Мила Дрим
Криминальная любовь
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Словно вор, я постаралась бесшумно открыть входную дверь.
Странное желание, ведь это был мой дом, в котором я жила последние шесть лет.
Пройдя в холл, я огляделась по сторонам. В доме было темно. Слабый свет, льющийся со второго этажа, с трудом рассеивал эту тьму.
Все это придавало какую-то скорбную мрачность дому. Как из фильма ужасов. От этого сравнения мне стало еще хуже.
Душа моя заледенела от страха.
Несколько секунд мне потребовалось на принятие решения.
Казалось бы, такое просто – включить свет на первом этаже.
Но мне было страшно. Страх сковывал мои суставы и сжимал внутренности.
Дрожащими пальцами я скользнула по выключателю. Неожиданно яркий свет залил первый этаж. Глазам стало больно – так, будто в них брызнул лимонный сок.
Я проморгалась, а потом заметила разбросанные вещи.
Диванные подушки, опрокинутая ваза, половина журналов, прежде стоявших ровной стопкой, теперь были на полу.
Создавалось ощущение, что за них цеплялись, чтобы удержаться…
Удержаться?
Сердце сжалось от ужасных догадок.
– Мама! – вскрикнула я и помчалась вперед.
В зале было пусто, тогда я завернула на кухню.
Включила свет…
Не сразу я услышала странный звук, похожий на скулеж. На короткий миг мне подумалось, что в дом каким-то случайным образом забрел щенок.
А потом до меня дошло.
Это плакала моя мама. Вернее, скулила от боли.
Ноги сами понесли меня в сторону ванной комнаты. Дверь туда была не закрыта, и потому я увидела самое ужасное, что только могла себе представить.
Отчим держал маму за волосы одной рукой, а другой сжимал ей горло.
Он душил её.
У меня почернело перед глазами от увиденного. Не помня себя, я бросилась на Ганса со всей силы, на которую была способна.
Это подействовало – тот покачнулся и отпустил маму.
Она со стоном упала на кафельный пол. Я не успела посмотреть на её лицо, заметила только босые стопы, потому что в следующий миг отчим отшвырнул меня.
Сил-то у него было куда больше!
И я полетела, как кукла.
Я упала и ударилась глазом и щекой о тумбочку. Боль на несколько мгновений ослепила меня. Казалось, будто тысячи игл пронзили мне голову и странный гул заполнил мне уши.
Ганс посмотрел на меня. Сквозь пелену боли я увидела омерзительную ухмылку, скользнувшую по его холеному лицу. Становилось очевидно, что тот наслаждался собственной властью над нами.
На короткий миг мне показалось, что он переключится на меня, и, Боже мой, часть моего сердца была рада по причине того, что это могло спасти маму.
Я не хотела, чтобы ей было больно. Всем сердцем желая защитить маму, я готова была пожертвовать собой ради её спасения.
Но отчим, кажется, насытился истязанием мамы. Повернувшись боком, он вывалил свой половой орган, и, не стесняясь никого, справил нужду прямо в ванну.
Запах мочи ударил в нос, и меня замутило-затошнило. Сдерживая рвотные порывы, я молилась лишь об одном – чтобы этот монстр ушел.
Слава Богу, это случилось. Покачиваясь из стороны в сторону, Ганс вышел из ванной. Прошло совсем немного времени, и я услышала, как хлопнула входная дверь.
Ушел.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Это только в сладких романах и кино следом должен был появиться мой защитник для того чтобы наказать монстра Ганса.
В реальной жизни этого не произошло.
Несколько минут я глядела прямо перед собой. В конце концов, я впервые увидела этот кошмар. Впервые мне досталось. Наверное, мое состояние можно было охарактеризовать словом, близким к значению «не в себе».
Мамин стон напомнил, что не время разлеживаться.
Превозмогая боль и дурноту, я потащила маму на второй этаж. Она казалась мне такой маленькой и слабой!
Я старалась не смотреть на неё, но случайный взгляд отметил, каким опухше-синим было её прекрасное лицо.
