Михаил Вострышев
Советские вожди шутят. От Ленина до Горбачева

Полная версия

Юмор занимает в жизни многих людей одно из важнейших мест. Человек, умеющий пошутить, становится душой веселой компании, его зазывают в гости, с ним стараются завязать дружбу. Ведь смех – услада жизни, он лечит лучше любого врача, создает вокруг жизнерадостную атмосферу, гасит ссоры, укрощает уныние.

Шутки, анекдоты, веселые истории могут родиться в голове и простолюдина, и короля. И по ним часто можно угадать характер человека. Представленные в книге комические или просто смешные бытовые истории, связанные с жизнью советских вождей, отображают их взгляд на мир, а также отношение народа к первым лицам Советского государства.

Ленин

Ленин не обладал чувством юмора, зато был полон сарказма – язвительных насмешек, содержащих уничтожающую оценку окружающих. В его жизни если и было место шутке – только злой шутке. В отличие от Сталина, Хрущева и Брежнева, он не отставил ни одной остроумной фразы, хотя написал статей больше, чем все последующие руководители Советского государства, вместе взятые. Поэтому раздел о Владимире Ильиче посвящен лишь бытовым подробностям его жизни, и если есть здесь хоть что-то смешное, то лишь анекдоты о создателе Советского государства.

Мальчик Володя

Ленин воспитывался в семье, где царствовали порядок и дисциплина. Поэтому юному Владимиру Ульянову было не до шуток – родители их не любили. Он был живой, бойкий и веселый мальчик, любил шумные игры. Правда, не столько забавлялся игрушками, сколько любил ломать их. Его сестра Анна вспоминала: «В день его рождения он, получив в подарок от няни запряженную в сани тройку лошадей из папье-маше, куда-то подозрительно скрылся с новой игрушкой. Мы стали искать его и обнаружили за одной дверью. Он стоял тихо и сосредоточенно крутил ноги лошади, пока они не отвалились одна за другой».

Володя больше всего времени проводил с сестрой Олей, всего на год младше его. Он научил ее читать, и они любили одни и те же книжки. Играли они тоже почти всегда вдвоем. Например, изображая индейцев, прячась от взрослых и шушукаясь между собой, как бы скрывая что-то важное от родителей и старших брата и сестры. Для Ольги Володя вырезал перочинным ножиком лодочки и другие игрушки. Смастерил и себе деревянные ходули и научился на них ходить. Играл с младшими сестрами и братом в лото, давал им для решения ребусы и задачи. Но часто любил дразнить младшего брата и радовался, когда доводил его до слез.

Н. Веретенников вспоминал: «В Симбирске Володя встретил меня очень радушно. Бегали мы во дворе и в саду, играли в пятнашки, горелки и черную палочку, но больше всего мне понравилась игра в солдатики. Володя сам вырезал их из бумаги и раскрашивал цветными карандашами. Было две армии: одна у Володи, другая у его младшего брата, Мити. Солдатики стояли благодаря отогнутой у ног полоске бумаги. Размер этой полоски был строго установлен – одинаковый в обеих армиях, но различный для солдат и генералов. У последних полоски были шире, и поэтому они были более устойчивы. Армии строились в боевом порядке по краям большого стола, и начинался бой. Стреляли горошинами, щелкая их пальцами. Бойцам, не падавшим от удара горошиной, выдавались ордена, разрисованные Володей. Чтобы позабавить меня и подразнить братишку, Володя незаметно для Мити острым гвоздиком прикалывал у некоторых солдатиков подставки к столу. Эти воины от ударов горошины легко сгибались, но не падали, а Митины солдаты и даже генералы валились. Это очень удивляло Митю. Он не догадывался о шутке брата и невероятно горячился, настойчиво стараясь сбить именно этих несокрушимых воинов».

Детские годы, особенно если они прошли в благополучной семье, оставляют счастливые воспоминания. Из мемуаров сестер и брата Ленина можно узнать главным образом тривиальные истины: Володя любил читать, слушать музыку, ходить купаться на речку. Судя по отсутствию какой-либо конкретики взаимоотношений детей с родителями, в доме Ульяновых царил казарменный режим. Об этом можно догадаться по упоминанию, что в саду рвать яблоки с деревьев детям строго запрещалась, если хочешь полакомиться – бери с земли падалицу.

Анна Ильинична писала: «Помню, как все мы были возмущены одной гостьей-девочкой, которая попыталась показать нам свою удаль тем, что с разбегу откусила от яблока на дереве и помчалась дальше. Нам было чуждо и непонятно такое озорство».

Комментарии, как говорится, излишни.

