Михаил Лермонтов
Испанцы
Посвящение
Не отвергай мой слабый дар,
Хоть здесь я выразил небрежно
Души непобедимой жар
И дикой страсти пыл мятежной.
Нет! не для света я писал —
Он чужд восторгам вдохновенья;
Нет! не ему я обещал
Свои любимые творенья.
Я знаю: всё равно ему,
Душе ль, исполненной печали,
Или веселому уму
Живые струны отвечали.
Но ты меня понять могла;
Страдальца ты не осмеяла,
Ты с беспокойного чела
Морщины ранние сгоняла:
Так над гробницею стоит
Береза юная, склоняя
С участьем ветки на гранит,
Когда ревет гроза ночная!..
Действующие лица:
Дон Алварец. Дворянин испанский.
Эмилия. Дочь его.
Донна Мария. Мачеха ее.
Фернандо. Молодой испанец, воспитанный Алварецом.
Патер Соррини. Итальянец-иезуит, служащий при инквизиции.
Доминиканец. Приятель Соррини.
Моисей. Еврей.
Ноэми. Дочь его.
Сара. Старая еврейка.
Испанцы. Бродяги, подкупленные Сорринием.
Жиды и жидовки.
Служители инквизиции.
Слуги Алвареца, слуги Сорриния, народ, гробовщики.
(Действие происходит в Кастиллии.)
Действие первое
Сцена I
Комната у Алвареца. Стол. Портреты на стенах и зеркало на стене.
Донна Мария сидит на креслах. Эмилия стоит и перебирает четки.
Донна Мария
Да, с этих пор тебе я запрещаю
С Фернандо говорить, во-первых, он
Неблагородный. Оттого мой муж
Тебе с ним не позволит съединиться
Супружеством; и я в том настою!
Эмилия
Поверьте, благородство не в бумагах,
А в сердце.
Донна Мария
Так, уж верно от него
Ты этого наслушалась. – Прекрасно!..
Эмилия
Немудрено, что мне Фернандо много
Прекрасных чувств помог узнать. Когда
Еще я забавлялась куклой, он,
Безвестный сирота, был взят моим отцом;
И с этих пор я под одной с ним кровлей
Жила как с братом – и бывало,
Вдвоем гуляли мы в горах кастильских,
Он был подпора и вожатый мне;
И не было на тех вершинах розы,
Которой для меня не мог бы он достать.
(Донна Мария в рассеяньи как бы поправляет что-нибудь в своем одеяньи – и не слушает.)
Однажды мы до ночи заходились:
Душистый ветерок свежее становился,
И месяц по небу катился.
Пред нами быстрый был поток; Фернандо,
Чтоб перенесть, взял на руки меня;
Мы перешли, но я всё оставалась
В его объятьях. Вдруг, я помню,
Он странным голосом спросил меня:
«Эмилия меня не любит?» – Нет! люблю! —
Сказала я, и уж с того мгновенья
Люблю его нежней всего на свете!..
Донна Мария
Вот это именно меня и заставляет
Тебе советовать не говорить с ним.
Тебе я заменяю мать, могу
И мне дано от Алвареца право
Смотреть, как можно строго, за тобою.
И ты женой Фернандо быть не мысли.
Эмилия
А может быть, гаданья ваши ложны.
Донна Мария
Поверь, тебя я не глупее, потому,
Что уж за третьим мужем, опытность
Рассудок заменяет, знаю, как
Несчастливы супружества, когда
Муж и жена не равны состояньем.
Эмилия
Неужели умершие мужья
Рассудку придают?..
Донна Мария (будто не слыхав)
Звонят к обедне!
Эмилия
Звонят! (в сторону) а он <всё> не приходит.
Донна Мария
Взяла ли ты молитвенную книжку?..
Эмилия
Ах! позабыла,
(берет со стола)
о! как долго!..
(Фернандо входит. Д<онна> Мария не видит его, выходит в дверь. Эмилия из-под мантельи, следуя за мачехой, роняет записку. Фернандо, глядевший вслед за нею, подымает.)
Фернандо (открывает)
«Я знаю, что батюшка слышал об нашей любви и о твоем намерении жениться на мне. Он тебе верно станет говорить об этом. Ради бога, не горячись с ним: иначе мы никогда не будем счастливы».
Ты много требуешь, Эмилия!
(Молчание.)
Кто б мог подумать, что такой глупец,
Такой бесчувственный… чудна природа!..
И это милое, небесное созданье.
Эмилия!.. нет, нет! она не дочь его.
Мне скажут: благодарность! – благодарность!..