Пока мы преодолевали ступени, в голове моей пульсировал знакомый вопрос.
Когда отчим превратился в монстра?
Ведь был же нормальным человеком. Или не был?
Я пыталась проанализировать, когда появились первые звоночки.
Первый год Ганс был идеальным. Щедрым, внимательным, заботливым. Наверное, поэтому мама согласилась на переезд в Канаду.
Её можно было понять. Ганс ухаживал красиво: дарил цветы, водил на свидания и проявлял отеческую заботу ко мне.
То, чего мне так не доставало.
До сих пор не забыла, как он купил мне перед новым годом зимние вещи… Модные, красивые. Я себя тогда впервые почувствовала привлекательной. Не заморышем каким-то, ходившим в поношенной одежде дочери маминой подруги, а по-настоящему красивой.
Уже через пару месяцев мама оформляла загранпаспорта.
Быть может, все переменилось, когда она родила младших сестер – Таню и Аню.
Тогда Ганс стал часто задерживаться на работе и почти не помогал маме с детьми. Все чаще в голосе его звучали раздраженные нотки. Я тогда списывала это на проблемы на работе. Новая должность обязывала его к еще большей ответственности.
А может, я в силу своего возраста, не хотела верить, что Ганс оказался монстром.
Помню, как мы ночами вдвоем укачивали Таню и Аню на руках. У малышек болели животики от новой смеси. У мамы пропало молоко, и, кажется, теперь я понимала, что причина этого крылась в её переживаниях.
– Вот так, – я повела маму в свою комнату.
Мысли о том, чтобы вести её в спальню, не было. Я уже открыла дверь, как краем глаза заметила стоящую на пороге в детскую сестренку, Таню.
Её огромные васильковые глаза утопали в ужасе.
Бог мой, наверное, я навсегда запомню этот взгляд. Он буквально вспорол мне душу. Она задрожала, захлебнулась от боли.
– Мамочка, – словно добивая меня, раздался дрожащий голосок.
Под своими пальцами я почувствовала, как вздрогнула мама. Я могла только представить, какую боль, теперь еще и душевную, от зова своей младшей дочери, испытывала она сейчас.
– У мамочки сильно заболела голова, – солгала я.
Сестренка недоверчиво глянула на меня.
– Я слышала, как папа кричал.
Заглушая совесть размышлениями о том, что это ложь во спасение, я продолжала врать:
– У папы тоже сильно заболела голова.
– А где он? – в дверях показалась Аня.
Она тоже выглядела напуганной. Губы ее дрожали, по щекам бежали слезы.
– Он вышел погулять, – улыбнувшись, ответила я, и следом мысленно добавила: «хоть бы сдох там».
– Мне страшно. Я хочу к маме, – теперь и Таня заплакала.
– Я тоже, – вытирая кулачком щеку, добавила Аня.
– Мама сейчас выпьет таблетку и будет отдыхать в моей комнате. А я приду к вам и буду читать сказку. Вы же помните, что мы не дочитали про кролика?
– А что с твоим лицом? И глазик красный… – многозначительно произнесла Таня.
Я снова солгала:
– Оса ужалила на работе. Прямо в глаз и щеку. Завтра будет лучше. Идите, я скоро.
Сестренки хоть и с сомнением отнеслись к моему предложению, но не стали выказывать несогласия. Словно понимая, как тяжело мне сейчас, они вернулись в детскую.
Я завела маму в свою комнату и уложила на кровать. Мама не сопротивлялась. Только тихонько всхлипывала. Предполагаю, что от боли.
Хорошо, что у меня имелась аптечка тут, и не нужно было спускаться вниз. От одной только мысли мне становилось жутко. Покопавшись среди лекарств, я достала маме обезболивающее, которое я часто применяла во время болезненных менструаций.
Мама послушно выпила таблетку и прикрыла глаза.
Я уже заметила, что она избегала того, чтобы смотреть на меня.
– Мамочка, – позвала я.
Голос мой был сдавленный. Рыдания душили меня, но я не могла сейчас плакать.
