше меня на 15 лет, его опыт очень пригодился мне, а мои навыки – ему. Когда мы приехали в этот город на Волге на старой «девятке», мы никого не знали, и нас никто не знал. Потом, мы помогли одному коммерсанту, и он любезно согласился сотрудничать с нами, и подтянул своих коллег. Так началась наша веселая, полная приключений, жизнь, пока вас не прогнали с детдома. Я решил отойти от этих дел в Самаре, оставляя на Мурата бизнес. В общем, мы ничего друг другу не должны, кроме хороших отношений и взаимоуважения. Ну, ладно, давай покемарим.
Я швырнул одну подушку Рустему, а сам удобно устроил голову на другой. Закрывая глаза, я увидел улыбающуюся жену и незаметно для себя улыбнулся сам.
Мы проснулись через 3 часа – хозяйский топот Мурата как бы невзначай, разбудил нас. Он принес огромный поднос с пловом, большими кусками мяса и головками пареного чеснока. Аппетитный аромат заполнил собой комнату.
– Просыпайтесь, гости дорогие, сам готовил для вас – сам зарезал, сам приготовил, – пробасил хозяин дома. Он широко улыбался, излучая хорошее настроение. Сейчас, Мурат создавал впечатление домашнего и родного человека, который, наконец-то, дождался своих дорогих гостей. Для своего пятого десятка, он двигался весьма грациозно. Его широкие, мозолистые ладони выдавали в нем богатырскую силу. Люди, пожимавшие ее, проникались уважением практически мгновенно, хотя Мурат никогда не жал руку слишком сильно.
– Сейчас немного покушаем и пойдем – покажу свою конюшню.
– Отлично, – я довольно улыбнулся. Я достал из сумки конскую колбасу и вручил ее Мурату со словами:
– Ты давно хотел попробовать.
– Ай, спасибо. Как теперь я своему коню в глаза смотреть буду? – засмеялся хозяин дома.
– Все бывает… – начал я, а закончил эту фразу вместе с Муратом:
– В первый раз!
Мы рассмеялись и принялись за плов.
Камила
Я долго не могла заснуть – впервые за эти месяцы я ночевала не в нашем доме, а в квартире мамы. Да, я могла уехать – и там мне было бы комфортнее, легче… Но я не смогла оставить маму одну.
Стоило мне только взглянуть на нее – такую слабую, одинокую, как мое сердце сделало выбор. Я боялась за нее, боялась потерять и ее. Странное предчувствие не покидало меня. Я хотела быть с мамой, и, как и прежде, быть для нее поддержкой. В тот миг я свято верила, что сильнее, чем раньше. Что у меня хватит сил.
Я продолжала быть наивной…
Еще днем Азамат, не вдаваясь в подробности, привез две пачки денег – на похороны родственников. Дядю, как этнического мусульманина, должны были хоронить уже завтра, ну а моего папу, как христианина – на 3 день.
У меня еще было время, чтобы решить – идти ли мне на его похороны. Возможно, кому-то казалось шоком – как это, не пойти на похороны родного отца? Но что-то подсказывало мне, что все это может плохо закончиться. Страшная догадка, что от охватившего горя, я могу потерять там ребенка, прошлась по моему телу ледяной волной. Звучит ужасно, но я уловила запах смерти – парализующий, на фоне которого стало все меркнуть. Мне стало столь страшно, что малышка, почувствовав мое состояние, начала буянить в животике – она стала активно вертеться и толкать меня, вызывая еще больше беспокойства. Я не знала, как успокоиться и успокоить мою дочку. Мне нужен был Тимур, его родной голос, его бережные объятия. Как я нуждалась в нем! И была так близка, чтобы позвонить ему. Я с тоской посмотрела на темный дисплей телефона. Но нет, у меня хватило силы воли оставить эту затею. Я справлюсь.
Вспомнив какую-то молитву на арабском, я стала монотонно повторять ее, пока, наконец, не заснула.
Я проснулась от телефонного звонка, разбившего раннее утро на осколки. Еще до того, как мама взяла трубку, я чувствовала – случилось что-то страшное. Я не ошиблась. Следом послышалось рыдание матери – истошное, завывающее, столь сильное, что даже Наиль и Ильнур выбежали из зала на ее плач.
