Михаил Палев
Копье Дракулы
– И как насчет молдавской версии? – нетерпеливо спросил Тавров. – Вы ее отработали?
– Да, – подтвердил Причард. – Доктор Георгеску потратил почти пятнадцать лет на тщательное обследование и изучение монастырей, связанных с деятельностью Стефана чел Маре, и не нашел доказательств того, что копье Дракулы когда-либо находилось там.
– Так долго? – поразился я. – Что же за такие магические свойства у этого артефакта, что доктор Георгеску потратил столько времени на его безуспешные поиски?
– Если быть точным, то доктор Георгеску потратил почти всю свою жизнь на поиски копья Дракулы, – заметил Причард. – Он был им просто одержим. Это во-первых. А во-вторых, я не очень вдавался в подробности мистических свойств копья Дракулы: оно для меня важно всего лишь как исторический артефакт.
– И из-за неудачных поисков Георгеску вы решили искать копье в России? – спросил я.
– Не совсем так, – ответил Причард. – Я изначально разрабатывал молдавско-московскую версию пути артефакта. Но, кстати, у доктора Георгеску была и другая версия, в правильности которой он был просто убежден после безуспешного обследования доброго десятка монастырей.
– И что же это за версия? Что копье до сих пор хранят члены семьи Дракулешти? – поинтересовался я.
– Не совсем так, – не согласился Причард. – Доктор Георгеску по вполне понятным причинам этического характера не выдвигал ее во всеуслышание, но был твердо убежден в ее истинности. Он считал, что копье Дракулы было похоронено вместе с ним и оказалось похищено из могилы уже в наше время, в двадцатом веке.
– И на чем основывалась его уверенность? – вмешался Тавров. Детектив всегда любит факты.
– Дело в том, что могила Дракулы в монастыре Снагов была потеряна. По преданию, Цепеш был похоронен под полом церкви в алтарной части у царских врат. Якобы так распорядился патриарх, чтобы выносящий святые дары священник каждый раз попирал ногами закоренелого грешника. Объяснение откровенно глупое: на самом деле такое положение могилы было почетным и вполне подходило для захоронения ктитора монастыря, вложившего в монастырь значительные средства.
– Но разве на могильной плите не было надписи, говорящей о том, что под ней покоится господарь Валахии и ктитор монастыря? – удивился я.
– Разумеется, была такая надпись, – кивнул Причард. – Но дело в том, что очень долго покойному Владу Дракуле его враги создавали отвратительную репутацию, плодя вздорные легенды о его пирах под сенью посаженных на кол жертв, сожжении врагов в здании церкви, переходе в католичество и прочую чушь. В начале девятнадцатого века в регионе Снагова епархиями руководили фанатичные епископы, считавшие Дракулу исчадием ада. По их распоряжению были уничтожены несколько настенных изображений Влада в разных румынских монастырях и храмах. А в 1815 году могила Дракулы в Снагове была осквернена, а надпись сбита. В довершение несчастий монастырь несколько раз попадал в зону военных действий и сильно пострадал, так что могильные плиты могли быть перепутаны при попытках реставрации. Так что нельзя было уверенно утверждать, что под плитой, находящейся в алтарной части и носящей следы сбитой надгробной надписи, окажется именно могила Цепеша. Румынские историки Дину Росетти и Георге Флореску, в 1932 году производившие раскопки в церкви монастыря, начали именно отсюда. Раскопки показали, что могила пуста. Вроде бы подтверждалась версия, что могила Дракулы в Снаговском монастыре является так называемым кенотафом – буквально «пустой могилой», простым памятным знаком, а сам Дракула захоронен совсем в другом месте. Но Росетти решил проверить место в противоположной части церкви, у самого входа, и обнаружил там почти несохранившиеся останки человека в богатой одежде. Вполне возможно, что верные слуги Влада, предвидя осквернение могилы своего господина, тайно перенесли останки туда, где их не обнаружил бы непосвященный.
– Что же конкретно нашел Росетти, когда вскрыл могилу? – спросил Тавров.
