Михаил Майзульс
Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии
воображаемая геральдика
Уже в середине XII в. в литературе, а потом и на изображениях гербы стали присваивать персонажам из далекого либо вовсе мифического прошлого. В первую очередь речь шла о древних воинах и монархах, которым герб, по тогдашним представлениям, полагался по статусу. Историки называют такие гербы «воображаемыми», но в то время они не обязательно воспринимались как нечто фиктивное, плод фантазии.
Одними из первых гербы получили герои рыцарских романов и героических преданий о славных воителях прошлого: король Артур и рыцари Круглого стола; император Карл Великий и его храбрый племянник Роланд и др. Английский историк Гальфрид Монмутский в «Истории бриттов» (ок. 1140 г.) утверждал, что на щите короля Артура, который именовался «Придвен», был помещен лик Богоматери[170]. Позже восторжествовала идея, что на гербе этого образцового государя были изображены три золотые короны. Вслед за доблестными христианскими рыцарями из далекого прошлого гербами обзавелись многие персонажи из античной истории (от грека Ахилла и троянца Гектора до Александра Македонского и Юлия Цезаря), а также библейские предводители и государи (Моисей, Давид, Иуда Маккавей и др.) (I.2.2, I.2.3, I.2.4).
Само собой, в воображении средневекового Запада гербы были перенесены и на другие цивилизации, с которыми христианский мир тогда враждовал (как мир ислама), почти не контактировал (как Эфиопия, Индия или Китай) или которые вовсе выдумал (как царство христианского пресвитера Иоанна, якобы находившееся где-то в Азии или в Африке).
I.2.2. С XIV по XVI в. на Западе была популярна тема «девяти доблестных мужей» (neuf preux). Это был своего рода пантеон славных правителей и воителей прошлого. В него вошли три персонажа из античной истории (Гектор Троянский, Александр Македонский и Юлий Цезарь), три древних израильтянина (Иисус Навин, царь Давид и Иуда Маккавей) и три христианских монарха (Артур, Карл Великий и Готфрид Бульонский). Все они – включая крестоносца Готфрида, который в 1099 г. стал первым правителем Иерусалимского королевства, – жили до появления геральдики. Это не помешало на изображениях рыцарственной девятки приписывать им гербы. Например, у Юлия Цезаря в гербовнике Конрада Грюненберга на серебряном поле изображен черный дракон. В поздней Римской империи дракон из ткани служил знаком некоторых когорт, а в IV в. стал императорским знаменем[171]. Поэтому средневековые изображения Цезаря и римских воинов с щитами или стягами, на которых изображено это мифическое создание, были далекими отголосками реальных практик.
Гербовник Конрада Грюненберга. Ок. 1480 г.
München. Bayerische Staatsbibliothek. Ms. Cgm 145. P. 2
I.2.3. В христианской традиции вавилонский царь Навуходоносор II, который в 597 г. до н. э. разграбил Иерусалимский храм, олицетворял гордыню, бессильную перед величием Господа. Как рассказывается в Книге пророка Даниила (4:30-31), Господь в качестве наказания лишил его разума и обрек на скитания со зверями: «…и отлучен он был от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него – как у птицы». Лишь через семь лет Навуходоносор пришел в себя «и благословил Всевышнего, восхвалил и прославил Присносущего, которого владычество – владычество вечное, и которого царство – в роды и роды». Так он уяснил, что «Всевышний владычествует над царством человеческим, и дает его, кому хочет» (4:14). Вся власть от Бога, а земные владыки – прах. В позднесредневековых гербовниках можно нередко увидеть герб, который приписывали вавилонскому владыке. На нем Навуходоносор представал в облике дикого зверя с человеческой головой или, как здесь, безумца, который жрет траву.
Гербовник Ульриха Рёша, аббата Санкт-Галленского монастыря. XV в.
St. Gallen. Stiftsbibliothek. Cod. Sang. 1084. P. 21
I.2.4. Битва под Рамлой (1105 г.). Иерусалимский король Болдуин I отразил атаку со стороны египетских Фатимидов, которых поддержали турки-сельджуки из Дамаска. На круглых щитах мусульман изображены жабы и змеи.
Гийом Тирский. История деяний в заморских землях. Северная Франция. Первая четверть XIV в
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 2824. Fol. 64
I.2.6. Темнокожие язычники, олицетворявшие Вавилон – пагубный город (Откр. 16:19). У двоих на круглых щитах – головы кабанов.