Мамины ресницы задрожали.
– Мамочка, может в больницу?
– Нет, – побелевшие губы дрогнули, – не нужно. Все пройдет.
– Мам, – я осторожно коснулась её ледяной ладони.
Мама, вдруг, распахнула глаза и устремила на меня взор, полный невыразимой боли.
– Прости, дочка. Это я во всем виновата. Одна только я.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Всю ночь я была на страже.
Как только сестры уснули, я прокралась в свою комнату. Склонившись над мамой, я, затаив дыхание, пыталась понять дышит ли она.
Меня прошиб пот, когда я не сразу уловила её дыхание. Наконец, ощутив его, я медленно осела на пол.
Опустошенная, сбитая с ног, с перевернувшимся миром.
Повзрослевшая.
Рыдания все еще бурлили внутри меня, но даже теперь я не имела возможности плакать – боялась, что этим разбужу маму.
Пусть спит. Так меньше боли.
Конечно же, сама я почти не спала. Мой внутренний контролер был начеку. Если и засыпала, то лишь на короткий отрезок времени.
Нельзя было спать. Потому что монстр мог вернуться.
Он и, правда, вернулся.
Когда входная дверь закрылась, по моей спине поползли ядовитые мурашки. Перестав дышать, я слушала его шаги на первом этаже и лихорадочно размышляла, что буду делать, когда отчим поднимется наверх.
К счастью, этого не произошло. Не знаю, что именно остановило Ганса. Может, интересная передача по тв, звуки которой заполнили половину дома.
Или же нежелание видеть, что он натворил.
Но отчим остался спать внизу.
Под громко орущий тв я погрузилась в дрему. Кажется, это было, когда наступил рассвет, потому что в комнате стало значительно светлее.
Пробудилась я уже ранним утром.
Мама спала, сестры тоже. Я подбежала к окну, и увидела, как отчим, одетый в свой безупречно выглаженный костюм, садился в машину.
Я бросила взгляд на часы.
Семь утра. Точно.
Ганс всегда выезжал в это время на работу. Деловой, успешный, учтивый. Глядя на него, нельзя было бы и подумать, какое чудовище скрывалось за этой внешней показной оболочкой.
Когда автомобиль скрылся из виду, я испытала облегчение. Как-никак, у нас в распоряжении было целых 14 часов. Ганс после работы возвращался ровно в 9 вечера.
У нас было время…
Для чего? Я понять не могла. Одно знала точно – в следующий раз отчим мог просто убить нас.
– Дочка… – в коридоре показалась мама.
О, Господи… Она выглядела ужасно. Её распухшее лицо имело синюшный цвет. Нежная кожа на шее и груди была вся в полопавшихся капиллярах. А еще я увидела красные отметины на мамином горле – следы от рук отчима.
– Я отвезу тебя в больницу, – решительно заявила я.
– Не надо, – мама поморщилась, видимо, от боли. – У меня так уже было. Мне день-два отлежаться надо. А потом станет легче.
– Не станет, – я трясущимися руками схватила телефон и набрала Майе.
– Давай же, возьми трубку, – требовала я, слушая гудки.
Наконец раздался сонный голос подруги:
– Алло?
– Майя! – я стиснула телефон с такой силы, что у меня заныли пальцы.
– Василиса? Только не говори, что расписание поменяли, и надо ехать к восьми. Я такого не переживу.
В её голосе сквозило отчаяние.
Может, я бы рассмеялась умению подруги всё драматизировать, но не этим утром.
– Боюсь, в этот раз не переживу я и моя семья. Если ты не приедешь за нами.
Хоть я не видела, но почувствовала, как Майя подскочила на кровати.
– Что случилось?
– Случилось. Маму надо отвезти в больницу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Я думала, что отвезти маму в больницу станет целым квестом. Что она начнет сопротивляться и искать причины, чтобы остаться дома.
Но странно, мама лишь один раз попросила: «не надо», а потом стихла. Будто у нее совсем не осталось сил.