– Вот тут сразу возникает много неясностей, которые и зародили подозрения в отношении истинности отчета Росетти, – ответил Причард. – Тело, разумеется, полностью истлело, причем Росетти утверждал, что даже кости рассыпались в прах и потому якобы невозможно было проверить, была ли голова Влада отделена на месте гибели и отправлена в Турцию. И уж полное недоверие вызвало поистине смехотворное утверждение Росетти о том, что превратились в прах не только кости, но даже драгоценные камни в оправах! Каково?! Зато сохранились золотые, серебряные и фаянсовые украшения, роскошное золотое шитье, а также детали одежды из шелка и бархата, рассыпающиеся при прикосновении. Поверх всего лежал толстый слой ржавой пыли: все, что осталось от оружия, положенного в гроб. Остатки перчаток указывали положение рук покойного.
– А почему вообще решили, что это останки Дракулы? – скептически осведомился Тавров.
– По ряду косвенных признаков, сочетание которых позволило Росетти утверждать, что это останки Влада Дракулы, – ответил Причард. – Например, по деталям костюма, согласующимся с эпохой и с его княжеским положением; по соответствию места погребения легендам; по не вызывающему никаких сомнений факту ктиторства Цепеша; по надетому на шею характерному украшению в виде веночка из фаянсовых и серебряных цветов, украшенных гранатами, и впоследствии уверенно опознанному как приз за победу на рыцарском турнире – а точно известно, что в молодости он активно участвовал в турнирах, проводимых Яношем Хуньяди в Вышеграде, и даже ездил на крупный турнир в Нюрнберг, откуда и мог привезти этот трофей. В общем, признаков набралось так много, что принадлежность могилы именно Владу Дракуле подтверждена с достаточной научной полнотой, процентов так на девяносто девять.
– То есть сомнения остались? – заметил Тавров.
– Сомнения остаются практически всегда, – с сожалением отозвался Причард. – Но я лично считаю, что Росетти действительно обнаружил могилу Дракулы. Кстати, благодаря его исследованиям рассыпались в прах легенды о том, что Дракула был изрублен изменниками-боярами на множество частей, а затем монахи собрали его останки на поле боя и похоронили как смогли в той одежде, в которой он сражался. Обряжен и одет покойник был очень тщательно – в парадные одежды, со множеством украшений. Похоже, что в организации похорон принимало участие близкое к Владу лицо, хорошо знавшее его лично и, возможно, знавшее также его пожелания по поводу погребения. Скорее всего, это была женщина. Любопытный факт: под полами одежды покойного был обнаружен шелковый мешочек, по всей видимости, висевший на шнурке на шее, в который был вложен женский перстень с несохранившимся камнем.
– Опять несохранившийся камень! – с сарказмом воскликнул Тавров. – Никогда не слышал о драгоценных камнях, рассыпавшихся от времени в прах. Чушь какая-то!
– Вполне согласен с вами, что Росетти так и не смог придумать убедительного объяснения исчезновению драгоценных камней из могилы, – улыбнулся Причард улыбкой человека, который знает больше, чем сказал. – Действительно, странно: золотые и серебряные оправы от камней остались, а сами камни исчезли. И уж тем более поразительно, что даже уложенный в нашейный мешочек золотой перстень остался на месте, а камень из него загадочным образом исчез!
Глава 3
– И как же вы объясняете этот удивительный факт? – спросил я.
– Объяснение может быть лишь одно, – уверенно заявил Причард. – Очевидно, что Дракула при многочисленных свидетелях был похоронен в могиле перед царскими вратами, и потому у местных жителей нет никаких сомнений, что Дракула был похоронен именно в этой могиле: до сих пор там почти ежедневно появляются живые цветы, горят свечи и стоят портреты Дракулы. Также очевидно, что сразу после смерти Дракулы могила вскрывалась как минимум дважды: в первый раз для того, чтобы уберечь останки от осквернения, а второй раз, чтобы забрать из могилы все драгоценные камни и, возможно, наконечник копья Дракулы. Разумеется, произвести все эти манипуляции можно было лишь тогда, когда тело еще не окончательно разложилось и золотое шитье не отделилось от основы.
