Мостовой курил, пуская сигаретный дым в открытое окно, и с усмешкой слушал очередной спор Синицкой и Чистякова. На этот раз – о настоящей любви. Чистяков вел «Газель» в сплошном потоке машин на трассе и откровенно поясничал, делая вид, что горячо отстаивает свои убеждения. Ольга в запале спора этого, как обычно, не замечала.
– Настоящая любовь – это еще и ответственность, – настаивала Синицкая, – это готовность к самопожертвованию ради любимого человека!
– Ну, милая, – покачал головой Игорь и подмигнул Мостовому, – тут ты начинаешь противоречить сама себе. Ответственность, готовность – это все из категории разума, от рассудка. А ты настаиваешь, что любовь – это духовная близость, эмоциональный подъем, ослепляющее чувство.
– Я про ослепляющее чувство ничего не говорила, – возразила Синицкая, но договорить ей не удалось.
Мостовой выбросил окурок и потянулся к рации. Спорщики сразу же замолчали и насторожились. Вызов дежурного МЧС, как правило, не сулил ничего хорошего. Чистяков, услышав, что дежурный спрашивает о месте нахождения бригады спасателей и как далеко они от перевала Чунгат, сразу стал прижиматься к обочине дороги. Синицкая помогала Борису разворачивать карту на приборной доске и задумчиво покусывала нижнюю губу. Задача бригаде ставилась не совсем обычная.
На Чунгат любили водить группы начинающих. Там находилась очень удобная и популярная у скалолазов стена утеса Клюв. Кто и когда так окрестил его, Чистяков не знал. Сколько он себя помнил, всегда звучали фразы «сходить на Клюв», «тренировка на Клюве». Название было очень меткое. Если въезжаешь на машине в ущелье с севера, то с правой стороны, сразу же, на фоне неба появляется скала, которая по форме точь-в-точь напоминает клюв птицы, торчащий снизу вверх. Как будто птица лежит на земле. Если в ущелье въезжать вечером, когда небо начинает темнеть, то чернеющий Клюв на темно-синем небе выглядит очень зловеще. Размытый рисунок темнеющих гор рисует в воображении и саму тушу гигантской дохлой птицы, нависшей над перевалом.
По сообщению дежурного, случилась неприятность с парнишкой из группы начинающих скалолазов, которую инструктор привел на Клюв. Подозрение было на острый аппендицит.
– Все горноспасатели сейчас в разгоне. Ближайшая группа сможет добраться до места не раньше чем часов через пять-шесть. «Скорую» я туда уже отправил, – рассказывал дежурный по рации. – Но до Клюва, как я понял, ей не добраться. Ждите их на перевале, бригада номер 53. У тебя там Чистяков – бывший альпинист. Пусть попробует переправить к ребятам врача.
– Эй, эй! – возмутился Чистяков и стал вырывать у Мостового рацию. – Вы что, с ума там все посходили? Там расщелина метров тридцать шириной! Как я вашего врача туда перетащу?
– Игорек, сообразишь там с инструктором группы на месте, – продолжал дежурный. – Ты же Клюв наверняка знаешь.
– Конечно, знаю. Каждая группа переправу наводит для себя, а потом снимает. Там врач на «Скорой» хоть мужик или тетка?
– Успокойся – мужик, – ответил дежурный. – Все равно выхода другого нет. Спроси у Синицкой, она тебе объяснит.
Ругаясь, Чистяков стал разворачивать машину.
– Он прав, Игорь, – сказала Синицкая. – Тут часы могут решать все. Мы же не знаем, на какой стадии у него воспаление. Может, у нас в запасе всего пара часов? А потом разрыв – и перитонит. В горах нам его не спасти.
– В самом деле, что ты ругаешься? – спокойно вставил Мостовой. – Вспомни, сколько раз ты с гор людей спускал, да еще и в беспомощном состоянии. Если сможешь больного перетянуть на эту сторону, то здорового врача – тем более.
– Я не по этому поводу возмущаюсь, – пробурчал Чистяков. – Где наши вертолеты, где вертолеты горноспасателей? У них же есть подъемники, для лежачего положения пострадавшего.
