Исчезла медицина, живопись и архитектура, воинское искусство и прокладка дорог, гигиена и науки. Что вы. «Новая формация». Ага. Аж население Европы вчетверо сократилось.
Через тысячу лет начался подъем, названный Возрождением! А вы: «Борьба рабов с рабовладельцами, и погибли вместе». От землетрясения тоже гибнут все вместе, но не от борьбы, знаете.
Маркс не углублялся в отношения феодалов и крепостных, и мы не будем. Система феодального соподчинения была довольно сложной. Факт тот, что очень зависимые от феодалов крестьяне вынуждены были работать на них 2–5 дней в неделю и отдавать им большую часть продукции; да еще церковная десятина. И были массовые восстания и жестокие битвы со многими жертвами иногда. Но при этом! На крестьянском хлебе-мясе-вине работали ремесленники, и учили людей грамоте монахи, и начинали открываться университеты, и возводились величественные соборы, и защищали страну войска. А Роджер Бэкон возвращал философии ее смысл, а про Леонардо да Винчи все сами знают.
А наука все быстрее двигала технический прогресс, и промышленная революция прошла по Европе, и набирала силу буржуазия, пока не заявила в 1789 году устами аббата Сийеса: «Что такое третье сословие? Все. Чем оно было в этом режиме до сих пор? Ничем». Хотя сначала буржуазия пришла к власти в Нидерландах, потом в Америке, и наконец Французская Революция переустроила всю Европу.
Пролетариат жил при Марксе ужасно. Можно перечитать хоть Диккенса, хоть Джека Лондона (он уже – о рубеже ХХ века). Изматывающая работа, нищенские условия и некуда податься. Десятилетние дети в шахтах и на фабриках.
Элементарная совесть приличных людей многим не позволяла спокойно мириться с таким положением. Ну нельзя же так: мы моемся в ваннах, сытно едим и хорошо одеваемся, не переламываясь в своих умственных занятиях, – а они горбатятся по 16 часов в день и живут в трущобах.
Да, при этом – строились железные дороги, прокладывались телеграфные линии, печатались газеты и плыли через океан пароходы. Рывок технического прогресса в XIX веке был колоссальный.
И завелись рантье. Бульвардье. Расцвела опера, театры полнились, на выставки модных художников ломились толпы, а моды света менялись каждый сезон. И все это – с капитала промышленников. Кстати, еще и финансистов. Но в основании-то – труд пролетариата прежде всего!
Вот тогда вечная идея, столь же благородная, сколь глупая и губительная – отобрать и поделить все поровну – обрела научные черты. Опять: все зло от собственности. В частности: от частной собственности на средства производства. Господствующий класс, как всегда, эксплуатирует. А угнетаемый, как всегда, с ним посильно борется и мечтает свергнуть.
Простите за цитату:
«В таком случае у меня есть не меньше основания предполагать, что я и один могу справиться с вашим делом». Великолепный Остап Бендер.
И еще раз простите – за негуманитарную лексику:
Система тем (эволюционно совершеннее) потентнее и ее энергосодержимость тем больше, чем выше уровень ее устойчивой неравновесности.
(Для понятности: слой кирпичей на земле – и двухсотметровый небоскреб, сложенный из них. Скидать их на землю просто. Построить из них такое здание со множеством помещений очень трудно, само не построится, – а если падет, грохота и сотрясения будет много.)
Чем сложнее техника, чем больше научных дисциплин, чем более развиты медицина, образование, металлургия и нефтедобыча и т. д. – тем сложнее социальная структура, необходимая для функционирования всех этих отраслей. А сложная социальная структура – это система со сложной иерархией. А сложная иерархия сама по себе исключает социальное равенство: начальник всегда главнее подчиненного, плановик – исполнителя. Они могут и должны быть равноправны де-юре, но де-факто – у них разный уровень полномочий и возможностей.
Коммунизм – это плоская, двухмерная социальная структура. Все равны и управляют всем сообща.
Дьявол в деталях. Маркс был гений стратегического уровня. На уровень практический он не опускался. А дальше – «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги: а по ним ходить».
Итак, всем владеют все пролетарии. Общенародная собственность. Вот комбинат – 30 000 работников. Вопросы снабжения надо скоординировать со всем процессом. Вопросы сбыта скоординировать. Вопросы финансовые увязать с ними. Юридическая сторона – мы руководствуемся законом. А транспорт? А жилье для работников? А дороги?