– Похоже, что это сделала вдова Дракулы, – высказал предположение я. – А раз она была кузиной венгерского короля, то не было бы логично поискать копье в Венгрии?
– Нет, – не согласился Причард. – По некоторым сообщениям, после кузины Матиаша у Влада была еще одна жена: дочь одного из тех двух бояр, которые оставались ему верными. Возможно, именно она и давала указания, как обрядить Цепеша для погребения, а затем распорядилась тайно перенести останки мужа в другую, тайную могилу. В любом случае кузина венгерского короля не покидала Вышеграда, а в организации похорон видна заботливая рука любящей женщины.
– Но кто же все-таки забрал драгоценные камни, не поленившись выломать их из золотых и серебряных оправ? – спросил я. – Зачем это сделали? Не проще было взять перстни и прочее целиком?
– Возможно, что это был ритуал, – предположил Причард. – Честно говоря, меня больше интересовало копье Дракулы. Дело в том, что считать кучу ржавой пыли остатками оружия столь знатного правителя, как господарь Валахии, может только полный идиот, которого из себя почему-то изображал Росетти: и драгоценные камни у него «не сохранились», и от богато украшенного золотом, серебром и драгоценностями оружия осталась лишь «куча ржавой пыли». Золотые и серебряные накладки на оружии тоже «рассыпались в пыль»?!
– Видимо, их украли грабители могил, – поделился догадкой Тавров.
– Да, те же самые чудаки, которые тщательно выковыряли камни из золотых и серебряных оправ, – саркастически ухмыльнулся Причард. – Только на этот раз они тщательно удалили драгоценные камни с оружия вместе с золотыми и серебряными накладками, а само оружие бросили!
Причард допил минералку из стакана и решительно воскликнул:
– Нет, господа! Оружие Дракулы просто не положили в могилу, считая его очень важной родовой реликвией. И в этом нет ничего странного: ведь и легендарное копье досталось Дракуле от его отца господаря Влада Второго. На основании многолетних исследований я могу уверенно утверждать, что наконечник копья Дракулы никогда не клали в его могилу. Вместо копья, меча и кинжала в могилу положили другое оружие из арсенала Дракулы, не представлявшее такой значительной ценности. А наконечник копья, самый сакральный предмет из оружия Влада Дракулы, увезла в Московию жена наследника престола Великого московского князя Елена из династии Мушатов, известная в Московии под прозвищем «Волошанка».
– И куда же делось копье, если Волошанка привезла его в Москву? – задал вполне ожидаемый вопрос Тавров.
– Ее брак с князем Иваном Ивановичем Молодым был заключен в январе 1483 года. Надо сказать, что Иван Иванович был не просто наследником престола: с 1471 года он стал официальным соправителем отца. В браке Елена Стефановна родила сына Дмитрия. В возрасте тридцати двух лет Иван Молодой заболел «ломотой в ногах» и скоропостижно скончался. Многие усматривали в этой странной смерти руку второй жены Ивана Третьего Софьи Палеолог, рассчитывавшей, что после смерти Ивана Ивановича наследником станет ее сын Василий. Кстати, мать Ивана Ивановича великая княгиня Мария Борисовна умерла в возрасте двадцати пяти лет тоже от яда. Однако бессовестные лекари утверждали, что ее от рождения слабое здоровье якобы расшатал ранний брак: своего сына Ивана великая княгиня родила, когда ей самой было 16 лет. Чушь, разумеется: в шестнадцать лет женщины уже вполне созрели для материнства, и родить здорового ребенка даже в наше время у шестнадцатилетней женщины гораздо больше шансов, чем у тридцатилетней. Но это так, к слову…
– Так что же копье? – напомнил я.