– Ну, не на всех же вертолетах, – продолжал Мостовой урезонивать друга. – А на тех, что сейчас есть под рукой, – нет подъемников.
– Вот как раз по этому поводу и возмущаюсь, – не сдавался Игорь, – двадцать первый век на дворе, а у нас не все спасательные вертолеты техникой укомплектованы.
– Ну, пожалуйся Шойгу, – не удержалась от ехидства Синицкая. – Кстати, тебе самому придется лазить несколько раз через расщелину в лагерь альпинистов. Сначала врача доставишь, меня, а потом необходимые медикаменты.
– А потом все в обратном порядке, – обрадовал Мостовой.
– И все я! – со стоном проговорил Чистяков. – По веревкам я, в мусоропроводы я, на деревья за кошками опять я...
– А я тяжелый и крупный, – напомнил Мостовой. – К тому же я на руководящей работе, а ты у нас альпинист…
– Ну да! – согласился Чистяков со вздохом. – Худенький альпинист. Негр я у вас.
– Негры тоже худенькими бывают, – «утешила» Игоря Синицкая.
Машина «Скорой помощи» с номером 53 догнала спасателей у въезда в ущелье. Молодой невысокий врач с лысеющим темечком, назвавшийся Иваном, к возможности переправки его через расщелину на веревке отнесся спокойно. Скорее даже с энтузиазмом. Чистяков заявил, что знает место, откуда им придется начинать совместную операцию, и поехал первым. Минут через тридцать обе машины прижались к каменистому склону. Вершина Клюва была хорошо видна с дороги. На отвесной стене скалы кто-то висел на веревках, значит, спортсмены не прекратили тренировку.
Чистяков начал распоряжаться – сейчас он был главным специалистом. Велев врачу «Скорой помощи» и Ольге Синицкой готовить все необходимое и паковать в один вместительный баул, он с Борей Мостовым двинулся через склон к расщелине. На всякий случай спасатели захватили из своей машины альпинистское снаряжение, которое может понадобиться дополнительно.
Расщелина была не шире двадцати метров и примерно такой же глубины. Со стороны ущелья склон ее был обрывистым, почти вертикальным. С той стороны, где устроили свой лагерь альпинисты, край расщелины был более пологий и осыпавшийся. Именно с той стороны можно было спуститься на самое дно расщелины, где протекал небольшой ручей, даже без специального снаряжения. Поэтому Клюв и пользовался такой популярностью. И стена для тренировок подходящая, и условия для лагеря хорошие.
Инструктор группы Влад Пахомов, которого Чистяков прекрасно знал, стоял на другой стороне и махал спасателям рукой. Переправу он навел, по мнению Чистякова, «грамотную». Был лишь один неприятный момент: противоположный край расщелины находился метра на три ниже того, на котором стояли спасатели. Это облегчало доставку врача и медикаментов в лагерь, используя простое скольжение на карабине по веревке вниз. А вот обратная транспортировка, тем более больного, усложнялась тем, что людей придется тащить вверх.
Пока Чистяков договаривался с Пахомовым о своих действиях по переправке, Мостовой вернулся к машинам за врачом, Синицкой и медикаментами. Игорь готовил страховочную обвязку с карабином, на которых люди будут скользить на противоположный склон, и хмурился. Он помнил, что Ольга боялась высоты. Не совсем уж панически боялась, но высоты больше пятиэтажного дома под ногами для нее было многовато. Осложняло положение и то, что конец веревки, натянутой через расщелину, крепился на уровне щиколотки. Это значит, что Синицкой и врачу придется сначала перелезть через край обрыва, прежде чем они повиснут на карабине над пропастью. Было проще во всех отношениях, если бы веревка начиналась на уровне человеческого роста, но закрепить ее на такой высоте здесь не было возможности. Поднять больного на край обрыва тоже будет сложновато, понял Чистяков.
– Ну, как? Готовы? – спросил Чистяков обернувшись к подошедшим вместе с Мостовым медикам.
– Ух ты! – покачал головой врач «Скорой» и заглянул в пропасть. – Круто! Так я еще к больным не добирался.
