Михаил Монастырский
Сбылись твои пророчества. Ты всех пережила
– Что случилось? – спросил я у женщины, стоявшей рядом со мной. Она явно была их соседкой, хотя раньше я её не встречал.
– Оззи – хозяин дома, утром лёжа в ванной перерезал себе вены на руках.
– Оззи? – повторил я, услышанное впервые имя.
– Да, теперь Хелен – вдова. Я всегда считала его шибанутым, да хранит его пресвятая дева Мария.
Тут из дома вышли полицейские, в руках они несли тело покойного, уложенного в длинный чёрный пакет. Положив его в свой автомобиль, они медленно уехали с места трагедии. Машина медиков стояла у входа в дом.
Я не знал, что делать дальше и решил не спеша пройти вперёд-назад по улице, переваривая в уме и увиденное, и услышанное только что. Предположить подобное было никак невозможно.
Через несколько метров я услышал за спиной чьи-то, появившиеся на улице голоса. Я обернулся и увидел Хелен, провожавшую медиков. Я замер. Машина поехала и тут Хелен заметила меня. Она со всех сил бросилась мне на встречу, я побежал к ней. Она целовала меня, не стесняясь никого вокруг, я поднял её на руки, крепко прижав к себе. Она рыдала без остановки и всё целовала, и целовала меня. Я был на седьмом небе.
– Мама, ты что делаешь? – вдруг раздался возмутительный, громкий, пронизывающий нас с Хелен и, одновременно всех скопившихся зевак, голос девочки-подростка. – Ты с ума сошла!
Я опустил Хелен на землю. Она вытерла ладонями слёзы вначале со своего лица, а потом с моего и, улыбаясь, сказала мне:
– Неужели, мы снова вместе…
– Да, – ответил я.
– Я иду, Мишель! – Хелен крикнула дочери и, неожиданно, внимательно глядя мне в глаза, сказала. – Пойдём с нами в дом.
– Но, – я показал взглядом на соседей, дочь Хелен, которая настойчиво не уходила и ждала мать.
– Мне плевать на всех, – тихо прошептала она так, чтобы только я расслышал это. – Иди за мной.
Я зашёл в дом, из которого уехал десять лет назад, и с этого времени остался в нём навсегда.
Через несколько дней после похорон Оззи, Хелен мне рассказала всё, сидя за столиком, когда её дочь уже уснула, а мы устроились в нашей старой беседке под звёздным тихим небом наедине с двумя бокалами и парой бутылок вина.
Тогда, давным-давно, её больная саркомой мать, нуждалась в лечении. Оззи, на тот момент, был не только её успешным (уже) врачом-практикантом, в отличии от меня, да и к тому же он был истинным итальянцем. Оззи был последним в роду одной из известнейших в Риме и, бесконечной в вековых глубинах истории, династии врачей, обслуживающих самого Римского папу и всех его предшественников. Под постоянным давлением больной матери, ежедневно потакающей и наставляющей дочь на истинный путь, из-за жалости к младшей сестре, тогда ещё школьнице, не имеющей, как вся их семья гражданства Италии, Хелен сдалась и вышла замуж за перспективного Оззи. Она решила расстаться со мной, скрыв правду. Но, то, что её родственники через пару месяцев, в тайне от неё, сообщили мне о том, что она разбилась в горах на мотоцикле – было для Хелен шоком. Она всё это время считала, что я из-за своей молодости и влюбчивости просто забыл её.
– «Она, как всегда, на бешенной скорости летела по серпантину и теперь её тело невозможно даже собрать. Такая была высота. Вам, Ричард, лучше не приезжать. Сочувствуем Вам. Прощайте», – дословно повторил я Хелен цитаты из уст её родных.