– Мне удалось найти в архивах уникальный документ: перечень приданого, привезенного в Москву Еленой Стефановной, – гордо сообщил Причард. – Так вот: там фигурирует некое «копие» без всякого уточнения. На перечне есть позднейшая отметка о том, что все оружие передано великому князю. Похоже, что и копье Дракулы тоже попало в великокняжескую оружейную коллекцию. Но чтобы представить его дальнейшую судьбу, я вначале расскажу о судьбе Волошанки. В 1498 году Иван Третий раскрыл так называемый «заговор Гусева», целью которого было возведение на русский престол сына Софьи Палеолог Василия Третьего. После этого наследником был объявлен сын Елены Стефановны Дмитрий. Однако в итоге борьба партий двух княгинь закончилась победой сторонников Софьи. Иван Третий отменил решение о назначении Дмитрия наследником и весной 1502 года приказал заключить невестку и бывшего наследника, едва достигшего восемнадцати лет, в тюрьму. Едва Василий Третий в 1505 году вступил на престол, как велел немедленно «заковать в железо» столь неудобного для него племянника, а Елена Стефановна умерла в том же году в заключении. Спустя четыре года умер и Дмитрий Иванович. И вот именно в это время след копья теряется!
– Почему теряется? – возразил Тавров. – Надо полагать, оно так и осталось лежать в Оружейной палате или там, где в те времена великий князь хранил свою личную коллекцию оружия.
– А вот и нет! – торжествующе воскликнул Причард. – Я лично держал в руках приказ сына Василия Третьего, государя Всея Руси Ивана Васильевича Грозного, в котором он требует «розыск копья мутьяньского воеводы Дракулы немедля учинить». Там же царь Иван выражает сожаление, что дьяка Федора Курицина – который сопровождал Елену Стефановну из Молдавии в Москву, а затем стал ее ближайшим советником – казнили, не выяснив, куда же делось копье. А ведь он действительно должен был знать о нем, поскольку признан автором так называемого «Сказания о Дракуле, мутьяньском воеводе греческия веры, влажским языком Дракула, а русским языком дьявол по житию его зломудрому».
Причард процитировал столь мудреное название древнего документа без запинки.
– И что, даже по приказу Ивана Грозного местонахождение копья так и не выяснили? – удивился Тавров.
– Похоже, что не выяснили, – подтвердил Причард. – Во всяком случае, больше мне не удалось найти документов с упоминанием копья Дракулы.
Я был разочарован услышанным. Выслушать такую длинную историю о Дракуле и, в конце концов, узнать о том, что копья никто так и не обнаружил! За что же тогда Причард и его покойные коллеги так долго получали деньги?! Мне казалось это невероятным, и я хотел спросить об этом Причарда. Но пока я пытался в уме сформировать вопрос, спросил Тавров:
– Скажите, а у вас была какая-нибудь периодическая отчетность перед заказчиком? Все-таки вы достаточно долго искали копье.
– Да, разумеется! – подтвердил Причард. – Мы раз в месяц отправляли отчеты о ходе текущей работы почтой, и мистер Харрис всегда был в курсе результатов наших исследований.
– Электронной почтой? – задал я уточняющий вопрос, который мне казался почти риторическим, но ответ Причарда удивил меня.
– Нет, согласно указанию мистера Харриса, отчеты мы отправляли через сотрудника американского посольства, который отправлял их дальше дипломатической почтой.
Мы с Тавровым переглянулись и почти одновременно спросили:
– Мистер Харрис работал на американское государство?
– Нет, что вы! – воскликнул Причард. – Ему указал этот способ связи мистер Харрис как быстрый и надежный. По его словам, наш заказчик имел связи в Госдепартаменте и для обеспечения секретности решил пользоваться дипломатической почтой. Я упаковывал отчет в обычный большой конверт, писал на нем «Госдепартамент, офис 269» и передавал работнику посольства. А спустя два-три дня он попадал мистеру Харрису. Мистер Харрис сказал, что точно таким же способом пересылают свои отчеты мои коллеги.
– А вы были в курсе работ ваших коллег? – спросил я. – Вас знакомили хотя бы с отрывками их отчетов?
– Очень редко, – ответил Причард. – Аналитическим центром был Харрис. А мы собирали для него информацию. Лишь иногда Харрис давал указания, по каким направлениям провести дополнительные исследования. Например, он настойчиво рекомендовал мне сосредоточиться на поисках материалов, которые позволят составить представление о внешнем виде копья Дракулы.
