bannerbannerbanner
Центр мира

Михаил Кречмар
Центр мира

Полная версия

Алекс Зимгаевский, он же Зим. Ассинибойн-Сити

«В любом случае, расставаться будет сложно, – подумал Зим, провожая глазами точёную фигурку Тары. – Конечно, глупо, ведь для обоих это началось как типичный аспирантский роман. Никто не рассчитывал на его продолжение, особенно при нашей разнице… Даже не в возрасте. Практически во всём. Девочка из состоятельной семьи, обеспечила себе место в каком-нибудь престижном информационном агентстве. Папа – президент фамильной компании по производству самогона… тьфу, классического ирландского виски. Двоюродный брат – вице-президент одной из ведущих фирм по разработке программного обеспечения. Считается, что человеку западному семья не так важна, как русскому. Хрена с два, гораздо важнее у них семья. Другое дело, что у них птенцы, вылетая из гнезда, пытаются всячески самоутвердиться. Так в дореволюционные времена это и в наших хороших семьях было принято и носило название периода великовозрастного балбесничанья. Правда, для Тары наши отношения оказались гораздо важнее, и это при общей раскрепощённости европейских дам… С другой стороны, я в их системе ценностей никто и звать меня никак. Даже гражданство у меня – Туамоту».

Зим усмехнулся. Два года назад вопрос о гражданстве всей четвёрки – двух компьютерных гениев, полярного лётчика и профессионального охотника, перебегавших из преследовавшей их России в Японию, обсуждался на самом высоком уровне, включая японский МИД и американский Госдеп. Компьютерные мальчики приняли американское гражданство в результате какого-то очень многоступенчатого торга между японскими и американскими спецслужбами. Сам Зимгаевский, перепробовавший в жизни массу дел – от ведения предвыборных кампаний в родной России до работы профессиональным охотником в Хабаровском крае, подумал – подумал да и выбрал ни к чему не обязывающее гражданство в какой-то оффшорной дыре посреди Тихого океана.

«Надо же было тогда угораздить в эту переделку», – вспоминал Зим, проходя под высокими елями, окружавшими его очередное временное жилище. Действительно, история двухгодичной давности начиналась как триллер, а закончилась катастрофой. Компьютерные мальчики узнали об упавшем во время войны недалеко от побережья Охотского моря самолёте, вознамерились вывезти его из тайги и продать любителям редкостей. Для поисков самолёта они наняли Зима и его близкого друга – полярного лётчика Игоря Ухонина. На всеобщую беду, на борту самолёта находились документы, свидетельствовавшие о сепаратных переговорах между СССР и гитлеровской Германией в 1942 году – в самый разгар Великой Отечественной войны. И, согласно приказам, отданным ещё в то, чёрт знает насколько далёкое время, вся мощь современной России была мобилизована на уничтожение людей, случайно коснувшихся этой «Тайны тайн». В итоге участники «мероприятия» сумели при помощи группы охотских аборигенов бежать с территории Российской Федерации на территорию Японии вместе с документом X. Правда, попутно пришлось немного повоевать.

«Теперь я здесь, обновляю своё журналистское образование. А Ухонин где-то в Центральной Америке возит кокаин на самолётах российской постройки. Что до Туамоту – надеюсь никогда её не увидеть, эту новую родину, – хмыкнул про себя Алекс, взявшись за ручку своего съёмного домика в еловом лесу, поразительно напоминавшего большую промысловую избушку. Такими домиками – в английском варианте cabin – были утыканы все окрестности университетского кампуса. Они сдавались за мизерные деньги, около трёхсот долларов в месяц, аспирантам и студентам и представляли собой американизированный вариант сараев сочинских пригородов. – Представляю себе: попадаю в какую-нибудь неприятность, обращаюсь в посольство, а они мне – не тревожьтесь, господин Зимгаеффский, пришлём вам в защиту шамана и пирогу воинов…»

И тут он понял, что в доме кто-то есть.