Синицкая промолчала, но Игорь обратил внимание, что девушка немного побледнела. Она мужественно поджала губки и старалась не смотреть вниз. Мостовой ободрительно взял Ольгу за локоть и, чтобы поддержать медика «Скорой помощи», и заодно медика своей бригады, небрежно бросил в пространство:
– Для Игорька этот овражек – пара пустяков. Детская тренировочка для младшего детсадовского возраста.
Первым Чистяков решил переправить врача «Скорой помощи». Это продемонстрирует Синицкой, что ничего страшного в такой переправе нет, да и сам доктор будет держать себя в руках в присутствии девушки. К карабину на страховочной обвязке доктора Чистяков закрепил еще один фал, на всякий случай. Может, понадобится тянуть его назад, если что-то пойдет не так.
Переправа Ивана прошла вполне успешно. Доктор вел себя подобающим образом и даже пытался шутить. Правда, было заметно, что он старался не смотреть вниз. Влад принял доктора, помог ему отстегнуться и помахал рукой. Не без помощи Мостового Игорь спустил на веревку Синицкую. Под ободрительные напутствия спасателей девушка заскользила над пропастью.
– Ну что, Боря, штанишки у всех сухие? – съехидничал Чистяков. – Пора и мне отправляться. Подашь мне медицинский баул?
– Давай двигай, – пробасил Мостовой. – Я здесь посижу, подожду.
Борис должен был тянуть вверх по веревке больного альпиниста, когда Чистяков закрепит его на противоположном краю расщелины. Он же должен был поднять его с веревки. По-хорошему, Чистякову следовало бы подняться назад первому, чтобы вдвоем поднимать больного, но Пахомову сложно было справиться с его неопытными подопечными на той стороне. Решили, что Боря с его медвежьей силой останется здесь один.
Повиснув над пропастью, Чистяков принял из рук Мостового баул с медикаментами и лихо заскользил по веревке на противоположную сторону. Выпендрежник, подумал Борис, глядя, как Игорь расставил в стороны руки, изображая крылья. Птицы вперед ногами не летают. Когда альпинисты с медиками отправились к лагерю, Мостовой уселся на камнях, облокотившись спиной, и прикрыл глаза. Можно было и подремать немного, слишком уж хлопотный день выдался.
Больной альпинист лежал в палатке. От него не отходила одна из девушек, наверное, его подружка. Иван похвалил инструктора Влада:
– Правильно сделали, что положили его на правый бок с подогнутыми ногами.
– Опыт, – невесело усмехнулся инструктор. – Приходилось уже сталкиваться с этим. Да и так у него болит меньше.
– Плохо другое, – покачал головой врач «Скорой помощи», – то, что парню в любом другом положении больно лежать. Давай, дружочек, посмотрим твой живот, – сказал Иван присаживаясь рядом с больным.
Парень со стоном повернулся на спину. Иван задрал на животе его одежду и стал ощупывать низ живота. Лицо врача становилось все более хмурым. Чистяков стоял рядом и выжидающе смотрел то на Ивана, то на Синицкую. Ольга тоже начинала хмуриться.
Наконец врач «Скорой помощи» опустил задранную одежду альпиниста и посмотрел на Синицкую снизу вверх.
– Ну что, коллега? Мы с вами наблюдаем ярко выраженный синдром раздражения брюшины.
– Это когда как? – насторожился Чистяков, глядя на серьезные лица медиков. – Что это значит?
– Это означает, что больной ощущает боль не только в момент нажатия, – пояснила Ольга, – но и особенно в момент ослабления давления руки на брюшную полость.
– Может, пойдем покурим? – со странным энтузиазмом предложил Иван и выразительно посмотрел на Синицкую.
Ольга молча кивнула головой и стала подталкивать Чистякова к выходу. Врач «Скорой помощи», вытаскивая на ходу сигареты, отошел в сторону от палатки и закурил, ожидая, когда к нему подойдут Синицкая, инструктор группы и Чистяков.
– Намек я понял, но не уловил деталей, – проговорил Игорь и посмотрел в глаза Ивану.