Апокалипсис. Льеж. 1313 г.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 13096. Fol. 52v
I.2.5. Противостояние между крестоносцами и сарацинами во времена Первого и Второго Крестовых походов. Мусульманские воины изображены с темными лицами и в тюрбанах. На их щитах – головы мавров, кабаньи морды, драконы и леопарды.
Гийом Тирский. История деяний в заморских землях. Париж. 1337 г.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 22495. Fol. 19, 154v, 235v
На иллюстрациях к хроникам Крестовых походов гербы в XIII в. появились не только у христианских воинов («франков»), но и у их врагов – сарацин, которые на самом деле такой символики не использовали. Воображаемые гербы мусульман требовались в первую очередь для того, чтобы изобличать иноверие, противопоставить доблестных воинов Христовых и презренных сынов Магомета. В отличие от гербов крестоносцев, на которые помещали христианские (в первую очередь крест) и благородно-доблестные символы (орлов, львов и т. д.), на щитах мусульман стали изображать фигуры, которые в европейской геральдике пользовались дурной репутацией или прямо ассоциировались с силами тьмы: змей, жаб (I.2.4), скорпионов, обезьян, леопардов, котов, кабанов (I.2.5, I.2.6)[172] или драконов (I.2.7, I.2.8); яблоко, напоминавшее о грехопадении; звезды и полумесяц, ассоциировавшиеся с Востоком, исламом, ересью и иноверием; головы мавров, символизировавшие радикальную расовую, а заодно и религиозную инаковость[173]. Те же фигуры изображали на щитах и других негативных персонажей: от филистимлян и прочих врагов избранного народа Израилева на иллюстрациях к Ветхому Завету до стражников иудейских первосвященников, которые издеваются над Христом, на иллюстрациях к Завету Новому; от римских воинов, которые истязают раннехристианских мучеников, до гуннов, монголов и турок, которые с Востока вторгаются в пределы Запада.
I.2.7. На иллюстрации к немецкой переработке «Песни о Роланде» Карл Великий (слева в короне) побеждает и убивает языческого короля Паллигана (в самой «Песне» это Балиган – эмир Вавилона). На его белом (т. е. в геральдических категориях – серебряном) щите нарисован черный дракон. На этой и соседних миниатюрах его воины отличаются от христианских рыцарей Карла длинными бородами и высокими шлемами.
Штрикер. Поход Карла Великого в Испанию. Цюрих. Ок. 1300 г.
St. Gallen. Kantonsbibliothek. Vadianische Sammlung. Ms. VadSlg 302. Fol. II.66
Нередко всю поверхность щита у сарацин занимает звериная (часто с высунутым языком) или антропоморфная морда[174]. Такие же личины нетрудно найти на щитах, с какими изображали языческих идолов, язычников-идолопоклонников и других иноверцев: от Голиафа, повергнутого Давидом[175], и ханаанеев, сражающихся с израильтянами[176], до диких народов, противостоящих Александру Македонскому[177]. Одна французская рукопись XV в. с сочинениями Августина открывается сценой Распятия, где по левую руку Христа, перед римским сотником, признавшим его Сыном Божьим, и иудейскими старейшинами стоит мавр. В одной руке у него красный флаг, на котором изображен скорпион, а в другой – красный щит, целиком занятый личиной с большим острым носом (I.2.9 справа внизу)[178].
В зверином варианте такие морды чаще всего напоминают львиные. А в средневековой геральдике льва, развернутого не в профиль, а анфас, было принято называть леопардом. В интерпретациях некоторых Отцов Церкви леопард выступал как образ дьявола или грешника, запятнанного грехами – точно так же, как усеяна пятнами шкура этого зверя. На страницах бестиариев его описывали как вероломное животное – антипода благородного льва. Наконец, в chansons de geste леопард порой ассоциировался с сарацинами. А это наводит на мысль, что звериные морды на щитах язычников и других негативных персонажей могли означать именно этого зверя[179].
I.2.8. По преданию, св. Урсула в 383 г. была убита в Кёльне захватчиками-гуннами. На первом плане у воина-кочевника на спине висит желтый щит с черным драконом.
Мученичество св. Урсулы и 11 000 дев. Кёльн. 1450-е гг.
Алтарная панель, проданная на торгах Sotheby's в 2015 г.
I.2.9. Морды на щитах Голиафа, сарацин, диких людей и чернокожего воина (язычника?), стоящего на Голгофе. Фрагменты книжных миниатюр XIV–XV вв.