– И вы нашли такие материалы? – поинтересовался Тавров.
Причард развел руками и рассмеялся:
– Честно говоря, я был несколько озадачен столь настойчивым требованием сосредоточиться на поисках того, что искренне полагал несуществующим. Очевидно, что вряд ли кто из видевших в реальности копье Дракулы удосужился его зарисовать или хотя бы оставить устное описание. Даже побывавший в Трансильвании думный посольский дьяк Ивана Третьего Федор Васильевич Курицин, возглавлявший в 1482–1484 годах русское посольство к венгерскому королю Матвею Корвину – то есть к Матиашу Хуньяди – и молдавскому господарю Стефану Великому, ограничился лишь написанием сугубо литературной повести о Дракуле. А ведь он приехал в те места спустя всего шесть лет после гибели Влада Цепеша и тем не менее положил в основу повести не исторические факты, а многочисленные анекдоты, которые охотно записывали в те годы и другие иностранцы, побывавшие в придунайских землях. Например: авторы анонимных немецких брошюр «О великом изверге Дракола Вайда», поэт-мейстерзингер Михаэль Бехайм и итальянский историк Антонио Бонфини, создавший «Венгерскую хронику» в качестве летописца при дворе венгерского короля Матиаша Хуньяди. Курицин явно относился к повести как к сборнику красочных историй – и не более того. Поэтому на основании повести Курицина некоторые читатели составляли впечатление о Дракуле как о бессердечном тиране и жестоком садисте, а другие на основании той же повести полагали Дракулу суровым, но мудрым и справедливым государем. При этом, я думаю, сам Курицин понимал, что большинство рассказанных им историй про Дракулу, в том числе описание его гибели, совершенно очевидно не соответствовало действительности. Но, увы, это были такие времена, когда историческая точность не полагалась необходимой даже хронистами.
– Ну, все-таки в каждой истории есть доля правды, – заметил я.
– Но не в этом случае! – возразил Причард. – Скажем, склонность Дракулы к переодеванию в турецкие одежды с целью обмана противника использована для описания его гибели: якобы собственные воины приняли его за турка и убили. При этом Дракула успел убить аж пять своих противников, прежде чем убили его самого! Они что, слепые были или глухие? А эпизод с нищими, которые пожелали навсегда избавиться от нищеты, а Дракула повелел накрыть им столы в гробах, после чего в этих же гробах нищих заколотили и сожгли. Или просто классический эпизод с купцом, у которого украли с воза сто шестьдесят дукатов: купец пожаловался господарю, а тот повелел слугам тайно положить купцу в воз сто шестьдесят один дукат, чтобы проверить честность купца – якобы вор устрашился наказания и вернул украденное. Купец честно отказался от лишнего дуката и тем самым спасся от смерти. Или история про стоявшую у фонтана золотую чашу, из которой каждый мог пить, но никто не посмел украсть – дескать, таков был страх перед Дракулой!
– Хм! Похоже, что он действительно был мудрый государь, – высказал свое мнение Тавров.
– Вот как? – усмехнулся Причард. – Но наряду с этим Курицин приводит и свидетельства бессмысленной жестокости Дракулы: что он сдирал кожу и сажал на кол неверных жен; что он повелел казнить жену, которая поленилась сшить мужу новую рубаху и тот ходил в рваной; что он спрятал все свое золото в бочках, утопил их в реке, а исполнителей велел казнить; что любил Дракула вкушать пищу в тени посаженных на кол, а невыдержавшего трупного зловония слугу велел посадить на самый высокий кол – дескать, там воздух чище; а сидя в темнице, Влад скучал по любимому делу сажания на кол и потому ловил мышей, покупал птиц и сажал на спицы несчастных животных – не вздор ли?! Самое интересное, что все эти эпизоды Курицин позаимствовал из откровенно заказной и клеветнической книги анонимного немецкого хрониста: за всем этим видна рука Матиаша Хуньяди, которому надо было как-то оправдать заточение Дракулы. Хотя есть там и любопытный эпизод, взятый, очевидно, из жизни: некий пристав, преследуя вора, ворвался в палаты плененного Дракулы и был немедленно убит. Венгерскому королю Дракула заявил, что убил его слугу не с целью защитить вора, а за самоуправство: даже пленный господарь остается хозяином в своем доме, и пристав был обязан обратиться к нему за помощью, а не самовольничать!