За что? – за то ль, что каждый день
Я чувствовать был должен, что рожден
Я в низком состояньи, что обязан
Всем, всем тому, кого душою выше.
За то ли, что ломоть вседневний хлеба,
Меня питавший, должен был упреком
Кольнуть мое встревоженное сердце?..
За это благодарность от меня?
О лучше бы от голода погибнуть,
Чем выносить такие укоризны!..
И как он мог узнать мои желанья! странно!..
Но что ни будь, а даже для нее
Малейшей не стерплю опять обиды! полно!
Любовь возьмет свое… но не теперь…
(Алварец входит тихими шагами и садится в кресла.)
Фернандо
Какой же гордый вид, как будто в нем
Соединилися все души предков;
(обращаясь к портретам)
О вы! вы, образы людей великих
Своею мудростью и силой,
Скажите мне, ужель гниющие,
Немых гробов бесчувственные жертвы
Отнимут у меня мою Эмилию?..
Смешно! – я не могу себе представить,
Чтоб мертвые имели предрассудки!..
Алварец
Фернандо! до меня доходят слухи,
Что ищешь ты войти в мое семейство!..
Безумец ты! – клянусь святою девой! —
И мысль одна, мой милый, быть мне зятем,
Должна казаться смертною обидой.
Фернандо
Желательно, чтобы моя обида
Могла вам заплатить за ваши…
Алварец
Мои обиды!.. слушай же, глупец,
Что я скажу тебе, да со вниманьем.
Фернандо (насмешливо)
Как счастлив тот, кто может, оказав
Добро один раз в жизни человеку,
Бранить его глупцом сто раз – и каждый день!
Алварец
Узнать ты должен, наконец,
Кто ты! – доселе содержал я
Тебя почти совсем как бы родного.
Но с этих пор переменилось всё!
Я повторю тебе, как ты попал сюда:
С слугой однажды шел я из Бургоса
(Тогда еще я только что женился),
Уж смерклось, и сырой туман покрыл
Вершины гор. – Иду через кладбище,
Среди которого стояла церковь
Забытая, с худыми окнами.
Мы слышим детский плач – и на крыльце
Находим бедного ребенка – то был ты;
Я взял тебя, принес домой – и воспитал.
(Насмешливо)
Но для чего тебя там положили,
И кто родители твои – бог знает!
А я так не хочу и знать; да, да!
Фернандо (пораженный) (про себя)
Так, так, совсем, совсем забытый сирота!..
В великом божьем мире ни одной
Ты не найдешь души себе родной!..
Питался я не материнской грудью
И не спал на ее коленях. Чуждый голос
Учил меня родному языку
И пел над колыбелию моей.
(Молчание.)
(Ходит взад и вперед. Потом опять приходит в спокойное положение.)
Алварец
О чем печален! – точно вот как было.
Возможно ли тебе теперь жениться
На дочери моей? что после скажут
Другие благородные испанцы?
Фернандо
Поговорят – и замолчат.
Алварец
Не замолчат, не слыхано у нас,
Чтобы на улице найденный человек
С семейством очень древним, благородным
Мог сблизиться.
Фернандо
Сказать вам отчего?
Боятся эти люди, чтоб тогда
Их равенство скорей не увидали…
(Алварец подходит к портретам.)
Алварец
Вот этот, здесь, мой первый предок, жил
При Карле первом, при дворе, в благоволеньи
У короля – второй при инквизиции
Священной, был не в малых людях;
Вот тут написано, что сделал он:
Три тысячи неверных сжег и триста
В различных наказаниях замучил.
Фернандо (насмешливо)
О, этот был без спору муж святой;
Конечно, он причислен к лику?
Алварец (равнодушно)
Нет еще!..
Вот третий здесь в военном одеяньи,
С пером на шляпе красным, и с усами:
Вторым служил на флоте он – и утонул
В сраженьи против англичан проклятых.
Еще ж пятнадцать прадедов моих ты видишь
(Дай бог, чтоб и меня сюда вписали
И род наш до трубы последней продолжился);
И – ты – ты захотел вступить в число их?
Где, где твои родители, бродящие
По свету негодяи – подлые… или…
Несчастные любовники, или какие
Нибудь еще похуже… дерзкий! что ты скажешь?
Когда пергаменты свои покажешь
И явишь всё, тогда я замолчу.
Фернандо
О, если б только я хотел молчать
Заставить вас (трогая шпагу), то без пергаментов
Я б это мог.
Алварец
Уж слишком ты забылся,
Бродяга! покажи ж сейчас,
Как ты меня молчать заставишь: а не то
Велю тебя прибить, и это верно,
Как то, что папа есть апостолов наместник!