Однако более вероятно, что перед нами далекие отзвуки античных изображений Медузы Горгоны – чудовища, способного убить одним взглядом[180]. В соответствии с греческим мифом, Персей, который ее убил, подарил ее голову богине Афине, а она прикрепила ее на свою накидку (эгиду) или на щит. Уже в архаическую эпоху в Древней Греции личины Горгоны (они известны как горгонейоны) со свирепым взором, хищно-зубастым ртом и высунутым языком использовали как защитные амулеты. Их изображали на монетах, вазах, винных бокалах, фасадах зданий, черепицах, воинских шлемах и щитах (I.2.10). Агрессивная морда должна была защитить от видимых и невидимых врагов[181]. Возможно, ту же роль она продолжала играть и на средневековых зданиях и точно на амулетах, которые воспроизводили еще античные образцы[182]. В христианской иконографии агрессивная (человеческая или звериная) голова на щите превратилась в один из маркеров язычества, иноверия и демонического начала.
I.2.10. Терракотовый сосуд (для ароматического масла?) в форме головы воина. На его шлеме изображена голова Горгоны.
Греция. Ок. 600–575 гг. до н. э.
New York. The Metropolitan Museum of Art. № 41.162.74
Это не значит, что гербы, которые на иллюстрациях к западным хроникам и другим текстам, посвященным Крестовым походам, приписывали магометанам, всегда были пронизаны негативной символикой. Конечно, существовали фигуры, которые можно было увидеть только на «праведной» или только на «неправедной» стороне. Так, сарацин не изображали с крестами, а крестоносцев – с головами мавров. Однако было немало фигур (круги, звезды и пр.), которые появлялись и с той и с другой стороны. Они принадлежали к общему геральдическому репертуару, у которого не было религиозной привязки. Даже с полумесяцем не все так просто. В христианском воображаемом он, по крайней мере с XIII в., ассоциировался с Востоком и исламом, а потому часто использовался в символике, которую приписывали мусульманам и другим иноверцам. Однако тот же полумесяц порой можно увидеть на щитах и флагах крестоносцев или попонах их боевых коней.
Контраст геральдики «праведной» и «неправедной» встречался не только на иллюстрациях к историям о противостоянии христиан и иноверцев. Его легко переносили и в дохристианское прошлое. Достаточно взглянуть на миниатюры, украшавшие популярнейшие «романы», посвященные завоеваниям Александра Македонского. Как и других древних государей и воителей, его обычно представляли в облике средневекового короля. А на гербах и флагах, которые ему приписывали, мог красоваться восстающий лев или орел, напоминавший о величии построенной им империи и соотносивший его с Римом, а через него – со Священной Римской империей. При этом его восточные противники – индийский царь Пор или «эмир Вавилона» – получали экзотические или презренные символы: головы кабанов, головы мавров и т. д. (I.2.11) На многих изображениях Александр представал как прообраз крестоносца, а врагов македонского владыки соотносили с сарацинами. Как можно было прочесть в «Романе об Александре», во дворце Пора была устроена «магометня» (mahomerie) c идолами, а вавилонский эмир взывал к помощи Аполлона и Магомета (Mahon) (см. далее)[183].
С XIII в. гербы стали активно использовать в различных аллегорических сюжетах, в которых силы света противостояли силам тьмы. Борьбу пороков и добродетелей за душу человека издавна описывали и изображали как настоящую битву – «психомахию». Теперь же к старым воинским метафорам (мечам, копьям, шлемам) прибавились и аллегорические гербы[184].
I.2.11. Лев (Запад) против дракона (Восток). Александр Македонский (слева) под флагом с короной и с красным щитом, на котором нарисован серебряный восстающий лев, сражается с персами. Над их войском реет красно-зеленый флаг с золотым драконом, а вдали у одного из воинов на красном щите (в нарушение геральдических правил сочетания цветов) нарисован черный дракон.
Роман об Александре Великом (фрагмент сборника поэм и романов Talbot Shrewsbury Book). Руан. 1444–1445 гг.