Итак. 30 000 работяг собираются на площади, обсуждают круг проблем, намечают кандидатуры, голосуют, выбирают уполномоченных из своей среды. Отделы снабжения и сбыта, бухгалтерия, транспортный и так далее. Для их координации выбирается дирекция.
Вот уже специализация и иерархия. Директор и начальник планового отдела – уже не пролетарии. Служащие. Участвуют в процессе своим умственным трудом. И по факту руководят. Каждому – необходимо много помнить и знать, владеть узкой специализацией. Она нарабатывается, его любым пролетарием не заменишь.
От лица всего пролетарского коллектива комбинатом распоряжается узкая группа доверенных менеджеров во главе с директором. Они не владельцы. Но правящий класс.
То есть. Структура производства возможна только аналогичная капиталистической. Но зарплата одинаковая, и снять тебя рабочее собрание всегда может.
Идеальных и несгибаемых людей нет. Человек изначально грешен. Это всегда знали священники и психологи. На одного чистого и святого – десять нормальных и два мерзавца.
Закон природы не обманешь. Человеку свойственно честолюбие, тщеславие и стремление к самоутверждению. Человек старается занять как можно более высокое место в своей иерархии. И чем энергичнее – тем сильнее стремится.
Люди не равны по уму, энергичности и харизме. Наверх выходят прежде всего те, то выделяется этими качествами.
Начинается неравенство должностей, подчеркивающее неравенство врожденных качеств. У многих из нижестоящего большинства включается зависть. Зависть – естественное природное чувство: это стремление к самоутверждению в «минусовой полусфере»: не могу поднять себя выше – опущу других ниже, и буду выше на относительном уровне.
Лентяи и эгоисты есть всегда – они получают возможность работать спустя рукава за ту же зарплату. Люди очень ценят справедливость: хорошие работяги не захотят вкалывать за бездельников. Конфликты неизбежны.
Ликвидация материального стимула неизбежно снижает производительность труда.
А люди, вкусившие власти, не хотят с ней расставаться. Большинство руководителей постарается остаться на своих должностях всегда.
А поскольку те, кто распоряжается, имеют возможность вознаградить себя больше прочих, то большинство рано или поздно к этому склонится. Комфортные командировки. Пиры на приемах гостей – надо же «произвести впечатление». Медицинское спецобслуживание: ценные руководящие товарищи должны беречь здоровье ради работы на наше общее благо!
А отношение к общенародной собственности: общее – значит ничье, а немножко и мое: отчего же себе что-то не взять…
И в течение считаных лет! – выстраивается бюрократическая управленческая пирамида, еще более многочисленная и сложная, чем при капиталисте. И расцветает коррупция. И падает производительность.
Капиталист мог выгнать любого, и берег собственные, личные деньги. Когда все хозяева – никого не выгонишь, а общенародных денег, ничьих то есть, не жалко. Прогорим – государство еще даст. И дает!
И! Каким образом?! Боже! Мы построили управленческую структуру, аналогичную капиталистической – только многочисленнее и менее эффективную.
…На деле все пошло иначе.
Капиталисты, сильно напуганные революциями, стали платить пролетариату больше и улучшать условия его жизни.
Забастовки и бунты с их расстрелами полицией возымели эффект: повсеместно создавались профсоюзы, и новые законы защищали права наемных рабочих.
Среди умных капиталистов появлялись «расчетливые гуманисты». Великий Генри Форд создал для своих рабочих условия процветания с сильным социалистическим элементом: самая высокая в мире зарплата, приличное жилье, бесплатные школы и больницы, оплачиваемый отпуск. Труд стал легче, разумнее, рабочий день сократился. Производительность труда на его заводах была высочайшая!
Опыт распространялся, все соки не высасывались, и пролетариат стал зажиточен. И – о подлая человеческая сущность! – он не хотел больше революции.
Как революционный класс – пролетариат исчез!
Он уже получал заметную долю прибавочного продукта.
А где-то работягам стали давать акции их предприятия. А это – соучастие во владении и прибылях. Элементы корпоративного общества.
…Ну, а к 2020-му году стало очевидно, что для коммунизма История не оставила уже времени и пространства. Электронно-кибернетическое производство эпохи глобализации сделало пролетариат вовсе ненужным…
Соответствие социальной структуры общества и уровня развития технической и промышленной базы – есть взаимообусловленное единство двух аспектов одного явления, и устанавливается не параллельно даже, но совместно и воедино. Единство производительных сил и производственных отношений – так это называется в марксистской экономике.
