«Я не собирался быть писателем, и, видимо, им не стал. Правда, в молодости была какая-то веселость, привычка к смеху вокруг себя.
Мы смеемся вместе. Вы смешите меня, потом этим же я смешу вас. Приятно, что мои рассказы стали привлекать публику, для чего большое значение имеет интонация. Мы так и жили все эти годы: говорили одно, думали другое, пели третье. Опровергали слова жестом, придавали другой смысл интонацией, и самому хотелось уцелеть и сохранить сказанное.
Три-четыре раза что-то печатали, но после публикации компания как-то рассыпалась.
А еще, говорят, это нельзя читать глазами. А чем? Мне нетрудно было читать вслух, и я ушел на сцену. Нашел свой школьный легкий портфель, набил руку, появилось актерское мастерство. Начал подмигивать и ругаться, если кто-то что-то не понимал: ну и публика сегодня. По рукам пошли записи. «Эх, – вздыхало начальство, – вы способный человек, но эти пленки…» А что мне с пленками – издавайте.
Я пытался расставить написанное последовательно или по темам. Чем можно связать разрозненное? Своей жизнью. Концовку додумаете сами.
А я, разбив написанное на несколько глав, приглашаю вас к чтению. Если будет трудно читать, мой голос поможет вам, как вы помогали мне все мои трудные годы».
Михаил Жванецкий
Позавчера оборвалась последняя ниточка, которая соединяла меня с моим детством. С той далекой и уже как будто чужой жизнью. Далеким временем, страной, языком, культурой. У меня мало детских воспоминаний. Но есть несколько особенно ярких. Год девяностый. Осень. Утро. Родители на работе. Я с этого года (третий класс) учусь во вторую смену. Сижу напротив проигрывателя. Переворачиваю пластинку уже *тый раз, иногда возвращаю иглу на прошлую дорожку. Кое-где уже поцарапано – я никогда не отличался аккуратностью. Иногда заедает, поэтому приходится быть начеку.Вслушиваюсь. Ловлю интонацию. Слова. Некоторые слова неизвестные, другие вроде бы и знакомы, но как-то неуместны в контексте. Почему мне смешно? Я чувствую, что в этих монологах есть какой-то глубокий смысл, но мне он непонятен. Пытаюсь его разгадать. Поначалу мне было просто приятно от этого высокого голоса, от этих радостно взвизгивающих к концу предложения интонаций, от этих смешных ситуаций. Со временем я начинаю кое-что понимать. Я понимаю, что самое смешное не то, что произнесено, а то, что не сказано. Я понимаю, что вещи не обязательно называть своими именами, и от этого они часто становятся только смешнее. Я понимаю, как много зависит от интонации. Игра слов, каламбуры казались мне божественным откровением. Всё это я постигал без малого девятилетним ребёнком. В полном и прекрасном одиночестве. Не с кем было поделиться. Меня распирала гордость от постижения истины, от прикосновения к тайному знанию. Меня мучила радость от удовольствия, как будто я украдкой попробовал игристое, пузырящееся на языке … нет, уже не ситро – настоящее шампанское. Возможно, моей любви способствовало и моё временное одиночество. Пройдут ещё несколько недель или месяцев пока я начну по утрам играть с друзьями в футбол или карты, в зависимости от погоды. А пока что – Жванецкий, Высоцкий, Пугачева, Бременские Музыканты и прочие пластинки из большинства которых я уже вырос. Но со Жванецким была иллюзия разговора, как будто он обращался лично ко мне. У меня не было шансов, я не мог не влюбиться. Этот острый юмор, как игла проигрывателя навсегда оцарапал моё детское сердце. И меня, как старую пластинку, заело на всю жизнь.