Я села и, свесив ноги, попыталась набраться сил, чтобы подняться и принять ту новость, которую должна была вот-вот сообщить мне моя мама. Тяжело вздохнув, я наконец-таки встала и направилась прямиком на мамино рыдание.
– Мам? – позвала я ее, застыв на пороге кухни.
Она обернулась, окидывая меня взглядом, полным невыразимой боли.
– Маша родила мертвую дочку, – произнесла мама.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Тимур
Моим глазам предстала новая конюшня с деревянными стойлами и чёрный, как смоль, жеребец, который буквально упирался ушами в потолок.
– Это то, что я думаю? – восхищенно обратился я к довольно улыбающемуся Мурату, давая ему возможность самому похвалиться и сказать заветные слова.
– Да! Это ахалтекинец! Буквально на днях привезли. Хочешь? Подарю!
– Ай, Мурат, спасибо, конечно, но у меня нет – ни конюшни, ни времени ухаживать за таким красавцем, – я благодарно улыбнулся, гладя по морде жеребца.
– Смотри, мне ведь не жалко!
– Я знаю.
– Хорошо, тогда пойдем в баню, я знаю, ты не любишь время зря тратить, но мы с тобой давно не виделись, поедешь отсюда – свеженький, отдохнувший, силы тебе еще пригодятся и чистый разум тоже.
Баня был скромная, но очень уютная – топилась по-чёрному, веники, можжевельники и бочонок с холодной водой для закалки. Несколько часов мы вспоминали наши многочисленные приключения за тот короткий период, где-то смеялись, где-то грустили. Вдоволь напарившись и опустошив самовар, мы пошли на боковую. В этом регионе было теплее, чем у нас, и по ночам уже стрекотали сверчки.
– Во сколько встанете? – спросил Мурат.
– В 4—5, хотелось бы к обеду быть на месте, – ответил я.
– Хорошо, я приготовлю вам завтрак, чтобы вы голодными не ехали, и на обратном пути, тоже заезжайте, пожалуйста, я буду рад вас видеть. Мой дом для вас всегда открыт.
В 4 часа заиграл будильник. Похоже, Мурат совсем не спал, потому что, сразу после звонка будильника, он уже зашел с подносом в комнату.
– Давайте, не обижайтесь за скромный завтрак, – сказал он, – чем Бог послал.
– Ты что, Мурат, нас так дома не кормят, – улыбаясь, заметил Рустем.
– Точно, – поддержал я брата, отламывая теплую лепешку.
Около часа Мурат со своими бойцами провожал нас по трассе. На очередной заправке мы попрощались и поехали дальше.
Мы заехали в город – миллионник. Мои наручные часы показывали час дня. На первом же посту в нашу сторону выбежал сотрудник ГИБДД. Подняв свою «волшебную» палочку, указал мне на парковку. Я приспустил окно, доставая с бардачка документы на машину.
– Старший лейтенант Мартынов, предъявите, пожалуйста, документы, – будто разжевывая резину, произнес он.
Я протянул в окно документы, запоминая номер значка старлея.
– Куда едем?
– В гости.
– Надолго? – серые глаза выдавали непонятный интерес.
– Как получится.
– Сейчас проверим ваши номера, и поедете дальше, – Мартынов направился к зданию поста.
Рустем посмотрел на меня и сказал:
– Это то, что я думаю?
– Вероятно, нас ждут, – я набрал на телефоне номер. – Алло, Виктор, доброго дня.
– А, Тимур, – послышался доброжелательный и уставший голос, – добрый. Чем обязан?
– Да брось ты, мы же свои люди, – рассмеялся я, – я заехал к вам погостить, но на посту светлячки остановили. Документы проверяют. Хотел поинтересоваться – Болгарин в теме?
– А что у тебя на Болгарина? – оживился мой собеседник.
– Хотел на чай к нему зайти, но неподдельный интерес на посту создает плохое впечатление о гостеприимстве.
– Сейчас узнаем.
Я отключил звонок и перевел взгляд на Рустема – тот, сверля глазами, смотрел вперед, в сторону поста. Прошло несколько минут. Старлей так и не появился. Зато, появились менты.
– Что-то долго они сегодня, – заметил Рустем, по-акульи улыбаясь.
КАМАЗ с омоновцами перекрыл выезд из парковки, и они в своей «крутой» манере вывели нас из машины, заламывая нам руки.