– Да, ребята, давайте конкретнее! – поддержал его встревоженный Влад Пахомов.
– А куда конкретнее? – спросил Иван, задумчиво затягиваясь сигаретой. – Парня нужно срочно на операционный стол. Там уже гнойное воспаление. Прорваться может в любой момент. Если бы речь шла только о том, чтобы уложить его на носилки и довезти по асфальту до ближайшей хирургии, то я бы рискнул. Но все ваши веревочные переправы приведут к тому, что больной будет напрягаться. А если у него это дело прорвется в процессе переправы? – Врач внимательно посмотрел на Синицкую. – Вы как, коллега?
– Если у вас есть все необходимое, то, наверное, смогу ассистировать, – ответила Ольга. – Только как нам обеспечить необходимые условия?
– Ребята! – вставил испуганный Пахомов. – Вы сейчас о чем?
Медики дружно взглянули на инструктора, но вопрос оставили без ответа.
– Ну и отлично, коллега, – снова заговорил Иван, обращаясь по-прежнему к Синицкой. – А условия, я думаю, мы сможем обеспечить. Главное, чтобы вертолет с подъемником нам обеспечили хотя бы завтра. – Врач повернулся к Чистякову: – Что там в вашей конторе по этому поводу обещали?
– Не позднее завтрашнего вечера, – машинально ответил Игорь, который уже все понял: Иван с Ольгой решились на операцию прямо здесь, в альпинистском лагере.
– Вы что, хотите его резать прямо здесь? – дошло наконец и до Пахомова.
– Ну, что вы, дружочек, – ответил с улыбкой Иван, – как можно? Мы будем оперировать!
– Тьфу! Какая разница? – забегал Влад глазами по лицам всех присутствующих. – Резать, оперировать. Вы что, на полном серьезе?
– Успокойтесь, Влад, – сказала Синицкая. – Я понимаю, что вы лично отвечаете за каждого в вашей группе. Но поймите, что другого выхода просто нет. Любое промедление может угрожать жизни вашего подопечного. Да и вашей вины в случившемся никакой нет. Абсолютно. Вся ответственность теперь лежит на нас.
– Да я не про ответственность! – обиделся Пахомов. – Вы в самом деле считаете, что в таких вот условиях можно провести успешную операцию?
– Молодой человек, – нравоучительно заметил Иван, который был старше инструктора всего лет на пять, – есть такая научная дисциплина, как военно-полевая хирургия, которую проходят во всех вузах. Она как раз и предусматривает оказание помощи в подобных условиях. А я к тому же хирург. Да и операция эта лишь называется так громко. По сути, это послойное вскрытие брюшины, перетягивание у основания воспаленного отростка и его удаление путем отстригания. Все! Вот если гной прорвется в брюшную полость, вот тогда будут большие проблемы, даже для условий современного хирургического стационара. Понимаете?
– То есть ничего опасного в этой операции нет? – несколько успокоился Пахомов.
– Абсолютно простая операция, которую может провести любой студент-медик. Дело не в этом.
– А в чем? – снова насторожился инструктор.
– В том, что любая операция имеет определенный процент риска. Даже удаление зуба. Видите ли, Влад, все это настолько индивидуально, что давать гарантии на сто процентов никогда нельзя. Есть личная непереносимость каких-то медикаментов, а нам придется использовать хотя и местную, но анестезию. Есть другие реакции организма, абсолютно непредсказуемые. Это все журналисты придумали насчет врачебных ошибок. А на самом деле мы о человеческом организме знаем очень мало, несмотря на все грандиозные, казалось бы, успехи и достижения медицины. Вам могут за всю жизнь сделать десятки и даже сотни уколов какого-то определенного антибиотика, а на двести первом у вас просто остановится сердце или возникнит аллергическая реакция, которая приведет к почти мгновенному летальному исходу.
– То есть риск все равно есть?
– Риск существует всегда. Другое дело, что в клинических условиях мы с коллегой были бы больше готовы к возможным неожиданностям. Но тут уж ничего не поделаешь. Придется нам идти на этот риск. Выхода другого просто нет. Если не оперировать, то парень погибнет. А если оперировать здесь и сейчас, то у него очень хорошие шансы выжить. Понимаете, каков расклад?