– Молодец мужик! – одобрил я.
Но Таврову уже надоела тема – или ему, как бывшему стражу закона, не понравилось убийство Дракулой его венгерского коллеги, – поэтому он сухо предложил:
– Ладно, с легендами все ясно. Давайте вернемся к копью.
– Давайте! – согласился Причард. – Я всего лишь объяснил, почему поиски рисунков и описаний копья я полагаю заведомо бессмысленным делом.
– А как же вы определите, что перед вами искомое копье Дракулы, даже если вы его и найдете? – задал я провокационный вопрос.
– Всегда существует набор признаков: место находки, обстановка, сопутствующие предметы, – принялся объяснять Причард. – Когда имеется достаточный набор подобных идентификаторов, то затем можно прибегнуть к объективным методам, например анализу материала находки. Тогда совокупность признаков и результаты объективных исследований позволят с высокой степенью вероятности идентифицировать артефакт.
– Девяносто девять процентов вероятности? – усмехнулся Тавров. – Как с идентификацией останков Дракулы?
– Я понимаю, что всегда остается какой-то малый процент сомнения, но тут уж ничего не поделаешь! – с сожалением вздохнул Причард. – Увы, однозначность чужда исторической науке!
– И вы полагаете это наукой?! – поразился Тавров.
– У криминалистики результаты не лучше, иначе не было бы невинно осужденных! – немедленно парировал Причард.
Тавров набычился и, судя по его виду, собрался рассказать о разнице между классными криминалистами и невежественными судьями, но я поспешил завершить разговор.
– Большое спасибо, господин Причард, за вашу помощь! – произнес я, решительно поднимаясь из кресла. – Мы выяснили все, что хотели, и не смеем больше занимать ваше время.
* * *
– И что же мы выяснили? – с досадой вопросил я, когда мы покинули квартиру Причарда.
– Что могли, то и выяснили, – пожал плечами Тавров.
– По-моему, главное, что мы выяснили: с нами не собираются откровенничать, – заметил я. – Лично для меня самые интересные вопросы остались без ответа. Во-первых: с какой стати меня пожелали подключить к делу? За какие такие заслуги? Во-вторых…
– Видимо, клиент наслышан о твоем раскрытии серии убийств в деле о поддельном полотне Жерома, – перебил меня Тавров. – Ты тогда прекрасно справился с делом, и с учетом того, что организатор аферы был твоим другом, ты продемонстрировал редкостную объективность.
– Если бы «главный фигурант» не стал бы одной из первых жертв этого дела, хрен бы я стал напрягаться! – сумрачно сообщил я.
– Неважно! – отмахнулся Тавров. – Это уже детали. Кстати, а что там «во-вторых»?
– Во-вторых, весьма настораживает некий офис Госдепартамента США, через который шла информация по делу, – вздохнул я. – Очень не хотелось бы оказаться втянутым в делишки «рыцарей плаща и кинжала» в качестве «мальчика для битья». А Причард ушел от обсуждения этой темы. И вообще, он не рассказал по существу ничего, кроме того, что при желании можно нарыть за полдня в Интернете.
– А нам-то что? – пожал плечами Тавров. – Я лично особенно и не рассчитывал на показания Причарда. Что он мог или хотел рассказать, он рассказал. Теперь обратимся к другим источникам. Насчет Госдепартамента ты прав: очень странный канал связи для ученых историков. Я попрошу Цветкова узнать все, что можно, об этом загадочном «офисе 269» Государственного департамента США: все-таки Цветков отставной офицер ГРУ, у него остались связи в военной разведке. Вообще-то, я не думаю, что здесь есть какая-то «политическая подстава»: к делу я был подключен по рекомендации моего хорошего знакомого, который обязательно почуял бы «второе дно» дела, если бы таковое имелось.