И рабовладение, и феодализм, и капитализм – это единство материальной базы и управленческо-координационной структуры с ее социальной иерархией. Как телу и его функциям соответствует мозг определенного размера и формы, управляющий всеми функциями тела – так материально-производственной системе социума соответствует оптимальная координационно-управленческая иерархия, управляющая всем ее функционированием.
Более того: в социальном устройстве системы нерасторжимо связаны все культурные аспекты: одежда, искусство, этика и эстетика, ментальность и быт. Недаром мудрые реформаторы – как Петр I или Кемаль Ататюрк – желая воссоздать у себя в стране развитую экономическую и военную модель Запада, вводили ее воедино с западным типом одежд и развлечений, протоколом общения и всем корпусом обычаев и традиций, ломая старый культурный уклад.
Умный реформатор понимает: научный, промышленный и военный подъем – есть продукт и следствие всего уклада отношений и ценностей в обществе, плод политической структуры и законов государства – а они неразрывно связаны с самоидентификацией людей и групп, с моралью и свободой – свободой! Научно-промышленный успех – это материализация мировоззрения, системы отношений и ценностей: а в системе взаимосвязано все! Поэтому Петр брил бороды и заставлял курить, а Ататюрк запретил фески и паранджу.
Таким образом. Сохраняя материальную базу капитализма. Сменить на ней «надстройку», а вернее – всю управленческо-координирующую систему – есть элементарная ошибка. Разрушение единства системы и уклада может иметь следствием только разрушение базовой экономической части, на которую пытаются насадить принципиально иной способ управления.
Маркс решительно не обращал внимания на ИНФОРМАЦИОННУЮ составляющую экономики. Капиталистического предприятия в частности. Он полагал возможным и прогрессивным сменить всю информационную систему руководства предприятием и его связей: сменить схему материальных стимулов, схему ответственности, схему реагирования на сигналы и принятия решений, схему партнерских связей и сбыта – и после этого рассчитывал на функционирование материальной базы с прежним и даже большим успехом.
Капиталиста нет без эксплуатируемых пролетариев? Но и пролетарии сдохнут на улице с голоду без капиталиста: его инициативы, изобретательности и руководства, а также без привлеченных им инженеров, изобретателей, техников и ученых, без которых создание и функционирование завода невозможно. Без всего информационного обеспечения – завод есть груды мертвого бесполезного металла и кирпича. А ученый, изобретатель, конструктор и менеджер – по определению не пролетарии: они продают информацию, которую генерирует их мозг. И отделившаяся от создателя информация является самостоятельной ценностью.
Элитой капиталистического процесса является креативный класс. И: пролетарий легко заменяем – а креативный интеллектуал нет. Ибо информация первична.
Тот, кто не понимает единства информационной и материальной сущности любой структуры, обречен на провал.
И на пространстве от рабовладения до капитализма Маркс и Энгельс не только понимали, но и утверждали единство социальной системы и ее экономического базиса! А дальше – мечта простирала розовые крылья, снизу выпускались железные когти насилия, и летательная конструкция с треском обрушивалась на камни ровно столько раз, сколько пыталась взлететь.
Коммунизм по Марксу – это процветающий капитализм, только без капиталистов. В идиллическом бесконфликтном обществе братства, любви и гармонического развития. А это как? А все занимаются спортом, пишут стихи, рисуют картины и размышляют о вечном. Идиоты. Никто не хочет съесть конкурента, никого не разбивает инфаркт от рабочих забот, никто не боится безработицы, никто не пашет 18 часов в сутки, жаждая стать миллиардером; никого нельзя уволить с работы, и умный не может приказать глупым: делать как я сказал! Никто не учится долгими ночами, чтоб выдержать конкурс и занять лучшее место. Никто не напрягается, потому что незачем.
Вместо управленческой пирамиды во главе с кровно заинтересованным владельцем, который не связан в своих действиях – будет самоуправляемая лепешка равных ответственностей и интересов. То есть. Информационная схема координации и управления принципиально иная.
Ну так к управленческой лепешке – вы получите промышленную лепешку. Чтоб не сказать хуже. Они вам наработают.
Маркс бесхитростно полагал, примитивизируя диалектику социальной эволюции, что когда капитализм создаст очень-очень много богатств и очень-очень высокий уровень развития техники – то это количественное нарастание машин и приспособлений, совокупно с ростом огромных масс пролетариата на предприятиях – перейдут в качественное изменение строя: капиталисты окажутся уже ненужным меньшинством, пролетарии их уничтожат и вступят в законное владение сказочными богатствами сами. Вернут себе продукты своего же труда. И будут их преумножать, в справедливом и счастливом обществе трудящихся.