Хотя почему «будто»? Мне было видно, как сильно она была истощена – в том числе и морально.
Куда сложнее было объяснить сестрёнкам, что случилось с мамой.
Увы, они увидели, как та выглядела…
И ужас, отразившийся в детских глазах, навсегда запал мне в душу.
Пришлось врать, что мама заболела и ей нужно лечиться в больнице. Аня и Таня молча кивали головами, но что-то подсказывало мне, что сестры больше не верили моим словам.
От этого понимания становилось еще горше. Ведь прежде я всегда говорила им, что врать нехорошо, и вот теперь сама же нарушила свои правила.
Успокаивая свою совесть, что я действовала во благо, я начала помогать сестрам и маме собираться в дорогу. Про себя вспомнила, лишь когда обнаружила, что на мне по-прежнему вчерашняя одежда. Я быстро переоделась. На то, чтобы принять душ, не было ни времени, ни уверенности, что это безопасно.
Вдруг Ганс вернется домой прямо сейчас?
На все сборы у нас ушло чуть больше получаса. Я собрала документы, необходимые вещи, кинула в сумку даже наш фотоальбом и пару любимых игрушек сестер.
Затихнув, Таня и Аня молча разместились в машине.
А ведь будь совсем другой повод для этой поездки, они непременно бы обрадовались розовому, такому девчачьему порше!
По пути в больницу мы завезли моих сестер в садик, а потом доехали до медицинского учреждения. Страховка мамы позволяла сделать все необходимые обследования, и вскоре врач изрек вердикт – у мамы было сотрясение мозга, множественные гематомы.
Доктор настаивал на том, чтобы она осталась на лечении.
– А как же Таня с Аней? Как же ты? – сидя в кресле-каталке, на котором её возили из кабинета в кабинет последний час, тревожно вопросила мама.
– Ты о нас не переживай. О сестрах я позабочусь. О себе тоже, – пообещала я.
Глаза мамы наполнились слезами. Она спрятала лицо в дрожащих ладонях и произнесла:
– Прости. Прости, что из-за меня это случилось. Прости!
«Это не из-за тебя, мамочка. Вся вина на этом проклятом Гансе!» – запульсировало мое сердце.
Но понимая, что подобные заявления сейчас заставят маму еще больше нервничать, я ответила так:
– Мама, ты не должна винить себя. Отдыхай. Лечись. Я позвоню тебе. Завтра постараюсь прийти проведать. Самое главное, чтобы ты выздоровела.
Ладони мамы упали вниз. Взгляду моему предстало напуганное лицо.
– Василиса, – сдавленно начала мама, – не ходите домой. Переночуйте у соседей или подруг. Только… Вдруг…
Она не договорила, но я все поняла. Мама боялась, что отчим что-то сделает со мной и сестрами.
– Хорошо, мама. Обещаю тебе – ни я, ни Таня с Аней, не будут ночевать дома.
Я поцеловала маму в лоб. Тихонько, но все равно это, кажется, причинило ей боль.
Медсестра покатила маму в сторону отделения интенсивной терапии. Дождавшись, когда они скроются за дверьми, я пошла к выходу.
Только теперь я не то что шла, а ползла. Ноги мои гудели, голова чуть кружилась, а лицо и глаз больно пульсировали.
Кажется, я начинала понимать, что тоже пострадала от руки отчима.
– Мисс! – окликнул меня молодой доктор, когда я проходила мимо приемного отделения.
Я обернулась.
Кажется, врачом был пакистанец или индус. Кудрявые волосы, смуглая кожа. Для меня они все были на одно лицо, но их отличие не становилось поводом для неприязни.
– А? – испуганно выдохнула я.
Вдруг, маме стало плохо? Сердце сжалось от страха. С холодком в груди я наблюдала за тем, как доктор быстрым шагом шел в мою сторону.
– Мисс. Ваше лицо и глаз. Кажется, вам тоже нужна помощь, – деликатно заметил он.