Гимназист

Володя Ульянов 16 августа 1879 года был принят в первый класс Симбирской классической гимназии, и детские забавы постепенно стали уходить в прошлое. На первом этаже в своем кабинете сидит за работой отец Илья Николаевич. В соседней столовой занята шитьем или другим домашним делом мать Мария Александровна. Тут же около нее с тетрадями расположились дети Аня и Оля. Младшим, Мите и Мане (так в семье звали младшую дочь Марию), разрешено играть, но чтобы тихо – не мешать старшим. Наверху в своих комнатах, обложившись книгами, сидят Саша и Володя.

Володя уже в младших классах гимназии отличался большой аккуратностью, не терпел никакого беспорядка на своей ученической парте: тетради всегда были сложены с одной стороны, книги – с другой, а пенал с карандашами и перьями лежал между ними, карандаши всегда аккуратно заточены. Он ни в младших, ни тем более в старших классах никогда не принимал участия в общих детских и юношеских забавах и шалостях, держась постоянно в стороне от всего этого.

По словам поэта Аполлона Коринфского, одноклассника Володи Ульянова в гимназии, он «был мальчиком серьезным, даже угрюмым; всегда держался особняком, в общих играх, проказах не участвовал; учился хорошо, почти всегда первым учеником… Никогда не подсказывал соседу, никому не давал списывать и ни одному товарищу не помог объяснением трудного урока. Его не любили, но не решались дразнить. Так он и прошел все восемь классов – одинокий, неуклюжий, серьезный, с волчьим взглядом исподлобья».

Анекдот:

Однажды мама поймала Володю Ульянова с папироской. Он дал обещание не курить, потом он давал еще много разных обещаний рабочим и крестьянам, но выполнил только первое.

Смех смеху рознь

Бросалось в глаза то ли высокомерие, то ли пренебрежение Володи к своим однокурсникам и даже к преподавателям гимназии. Это чувство, к несчастью, заложил в нем, еще в неопытном отроке, отец. Даже благодушные воспоминания В. В. Кашкадамовой говорят об этом: «Илья Николаевич больше всего любил пикироваться с Володей. Он, шутя, ругал гимназию, гимназическое преподавание, очень остро высмеивал преподавателей. Володя всегда удачно парировал отцовские удары и, в свою очередь, начинал издеваться над народной школой, иногда умея задеть отца за живое. Никто из них при этом, разумеется, серьезно не сердился, и жили они очень дружно».

Когда Владимир Ильич достиг 30-летнего возраста, он стал похож на отца, у обоих – высокий лоб, монгольский разрез глаз, широкие скулы, рыжеватая борода, оба картавили. Унаследовал Володя от отца и чрезмерную вспыльчивость, сарказм.

Двоюродный брат Ленина Н. И. Веретенников вспоминал: «Хотя открытый, задушевный смех и у Володи, и у Ильи Николаевича был одинаково заразителен, но в смехе их было и резкое различие: Илью Николаевича смех как бы одолевал, он не в силах был остановиться, смеялся безудержно, иногда до слез, отмахиваясь руками, даже если они были чем-нибудь заняты… Володя же, хохоча так же увлекательно и искренне, как бы владел смехом: он мог оборвать его и перейти, смотря по обстоятельствам, к серьезной или даже негодующей речи».

Игра в солдатики

Владимир Ульянов 25 апреля 1895 года уезжает из России в Швейцарию. Здесь в мае и июне состоялись его первые встречи с членами группы «Освобождение труда» – с Г. В. Плехановым в Женеве и с П. Б. Аксельродом в Цюрихе.

Плеханов вспоминал, что, рассказывая Ленину о своем прошлом, он упомянул, что, когда был подростком, в военных играх изображал русского полководца, побеждающего иноземных врагов. В ответ Ленин рассмеялся и сказал: «Я тоже сравнительно до позднего возраста играл в солдатики. Мои партнеры в игре всегда хотели быть непременно русскими и представлять только русское войско, а у меня никогда подобного желания не было. Во всех играх я находил более приятным изображать из себя командира английского войска и с ожесточением, без жалости бил „русских“ – своих противников».

Тюремные развлечения

В ночь с 8-го на 9 декабря 1895 года Владимир Ульянов и его соратники по петербургскому отделению «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» были арестованы. Ульянова отправлен в Дом предварительного заключения Петербурга и поместили в одиночную камеру, где он провел более 14 месяцев.

Обслуживать Володю во время отсидки в петербургской тюрьме приехали из Москвы мать и сестры. Им помогала Надежда Крупская. Они доставляли в тюрьму тюки книг, чтобы он мог спокойно делать из них выписки для своего будущего капитального труда. Еще когда был на воле, Владимир обучил сестру Анну шифрованному письму, и теперь они деятельно переписывались, ставя малозаметные точки или черточки в буквах и отмечая условным знаком книгу, которой надо пользоваться, и страницу письма.