Иногда я видел Жванецкого по телевизору в каком-нибудь сборном концерте. Я не мог дождаться пока другие юмористы закончат свои банальные кривляния и на сцену выйдет этот неуклюжий, маленький, толстый, лысый, неловкий и закомплексованный … Бог Юмора. Многое, что он рассказывал было непонятно, его одесские интонации и еврейская тематика часто вызывали во мне чувство неловкости, его самовлюблённость шла вразрез с моими понятиями о скромности. Но я зачарованно смотрел ему в рот, ожидая очередного юмористического откровения. Это было чем-то непостижимым для меня. В принципе, у всех членов моей семьи прекрасное чувство юмора. Но шутить со сцены?! Было для меня в юморе что-то интимное, что не должно быть слишком публичным. Читать остроумные, но зачастую личные монологи Жванецкого со сцены казалось мне неправильным, неуместным. Как сейчас меня коробит от выкрикиваемых со сцены стихов, пения хором Окуджавы или Визбора. Это было какое-то извращение. Но следить за извращениями притягательно. Жванецкий продолжал шутить (хоть, похоже и ему это было нелегко) и я постепенно привык. И тоже стал шутить на людях.Я могу долго писать о себе любимом, притворяясь, что пишу о Жванецком. Боюсь, что я и так уже переборщил. Возможно, я осилю рецензии на все книги этого пятитомника, и тогда, с холодой головой мне будет легче писать о самих книгах. Но раз я уже начал с томика «шестидесятые», то было бы несправедливо совсем не поговорить о нём. В шестидесятых меня ещё не было. Забегая вперёд, скажу, что не было меня и в семидесятых. Но я почему-то очень живо представляю себе эту жизнь. Что-то по рассказам родителей, что-то по книгам, что-то по этим крохотным монологам. Вы заметили, я всё ещё пишу о себе?Эти монологи прекрасны. Многие полны мудрой грусти (или грустной мудрости?). Из любимого – «Молчание вслух», цикл «В мире животных», «Давайте копать» , «Есть счастье! Есть», «Пишу и кладу в папочку». Есть просто весёлые – «Читаю в вечерке», «Как лечат стариков». Прекрасны монологи для Райкина, многие (но не все) фельетоны для Карцева и Ильченко. Да что там перечислять! Всё хорошо. Всё актуально и по прошествии более чем полувека. Сам Жванецкий уже давно представлялся мне кем-то античным, музейным. «В Греческом зале, в Греческом зале…» Кем-то из другой эры. Обломок былой литературной аристократии. Динозавр на балу у мухи-цокотухи. Но динозавры имеют привычку вымирать.Кусочек меня самого умер позавчера вместе со Жванецким. Я чувствую, что потерял близкого человека. Может быть даже родного. Ну и Жванецкого, конечно…
Ну, Жванецкого представлять никому не надо… )) Это такое издание из пяти книг, как обозначено – собрано все творчество. Вроде бы. Условно разбито по годам. Как сказал автор во вступительном слове – или по времени написания, или по темам. Что бы это ни значило. ))Ну, потому что некоторые тексты лично у меня вызывают большое сомнение, что они написаны вот прямо в указанное время. Не верю. Просто в то время так не мыслили и не думали… ?? Какой бы там автор ни был креативно-либеральный. Вот что хотите говорите, но я прямо спинным мозгом чую, что они написаны уже сильно в постсоветское время. Это автор что ли хотел показать, что он, так сказать, держал фигу в кармане? Но многие тексты, конечно, мне прекрасно знакомы. Сколько раз мы это все слышали по телевизору и радио, во всевозможных голубых огоньках, вечерах юмора, что там еще было. Хорошие тексты… Но вот просто напечатанные в книге как-то выглядят странно. Потому что всегда же было привычно слышать их в живом исполнении… И я вот читаю, а в голове автоматически звучат голоса любимых актеров. Те самые голоса, те самые интонации… Эх. Ностальгия. Можно поискать на ютубе и послушать.И я как-то заметила, что если идут тексты для Карцева и Ильченко, то они такие и остаются. В смысле, на эстраде их Карцев и Ильченко их так и исполняли, слово в слово. )) Ну, плюс незабываемые интонации. ))) А если тексты для Райкина – то тут уже идут расхождения! Я же помню, что Райкин выдавал все равно немножко другой текст. Как будто он его изменял, подгонял под себя – под очередной представляемый образ – или просто отсекал все лишнее, угловатое – для совершенной гладкости… Ага… нашла! Пример. Здесь, в тексте – «Все друзья хотят меня женить, потому что люди не выносят, когда кому-нибудь хорошо.» В сценке, исполняемой Райкиным – «Есть люди, которым может быть очень плохо, когда другим хорошо.» Ну не знаю, но мне кажется, что в варианте Райкина звучит шедевральнее. )) Хотя, может, это просто привычка. )))Интересно. ))Также тут, в начале, автор немного рассказывает о себе, о том, как он пришел на эстраду – ну, пришли они практически вместе с Карцевым и Ильченко. Тоже интересно. А мог бы работать в порту.)) Тоже хорошая работа. )))
"… Не желаю подводить итоги, ибо после этого как-то неудобно жить дальше."
