Михаил Монастырский
Голодные волки
– Доедает со своим братом-полицейским вчера на моих глазах зажаренный на костре кусок человеческого мяса. Мы крепко влипли. Видимо, один из нас будет у них на завтрак, а второй на обед. Да, друг, мы попали к пожирателям мертвечины, – через силу произнёс Бад, продолжая всё громче хрипеть. – Думаю, тебе теперь ясно, почему полиция никого не ищет в этом проклятом лесу? Всё сошлось и никаких сказок. Здоровяк нам не сказал самого главного. Они – людоеды.
Мне с большим трудом удалось сесть, головокружение и тошнота накатили одновременно, меня вырвало жельчью. Я облокотился спиной о деревянную стену сарая и наконец-то разглядел Бада. Он был настолько бледен, что стало понятно о количестве потерянной им крови, стекавшей по животу и ногам. Бад сидел в кровавой луже, которая медленно ползла по земляному полу. Баду оставалось недолго.
– Глаза у тебя нет, но ноги целы, – через силу выговорил Бад. Тебе повезло, что они тебя сразу вырубили, и ты не сопротивлялся. Я начинаю мёрзнуть, а, значит, я подыхаю.
С трудом вставая, шатаясь, я подошёл к Баду, нечаянно наступив босыми ногами в тёплую лужу крови. Потом сел рядом и обнял его. Бад зарыдал и, собрав последние силы, сказал:
– Я сейчас умру, но пока эти мрази не захотели жрать, тебе нужно срочно копать ножом подкоп и валить отсюда. Он лежит за моей спиной.
Бад тяжело выдохнул воздух и замер. Уложив его тело на пол, я взял в руки острое обломанное лезвие и впал в ступор.
Примерно через полчаса за дверью послышались голоса просыпающихся фанатиков. Услышав чей-то смех, я бросился копать выход.
Земля легко поддавалась лезвию. Я быстро углублял лаз. Разгребая ладонями землю, я отбрасывал её в сторону. Глупый солнечный луч лез по моим рукам в сарай. Ещё чуть-чуть и можно будет попробовать просунуться туда. Главное, чтобы голова пролезла.
Вдруг, чьи-то неторопливые шаги, остановились в нескольких метрах от сарая. Запах прикуренной сигареты подсказал мне, что можно успеть приготовиться к предстоящей встрече. Только бы без шума. Встав у двери вдоль стены, я крепко сжал в кулаке скользкое лезвие.
Дверь открылась, и я мгновенно со всего маха воткнул металл в горло зашедшего гостя. Я не видел и не помню ни его лица, ни во что он был одет. Только его рост и вес запомнили мои руки: левая – та, что била, а правая – та, что схватила его за шиворот и, протолкнув дальше в сарай, аккуратно швырнула на пол. Быстро прикрыв дверь, и забрав у ещё вздрагивающего на животе трупа ему уже ненужное ружьё, я кинулся к почти законченному подкопу. Уходить через дверь было очень рискованно.
Несколько, как никогда, долгих минут и я, сжав в руках ружьё, изо всех сил бежал подальше отсюда сквозь лесную чащу, без остановки, спотыкаясь и падая через каждые пятьдесят метров.
Только к вечеру я выбежал из этого леса в абсолютно противоположной стороне от той, где мы с Бадом и Саймоном вошли в него.