Был и другой способ тайнописи. Сестра Мария вспоминала: «Он писал молоком между строчками обычного письма. Молоко при нагревании проявлялось. Но, сидя в камере, очень трудно выбрать такой момент, чтобы никто не видел. Надзиратели подкрадывались незаметно. Подойдет надзиратель и глянет в „волчок“. Нужно было быть начеку. Владимир Ильич делал маленькие чернильницы из черного хлеба, наливал молоко и писал. Когда кто-нибудь заглядывал в глазок, ему оставалось только эту чернильницу отправить в рот. И вот, помню, как-то на свидании он говорит: „Неудачный день сегодня: шесть чернильниц пришлось съесть“».

Тюремные развлечения не блистали разнообразием – гимнастика, перестукивание с соседями по камере, игра в шахматы через записки с очередными ходами, передаваемые надзирателями.

Регулярно три раза в неделю Владимир получал сытные продуктовые передачи от матери и даже «любимую минеральную воду» из ближайшей аптеки. Кроме того, он имел платный обед и молоко. Благоприятная жизнь с постоянным режимом способствовала укреплению здоровья тюремного жителя. В остроге он приступил к работе над книгой «Развитие капитализма в России». Когда в начале 1897 года Владимир Ильич услышал на свидании, что его дело закончено, что скоро предстоит освобождение из тюрьмы и высылка в Сибирь, он в сердцах воскликнул: «Рано! Я еще не успел собрать все нужные для меня материалы!»

По этапу

Еще русские цари из породы Рюриковичей отправляли в ссылку своих непокорных подданных. В телегах под конвоем их везли в холодный край земли, чтобы больше никогда не были услышаны их голоса протеста. Позже отправляли арестантов из Московского пересыльного замка, что стоял на Воробьевых горах, по горемычной Владимирской дороге пешком, закованными в кандалы до Сибири («по этапу»). Наконец к концу XIX века стали возить по железной дороге, загружая, как скот, в «столыпинские вагоны». Но были и привилегированные ссыльные…

Мать, сестра Мария и сестра Анна с мужем Марком Елизаровым провожали Володю в сибирскую ссылку до Тулы. Кстати, ехали они в поезде бесплатно благодаря тому, что муж Анны служил тогда на Московско-Курской железной дороге. От Тулы ссыльному Ульянову пришлось добираться до Сибири самостоятельно, но тоже с относительным комфортом. К месту ссылки – в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии – Владимир Ильич прибыл 8 мая 1897 года. Надо заметить, что Минусинский уезд считался самым здоровым в климатическом отношении местом Сибири.

В Шушенском

Хозяин дома, у которого новый ссыльный поселился, был заядлым охотником. Зырянов вспоминал: «Когда я приходил с охоты домой, Владимир Ильич, рассматривая мою дичь, расспрашивал, как мне удается столько много добывать. Я ему говорил, что ничего удивительного в этом нет: дичи в окрестностях Шушенского полно, только знай стреляй».

Однажды Владимир Ильич напросился, чтобы Зырянов взял его с собой на охоту. Тот согласился и даже дал ему разок стрельнуть из своего ружья в утку. Ульянов промазал. Но он был упрямым человеком и со временем научился хорошо стрелять. Тогда купил себе берданку, охотничьи сапоги и стал ходить на озера за утками, дупелями и бекасами. Он писал матери 12 октября 1897 года: «Охотой я все еще продолжаю заниматься. Теперь охота гораздо менее успешна (на зайцев, тетеревов, куропаток – новая еще для меня охота, и я потому должен привыкнуть), но не менее приятна. Как только вывернется хороший осенний денек (а они здесь нынешний год нередки), так я беру ружье и отправляюсь бродить по лесу и по полям… Беру хозяйскую собаку, которую я приучил ходить с собой и которая имеет некоторые (небольшие, правда) охотничьи способности. Завел себе свою собаку – взял щенка у одного здешнего знакомого и надеюсь к будущему лету вырастить и воспитать его: не знаю только, хороша ли выйдет собака, будет ли чутье».

Страсть к охоте осталась у Владимира Ильича на всю жизнь.

Надежда Крупская, обвенчавшаяся с Лениным в ссылке, пишет из Шушенского: «Вообще, теперешняя наша жизнь напоминает „форменную“ дачную жизнь, только хозяйства своего нет. Ну, да кормят нас хорошо, молоком поят вволю, и все мы тут процветаем. Я еще не привыкла к теперешнему здоровому виду Володи, в Питере-то я его привыкла видеть всегда в довольно прихварывающем состоянии».

«Пленник царизма» в ссылке, кроме чтения и сочинительства, предается занятиям охоты и спорта, утки и зайцы никогда не исчезают с его обеденного стола. Когда мать предложила похлопотать о переводе его в какой-нибудь сибирский город, он ответил решительным отказом – здесь было уютно и сытно.