Как ты меня молчать заставишь?
Бедняга, плут, найденыш!.. ты не помнишь,
Что я, испанский дворянин, могу
Тебя суду предать за эту
Обиду (топнув), видишь ты перед собою
Изображения отцов моих?
Кто ж твой отец? кто мать твоя,
Которая оставила мальчишку
У ветхой церкви? – Верно уж жидовка;
А с христианкой быть сего не может:
Итак, смирись, жидовское отродье,
Чтоб я тебя из жалости простил!..
Фернандо (в беспокойстве)
Послушай, Алварец! теперь, – теперь я
Ничем тебе не должен! – Алварец,
Ни благодарности, ни уваженья
Не требуй от меня, – кровь благородная
Текла поныне в жилах этих;
(Минута молчания.)
Вот эта шпага, если хочешь знать,
Она тебя молчать заставит.
Алварец
Вон! вон скорей из дома моего,
Чтоб никогда ни сам, ни дочь моя
Тебя близ этих мест не увидали.
Но если ж ты замыслишь потихоньку
Видаться с нею, то клянусь Мадритом,
Клянусь портретами отцов моих,
Заплотишь кровью мне.
Фернандо
Ты можешь кровь мою
Испить до капли, всю; – но честь, – но честь
Отнять не в силах, Алварец!
Алварец
Вон! вон, глупец! – Когда ты хлеба
Иметь не будешь – к моему окошку
Не подходи, а то велю прогнать.
(В сторону)
Каков же негодяй Фернандо стал!..
Фернандо
О! ад и небо!.. ну прощай!..
Но бойся, если я решусь на что-нибудь!..
(Убегает в бешенстве и сталкивается в дверях с патером Сорринием, которого не замечает. Соррини на минуту поражен, но наконец сгибает спину и с поклоном входит. Алварец идет радостно иезуиту навстречу.)
Алварец
А! добрый день отцу Сорринию!
(Он его сначала в беспокойстве не заметил.)
Как поживаете, святой служитель божий?
Соррини (кланяясь, с притворством глаза к небу)
Помилуйте, я лишь смиренный раб его,
И ваш слуга покорнейший.
Да что у вас за шум в дому случился?
Как бешеный тут кто-то пробежал
И даже мне не поклонился.
Алварец
Да, я теперь лишь из дому прогнал
Питомца своего; давно пора уж было.
Соррини
И я давно уже заметил это;
Но не хотел лишь беспокоить вас…
Повеса он большой, и пылкий малый,
С мечтательной и буйной головой.
Такие люди не служить родились,
Но всем другим приказывать.
Не то, что мы: которые должны
Склоняться ежедневно в прахе,
Чтоб чувствовать ничтожество свое.
Стараясь добрыми делами
Купить себе прощенье за грехи.
А что он сделал, должно ли мне знать?
Быть может, против церкви или короля —
Так мне не худо знать…
Алварец
Бедняга этот…
Соррини
Бедняга?
Алварец
Как же! я его нашел
Ребенком, брошенным на улице.
Соррини
Таким бы людям надобно прощать,
Они наказаны уж богом.
Алварец
Как прощать?
Да я вам расскажу, что сделал он.
Соррини (в сторону)
Как жалко, что его карманы пусты;
А то набил бы я свои потуже.
Так в мире всё из рук в другие переходит.
Алварец (с таинственным видом)
Когда он был еще ребенком, позволял
Ему я с дочерью моей играть;
Они играли – да играли – я не думал,
Что выдет что-нибудь из этого худое.
Бывало спросишь: что вы, дети? – Мы играем —
Во что? – В любовь! – и нежно целовались,
Как горлицы. – Фернандо, став постарше,
Уж понял, что нейдет так вольно обращаться,
И начал думать, как бы продолжать
Игру когда-нибудь, – из слов его я видел
Нередко, что желал бы он жениться
На дочери моей. – Как я взбесился,
Вы можете понять, отец Соррини!..
С тех пор я стал с ним груб, суров, хоть против воли;
Как вы ни говорите, взял его
Еще ребенком я под эту крышу;
Он жил со мною двадцать лет;
Был будто первенцом моим… недавно
Я вновь хотел с ним показаться нежным —
Как вдруг узнал я от жены моей,
Что хочет у меня просить Фернандо
Эмилию в замужство… ну ж, меня
Вы знаете, – хоть сед – но как взбешусь.
Ну!.. я и уговаривал его;
И представлял все важные причины, —
Он много мне грубил – и я решился
Прогнать его из дома наконец.
И не увидит христианская душа
Его ноги в дверях моих. – В том я уверен!..