– Руки на капот! Ноги – шире! – пиная по ногам, кричали люди в масках.
Камила
Я уже не могла сдержать слез. Привалившись к стене, в момент лишенная всяких сил, я заплакала. Это была одна из самых страшных новостей за всю мою жизнь, окончательно выбившая меня из мнимого спокойствия. Я снова была слабой, бесполезной, не способной что-либо изменить. Бедная, несчастная малышка. Мое сердце оплакивало ее, плача горькими слезами безысходности.
– Горе – то, какое, горе, – раздался у входной двери голос тети Оли и тети Ани – они завывали в унисон.
– Будто проклятие какое-то, – заметила тетя Оля.
Мама, рыдая, лишь кивала головой. Она была в ужасном состоянии – истеричном, почти сломленном – ее руки, голова, тряслись, лицо посерело. Моя мама выглядела еще хуже, чем тогда, когда умерла бабушка. Казалось, еще чуть – чуть, и ее хватит сердечный удар. Я, застывшая от ужаса, не могла пошевельнуться – просто приросла к месту. Что делать, как быть?
– Бедный ребеночек, – запричитала тетя Аня, – а что случилось? При родах погиб или еще в утробе?
– Вот так беда, три гроба у вас, – качая головой, произнесла тетя Оля.
Внезапно, три пары глаз устремились на меня – мама, тетя Аня и тетя Оля. Они смотрели как-то странно, непонятно, но дрожь страха прошлась по моему позвонку, когда я, наконец, поняла, что значил их взгляд – они, сами того не осознавая, передали в нем свое опасение, что следующей жертвой будет моя дочка. Будто эта волна горя зацепила не всех, и пришел и наш черед. Словно этих трех смертей было недостаточно.
Я была слишком чувствительна, слишком ранима и уязвима – особенно теперь, беременная и без Тимура.
Я инстинктивно обхватила свой вмиг окаменевший живот руками, пытаясь защитить мою дочь, сберечь ее жизнь. Мои ноги задрожали, сердце, до этого словно замершее, начало бешено стучать – все громче и громче, оглушая, истощая и без того мое ослабшее тело и разум. Меня замутило, и мне показалось, что я упаду в обморок.
– Камила? – позвала то ли тетя Аня, то ли тетя Оля.
– А? – сорвалось с моих пересохших губ. Чья-то рука коснулась моего левого плеча.
– Говорю, на похороны к отцу с кем поедешь?
Я попятилась назад и уперлась спиной в кого-то из братьев – никто другой не смог бы стоять столь близко ко мне. Мой живот снова сжало тугим обручем – и я еще сильнее обняла его.
– Я не поеду, – выдохнула я.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Тимур
Мою машину обшмонали, выкладывая из нее наше добро на асфальт.
– Богатый улов нынче! – протянул один из бойцов.
– Куда едем? С таким багажом, – поинтересовался другой боец, ударяя меня по голове рукоятью пистолета. Характерный звук соприкосновения металла и черепа показались мне до боли знакомыми. Хотя боль была реальной.
– В гости пригласили, – ответил я, – но я вас в списке приглашенных не видел – мы ведь девочек не приглашали.
Еще один удар по голове подкосил мои колени, а моя щека поползла вниз, по капоту.
Рустем выругался, но поймал удар прикладом по спине на полу – фразе.
– Да вы герои! Или идиоты, – усмехнулся омоновец. И его самодовольная улыбка просматривалась даже через черную маску. У одного из бойцов запищал телефон.
– Да, слушаю, – чуть отстранившись, ответил он на звонок. – Полный комплект. Даже приправлять не пришлось. Хорошо, едем. В машину их!
Наши руки за спиной сковали браслетами, и бесцеремонно втащили меня и Рустема в обезьянник КамАЗа. Нас катали около часа. На своей спине я ощущал ноги бойцов, которые, время от времени, проверяли ее на прочность своими каблуками.
– Вот и приехали, гости «дорогие»! – заорал один из омоновцев над моей головой.
– Не переживай, мы много не едим, – процедил я.
– Ты у меня, сука, будешь асфальт жрать! – пальцы схватили за волосы и швырнули меня с КамАЗа на асфальт.