London. British Library. Ms. Royal 15 E VI. Fol. 12
На южном фасаде Шартрского собора в нишах вырезаны из камня фигурки добродетелей в облике женщин в длинных одеяниях. Каждая из них держит в руках щит со своим атрибутом: Вера – с чашей для евхаристии; Любовь – с жертвенным агнцем; Мудрость – со змеей; Смирение – с голубем; Послушание – с опустившимся на колени верблюдом (поскольку он покорно склоняется, чтобы хозяин закрепил на его спине груз). Храбрость – единственная из добродетелей предстает не в женском, а в мужском обличье – как рыцарь с мечом. На его щите изображен лев – зверь, олицетворявший силу и власть[185]. Щиты добродетелей не только их визитные карточки, но и напоминание о том, что с их помощью верующий может противостоять врагу рода людского – дьяволу. У пороков в Шартре собственных гербов нет. Их суть передана через действие: Идолопоклонство – мужчина встает на колени перед демоном, стоящим на пьедестале; Отчаяние – женщина пронзает себя мечом; Сладострастие – юноша с улыбкой приобнимает девушку и т. д.
Однако на других средневековых изображениях собственные аллегорические гербы появились и у персонификаций пороков. В начале XIV в. в Австрии был написан трактат под названием «Этимахия». В нем семь пороков и семь противостоящих им добродетелей олицетворены в облике воинов. Природа каждого их них раскрывается через зверя или птицу, на которых он восседает, а также через фигуры, изображенные на их нашлемниках, щитах, флагах и туниках. Например, Гордыня появляется верхом на верблюде. На ее шлем водружен павлин, на щите нарисован орел, а на тунике – лев. В таком контексте эти создания олицетворяли тщеславие, агрессивную хищность и другие черты, свойственные гордецам[186].
мавр на щите
Одним из главных знаков инаковости, который на исходе Средних веков приписывали различным «врагам», служила фигура или голова мавра (эфиопа) (I.2.12). Ее можно увидеть на флагах или гербах римлян, которые распяли Христа на Голгофе, персидского царя Хосрова II, разбитого в VII в. византийским императором Ираклием I, или монголов, которые в XIII в. вторглись в Европу[187].
Однако фигуры чернокожих столь же активно применялись и в реальной геральдике. С XIII в. они появляются на гербах королевских домов, знатных семейств, городов или купеческих гильдий (I.2.13). И там у них, конечно, не было никаких негативных и тем более демонических ассоциаций. Их помещали на сам щит, на венчающий его шлем (такие фигуры принято называть «нашлемниками» – cimier, crest) или избирали на роль щитодержателей[188]. К примеру, в «Книге владений», составленной в 1316 г. по приказу Конрада III, епископа Фрайзингского, на его гербе изображена голова африканца в короне. Ту же фигуру можно увидеть и в Цюрихском гербовнике (ок. 1330–1345 гг.)[189]. С 1281 г. герб в виде креста, окруженного четырьмя головами мавров, известен в Арагонском королевстве. Только у них вместо корон на головах белые повязки, с какими привыкли изображать мусульман[190]. В XV в. такая же черная голова была помещена на герб таллинского Братства Черноголовых, названного так в честь св. Маврикия – командира фиваидского легиона. Оно объединяло неженатых и еще не сделавших себе имя молодых купцов (по традиции после женитьбы его члены переходили в более престижную Большую гильдию). Герб Братства Черноголовых в двух местах изображен на алтарном образе, созданном в 1481 г. мастером Германом Роде для таллинской церкви св. Николая[191].
I.2.12. На щите дьявола нередко изображали самого дьявола, а на щитах сарацин – самих сарацин. Такая автореферентность, видимо, подчеркивала их гордыню и была характерна для иконографии зла. В знаменитой Псалтири, созданной в 1325–1340 гг. для английского джентльмена Джеффри Латтрелла, под строками 41-го псалма на полях помещена батальная сцена: христианский рыцарь скрещивает копья с синелицым сарацином с крючковатым носом. Его облик напоминает многочисленные изображения темноликих воинов, которые высмеивают или бичуют Христа. Некоторые историки предполагают, что противники из Псалтири Латтрелла – это английский король-крестоносец Ричард Львиное Сердце (1189–1199) и его заклятый, но благородный враг – египетский султан Салах-ад-Дин (1174–1193). На щите и попоне коня, на котором скачет христианский рыцарь, изображены королевские леопарды. На треугольном щите сарацина – голова мавра с точно таким же, как у него, осклабленным ртом.
Псалтирь Латтрелла. Англия. 1325–1340 гг.
London. British Library. Ms. Add. 42130. Fol. 82
I.2.13. Герб баварского семейства Паппенхайм. По крайней мере с XIV в. его нашлемником служила фигура мавра, которую затем заменили на чернокожую королеву.