Что тут вам сказать…
Во-первых, человек создан не для своего счастья, а как часть и орудие природы, эволюции Вселенной, и его функция во Вселенной – максимально возможно и быстро изменять ее, ускоряя ход энергоэволюции. Поэтому, волею социальных конструктов предаваясь «своему гармоническому развитию», он деградирует, ищет приложения сил и затевает войны и мятежи, потом впадает в депрессию и перестает размножаться.
Нет, Маркс с Энгельсом – это какой-то Руссо с его благородными дикарями в высокотехнологичном промышленном лесу.
Во-вторых, социальная эволюция, как и любая, генеральной линией развития имеет усложнение форм и повышение энергосодержимости – но никак не упрощение структур с повышением, соответственно, энтропии. «Бесклассовое общество» есть эксцесс социальной энтропии – что возможно только как стадия разрушения и гибели.
А в-третьих, разрушение единства материальной структуры и единой с ней структуры социальной, то есть единой цивилизационной структуры – есть полная невозможность. Типа вставить в голову прыгуна мозг шахматиста: мышцы остались, координация и резкость исчезли, тело прыгать не сможет. Как и тело шахматиста с его двигающей фигуры рукой не сможет играть, получая команды от мозга прыгуна.
…О том, что наступает в XXI веке вместо обещанного коммунизма – мы поговорим в другом месте. Увы – действительность отнюдь не радужна.
Принципиальная и губительная ошибка всех социалистических и коммунистических учений заключается в том, что социальную психологию человека малой группы, так называемой «прямой группы», они механически переносят на человека больших групп, косвенных и неограниченных.
Прямой группой я называю группу от пяти до сорока пяти человек, где все близко знакомы друг с другом и объединены общностью места и действия. Это может быть школьный класс, или рабочая бригада, или армейский взвод (иногда рота), или геологическая партия. Ты знаешь каждого в лицо и по имени, можешь всегда обратиться к нему за помощью или он к тебе, вы все на виду друг друга подолгу ежедневно и т. д. Вы соседи, партнеры, коллеги, вас связывают личные отношения – пусть разная степень дружбы, приятельства, доверия, взаимопомощи. Ты не возьмешь кусок камрада, не присвоишь его вещь, не увильнешь от работы, когда он пашет (армейскую дедовщину мы не берем, там агрессивная традиция тюрьмы).
Вот в такой группе социалистические отношения – и даже коммунистические – часто наблюдаются. Вместе пашем в полную силу, более или менее ровно (слабаков не принимаем), каждый старается как может в своем деле, каждый нужен и на месте; вместе едим, вместе пьем, вместе живем. Наконец, плоховатые ученики списывают у хороших, сильный защитит слабого от нападения из другого класса-школы-улицы.
Отношения в прямой группе, если характеры совместимы и социопатов нет, доверительные и честные. Совместимость очень важна. Конфликтные в люди в группу не попадают или исключаются. Вообще конфликты иногда неизбежны – но решаются открыто, быстро и по справедливости.
Товарищи психологи давно установили, что человек может здороваться, интересоваться жизнью, поддерживать какие-то личные отношения – не более чем с двадцатью пятью – пятьюдесятью людьми. Быть знаком на «здрасьте» еще с сотней-двумя, из которых выделяет самых ярких, заметных, «высокоранговых». Если людей кругом больше, как, например, в большом городе, – наступает отчуждение от толпы, отторжение излишней информации, которая воспринимается (инстинктивно) как ненужная, излишняя, бессмысленная.
Объем коммуникативных связей человека принципиально ограничен. На личностном, прямом психологическом уровне то есть. Как инстинктивная потребность количественно ограничен. По жизни и работе он может обивать пороги, завязывать знакомства и наводить связи вплоть до президента – но не потому, что ему этого хочется, а потому, что в сложном социальном обществе добыть что-то надо. Такие «рабочие связи» растаивают мгновенно, как только желаемое получено.
В чем тут дело?
В том, что миллионы лет наши предки жили родовой группой, первобытной общиной то есть. И только группой, предельно организованной и скоординированной воедино в социальный организм, в социальную систему, они смогли выжить. Слабые поодиночке – вместе они были сильнее всех: отбивались от хищников, убивали крупную добычу и побеждали врагов.