Не успел я откатиться в сторону, как ко мне «присоединился» Рустем. Нас, держа под руки, повели в какое-то заброшенное помещение и пристегнули наручниками к трубам. Видимо, здесь регулярно принимают «гостей», потому что на кафеле еще виднелись свежие кровавые разводы. «Значит, мы прибыли по верному адресу», – подумал я.
Бойцы не спешили уходить – вероятно, кого-то ждали. Они время от времени подходили к нам и оказывали нам свое внимание кулаками и прикладами автоматов. Тело ломило, и суставы начали затекать от неудобной позы. Знай, они Рустема, пристегнули бы его понадежнее. Но я не стал давать им такие рекомендации. Рустем по-братски проявлял терпение, поглядывая на меня и ожидая сигнала. Наконец, услышав сигнал в наушниках, омоновцы ушли.
Металлическая дверь, издавая гул, распахнулась. На пороге стоял человек средних лет. Он был в очках, в дорогом, деловом костюме. Окинув помещение холодным взглядом, мужчина шагнул внутрь.
«А он сильно изменился», – подумал я, разглядывая человека своим подбитым глазом.
Его хорошо охраняли. Многим он перешел дорогу. И, видимо, столь вошел во вкус, что решил проделать это и со мной.
– Тимур, что случилось? – саркастично вопросил мужчина, аккуратно присаживаясь на корточки передо мной. Его ребята встали рядом, по бокам от своего шефа, разглядывая меня так, будто это не они приложили к этому руки и приклады.
– Сквозняк, надуло, да и мебель неудобная, – сидя на кафеле, ответил я.
– Ну, вот мы и встретились, ты, кажется, ко мне ехал?
– Спасибо, что встретил, твои ребята знают толк в «гостеприимстве».
Мои руки все еще были скованы, но Рустем, уже не привлекая к себе столько внимания, воспользовался предоставленной ему возможностью. Я улыбнулся Болгарину – в этот же миг скоба от наручников пронзила глотку стоящего справа от него охранника, с хлюпаньем вырывая ему кадык.
– Черт! – крикнул второй, пытаясь вынуть ствол из кобуры, однако я подсек его ногами, и выстрел пришелся в потолок. Болгарин попытался убежать, его ждал сюрприз – я уже стоял на его пути.
Рустем засунул пистолет в глотку пока еще живого охранника столь глубоко, что выстрел получился приглушенным, но первый выстрел, все же, был услышан снаружи.
Омоновцы, бросая свои сигареты, ринулись в нашу сторону, попутно натягивая маски.
– Прикажи им залезть в обезьянник КамАЗа, – произнес я, держа ствол у левого глаза Болгарина. Я подвел его к окну так, что бы было видно лицо Болгарина. Рустем же встал у двери с трофейным пистолетом.
– Тихо всем! – крикнул Болгарин. – Слушай сюда!
Бойцы замерли, а Болгарин стал повторять мои указания:
– По одному подходим к КамАЗу, кладем оружие, маски, ножи, патроны – все на асфальт. Поднимаем руки, заходим в обезьянник. Кто дернется – замочим.
– Молодец, хорошо получается, – мой пистолет еще сильнее вдавился ему в глазное яблоко.
– Так, первый пошел, – продолжал повторять мои приказания Болгарин. Пот выступил на его лбу. Он заметно нервничал. А ведь это было только начало.
Но никто из бойцов не послушал Болгарина.
– Похоже, они не совсем идиоты, – сказал я Болгарину в ухо, – теперь, они будут желать твоей смерти.
В подтверждение этому последовал раздавшийся выстрел в сторону окна прямо у головы недавнего хозяина положения.
– Они тебя «любят», – теперь уже издевался я. – Даже если твоим бойцам удастся ликвидировать нас, ты будешь – следующим, потому что иначе, ты сам закажешь их, и все это понимают. У нас есть две гранаты, три ствола, как ты видел – патроны нужны не всем. И два твоих трупа. Ты отдаешь мне 100% ВСЕХ своих активов.
– Я знаю, что такое 100%, – ответил Болгарин злым голосом. – Вас все равно грохнут.
– Тогда о чем ты так переживаешь? И это еще не все. Ты мне сдаешь Гуся. И тогда, может быть, ты останешься жить. Повторюсь – твои ребята ждут твоей смерти. И даже если они грохнут меня, тебя они тоже грохнут.
Пока я беседовал с Болгарином, Рустем начал приготовления. Он снял бронежилеты с трупов, один из них – дал мне. Брат подтащил трупы к двери и ждал моей команды.