Как у большинства одиночек, у Зима было сильно развито шестое чувство тревоги. Подавляющее большинство перемен он старался истолковывать в худшую сторону, а жизнь в непредсказуемой окружающей среде (какой была ельцинская Россия) заставляла относить к изменениям и сдвинутый коврик у порога, и выпавшую из дверного косяка зубочистку. Зим не относил себя к параноикам, но обстоятельства его бегства из России на рыбачьей шхуне безногого капитана были таковы…

Зим открыл дверь и секунды три постоял на пороге.

– Могли бы и свет зажечь, – посетовал он в темноту. И сам щёлкнул выключателем.

Посреди комнаты в кресле, приобретённом по случаю за десять баксов на распродаже в Value Village, сидел человек. Мужчина интернациональной внешности, как сказала бы Тара. Зим затворил за собой дверь и встал вплотную к раздвигающейся двери встроенного шкафа.

– Меня зовут Макс, – произнёс незнакомец по-русски, даже не приподнимаясь. – Какое-то странное чувство – будто вы меня ждали.

– Вас, не вас, но вы правы – чувство было, – Зим оперся на шкаф, не собираясь садиться. Сколько бы времени ни занял этот разговор, он проведёт его стоя.

– И что же это за чувство? – поинтересовался Макс.

«Интеллектуал. Не из башкосеков. Глаза запоминающиеся – голубые, с искоркой. Ноздри чуть широковаты. Подбородок иронично-волевой, французский. Странный парень, я думал, в их Службе серый цвет относится к необходимым профессиональным качествам…»

– Вынужден вас огорчить – это явно не чувство вины.

– Вы убьёте или вас убьют, – покачав головой, произнёс Макс. – Знакомая аргументация. К сожалению, её придерживается и кое-кто из моего начальства. Собственно, потому я и здесь. Поэтому мои личные впечатления я оставлю на конец нашей беседы.

– А она что, будет продолжительной? – удивился Зим. – Здесь, между прочим, свободные Североамериканские Штаты. Хотя сейчас не холодная война, мне достаточно нажать на сигнальную кнопку телефона и сказать, что меня преследуют агенты ФСБ. И вам придётся познакомиться как минимум с заместителем шерифа Бадом Олсоном.

– Я тоже не настроен на продолжительный разговор с вами. И главное, что мне необходимо сделать, это довести до вашего сведения точку зрения моих руководителей. Которая, ещё раз повторю, не является моей личной точкой зрения. Итак. Руководство значительной государственной организации, защищающей интересы Российской Федерации (будем в дальнейшем называть её Службой), считает, что два года назад на побережье Охотского моря произошло трагическое недопонимание некой ситуации, результатом чего явилась гибель нескольких российских граждан.

«Как минимум пятнадцати», – подумал Зим, вспомнив сбитый им армейский вертолёт и нескольких аборигенов из ламутского рода Тяньги.

– Далее, – продолжал аленделонистый парень, – руководство Службы может рассмотреть ваше прошение о возвращении вам российского гражданства…

Тут Зим попытался что-то возразить, но Макс резко хлопнул ладонью по подлокотнику, явно не желая, чтобы его перебивали.

– И даже рассмотрит возможность вашего возвращения на территорию Российской Федерации. В этом случае не будет подниматься эпизод преступного соучастия Егора и Ильи Тяньги в неких противоправных действиях, повлёкших за собой гибель сотрудников Службы при исполнении ими своих обязанностей…

Зим снова попытался заговорить, но Макс ещё более решительно ударил кулаком по наборному подлокотнику из тропических пород древесины.

– Однако всё вышеперечисленное осуществится в случае оказания вами содействия в одной из операций Службы. Ради успеха операции мы настоятельно рекомендуем вам принять предложение International Executive News – стать корреспондентом этой сети в свободной и независимой Республике Казахстан. Куратором этой операции являюсь я. Обо всём дальнейшем я вас проинформирую в своё время.

Макс, закончив говорить, резким движением встал из кресла, не опираясь на подлокотники, – серьёзный фокус, указывающий на отличное владение своим телом и накачанный брюшной пресс.