– А я так понимаю, – вставил Чистяков, – что мне придется срочно перебираться на ту сторону за всем необходимым в вашу машину.
– Совершенно верно, – согласился Иван и повернулся к Ольге: – Вы, коллега, небось общую терапию заканчивали? Чего-чего, а аппендиксы удалять и при асфиксии трубки вставлять вас учили. Какие-нибудь повышения квалификации проходили по линии вашей медицины катастроф?
– Да, два года назад как раз по экстренной хирургии, а в прошлом – по синдромам...
– Ну, тогда все отлично. Что нам с вами нужно в первую очередь?
– Стерильный хирургический инструмент у вас наверняка есть, – ответила Ольга, а вот лигатура для перетягивания воспаленного аппендикса, кетгут для внутренних швов?
– Тут у нас полный порядок, – кивнул Иван. – Этим машина укомплектована, есть у меня там целый чемоданчик с упаковками. Но это не главное, главное – нам нужен мощный антибиотик и на всякий случай сильный стимулятор сердечно-сосудистой деятельности и местная анестезия. – Иван мечтательно посмотрел на Чистякова и Пахомова, оседлав, судя по всему, своего любимого конька. – Помнится, нам рассказывали, как в полевых условиях зашивали всем, что под руку подвернется, а потом в более подходящих условиях вторично вскрывали швы и снова зашивали по науке. Вот это экстремальные условия! А сейчас, ребята, двадцать первый век, так что все будет в ажуре.
Чистяков дождался, пока Иван напишет записку своей медсестре, которая осталась в машине «Скорой помощи», с перечнем того, что нужно для операции, и направился к расщелине. Сам Иван вместе с Синицкой стали готовить больного альпиниста к операции. Пахомов в два захода перетянул по веревке через пропасть все, что Чистяков принес из машины, включая два сильных аккумуляторных электрических фонаря из машины спасателей и еще один – из «Скорой помощи».
Пока шла операция, Чистяков разглядывал девчушку, подружку пациента. Она не могла усидеть на месте и все время ходила возле палатки, прислушиваясь к происходящему внутри. Девочка была молоденькой, свеженькой и очень миленькой. Глаза спасателя, когда он глядел на юную скалолазку, делались масляными сами по себе. Фигуры из-за мешковатой теплой куртки разглядеть было нельзя, но Игорь представил ее себе во всех деталях, дорисовывая в мозгу невидимые глазу детали. С одной стороны, несолидно подбивать клинья к девушке беспомощного паренька, но с другой стороны – это всего лишь операция по удалению аппендикса. Ну, полежит он потом в больнице немного и выйдет оттуда ничем не хуже, чем все остальные. Мало ли, какие у них там отношения. Совершенно необязательно, что они у них на всю оставшуюся жизнь. «Хотя, – поймал Чистяков себя на мысли, – я ведь не собираюсь на ней жениться. Нет, не то чтобы так уж определенно... Может, она как раз и есть та самая уникальная и единственная, с которой я захочу связать себя по рукам и ногам навсегда. Просто сейчас, на стадии знакомства, не стоит строить таких далеко идущих планов». Если девочке нет еще и восемнадцати, а на это было очень похоже, то планов не стоило строить вообще никаких, с этим у Чистякова было строго. Но не уделить этой горной козочке совсем никакого внимания спасатель не мог по определению. Натура толкала его на поступок, который мог бы привлечь к нему внимание. Без внимания девушек Чистяков не мог обходиться, как и без воздуха.
Игорь осмотрелся по сторонам, и его внимание привлек южный, относительно пологий каменистый склон. Дальше он переходил в небольшое скальное нагромождение, потом в сильно изрезанную трещинами стену. А вот выше располагалась, судя по всему, как раз подходящая горизонтальная площадка. Высота здесь, насколько Чистяков помнил, около тысячи пятисот или тысячи семисот метров. Значит, та площадка, на которую он смотрел, лежит как раз выше тысячи восьмисот метров. А сейчас начало июня, значит, эдельвейсы еще цветут. Решение было принято мгновенно.