Соррини
Хм! хм! что ж ваша дочь?
Алварец
Не знаю. У обедни
Она теперь сидит с моей женою,
И, верно, молится о нем. – Да как вы
Мальчишке этому дорогу уступили,
Когда не поклонился даже он?..
Как вы его не удержали тотчас,
Чтоб должного потребовать почтенья?
Соррини
Слепым дорогу должно очищать!
Алварец
Слепым? да он глядел ведь в оба глаза.
Соррини (с презрительной улыбкой)
Конечно вы не поняли меня:
Покуда ни одной сединки не видать
На голове, пока огнем живым,
Как розами, красуются ланиты,
Пока глаза во лбу не потускнели,
Пока трепещет сердце от всего,
От радости, печали, ревности, любви,
Надежды, – и пока всё это
Не пронеслось – и навсегда, – есть страсти, страсти
Ужасные; как тучею, они
Взор человека покрывают, их гроза
Свирепствует в душе несчастной – и она
Достойна сожаления бесспорно.
Такие люди слепы; ваш Фернандо
Из их числа. – Так что ж мне было делать?
Я должен был дорогу уступить,
Совсем не от того, чтоб я боялся…
А… без причин с опасностию спорить
Нейдет ни званью моему, ни чину;
Вы согласитесь,
(показывая на крест)
этот крест смиренью учит
Меня. – Тот, кто на нем был распят,
Моим примером должен быть – и я
Как мог свою обязанность исполнил!..
(Слуга Сорриния входит с письмом и отдает его своему господину.)
Слуга
Отец Соррини! вот письмо от бедной.
Лишь только вы ушли, она явилась в дом наш.
Соррини
Да от кого письмо, – какая крайность?
Слуга
От бедной женщины, которую прогнали
Намедни вы…
Соррини (прерывает его)
И нынче приходить велел.
Слуга
О господин мой, как она жалка;
Я, слыша речь ее, расплакался.
Шесть, семь ребят в лохмотьях,
Лежащих на соломе без кусочка хлеба
Насущного. – Как я вообразил их крик:
«Мать! дай нам хлеба, – хлеба… мать! – дай хлеба!»
Признаться, сердце сжалось у меня.
Соррини
Молчи, молчи – не то и я заплачу!..
О боже мой, пошли благословенье
На бедную, забытую семью.
Услыши недостойного молитву.
(Слуге громко)
Дай пять серебряных монет – да от меня —
(Слуга смотрит на него. Соррини подходит и говорит тихо)
Ступай; дай ей одну!..
Слуга
Да сжальтеся!..
Соррини (топнув, громко)
Как? много?
Добра не делаем мы никогда довольно…
(Слуга в смущении уходит.)
Алварец
Я удивляюсь вам, святой отец.
Соррини
Ах! Замолчите – я молю вас – слышать страшно…
Я самый – самый бедный грешник.
Алварец (глядит в окно)
Вот и жена моя идет из церкви,
А с ней Эмилия с своими четками.
Соррини (в сторону)
Идет прелестная! пусть бережется; если
Заронит искру пламя в эту грудь,
Оледеневшую от лет… то не легко
Она избегнет рук моих – мне трудно
Носить поныне маску – и что ж делать?
Того уж требует мой сан. – Ха! ха! ха! ха!..
(Эмилия и Донна Мария входят.)
Как счастлив я, что вижу наконец
Прелестную Марию – и тебя,
Невинную Эмилию. – О! Алварец!
Не должен тот роптать на провиденье,
Кто обладает этими дарами неба,
Хотя бы крыши не было от солнца
Их защитить.
Алварец
Эмилия, поди сюда.
Я объявил отцу Сорринию,
Что влюблена ты.
Эмилия (покраснев)
Батюшка!
Алварец
Молчи. —
Отец святой тебя наставить хочет
В том, как вредна любовь, – а ты,
Ты слушай со вниманьем – чтоб ни слова
Не кинул он на воздух – сердце
Твое запутано; не знаешь ты,
Чего ты хочешь – он тебе откроет
Опасность страшную любви.
Соррини
Да, если мне позволил ваш родитель,
То я готов неопытность ввести
На лучший путь. – Там нет цветов,
Там терния, но цель, к которой мы
Приходим, веселит нас – а былое
Печально или весело, смотря по тем
Мгновениям, когда о нем воспоминаешь.
Итак, всего важней последствие;
Коль к доброму концу деянья наши,
То способы всегда уж хороши,
Какие б не были – страшись Фернанда!
Он льстит тебе, обманет – или,
Положим, на тебе он женится —
Но это для того, чтоб быть богаче.