– Так ты согласен или убить тебя прямо сейчас? – прокручивая дуло в глазнице Болгарина, поинтересовался я.
– Да, да! Да, твою мать! – обреченно закричал он.
– Хорошо, – я улыбнулся, – попытка номер два.
Я повысил голос:
– Эй, девчонки, хотите живыми домой вернуться?
– Ты кого девчонками назвал, урод? – послышался голос прямо за стеной.
Еле уловимый хруст камней под подошвой омоновца повлиял на мое решение. Одна граната была у меня, вторая – у Рустема. Я выдернул чеку, показывая брату сигнал. Болгарин побледнел, отползая в угол. Рустем взвалил на себя труп окровавленного бойца и приготовился. Я кинул гранату в разбитое окно.
– Граната! – послышался крик снаружи.
Вторая граната вылетела в коридор, лишая возможности укрыться. Взрывы от обеих гранат прозвучали одновременно. Два периметра были очищены. Рустем выбежал из комнаты, добивая раненых и получая пули в наброшенное на себя мертвое тело.
Я выбежал следом, подхватывая оружие убитых бойцов. Мой брат показал 4 пальца. Мертвых считать я и сам умел. Осталось 4 человека. И, видимо, они не хотели сдаваться.
Внезапно, КАМАЗ завелся, и со скоростью врезался во входную дверь, затрудняя нам выход. Рустем положил перед собой труп и залег в дверном проеме. С водительского места спрыгнули двое – и спрятались за колеса машины.
Я подал брату автомат, подобранный мной секундами ранее и вернулся в пыточную камеру. Глаза Болгарина бегали по стенам, его лицо выдавало неподдельный интерес к бегству.
– Не вздумай бежать, – как топором в лоб, прорычал я.
Болгарин дернулся, как в припадке. Он понял, что я его легко раскусил.
Жить он хотел. Тварь.
Я выбежал в коридор, на ходу одевая наушники (тоже снятые с трупа). Частоту никто не менял, и мне было слышно, что замышляют пока еще живые бойцы. Увидев меня, Рустем улыбнулся – на нем тоже были наушники.
Они не ожидали, а мы просекли их. Двое охраняли вход, а двое – проникли в здание. Их-то я и намеревался встретить. Сняв брючный ремень с мертвого бойца, я подвесил его за шею на дверь, а сам встал с другой стороны. Перекличка, видимо, уже была, и они знали, кто из них убит. Мне предстояло ввести их в заблуждение.
– Мы внутри с северной стороны.
Спасибо, теперь знаю. Либо они там, либо – с противоположной стороны, так как могли догадаться, что мы их слышим.
Двое по-прежнему охраняли вход – об этом свидетельствовал Рустем – он показал мне, что все в силе. Понятно. Пишем под диктовку.
Трупик, толкаемый моей ногой, раскачивался на двери. Часами ранее ногой толкал мою спину он. Парадокс.
Я сидел наготове, направив ствол в сторону прикрытой двери. Тот, кто ее откроет, в первую очередь, будет стрелять по чучелу, приняв его за живого. Так и случилось. Дверь резко распахнулась, и автоматная очередь изрешетила уже мертвое тело. А два моих выстрела с полулежачего положения, прострелили черепушки шустрых бойцов. Вот такая неожиданная ожиданность случилась с ними.
Осталось доиграть пьесу до конца.
– Все, концерт окончен, все чисто, босс мертв, – раздалось в наушниках моим голосом.
Рустем ждал. Из-за машины, крадучись, передвигались двое. Брат встретил их, расстреливая из-за автомата последних бойцов в упор. Кто-то мог еще затаиться, поэтому мы выжидали еще около получаса. Поспешишь – в гроб угодишь. Но все оказалось чисто. Это были не омоновцы, а наемники, которые выполняли самую грязную работу на разные организации.
Болгарин, сидя на заднем сиденье, подписывал дрожащей рукой папку с документами. Вид из моего джипа открывался на живописное русло полноводной реки, по которому шли яхты и пароходы. Красота.
– Ну, жить-то не передумал? – спросил я Болгарина, когда тот подписал последний документ. От моих слов мужчина дернулся.
– Спокойно, я не хочу тебя убивать, – я улыбнулся. – Пойдем, выйдем, подышим воздухом.