– Влад, слушай, – позвал Чистяков инструктора, – подстрахуй меня на немного, если нашим медикам чего понадобится. Я отлучусь на часок или полтора.
– Ты куда? – не понял Пахомов. – На ту сторону, к своей машине?
– Нет, на эту, – отмахнулся Чистяков, не собираясь вдаваться в подробности предстоящего предприятия. – В магазин за пивком хочу смотаться.
– Не понял? – снова удивился инструктор.
– Потом поймешь. Очень надо. Ты просто побудь здесь, если ребятам нужно будет что-нибудь принести из машины, ладно?
Чистяков подмигнул Пахомову, подхватил чей-то пояс с титановыми клиньями, бросил на плечо моток капроновой веревки и зашагал в сторону склона. Инструктор продолжал удивленно смотреть ему вслед, но вопросов больше не задавал. Чистяков, которого хорошо помнили и альпинисты, и горные спасатели, славился своими чудачествами и приколами. Опять парень что-то придумал.
Подъем оказался легким и неинтересным. Чистяков и сам когда-то водил сюда группы начинающих, но на этом склоне новичков ничему не научишь, поэтому сюда никто и не ходил. Через двадцать минут спасатель был уже в нужном месте и, к своей великой радости, обнаружил то, что искал.
Когда начало уже смеркаться, в лагере группы развели большой костер. Чистяков подошел к рядам палаток и увидел, что Синицкая и врач «Скорой помощи» Иван стоят около костра и разговаривают с Пахомовым. Игорь спрятал маленький букетик под куртку, бросил на землю веревку и пояс и подошел к медикам.
– Ну, как наши дела, хирурги? – спросил он весело.
Только теперь до Игоря дошло, что, отлучившись, он поступил, мягко говоря, непрофессионально. Могла понадобиться любая помощь, возникнуть любая непредвиденная ситуация. «Мальчишество, – решил Чистяков про себя. – Сейчас мне от Ольги влетит, а потом еще и от Борьки. Она обязательно нажалуется Мостовому». Но медики не сказали ни слова по поводу его отсутствия.
– Все хорошо, – ответил Иван, – можно сказать, что пока во всех отношениях хорошо. Но о том, чтобы парня сейчас транспортировать по вашим веревкам к машине, не может быть и речи. Швы могут разойтись. Если завтра к вечеру будет вертолет со спецподъемником, то можно его и вывезти. Надеюсь, ваше начальство без вас до завтра обойдется?
– Иван предлагает нам остаться, чтобы я могла понаблюдать за больным до прилета вертолета, – пояснила Ольга. – Все-таки не стоит его вот так бросать здесь без врача. Мало ли что. Вдруг температура поднимется или шок от антибиотиков. «Скорой помощи» нет смысла здесь торчать, но врачу лучше подежурить.
Чистяков эту идею воспринял с таким энтузиазмом, что все удивились.
– А что, это идея! – воскликнул он. – Ольгиной квалификации хватит вполне на любой случай. Да и мы с Борей, если что…
– Особенно вы с Борей! – ехидно прокомментировала Синицкая, которая стала догадываться, что энтузиазм Игоря разгорелся не на пустом месте.
– Ну, вот и договорились, – кивнул головой Иван. – Кое-что из необходимого я вам оставлю. Можете меня переправлять назад к машине.
Перед тем как взяться за переправку врача «Скорой помощи» назад к его машине, Чистяков подбежал к девчушке, которая переживала за своего больного дружка.
– Держите, это вам, – проворковал спасатель, доставая из-за пазухи букетик цветов.
– Ой! Что это? – восхитилась девушка. – Это эдельвейсы, да?
– Эдельвейсы, – подтвердил Чистяков, – самые романтические цветы на свете. Они приносят удачу и берегут альпинистов.
– Спасибо, – пробормотала девушка и покраснела от удовольствия. Как же, такой парень, как этот мужественный и опытный спасатель, в прошлом альпинист, которого все знают, и подарил ей букетик эдельвейсов. Обратил на нее внимание!