Я едва сдержала вздох облегчения. Словно наказывая меня, щека больно запульсировала. Может, я бы и согласилась на медицинскую помощь, но моя страховка бы не покрыла эти расходы.
– Благодарю, но я справлюсь.
Я поспешила на выход. Заметила, что Майя, наворачивая круги вокруг своей машины, с обеспокоенным выражением на лице разговаривала по телефону.
Когда я подошла, до меня долетело её неповторимое:
– Вот козел!
– Случилось чего? – щурясь от яркого солнца, я посмотрела на Майю.
Она выглядела одновременно расстроенной и злой.
– Да блин, как нарочно, – её полные губы задрожали, словно она сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Мне надо встретиться сегодня с одним мужчиной. Он ко мне приедет. А я думала, что вы у меня поживете. Что делать, ума не приложу.
– Что за мужчина? – я нахмурилась и тут же пожалела об этом.
Глаз так сильно заколол!
– Который мне купил эту квартиру, – Майя обреченно вздохнула, – я не могу ему отказать.
– Что ж… – только и смогла ответить я.
Я, правда, рассчитывала, что мы останемся у Майи, и вот теперь задачка усложнялась.
– Можно было бы к Алене попробовать, но у нее такие родоки, одна мать чего стоит, загрызет и не поймешь, – размышляла Майя.
– Или просто снять номер в отеле, – добавила я.
– Как вариант, – согласилась подруга.
Я устало вздохнула и запрокинула голову. Слезы обжигали мне глаза, но я по-прежнему боролась с ними.
– У меня кое-какие сбережения есть. Сегодня, может, еще прибавятся, – Майя начала копаться в своей лакированной сумочке.
Не успела я что-то ответить, как рядом послышалось вызывающе громкое рычание. Я обернулась – в двух шагах от меня красовался ярко-красный спортивный седан.
Окно с водительской стороны чуть приспустилось, и я увидела Макса. Он задрал солнцезащитные очки наверх и окинул меня удивленным взглядом.
– Что это с тобой, царевна? – громко вопросил он.
– Гравитация, – саркастически, вспомнив фильм, ответила я. – Моя голова встретилась с тумбой.
– Да какая гравитация?! – вскрикнула Майя. – Говори как есть! Твой друг не помог моей подруге. Вот и досталось ей. А мать вообще в больнице!
Окно еще сильнее опустилось, и я увидела Калаша.
Его взгляд остановился на мне. Давящий, пронзительный.
– Садись в машину, – скомандовал он.
Я усмехнулась и скрестила на груди руки. А Майя продолжила говорить:
– С какого этого она теперь должна сесть к вам? Чтобы вы ее поимели и бросили, что ли? Знаю я вас! Справимся как-нибудь!
Уф! Грубо, но правдиво! Теперь красный авто должен был рвануть вперед.
Для меня стало полной неожиданностью, когда дверь открылась, и Калаш вышел наружу. Ленивой походкой, в которой, впрочем, ощущалась хищная грация. Казалось – любое неосторожное движение, и он бросится на противника.
Калаш подошел ко мне и посмотрел прямо в глаза.
– Поехали со мной, – произнес он.
Уже не скомандовал, а почти попросил.
– Ты не только ее зовешь. На Василисе еще сестры маленькие и избитая мать, – не унималась Майя. – Ты их тоже зовешь или только её одну?
– А ты, смотрю, поболтать любишь? – выходя из машины, подал голос Макс. – Ну давай поболтаем, красотка.
– Хм, я еще подумаю, болтать ли с тобой, – Майя демонстративно закатила глаза.
Макс подошел к ней, тем самым закрывая мне вид на подругу. Теперь мое внимание сфокусировалось на Калаше.
– Поехали, – повторил он.
Я не на шутку разволновалась. Сердце странно запрыгало в груди.
– Скажи, почему теперь я должна ехать с тобой? – ощущая горечь на языке, спросила я.
Калаш наклонился ко мне. Странная, многообещающая улыбка изогнула его губы.
– Русские своих не бросают.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ответ Калаша произвел на меня впечатление и сподвиг на действия, которые прежде я бы назвала безумными.
