Михаил Скойбедо
Находка
Дрон убрал манипуляторы, скользнул вверх и снова поплыл по коридору. Тот упирался в еще один полуприкрытый гермошлюз – между стеной и дверью оставалась щель шириной метра полтора. За ней был свет. На карте смутно угадывалось огромное пустое пространство.
Зал охнул. Камера влетела на ярко освещенный тропический пляж. Белый песок, который лениво облизывают волны, несколько пальм, синее небо, в редких белоснежных облаках. В небе, в некоторых местах, чернели провалы с ломаными краями, как будто оно было твердью, состоящей из множества отдельных квадратиков.
Пляж усеивали бутылки, тела, гильзы и осколки стекла. Слева чернел обгоревший остов какого-то строения. Под зонтиком-грибком стояли несколько ящиков. Один был разбит и лежал на боку – из него выкатились круглые синие банки. Дрон приблизился вплотную и зрители прочли: “Черная икра”.
– Икра какая-то… А небо голографическое. Плитка или что-то типа того, – произнес голос Палыча.
– Очередями побили, – ответил ему одноглазый Дэн отпивая пиво.
– Точно, – проскрипел Серега, – вон, видно. С берега лупили.
Дрон тем временем несся над водной гладью. Впереди показался силуэт, плохо заметный на фоне голографических облаков. Он стремительно приближался и рос, становясь отчетливым.
Яхта была белоснежной и безвкусной – огромная, нелепая, сверкающая полированным литым золотом и какими-то вензелями. Из образа выбивалась только изрешеченная пулями корма.
Судно стояло на якоре, у самого дальнего берега подземного озера. Стены, отделанные голографической плиткой, вблизи ощутимо моргали. На палубе никого не оказалось.
Дверь, ведущая на мостик, была открыта. Внутри пусто. Дрон сел, повозился с внутренней дверью, открыл ее и снова взлетел. Узкий корабельный коридор. Направо – небольшая каюта, судя по всему, капитанская. Налево – комната с мониторами, видимо, помещение охраны. В конце лифтовая шахта и огибающая ее с двух сторон лестница.
Внизу – кают-компания с огромным длинным столом и двумя диванами. В носовую часть вели две непропорционально высокие двери. Дрон возился с ними несколько минут в полной тишине – никто не произносил ни слова.
Наконец, двери открылись, за ними оказался тамбур с еще одной парой дверей, на этот раз вполне обычных. Они были распахнуты. Левая, очевидно, вела в ванную – за ней мелькнул небольшой золоченый гальюн. Правая – в огромную, занимающую всю носовую часть яхты, спальню. Кругом было золото. Им были расписаны стены, отделана мебель, в стеклянных шкафах, вызывавших ассоциации с фильмами про Французскую революцию, сверкали бесчисленные золотые побрякушки. Посредине стояла гигантская кровать с балдахином и похожим на старое, давно забытое знамя бордовым покрывалом с золотыми бархатными кистями. На нем лежало тело.
Тело было небольшое, истлевшее, облаченное в столь же истлевший, спортивный костюм и кроссовки. Оно лежало на боку, спиной к широким окнам, в позе эмбриона, с зажатыми между коленями руками. На запястье у мумии были массивные золотые часы, на шее – толстая золотая цепь. На яхте не было ни души.
– Ну, что, сволочь? – произнес в гнетущей тишине скрипучий Серегин голос, – попал в рай?