Он сделал шаг навстречу Зиму и заговорил, обдавая его лицо мятным запахом какой-то дурацкой жевательной резинки.

– А теперь слушай меня, и уже – лично! Для меня ты – хренов космополит, которому совершенно по барабану, где и на кого работать. И мне на это было бы плевать, когда б не одна совсем ещё не старая история. Ты – не вздумай отрицать! – ты лично, своими руками убил четырнадцать наших пацанов! Эти люди выполняли перед государством свой долг, и человеку, подобному тебе, никогда об этом понятия иметь не придётся! Лично от меня прощения тебе нет и не предвидится! Поэтому – и запомни! – если у меня в ходе операции возникнут хоть малейшие сомнения в твоих действиях – я тебя убью! Если мне не понравится твой косой или прямой взгляд – я тебя убью! И в любом случае, в тот момент, когда я – запомни, лично я – решу, что ты нам больше не нужен, – я тебя убью!

Оба мужчины были одинакового возраста – где-то чуть за сорок – и роста и глядели друг другу глаза в глаза – голубые, искрящиеся глаза Макса, казалось, утонули в чёрных, бездонных зрачках Зимгаевского.

– Как вам будет угодно, – безразлично пожал плечами Зим. – Но единственное, что рекомендую не забывать – практика показала, что меня не так-то легко убить.

Макс шагнул, едва не задев Зима плечом, и вышел из комнаты.

Серой не пахло.

Зим чуть-чуть подумал, затем отодвинул дверь шкафа-купе. Из-под пачки джинсовой одежды на средней полке он вытащил кобуру с пистолетом, купленным им шесть месяцев назад у объездчика индейского ранчо. Он вынул пистолет из кобуры – массивный Кольт 1911А11, матово-серого цвета, цвета борта военного корабля или акульей кожи. Затем заткнул себе кобуру за пояс и, чуть помедлив, выхватил пистолет из чехла, воткнув его мушку в спинку стоящего кресла – того, откуда только что поднялся его странный ночной гость. Проделав это несколько раз, Зим, удовлетворённый, положил пистолет обратно.

Посёлок Пичан. Синьцзян-Уйгурский автономный район, Китайская Народная Республика

Примерно в одно время с ахуном Кахарманом Фархиди другой ахун, Ясин Мухаммат, на основании аналогичных умозаключений пришёл к совершенно противоположным выводам.

 

Ясин Мухаммат тоже был очень старым и уважаемым человеком. Он также присутствовал на встрече у Тохти Тунъяза, и встреча эта произвела на него самое удручающее впечатление. Ссылки на Аллаха и Его Книгу Ясина совершенно не убедили. Он сам принадлежал к Умм-аль-Китаб, то есть людям, которым дано читать по-арабски, и даже выезжал в Пакистан, где был принят улемами в медресе Аз-Хабр. Происходило это сразу после смерти Великого Кормчего, когда ЦК КПК разрешил мусульманам Китая контакты с их единоверцами в ближайших странах. С точки зрения Ясина Мухаммата, Аллах устами пророка призывал к миру, а за меч надлежало браться лишь в случае крайней необходимости. Аргументы ахуна Тохти о переселении ста миллионов хань-су в Синьцзян также не произвели на Ясина должного впечатления.

Действительно, поток ханьцев, переселяемых из центральных районов Китая, превосходил всякое воображение. Но ахун Ясин видел и другое: хань-су создавали города и селились в местах, где уйгуры до этого не появлялись. Территория Синьцзян-Уйгурского автономного района была в совокупности больше, чем территории каких-нибудь Франции, Германии, Польши и Италии, вместе взятых. Хань-су строили новые города и занимались в них теми делами, которыми уйгуры не занимались вовсе. Они разрабатывали горы, добывали руду, качали нефть, выплавляли железо, изготавливали электронику, строили автомобили… Они совершенно не посягали на оазисы уйгуров и даже, напротив, всячески помогали их благоустраивать. Налаживали ирригацию, в последнее время применяя такие поистине чудодейственные методы, что не только у старых – у молодых кружилась голова. Именно хань-су не только разрешали строить мечети – часть из них даже строили сами!