Чистяков бросил на девушку влюбленный взгляд, от которого у большинства из юных созданий, как считал Игорь, обычно делается сердцебиение и головокружение. Остальные действия он решил оставить на более позднее время, не перегружая объект своего внимания положительными эмоциями. В этом вопросе у него имелась своя проверенная тактика.
Спасатели решили, что с их служебной «Газелью» на диком и пустом перевале ничего не случится. Машину заперли, Мостового перетащили в лагерь альпинистов вместе с небольшим пакетом НЗ спасателей. Помощь помощью, но все-таки объедать ребят не стоило. Ольга не стала сидеть у костра в компании, а отправилась сразу на свое дежурство. Ей устроили постель в палатке рядом с больным, где Синицкая собиралась провести ночь в полудреме, приглядывая за состоянием прооперированного парня.
Игорь с Борисом сидели у костра среди молодежи. Инструктор Влад только посмеивался и качал головой, слушая байки, на которые Чистяков был горазд. Он их знал и слышал неоднократно. По большей части это был не вымысел, а художественное оформление реальных событий, участником которых был Чистяков. Правда, оформление это иногда было таким насыщенным, что реальные события терялись в них, как иголка в стоге сена. Были в репертуаре Чистякова и откровенные страшилки, рассчитанные прежде всего на молоденьких девочек, – это Пахомов тоже знал, как и Мостовой. У Бориса с Игорем была даже небольшая договоренность. Боря местами немного подыгрывал другу для создания пущего эффекта.
Закончив очередную историю про «суровые будни» горного спасателя, Чистяков перешел к колоритным эпизодам в работе МЧС. Здесь уже начиналось поле откровенных страшилок для детей.
– Это произошло несколько лет назад в Турции, во время сильного землетрясения, – с самым серьезным видом рассказывал Чистяков, предварительно строго взглянув в сторону Пахомова, который знал, что Игорь в МЧС работает всего два года. – Нас тогда забросили туда на самолетах с гуманитарной помощью. Ну, сами понимаете: палатки, одеяла, дизельные генераторы, медикаменты, продукты. Мы там занимались поиском людей под завалами. А перед этим, – как бы спохватившись, вставил Игорь, – случилась у меня серьезная любовь. Девушка там у меня была. Работала она в туристическом бизнесе и часто летала в Турцию по своим служебным делам. Все у нас с ней было очень серьезно.
Тут Чистяков сделал настолько серьезное и глубокомысленное лицо, что никто из молодежи и не подумал о предстоящем подвохе.
– Мы с ней встречались тогда уже почти год. Стройная она была, как модель, кожа дивная, бархатистая. А еще у нее были удивительно ухоженные и красивые ноготочки. Вы себе не представляете, сколько она времени им уделяла!
Тут Чистяков решил сильно не распространяться, потому что имел слабое представление о том, сколько времени девушки могут уделять своим ногтям. Главное было не это. Главное было в абсолютной черноте горной ночи, под потрескивание костра, который пускал по лицу рассказчика кровавые отблески, напустить тихого ужаса, который в момент кульминации вызывает, это было уже неоднократно проверено, истошный девчачий визг.
– Очень любил я ее руки, ребята, до чего приятно – прикоснуться к ним губами. Ну вот, вылетели мы тогда в Турцию. Помогаем местным властям со своими приборами для поиска людей, лазаем по руинам. Сколько мы тогда искалеченных и побитых достали – ужас. А трупы... Представляете: жара, смрад, трупы начинают разлагаться, дышать нечем. Смотрим: нога торчит из-под камней. Начинаем камни разбрасывать, кран подгоняем, чтобы плиту поднять. Поднимаем, а она отдельно от тела, скрюченная синяя и опухшая. Тело оказалось раздавленным в буквальном смысле слова. Вот мы эту ногу в пластиковый мешок, туда же останки тела, внутренности соскабливаем с камней и тоже в мешок.
– А внутренности-то зачем? – сдавленным голосом тихо спросил один паренек.