– А меня? – с подозрением поинтересовался я. – Кто меня подключил к делу?
– Это действительно пока не совсем ясно, – согласился Тавров. – Но возможно, что в скором времени прояснится. Я уже привел в действие свои связи от нашего МВД до Интерпола, и очень скоро начнет поступать информация.
* * *
Цветков знал меня по делу о пиратском ятагане, поэтому через два дня он позвонил мне напрямую и сказал:
– Слава, привет! Я не могу дозвониться до Валеры, он почему-то недоступен. Но он сказал, что ты в курсе дела. Короче, речь идет об офисе 269 Государственного департамента США. Структурно Госдепартамент действительно поделен на бюро и офисы, но никакого офиса 269 там нет и не было.
– Да, но куда в таком случае попадал адресованный офису 269 пакет? – удивился я.
– Скорее всего, это просто почтовый ящик, используемый для корреспонденции, – пояснил Цветков. – Просто почтовый ящик для пересылки в США корреспонденции из любой точки мира, где есть американское посольство или консульство. Скорее всего, сидит там человечек, который разбирает корреспонденцию и переправляет ее дальше по одному ему ведомым признакам, скажем, используя в качестве идентификаторов имена отправителей или получателей. Таким почтовым каналом для обеспечения конфиденциальности, быстроты и надежности доставки обычно пользуются частные организации, работающие на правительство США. Как правило, они не занимаются шпионажем как таковым. Удобство заключается в том, что, во-первых, отправитель и получатель обезличены, а во-вторых, используется дипломатический канал доставки информации, обеспечивающий высокую степень конфиденциальности.
– Это все понятно, – разочарованно отозвался я. – Штука в том, что и отправители, и получатель нам известны. Но вот на кого работал получатель – это хотелось бы узнать!
– К сожалению, здесь я ничем не могу помочь, – вздохнул Цветков. – Сами понимаете, давать распоряжения внешней разведке я не имею возможности.
Я позвонил Таврову, но он был недоступен, и я поехал в офис, поскольку знал, что в конце дня он там обязательно должен появиться.
* * *
Когда я приехал в офис, Тавров уже сидел в своем кабинете. Очень удивился, узнав о своей мобильной недоступности, полез в карман за трубой и недовольно крякнул, увидев, что телефон отключен.
– Сам отключаться начал! – пожаловался Тавров. – Бывает, раза по три в день! И чего с ним делать?
– Новый купить, – посоветовал я.
– Да привык я к нему, – с досадой отозвался Тавров, бросая трубу на стол. – А новый еще осваивать надо. Так что – ну его к лешему! Кому надо, тот дозвонится.
– А вот Цветков не дозвонился! – мстительно сообщил я.
– Ну, так он же тебе позвонил, а ты в этом деле равноправный партнер, – парировал Тавров. – Давай выкладывай, что там Цветков нарыл.
Я вкратце сообщил Таврову о том, что представляет собой так называемый «офис 269».
– Ожидаемо, – прокомментировал Тавров. Он проверил содержимое своего почтового ящика, пока я пил кофе, и с довольным видом сообщил:
– А вот мне прислали очень интересную информацию. Не знаю, насколько она важна, но вопрос к мистеру Причарду уже появился.
– Что за информация? – нетерпеливо спросил я.
Тавров выдержал паузу, не торопясь, отхлебнул кофе из кружки и только после этого сказал:
– Этот румынский коллега Причарда, некий Георгеску… помнишь?
– Разумеется!
– Так вот… Незадолго до смерти он приезжал в Москву и пробыл здесь шесть дней. Затем вернулся в Бухарест и через шесть дней был найден мертвым. Я уже организовал запрос румынской полиции по линии Интерпола о деталях смерти Георгеску, результатах вскрытия и все такое……
– Может быть, он прилетал в Москву на встречу с Причардом? – предположил я. – Но почему Причард скрыл от нас этот факт?