Гербовник Шайблеров. Южная Германия. Ок. 1450 г.
München. Bayerische Staatsbibliothek. Cod.icon. 312c. P. 160
I.2.14. Гельдернский гербовник. Ок. 1370–1395 гг.
Bruxelles. Koninklijke Bibliotheek van België. Ms. 15625–5. Fol. 28v
Откуда на стольких гербах появились мавры? Часто изображения чернокожих украшали щиты тех семей, предки которых сражались с сарацинами во время Крестовых походов. У других в имени был корень «черный» (как у рода Negri из Виченцы) или какие-то отсылки к маврам и сарацинам (как у сиенского семейства Saraceni или Morese из Болоньи). Третьи были каким-то образом связаны с Магдебургом, где особо почитали св. Маврикия или уповали на заступничество этого имперского патрона. Четвертые избирали своим геральдическим символом чернокожих из интереса к экзотике. В средиземноморской Европе на исходе Средневековья африканские рабы и рабыни вовсе не были редкостью. Их дарили и держали не только как рабочую силу, но и как «предмет» роскоши, подтверждение высокого статуса[192].
Если вернуться в мир воображаемого, то и там фигура или голова мавра не всегда была связана с миром зла. С конца XIV в. она превратилась в геральдический атрибут одного из трех волхвов – добродетельных язычников, пришедших поклониться новорожденному Христу. В гербовнике, составленном в 1370–1395 гг. Клаасом Хейненом, герольдом герцога Гельдернского, среди множества настоящих гербов были приведены и воображаемые гербы трех «королей». У последнего из них, Бальтазара, которого в ту эпоху стали все чаще представлять чернокожим, на щите помещен его alter ego – мавр в красной тунике, а нашлемником служит голова мавра c плотной копной курчавых волос и крупным вздернутым носом (I.2.14)[193].
знаки-перебежчики
Иллюстрируя тексты хроник, средневековые мастера уделяли особое внимание сценам битв. Ведь они, как правило, работали на королей и сеньоров, которые сами вели войска в бой. Для них война была одним из главных занятий. Они любили слушать или читать о ней и видели в ней возможность доказать свою доблесть, обогатиться, расширить владения или послужить Богу, тесня «неверных».
Глядя на сражающиеся армии, читатель/зритель средневековых хроник должен был сразу понять, на чьей стороне правда, где свои (древние израильтяне, римляне, крестоносцы…), а где чужие (филистимляне, карфагеняне, арабы…). Конечно, не во всякой войне моральные или религиозные ставки были столь высоки, как при противостоянии между избранным народом и его врагами-язычниками или между христианами и иноверцами. Изображая очередную битву между королями Англии или Франции либо стычку между двумя баронами, хронист, а вслед за ним художник мог твердо встать на одну из сторон, а мог воздержаться от оценок. Однако, повествуя, скажем, о сражении франков и сарацин в Святой земле, средневековый хронист почти всегда ясно указывал, на чьей стороне Бог, и изобличал врагов Христа и христианства.
Визуализируя текст, художник мог отделить своих от чужих, подчеркнув разницу в их обличье, костюме или военной экипировке. Скажем, лица у крестоносцев были белы, а у магометан – черны; первые были одеты в европейские металлические шлемы и вооружены прямыми мечами, на головах у вторых были тюрбаны, а в их руках – изогнутые сабли и т. д. Какие-то из этих маркеров были перенесены на изображение из известной иллюминатору реальности (крестоносцы экипированы как крестоносцы, а сарацины – как настоящие арабы или тюрки), какие-то – скопированы с более древних изображений, какие-то – придуманы конкретным мастером.
Однако нередко на иллюстрациях к хроникам противники выглядели (практически) одинаково. Текст говорил о том, кто есть кто, но изображение без него, как подчеркивает Роберт Бартлетт в статье «Иллюстрируя этничность в Средние века», оставалось немо. Скажем, сарацины были одеты в такие же западные доспехи, как «франки», которым они противостояли. Художник не стремился передать ни этническую, ни религиозную инаковость магометан. Текст ясно ее подразумевал, но она никак не визуализировалась (эта «слепота» к различиям, безусловно, родственна анахронизму, который так характерен для средневековой иконографии, где, скажем, воины египетского фараона, преследующие древних израильтян, или римские легионеры, сражающиеся с карфагенянами, обычно представали в облике средневековых рыцарей)[194].