Я вышел наружу, как бы «случайно» оставляя пистолет на своем сиденье. Рустем, усмехаясь, вышел следом за мной.
Болгарин вышел из машины, направляя пистолет в мою сторону.
– Если опустишь пушку, останешься жив, – ровным голосом пообещал я.
– Сдохни, – нажимая на курок, ответил Болгарин.
Камила
Ильнур протянул мне бокал с чаем. Я, благодарно качнув головой, приняла напиток. Уставившись невидящим взором прямо перед собой, я начала медленно пить теплую, сладкую жидкость. Вот уже как два часа я была дома, и все это время сидела так – боясь уйти в спальню и остаться в одиночестве. Потому что мне было страшно, что что-то случится. Очередная потеря.
– Надо поесть бы, Камил, – произнес ласковым голосом Наиль.
– Да, – я вздрогнула, – в холодильнике пельмени есть, сварите себе.
– Да мы-то поедим, но и тебе надо покушать и племяшку нашу покормить, – сказал Ильнур, окидывая меня внимательным взглядом.
– Я что-то не хочу, – я откинулась на подушку – так спину тянуло меньше.
– Через не хочу, – черноглазый красавец перевел взор на брата, – Наиль, свари на четверых.
Мы ели прямо в комнате – здесь было наиболее комфортно для меня. Пельмени были вкусными, но я смогла съесть лишь треть. Не было ни сил, ни желания. Ела ради дочери. Она должна жить. Вот что стучало в моем воспаленном разуме.
Я в очередной раз бросила взгляд на свой телефон. Да, я ждала смс от Тимура. Простых слов. Хотя бы одно словечко. Сердце наполнилось тревогой. Все ли в порядке с моим любимым? Жив ли ты, мой родной? Слезы подступили к моим глазам.
Не выдержав, я обратилась к братьям:
– Тимур или Рустем не звонили?
– Рустем звонил, – одаривая меня сверкающей улыбкой, произнес Ильнур, – у Тимура что-то с телефоном, передавал тебе – хорошенько есть и не волноваться, он приедет, как обещал.
Я с подозрением посмотрела на брата.
– Не веришь? – он выразительно изогнул брови. – Вот приедет – спросишь у него сама.
Я благодарно улыбнулась Ильнуру. Я хотела верить ему.
Я обняла тимурину подушку и глубоко вздохнула, втягивая в себя аромат моего мужа. На миг, мне почудилось, что он обнимает меня. Такая сладкая, но нужная иллюзия. Я так скучала по любимому, я считала секунды до нашей встречи.
Лежать на спине было неудобно – малышка сдавливала мои органы, и я частенько стала испытывать нехватку воздуха в таком положении. Я перевернулась на правый бок, утягивая подушку за собой. Мой взгляд уперся в темную стену. И снова, мысли об умерших, стали оживать во мне.
Папа. Я не могла до конца принять этот факт, что его больше нет. Я просто не верила. Неужели мое позитивное ожидание будущего оказалось выдумкой? Я тяжело вздохнула, вспоминая слова отца. Папа с энтузиазмом обещал мне, что будет гулять с внучкой в парке, что будет очень-очень рад ее появлению. В моей памяти всплыл тот момент, как отец купил на свои заработанные деньги пакет фруктов для меня, когда я лежала в начале беременности на сохранении. Как заботился обо мне – как никогда раньше. Тогда я думала, что мы оказались сильнее того пьяного прошлого, что мы одержали победу. Папа, ты ведь обещал!
Я зарылась лицом в подушку – рыдая от нахлынувшей духовной боли. В те минуты я была снова одинока, и лишь моя малышка, толкающая меня изнутри, напоминала мне, что это не так.
Моя малышка.
Каково моей сестре, потерявшей дочь? Носить все 9 месяцев под сердцем – и потерять ребенка? Я еще сильнее заплакала, сострадая ее горю. Мне снова стало страшно за свое дитя.
– Пусть моя дочь живет. Господи, пусть живет, – молясь всей душой, шептала я.
Среди ночи я проснулась от того, что у меня скрутило живот. Может, несварение желудка, наверное, пельмени были жирными. Или, просто от нервов?
Но, когда я в шестой раз посетила туалет, ощущая все нарастающий, схваткообразный, пока еще терпимый дискомфорт, до меня дошло – у меня начались роды.