– Думаю, что нам следует задать ему этот вопрос, – решительно заявил Тавров, берясь за телефон. – Теперь мы можем обвинить его в сокрытии информации и пригрозить пожаловаться нашему клиенту. Похоже, что Причард получал и, судя по всему, продолжает получать неплохие деньги за свои исторические изыскания в Москве. Он явно не захочет терять свою кормушку и, я думаю, на этот раз будет полностью откровенным.
* * *
– Этого не может быть! – категорически заявил Причард. – Если бы Георгеску приехал в Москву, он обязательно поставил бы меня в известность. Ну, не любовница же у него здесь, в самом деле!
– Тем не менее это так, – твердо заявил Тавров. – Вот данные пограничного пункта аэропорта Шереметьево. Седьмого сентября господин Ион Георгеску прилетел в Шереметьево в полдень рейсом Аэрофлота и тринадцатого сентября также рейсом Аэрофлота из Шереметьево в восемь часов сорок минут вечера улетел обратно в Бухарест. А девятнадцатого сентября он был найден у себя дома с признаками насильственной смерти. Что скажете?
– Ничего, – пожал плечами Причард. – Для меня это неожиданность.
– Полагаю, для вас действительно будет неожиданностью, когда вам придется свернуть свои исследования и уехать из Москвы, – сумрачно сообщил Тавров. – Мы можем пожаловаться вашему работодателю на отсутствие с вашей стороны желания сотрудничать, и он после этого, скорее всего, прекратит сотрудничество с вами. Если же это не подействует, то вам просто аннулируют визу. Поверьте, я располагаю достаточными связями для этого, и вам придется покинуть Россию. А вашему работодателю вы нужны именно как специалист по России, так что…
Стрела попала в цель.
– Уверяю вас, господа, что мне абсолютно неизвестен факт приезда в Москву Георгеску! – растерянно воскликнул Причард. – Я понимаю, что это может оказаться крайне важно, но он мне никогда не говорил, что собирается приехать в Москву и уж тем более что он здесь был. Уверяю вас, что это правда!
– Предположим, что это так и господин Георгеску решил посетить Москву тайно, – холодно согласился Тавров. – Но что в таком случае могло заставить его пойти на это? Что могло случиться такого, что заставило Георгеску отправиться в Москву, в которой он никогда не бывал? И русского языка он практически не знал.
– Вы говорите, что он прилетал седьмого сентября? – задумчиво переспросил Причард. – А вы знаете, ведь действительно у меня был один разговор с ним где-то в конце августа. Да, точно!
Причард вскочил с дивана и бросился к компьютеру.
– Вот! Тут сохранилась наша переписка по этому вопросу.
– Вы уж расскажите, по какому вопросу, – предложил Тавров.
– Да-да, конечно! Дело в том, что в начале августа я получил письмо от некоего адресата, скрывшегося под ником Шерхан. Этот самый Шерхан сообщил мне, что является так называемым «диггером». Этим английским термином в России называют исследователей искусственных подземных сооружений. Шерхан якобы от нашего общего знакомого узнал о моих поисках артефактов, связанных с Еленой Волошанкой, и, в частности, привезенной Еленой в подарок своему мужу коллекцией оружия. Шерхан утверждал, что ему удалось вскрыть один из замурованных ходов в районе Кремля и там он якобы обнаружил сундук с оружием, относящимся к пятнадцатому веку. Он прислал мне фотографии этого оружия. Среди них была фотография весьма интересного наконечника копья. Поскольку меня интересовал именно наконечник копья, а Шерхана интересовали только деньги, я предложил ему купить все найденные образцы за пятьдесят тысяч евро. Но то ли Шерхан знал, что я ищу только наконечник копья, то ли действительно этот артефакт был отдельно помещен в деревянную шкатулку, но Шерхан предложил свои условия: сто тысяч евро за найденные кинжалы и отдельно триста тысяч евро за наконечник копья. Я пробовал торговаться, но он категорически отказался снижать цену, сославшись на то, что она и без того невысока.