Алварец
Да этого не будет никогда;
Скорей все мертвые воскреснут.
Соррини
Не говорите этого – бывают
Такие случаи. – Но вас, Эмилия,
Прошу бояться пламенной любви.
Быть может, притворяется Фернандо?
Послушайте, я расскажу вам случай,
Которому свидетель был в Мадрите,
При инквизиции святой.
У девушки одной любовник был,
Красивый, молодой и умный малый,
И, так сказать, на всё удалый.
И он красавицу мою любил,
И очень долго это продолжалось;
Как наконец заметила она,
Что, от нее без грусти удаляясь
Под разными предлогами, не стал
Он находить веселья в разговоре нежном,
Что к ней он вовсе охладел,
Что не дивился уж красе ее наряда,
И призывающего взгляда
Он понимать уж не умел.
Как женщине всё это не заметить,
Когда вся жизнь ее в том только состоит?..
Вот ревность в грудь ее, как червь, закралась
И долго сердце горькое точила…
Ну, просто без обиняков скажу,
Она любимца отравила,
И он скончался в двое суток.
Но так как бедный сей испанец
Служил при инквизиции писцом,
То в дело все вошли по праву мщенья:
Преступницу наказывали долго,
Именье в пользу церкви обратив, —
И наконец замучили до смерти!
(Все содрогаются.)
Вот следствия любви!.. страшись, Эмилия.
На мячик сердце в нас походит, положи
Ты на крутой горе его тихонько,
И он не тронется – но раз толкнув,
За ним хоть бросишься, но не догонишь.
Не так ли говорю я?
Алварец
Точно так.
Вы совершенно справедливо поступили
С несчастною преступницей! – как? отравить
Служителя священной инквизиции?
Она мученья смерти заслужила.
Соррини
Нет! я совсем не говорю сего.
(Кидая взор на Эмилию)
Я слишком жалостлив, – насильно
Меня заставили бумагу подписать;
Все члены у меня, хладея, трепетали,
И осуждал мой ум, что пальцы написали!..
Но такова судьба судей земных!
Все люди мы; и ослепленье страсти,
Безумное волнение души, должны мы
Прощать, когда мы излечить не в силах.
Донна Мария
Ах! я и прежде так судила.
Алварец
И в самом деле правда это!
Соррини (радостно в сторону)
Они меня боятся!
Эмилия
Позволь тебя спросить мне, батюшка,
К чему всё это клонится.
Алварец
К тому,
Что не должна ты плакать и крушиться
Об том, что более Фернандо не увидишь —
Он нагрубил мне нынче. – И навеки
Его из дому я прогнал.
Не смей с ним видеться тихонько; úначе,
Страшися оскорбленного отца…
Прощаю я твою любовь, как бы порок,
В котором ты исправилась. Надеюсь,
Что это будет так по крайней мере.
Соррини
Утешьтесь, нежная Эмилия!
Любовь пройдет, самим вам будет легче.
Эмилия (сквозь слезы)
Довольно и того, что сделали;
Но для чего смеяться надо мной?
(Плачет.)
(Эмилия уходит, закрыв глаза платком. Все в изумлении.)
Соррини
Как резко вы сказали, Алварец!
Нечаянный удар вослед себе
Ведет раскаянье нередко.
Алварец
Э! нужды нет, отец Соррини, —
Ведь надо было бы открыть;
А чем скорей, тем лучше…
Соррини
Не всегда.
Вы знаете ли: женщина цветок,
Который, если вы его согнете вдруг, —
Изломится.
Донна Мария
Да не угодно ль вам
Позавтракать, отец Соррини.
Соррини
Благодарю, прекрасная Мария!
Земная пища часто не должна
Ласкать того, кто пищею духовной
Владеет. – До свиданья! Донна, до свиданья!
И вы, почтенный друг мой, Алварец!
Желаю, чтоб небес благословенье
Сошло на дом ваш… и… чтоб ваша дочь
Утешилась скорей; я думаю,
Она и не замедлит. Ха! ха! ха! прощайте!
(Уходит, низко кланяясь.)
Алварец
Когда еще нам сделать честь придет
Вам в голову, то верьте мне,
Открыты будут ежедневно двери
Мои для вас… как сердце… (кланяясь) одолжите!
(Соррини, провожаемый до двери, уходит наконец.)
Ну, слава богу!.. он такой смиренный,
Что и не знаешь, что сказать ему.
Боюсь таких людей, которые всегда
На языке своем имеют: да! и да!
Хоть сердятся они – не знаешь извиниться,
Затем, что с виду всем довольны.
Но с кем бранился я – с тем можно помириться!..
(Уходят все.)