– А как же! – воскликнул Чистяков. – Это в таком жарком климате первое дело. Если их оставить, то они будут продолжать гнить и разлагаться, а это – инфекция, может эпидемия начаться. Внутренности мы обязательно соскабливаем, правда, Боря?
Мостовой неопределенно покачал головой и издал хмыкающий звук, который прозвучал как подтверждение. На самом деле Мостовой с большим трудом сдерживал смех, слушая, как Чистякова «понесло».
– И вот, как-то вечером, я звоню этой девушке, и выясняется, что она как раз находится в Турции. Искать мне ее, сами понимаете, некогда – работа прежде всего. Лазаем мы по завалам, и тут происходит второй очень мощный толчок. – Чистяков сделал многообещающую эффектную паузу. – И меня заваливает обрушившейся стеной дома. Оглушенный, весь в пыли, я оказываюсь в подвале, погребенный тоннами кирпича, бетонных плит и железной арматуры. Прихожу немного в себя и чувствую, что не могу пошевелиться. Пространства вокруг меня, свободного для движения, практически нет. Пошевелил руками, ногами, вроде все цело. Повезло! Такое у спасателей бывает раз в жизни. Лежу кашляю, жду, когда меня начнут искать и откапывать. Храбрюсь, конечно. Тут ведь дело такое: могут и через час откопать, а могут и через неделю. Все зависит от того, сколько там сверху на мне обломков здания. Решаю лежать и экономить силы. Самое страшное, что мне грозило, – умереть от жажды. Страшная, я вам скажу, смерть. От голода умирать не так мучительно. На второй или третий день чувство голода притупляется и остается только слабость, а вот жажда сушит человека постоянно и все время усиливается. Были случаи, когда человек от жажды сходил с ума.
Как в подтверждение своих слов и для усиления эффекта, Чистяков взял свою кружку и сделал несколько глотков остывшего чая. Эффект был достигнут. Спасатель заметил, как несколько наиболее впечатлительных юнцов тоже сделали по несколько судорожных глотков чаю. От рассказов Чистякова у них стало пересыхать во рту.
– Лежу час, лежу второй… – продолжал рассказывать Игорь, – …и вдруг чувствую, как на меня начинает что-то капать, на лицо. Сначала я обрадовался, что это, может быть, вода. Например, просочилась из разорванного водопровода. Но капли какие-то густые и запах больно знакомый. Подношу руку к лицу, вытираю и подношу к глазам. Кровь. Значит, где-то выше меня лежит тело. Раздавленный труп, а из него вытекает кровь. Это я решил потому, что такое количество крови может просочиться сквозь обломки только из мертвого. Человек не может остаться в живых, если из него вытекло столько крови.
Слушатели, особенно девушки, стали поеживаться, будто замерзли. Курточки на них стали запахиваться плотнее, а тишина у костра стояла гробовая. Даже Влад Пахомов, похоже, купился на рассказ известного балагура и болтуна Чистякова. Мостовой курил, глядя в костер без всякого выражения на лице.
– И вдруг чувствую какое-то шевеление возле моих ног, – продолжал свой страшный рассказ Чистяков. – Посмотреть толком не могу, потому что голова поворачивается только чуть-чуть. Но точно чувствую шевеление. Может, кошка или собака, а может, змея? Змея – это плохо. Змеи от такой вибрации, которую издает землетрясение, приходят в бешенство, а в Турции полно ядовитых змей, как у нас в Азии. И вот это шевелится у меня в ногах, шебуршится, разгребает битый кирпич и ползет. И знаете, что мне в тот миг показалось? Очень похоже, как кто-то рукой разгребает завал потихонечку. Звуки такие специфические. Мне, как спасателю, это сразу показалось знакомым. Неужели, думаю, кто-то живой рядом шевелится или это меня уже откапывают? Но самое странное, что эта мысль никакой радости мне не доставила. Что-то в этом шевелении было неестественным. И человек остаться в живых под такой грудой камней не мог, и меня откопать так быстро не могли. К тому же откапывать пришлось бы с использованием тяжелой техники, и шуму от этого процесса было бы много. Никак не ошибешься. Не поверите, но мне тогда страшно стало!