За миллионы лет иметь прочные связи с ближними стало потребностью и инстинктом. Человека тянет прибиться к группе и стать ее членом. Его интерес к реальным (или возможным) членам группы бескорыстен и искренен, и симпатия его подсознательна: привет, брат, мы с тобой одной крови – ты и я!
Но. Десять, двадцать, тридцать – это мы, это наша группа. А пятьсот, семьсот, пять тысяч? Э нет. Это чужие. Своих столько не бывает. А чужие – это враги. Конкуренты, соперники, завтра окажутся убийцами.
Любовь к своим и ненависть к чужим – этот двуединый инстинкт нас сформировал: это психологический стержень личности человека группового. Социального.
Погодите, скажете вы. А наш полк? А наша школа? Наш город? Наша страна, наконец? Разве к другим людям – нашим же людям! – мы относимся иначе?
Иначе. Еще как иначе. В другой роте можно спереть запасной магазин или плащ-палатку. В своем городе – набить морды пацанам из другого района: а просто так, не фиг им тут. А уж на пространстве страны перехватить выгодный заказ или ценный товар – это вообще святое. Вор вообще ворует – но только не у своих, за это могут опустить, а могут убить: среди своих он чище алмаза должен быть.
И только в своей группе – совесть, честность, равенство, взаимовыручка, дружественность – могут быть нормой и нередко таковой являются. Нет, закон и приличия ты все равно не нарушаешь в большом городе среди незнакомых людей. Но заступаться во всех драках и помогать всем неумехам – за ту же зарплату – проще сразу повеситься.
СОЦИАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА РАЦИОНАЛЬНО. В малой группе – во всех отношения лучше и правильнее пахать в полную силу. Вы – один социальный организм, от работы каждого зависит общий результат – и высокий уровень заработка (воздаяния за вклад) каждого. И социальный статус, твой ранг в команде, степень уважения и самоуважения, твоя значимость то есть, – зависят от того, насколько ты хороший работник и верный товарищ.
А в бескрайней общей системе, где результат твоего личного труда тебе вообще не виден, и ты получаешь столько же, сколько все, и неизвестные тебе возможные лодыри и идиоты получают столько же – личный стимул трудиться хорошо исчезает. А как же с самоутверждением и социальным статусом, которые каждый хочет повысить? Можно стать начальником. А можно цеховым певцом или чемпионом города по метанию гранат. А работает пусть вол, он сильный и тупой.
УРАВНИЛОВКА ПЕРЕНОСИТ ВОЛЮ К САМОУТВЕРЖДЕНИЮ с собственно труда на косвенные сопровождающие атрибуты – стремление к любым привилегиям: начальствование, администрирование, контроль, инструктирование, должности развлекателей, санитары и т. д.
ГРУППА ВСЕГДА СТРЕМИТСЯ К САМОСТРУКТУРИЗАЦИИ. К самоусложнению, к созданию внутренней иерархии. Это – общий закон природы:
СИСТЕМА СТРЕМИТСЯ К САМОУСЛОЖНЕНИЮ.
К социальным системам это также относится. Уравняешь в заработке – люди начнут утверждаться в других аспектах, перенесут часть своего трудового потенциала на них: начнут подшивать и отглаживать рабочую униформу, или устроят чемпионат цеха по игре в подкидного дурака, или начнут точить ножи и накладывать на клинки хром в гальваническом цехе.
Внимание! – очень важный вывод! – имеющий силу закона:
ЕСЛИ ВЫ УСТАНОВИТЕ КОММУНИСТИЧЕСКОЕ РАВЕНСТВО ДЛЯ БОЛЬШОЙ ГРУППЫ – НИ В ОДНОЙ ЕЕ МАЛОЙ ГРУППЕ КАК СЕГМЕНТЕ БОЛЬШОЙ ЭТО РАВЕНСТВО У ВАС НЕ МОЖЕТ ОСУЩЕСТВИТЬСЯ
Только под палкой. Но это будет уже не та свобода, не тот труд и не тот результат. Развалят вам работники такой порядок. Он противоречит их внутреннему устройству.
Уравниловка в заработке больших групп – разрушает рабочую этику даже у богобоязненных трудолюбивых протестантов. (Исключение – период войны, когда нация спаяна патриотизмом и верой в командование.)
…Работал я когда-то в разных бригадах на разных работах и в разных концах Советского нашего Союза необозримого. Бывало, ругались. Бывало, дрались. Но зла долго не держали, остывали быстро: «Ладно, по работе все бывает». И ребята были не ангелы, отнюдь не. А пахали все до упора кто как мог, и получали поровну. И без обид. Но спереть инструмент у соседей или свалить на них невыгодную работу – о, это закон. Промеж своих цени пацанов, а другие – не фиг зевать.