И там, где противники различались обликом и одеждой, и тем более там, где они буквально оказывались на одно лицо, зрителю следовало присмотреться к фигурам, нанесенным на их щиты и знамена. В отличие от реальной европейской геральдики, знаки, которые на иллюстрациях к хроникам мастера приписывали персонажам из далекой древности или других культур, часто не были закреплены за конкретными людьми или группами. И в рамках одной рукописи менялись от миниатюры к миниатюре. Видимо, основная задача состояла в том, чтобы в конкретной сцене противопоставить противников и при необходимости показать, на чьей стороне Бог и правда. На следующей иллюстрации у того же войска мог появиться уже другой знак – главное, чтобы не такой, как у его противника[195].
Насколько легко воображаемая символика мигрирует между персонажами, хорошо видно по иллюстрациям к «Цветам историй Восточной земли» (Fleur des histoires de la terre d'Orient). Этот труд, написанный армянским принцем Хетумом (ум. 1310–1314 гг.) по просьбе папы Климента V, повествовал о 14 царствах Азии, истории ислама со времен пророка Мухаммеда, а также «татарах» (монголах) и их походах на запад Евразии. В рукописи, которая была создана в Каталонии в первой четверти XIV в., во множестве батальных сцен монголы, которых Хетум представлял как союзников христиан в борьбе против ислама, сражаются с сарацинами[196]. Хотя внешне монголы и магометане четко разведены (монголы – светлокожие и в высоких разноцветных шапках; сарацины – смуглые и в белых тюрбанах), флаги, которые реют над их отрядами, были взаимозаменяемы.
Например, на листе 9v сарацины под красным флагом с черными полумесяцем и звездой сражаются с византийским императором Ираклием I (610–641). На его красном флаге – такая же звезда, но без полумесяца[197]. На следующем развороте (л. 10v) сарацины – теперь под полумесяцем без звезды – гонят побежденных персов под такой же звездой, как раньше была у византийцев. На листе 11 сарацины (теперь у них синее знамя с полумесяцем, в который вписано человеческое лицо) вновь противостоят противнику со звездой – на этот раз это уже кочевники-туркоманы. На листе 12 туркоманы, обратившись в ислам, осаждают город под тем же красным знаменем с полумесяцем и звездой, что раньше был у сарацин, и предстают с такими же темными лицами и в таких же тюрбанах, как их былые противники.
Можно было бы подумать, что полумесяц (со звездой или без) закреплен за воинами ислама, а просто звезда и прочие знаки – за их противниками. Однако следующие миниатюры опровергают такую гипотезу. Например, на листе 15v звезда с полумесяцем мигрирует на флаги монголов, а сражающиеся с ними сарацины получают «розу» с семью лепестками. На листе 19 полумесяц и вовсе оказывается на флаге, под которым герцог Австрии принимает бой с монгольским ханом Батыем (у него красный флаг с черным прямоугольником со штриховкой внутри).
Еще один знак, который объединяет противников, – это шестиконечная звезда, сложенная из двух наложенных друга на друга треугольников (как звезда Давида). На листе 26 под ней скачут темноликие сарацины в белых тюрбанах, а на листе 27v две такие звезды изображены на флаге монголов, бегущих от сарацин. Наконец, еще на двух миниатюрах на знамена магометан помещена черепаха. В одной сцене (л. 18) они под синим флагом с черепахой сражаются с монгольским ханом Батыем. У него красное знамя с изображением короля. В другой (л. 25) – султан Египта идет походом в Армению. Над его войском реет красный флаг с черепахой, а в руках у воинов красные же щиты с полумесяцем и короной[198].
Все эти примеры показывают, что большинство знаков, применявшихся в этой рукописи для того, чтобы различить сражающиеся армии, не было привязано к конкретной этноконфессиональной группе и легко мигрировало между ними (I.2.15).
I.2.15. Сверху: Сарацины (под звездой с полумесяцем и в чалмах) гонят греков (под звездой и в европейских шлемах). В центре: «Татары», т. е. монголы (в высоких шапках и под звездой с полумесяцем) сражаются с мусульманами (в чалмах и под «розой»). Снизу: «Татары» (в сине-красных высоких шлемах) преследуют войско сарацин (в чалмах и под шестиконечной звездой).
Цветы историй Восточной земли. Каталония. Первая четверть XIV в.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. NAF 886. Fol. 9v, 15v, 26