***
"Райкин был нечеловечески красив – это он умел… И это вынести было невозможно, и мы молча пошли на бульвар, и молча пошли на работу. Особенно я."
***
"Первый гонорар получил сразу в 1967 году, а до этого три года Роман //Карцев// залезал под кровать и там, в темноте, в чемодане отсчитывал мне на питание десять рублей."
***
"– Товарищи, я извиняюсь, управделами здесь? Мне срочно подписать…
– Вы что, с ума сошли, в костюме, в пальто в парную…"
***
"Конечно, жить хуже стало, вернее, не хуже, а иначе."
***
"Всем зубы золотые вставил – себе, жене, теще, детям. Младенцу полтора года – он уже в золотых зубах. Что, некрасиво? Красиво! Улыбнуться нельзя – арестуют! А нечего улыбаться."
***
"Ничто так не приободряет человека, как личный опыт. Билеты у спекулянта взял в кино. Оказалось, на вчера, в другом городе и не в кино, а куда-то в планетарий. Но опыт приобрел."
***
"И про женщин давайте, мало у вас про женщин, а среди них тоже разные люди есть."
***
"Это все нужно играть не так. Как? Отвечу. Иначе! Может быть, настолько иначе, что не играть вообще. Попробовать. Если получится хорошо, продолжать не играть. А может быть, все так играть, но без публики."
***
"А я вам вот что скажу: пока все не переженимся друг на друге, до тех пор будем бегать и волноваться. Женитьба очень большое спокойствие дает."
***
"Вот ты говоришь, что американская подлодка вошла в Японию. Почему ты должен переживать, носиться по комнате, рвать на себе белье? Что, она от этого выйдет оттуда?"
***
"Кое-где бывал, кое-что повидал. В Крым ездил, в Сочи ездил, в Сухуми был, осталось в театр сходить – и уже везде побывал!"
***
"Чем больше мне говорят: «Бога нет», – мне так и хочется сказать: «А ты видел, что его нет? Что ты кричишь? Ты не видел, что он есть, и не видел, что его нет. Что ты вообще видел?»
***
"… И правильно сейчас просматривается намечающаяся тенденция, смешанная с концепцией… И это правильная тенденция, смешанная с концепцией – оставить у человека на завтра такое настроение, какое у него было сегодня."
***
"Тот вообще залез в вулкан. Извергался оттуда с компанией таких же дураков. Ну?! Ей-богу. Как дети… Конечно, кроме себя он никому вреда не принесет. Но пример дурной показывает."
***
"Через открытые окна летит информация и оседает на лице морщинами."
***
"– Я режиссер!
– А что вы поставили?
– Много чего поставил, мои бедные. Но все это в голове. В наше время крупные режиссеры не ставят, они мечтают ставить. У меня великолепная голова! Если б я надел штаны и встал, вы бы увидели, какой я крупный режиссер."
***
"Выражение лиц населения свидетельствует о наличии самых неожиданных предметов в самых неожиданных местах."
***
"Воробей, воробей… Вообще-то я орел, но ростом маленький. А так все есть. Я все вырвал. Где просто достал, где выменял. Поэтому, когда мне говорят: «Какой же вы орел?» – я отвечаю: «Я орел, но правильно рассчитал». Я тоже гордый. Но не везде. Я в семье гордый. И жену регулярно щипаю, если в стране что не так."
***
"Последний раз «А вы как думаете?» меня спросил профессор еще в институте у нас, и от этого сразу стало тревожно. Нет, я, конечно, как-то думаю, но хорошо, что не спрашивают."
***
"Собрали комиссию. Я говорю: «Вы хотите поставить меня в тупик своими вопросами, а я вас поставлю в тупик своими ответами.»
***
"А кто знал, что уксус будет, а исчезнет горчица? Ну кто? Есть у нас в доме хиромантка, так она все о любви, а когда просишь раскинуть насчет продуктов питания, неверные сведения дает."
***
"Я выполню любой приказ мгновенно, но пусть они мне сначала докажут. Ты командир, докажи, что ты умней, и все, и мы уже идем."
Ох, как же прекрасен интеллигентный и грустный (как ни парадоксально) юмор!
Это даже не юмористические истории, это своеобразная абсурдная действительность, где выжить можно только иронизируя и подшучивая.