Словно заговоренная, я подошла к машине и уселась на заднее сиденье. Скользнула дальше и полуприлегла.
Прежде чем закрыть дверь с моей стороны, Калаш окинул меня долгим, задумчивым взглядом.
Что уж он там увидел, понять я не могла. К этому времени мои глаз и голова так сильно болели, что мне было совсем не до того, чтобы анализировать чужие поступки.
– Я за вами поеду! – донесся голос Майи.
Следом раздался громкий голос Макса. Я не расслышала его ответа, потому что Калаш закрыл дверь, но то, что его приятелю понравилось заявление Майи – почувствовала.
Уж очень довольным был его голос.
– Куда изволите? – все тем же довольным тоном уточнил Макс, когда он и Калаш расселись по местам.
– Тут без вариантов. На базу.
– Дом, милый дом.
Машина зарычала еще сильнее, а потом рванула вперед, меня аж откинуло назад, хотя до этого момента я была уверена, что устроилась надежно. В ответ голова еще сильнее заболела.
Пытаясь унять боль, я обхватила голову руками и зажмурилась. Только сейчас до меня дошло, что я тоже могла бы выпить обезболивающее, которое давала маме.
Но этой ночью я совсем забыла о себе.
Желая отвлечься, я устремила взор в окно. Мимо проносились знакомые строения. Торговый центр, парк, а рядом та самая жилая постройка, в одном из домов которых жила Майя… Машина уносила нас все дальше.
Вскоре мы выехали из города и помчались по трассе.
Теперь, вместо зданий, с обеих сторон к дороге подступал лиственный лес. Подобно молчаливым стражам-великанам, деревья растянулись по всей длине, которую мог охватить мой взор.
Создавалось впечатление, что мы оказались посреди зеленого моря, а машина стала нашим кораблем.
Картина, хоть и была красивой, но я почувствовала, как начинаю паниковать.
Город-то, с сестрами и мамой, оставался все дальше!
– Куда мы едем?
– На базу, – ровным голосом ответил Калаш.
– Зачем на базу? На какую базу? – я нервно заерзала на месте. – Может, лучше не надо?
– А что ты предлагаешь? – не оборачиваясь, спросил Калаш.
– Думаю вернуться в город и снять номер на пару дней. Переждать с сестрами там, – озвучила я своей прежний план.
– Ага. Щас, – в голосе Калаша послышалась ледяная усмешка. – Ты хоть раз делала так?
– Нет.
– Я так и понял. Святая наивность. Органы опеки быстро прочухают, заберут твоих сестер, а потом ищи-свищи. Пока будешь обивать пороги, чтобы доказать, что вы благополучная семья, а вы ни хрена неблагополучная семья, сестричек твоих по шухеру отдадут в приемную семью к пидарасам. Тут, в Канаде, все быстро делается.
Я сглотнула. По плечам побежали неприятные мурашки, и я обняла себя.
– А ты… Ты сможешь гарантировать, что на твоей территории этого не случится? Что ты защитишь моих сестер? Маму? – взволнованно, ощущая, как пульсирует в горле, спросила я.
– Во, я говорил тебе, что она царевна! – громко заявил Макс. – Гляди, сразу все уточняет, в лоб спрашивает. Это тебе не прошмандовки с их двусмысленными словами. Царевна, тебе свезло, как пить дать. Калаш все сделает, считай, ты со своим семейством под его опекой. Нашей. Слушай, а у тебя подруга тоже из дворянок? Она свободная? У неё есть кто? А то, может, она ищет своего принца? А я, как назло, не при костюме!
Не успела я осмыслить сказанное Максом, как следом раздался голос Калаша:
– Да. И тебя тоже.
Я не сразу сообразила, к чему были эти слова. В голове была какая-то каша из мыслей, переживаний и боли.
Когда же до меня дошел весь смысл услышанного, я поняла, что в ответе Калаша было обещание.
И это было большее, чем просто переломать руку-ноги отчиму.
