Михаил Михайлович
Лопаты
Анна наблюдала за происходящим вокруг неё с запрятанным к самому краю сердца чувством ещё не распознанной радости. И почему-то это ощущение непостижимым образом наполняло всё вокруг ещё большим ритмом, теплом и светом. Небольшие, словно просеянные в сите, тучи с белоснежными мучнистыми вкраплениями облаков из раза в раз укрывали солнце. Но ни это, ни какая тревога, ни какая печаль далеких грозовых фронтов не могли озаботить и встревожить девушку. И уже после того, как общая фотография была исполнена, Анна и молодой солдат, нагруженный припасами, оказались за двором и за небольшим садом. Ещё один портрет, еще несколько минут без ощущения времени. Лучи жались к земле и тепло дня начало ощутимо охлаждаться. Фотограф и Анна стояли около небольшого стога соломы и насыпи разрезанных брёвен, за которыми катилось раздуваемое ветром ржаное поле, упиравшееся в изгородь леса из живых, вековых елей. И вот уже был сделан портрет, рассказаны истории из жизни, утихли громкий смех и разговоры. Анну ждали дома для забот по хозяйству, бойца заждался командир, который никогда не узнает про минуты мирной жизни своего фотокора. Солдат поглядел на Анну с доброй улыбкой печали. Он опять вспомнил дорогу. И больше всего в этой наполненной бесконечного странствия в поисках смерти жизни ему захотелось остаться на этом месте. Он желал этого, и вся реальность превращалась для него сначала в воспоминания, а после в мечты. Это мгновение с выдержкой затвора фотоаппарата в доли секунды казалось ему прекрасным финальным кадром всего существования. В этот момент он уже направлялся в сторону леса, периодически оглядываясь. С каждым шагом всё, что при взгляде становилось меньше и меньше за спиной, как будто переставало существовать и становилось безвозвратным прошлым. Он продлевал время безвозвратности, останавливаясь и всматриваясь в ускользающие мечты. И обернувшись в последний раз, он увидел лишь вершину невысокого холма, брёвна и ветви, усыпанные яблоками.
Разгорающаяся весна кутала в горячие лучи и тёплый воздух ветви сада. Часто от земли поднимались туманы с тонким ароматом жжёного сахара и прелой листвы. Точно деревья делали глубокие выдохи после долгого, сладкого сна. Птицы, тревожа дремоту, заходились в звонких переливах. Тонкие волоски разнотравья ещё не набрали роста и поэтому не укрывали полог изогнутых корней, выступающих из земли.
В дни ускользающего лета, после дождя асфальтированные тропинки с невысокими бордюрами блестели, уплывая в чащу сада. Там, впадая, вливаясь уже в вечернюю прохладу, под нависающими кронами яблонь, сберегали какую-то тайну. Нередко из этой таинственности доносились голоса чьих-то горячих признаний и шепоты о сокровенном. С молодым воркованием слышались и ноты прожитых лет.
Совсем юный смех разносился над верхушками невысоких кряжистых деревьев и, опускаясь где-то на залитую солнцем лужайку вместе с ветром, принимался шуршать усыхающей листвой. Так осенний взгляд начинал всматриваться сквозь едва оголённые ветви и ещё крепко держащиеся яблоки. Со временем вместе с прохладой и блеклостью он принесёт в этот будто затерянный сад послевкусие перезрелых плодов, наполненных сладковато-кислым соком разочарований и ностальгий.
Легкий налёт снега саваном на разноцветном ковре листьев смягчит и успокоит растревоженную природу. Кормушки, изготовленные различными мастерами, привлекут в сад большие стаи снегирей, которые, как красные яблоки, будут усыпать заснеженные ветви. Появятся снеговики с глазами, ртом, носом из опавших и не успевших быстро раствориться яблок.
Эти дни конца августа были прохладными и дождливыми. В пику погодным неурядицам средства массовой информации продолжали подбадривать жителей города анонсом предстоящих событий. Новые акции и скидки на лопаты стимулировали спрос. Все жили в ожидании новостей.