Вот это – в природе человека. Ты не можешь относиться как к честному работящему другу – к тому, о ком вообще не знаешь. Современные технологии так раскидывают стадии производства по всему миру, что один работник может не подозревать о наличии другого. То есть: личностная психологическая необходимость работать хорошо и на совесть исчезает напрочь! Кого ради и чего ради?!
А человек – как и любая природная система – устроен таким образом, что инстинктивно стремится получить максимальный результат при минимальных затратах собственной энергии. (Это разговор отдельный и долгий, про это в других моих книгах: почему человек стремится к действиям, когда ему ничего не требуется.)
Я только вот о чем: в коллективе свыше ста-двухсот человек при коммунистической организации труда и распределения – люди не смогут долго работать добросовестно и в дружелюбном сотрудничестве.
Во-первых, на уровне общения и взаимных симпатий образуются неформальные группы перворанговых работников и более развитых личностей. Что уже создаст атмосферу психологического неравенства, нарушит дух единства, вызовет некоторую зависть остальных.
Во-вторых, всегда найдутся лентяи, которые пытаются работать поменьше и полегче, благо результат один. Отсутствие сугубо личной заинтересованности добросовестно трудиться.
В-третьих, есть неумехи с руками, растущими не оттуда.
В-четвертых, это начнет раздражать работников хороших и добросовестных: притворы и бестолочи паразитируют на моей старательности, и мне всегда терпеть?
В-пятых, раньше или позже начнут считаться, чья работа легче или тяжелее, чья чище или грязнее.
В-шестых, разные группы, формальные бригады и неформальные кружки, раньше или позже начнут вести счет несправедливостям и испытывать неприязнь друг к другу. А образование таких групп, по личным симпатиям, авторитету и близости умов, неизбежно.
В-седьмых, постепенно и неизбежно разрастается вопрос: мы на деле разной ценности работники, вносим разный вклад, – ну так и получать должны соответственно, а не поровну.
В-восьмых – так чего, пора искать виноватых. Начинается ругань, взаимные обвинения и сведение счетов.
Все! Конец. Коммуна разбежалась.
…Господа – и, конечно, товарищи. Вот имеется какая вещь:
ЧЕЛОВЕК ИМЕЕТ НЕ ТОЛЬКО РЯД СТЕРЕОТИПОВ ПОВЕДЕНИЯ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ СИТУАЦИИ И ОБЩЕСТВА, в которых находится. Но еще! – очень важно:
ЧЕЛОВЕК ИМЕЕТ РЯД ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ СТЕРЕОТИПОВ ГРУППОВОЙ САМОИДЕНТИФИКАЦИИ – в зависимости от состава и численности своей группы. А также от рода ее деятельности и своей социальной роли и статуса в ней, степени своей идентификации с прочими членами группы; а также – в зависимости от срока ее существования и срока своего пребывания в ней; и еще – чем эта группа занимается и в чем вообще ее смысл и цель.
То есть:
Неделя трудных несправедливых условий – это одно, а семь лет – это другое. За деньги – одно, бесплатно – другое. Нас всего трое на выполнении задания – это одно, а десять тысяч – другое. Ты равный со всеми – это одно, на тебе ездят – это другое.
Ну вспомните ради бога элементарную вещь: количество переходит в качество. Диалектика, Гегель, ну слышали же, да?
А что экипажи космонавтов или команды зимовщиков в Антарктиде должны быть психологически совместимы, ибо в замкнутом надолго небольшом коллективе отношения обостряются – ну знаете же, да? И хорошие люди с несовместимыми темпераментами, которые чудно дружат при встрече раз в месяц, могут поубивать друг друга в тесной камере через год – тоже понимаете, да?
Если, предположим, пять парней осталось в живых из всего взвода после года на фронте – да они близки, как родная семья! А если семь родных братьев родили семьдесят двоюродных, а те – триста троюродных, то все эти Рюриковичи начнут резать друг друга за лучший удел и княжество, не испытывая никаких родственных чувств. Так началась междоусобица и распалась Киевская Русь.
Любовь, и связанные с ней забота, верность, самоотверженность – чувство очень избирательное. Нельзя любить семь миллиардов, да хоть бы семь миллионов тоже нельзя. Семья – это тебе не муравейник до горизонта. Вот у муравьев коммунизм – запросто, давно готов.