О ленинской ссылке народ сочинил следующий анекдот.

Шушенское. Надежда Константиновна ночью будит мужа:

– Володя, давай?

– Что ты, Наденька, услышат.

– Ну, Володя, мы потихоньку.

– Да нет, перегородки тонкие.

– Прошу тебя, мне очень хочется!

– Ну, ладно, только тихо-тихо: «Вихри враждебные веют над нами…»

Эмигрант

Ленин 13 июля 1900 года выехал из России в Швейцарию. Он отправлялся в эмиграцию уже сложившимся 30-летним революционером, побывавшим в тюрьме и ссылке, имея немалый теоретический багаж и политический опыт. Он приехал не продолжать 20-летнюю работу группы «Освобождение труда», а как новый потенциальный вождь социал-демократов.

Живет Ленин в августе 1900 года в крестьянской домике под Женевой вместе с Александром Потресовым, который писал о нем: «Его полукалмыцкое лицо с выдающимися скулами сияло уверенностью, жизнерадостностью и остроумием. Знаменитый прищуренный глаз оживлял это подвижное лицо, придавая ему оттенок хитрости. Ленин громко хохотал, изрекая безапелляционные приговоры, но больше выспрашивал, чем говорил, по свойственной ему всегда манере».

В 1904 году в Женеве оказалась Ариадна Тыркова-Вильямс и решила навестить свою школьную подругу Надю Крупскую, которая теперь была замужем за «одним из эмигрантских журналистов» Лениным, которого Ариадна увидела в этот день впервые. Она вспоминала: «После ужина Надя попросила мужа проводить меня до трамвая, так как я не знала Женевы. Он снял с вешалки потрепанную кепку, какие носили только рабочие, и пошел со мной. Дорогой он стал дразнить меня моим либерализмом, моей буржуазностью. Я в долгу не осталась, напала на марксистов за их непонимание человеческой природы, за их аракчеевское желание загнать всех в казарму. Ленин был зубастый спорщик и не давал мне спуску, тем более что мои слова его задевали, злили. Его улыбка – он улыбался, не разжимая губ, только монгольские глаза слегка щурились – становилась все язвительнее. В глазах замелькало острое, недоброе выражение… Я еще задорнее стала дразнить Надиного мужа, не подозревая в нем будущего самодержца всея России. А он, когда трамвай уже показался, неожиданно дернул головой и, глядя мне прямо в глаза, с кривой усмешкой сказал:

– Вот погодите, таких, как вы, мы будем на фонарях вешать.

Я засмеялась. Тогда это звучало как нелепая шутка.

– Нет. Я вам в руки не дамся.

– Это мы посмотрим.

На этом мы расстались. Могло ли мне прийти в голову, что этот доктринер, последователь не им выдуманной безобразной теории, одержимый бесом властолюбия, а может быть, и многими другими бесами, уже носил в своей холодной душе страшные замыслы повального истребления инакомыслящих. Он многое планировал заранее».

Заразительный смех

Ленин в начале ноября 1905 года выехал из Женевы в Стокгольм, оттуда нелегально добрался до Гельсингфорса (ныне Хельсинки) и 8 ноября прибыл на Финляндский вокзал Петербурга. В редакции газеты «Новая жизнь» 27 ноября Владимир Ильич впервые встретился с приехавшим из Москвы писателем А. М. Горьким. Они участвовали в совещании ЦК РСДРП, на котором обсуждались вопросы вооруженного восстания. Горький вспоминал: «Никогда я не встречал человека, который умел бы так заразительно смеяться, как смеялся Владимир Ильич. Было даже странно видеть, что такой суровый реалист, человек, который так хорошо видит, глубоко чувствует неизбежность великих социальных трагедий, непримиримый, непоколебимый в своей ненависти к миру капитализма, может смеяться по-детски, до слез, захлебываясь смехом. Большое, крепкое душевное здоровье нужно было иметь, чтобы так смеяться».

Первая русская революция окончилась ее поражением. Обобщая опыт революционного террора, Ленин писал в статье «Уроки Московского восстания»: «И эта партизанская война, тот массовый террор, который идет в России повсюду почти непрерывно после декабря, несомненно, помогут научить массы правильной тактике в момент восстания. Социал-демократия должна признать и принять в свою тактику этот массовый террор».

Ленин восхваляет любую войну, как инструмент ослабления Российской империи, способствующую более легкому свержению существующего государственного строя. Он начисто отметает возможность цивилизованного захвата власти в России, приветствует обман и насилие в целях победы своей партии. Хорошо знавший лидера большевиков В. С. Войтинский, писал: «Ленин был снисходителен не только к таким „слабостям“, как пьянство, разврат, но и к уголовщине. Не только в „идейных“ экспроприаторах, но и в обыкновенных преступниках он видел революционный элемент».