А разве первым секретарём районного комитета компартии сегодня не является уйгур?

С точки зрения ахуна Ясина, с хань-су вполне можно было договориться. Менялся весь мир, менялся и Хань, и Ясин это хорошо видел.

Проблема была в одном – хань-су было слишком много…

А что предлагал этот безумный улем из Англии?

Ответ был очевиден – гражданскую войну.

Именем Аллаха он обещает её успех.

И это возможно: Аллах велик, и Мухаммед – пророк Его…

Кроме того, у Измаила Башири был план, и этот план тоже сулил успех – хотя бы на первых порах.

Возможно ли осуществить это сейчас?

А главное – нужно ли это делать?

И здесь Ясин Мухаммат замирал в сомнении.

Начало партизанской войны повлечёт за собой массовые репрессии со стороны хань-су. И эти репрессии будут весьма и весьма масштабными. Молодые уйгуры хотят свободы, хотят работы, но более всего многие молодые уйгуры хотят просто повоевать. Они просто не знают, что это такое.

Ахун Ясин считал, что любая новая война начинается не из-за земель, золота, женщин или баранов.

Она начинается именно тогда, когда молодёжь забывает про предыдущую войну.

А сейчас у уйгуров наступали именно такие времена.

Другим сомнительным моментом в глазах ахуна Ясина было приглашение в страну иноземных воинов Аллаха. Часть из них уже находилась в стране. Некоторые чужаки очень походили на тангутских разбойников, каких ахун Ясин видел в годы своей молодости, до оккупации Хань, но часть выглядела кадровыми офицерами, которыми командовал настоящий генерал. Конечно, их пока очень мало, но с началом беспорядков в стране их число увеличится…

С другой стороны, хань-су в последнее время выступали вполне вменяемыми собеседниками. Так не проще ли улучшить положение соплеменников мирным и дальновидным путём: предоставить хань-су информацию о готовящемся выступлении в обмен на политические уступки?

Существовал ещё один путь усилить позиции мусульман Синьцзяна. И это касалось не только уйгуров, но и дунган, казахов, узбеков…

Сила, сокрытая под снегами Тянь-Шаня, снова могла быть вызвана к жизни. Но она могла всё и уничтожить.

Насколько знал ахун Ясин, эта Сила за время существования человечества всего три раза вызывалась к жизни. И каждый раз мир переворачивался с ног на голову и некто один завоёвывал половину его.

Нужно ли это сейчас?

Ахун Ясин Мухаммат торопливо зашёл в маленькую хижину, куда его пригласили для того, чтобы он вправил ногу пастуху-киргизу…

На камне, заменявшем стол, сидел очень высокий и худой человек. Увидев Ясина, он утверждающе кивнул кому-то стоящему у двери, прямо за спиной ахуна.

Высокий человек – генерал Омар Захриви аль Убейда – не умел читать мысли и не мог догадываться о предстоящем доносе властям. Он просто следовал непреложному правилу, с которого начинались все гражданские войны во все времена: сперва надо уничтожить колеблющихся на своей стороне.

Санта-Моника. Народная Демократическая Республика Гурундвайя

Международный аэропорт Республики Гурундвайя выглядел именно как результат пресловутого «пикника на обочине». Только пикник проводила западная цивилизация, а обочиной служили самые настоящие центральноамериканские джунгли. Возле длинной, коричневой, грязной и кривоватой взлётно-посадочной полосы некто громадный насыпал кучу различного мусора техногенного характера. В глаза бросались какие-то решётчатые конструкции – то ли башни, то ли мачты, то ли сторожевые вышки а-ля «Архипелаг ГУЛаг», листы рубчатого железа, какие-то панели и двери, то ли тряпки, то ли флаги, и огромное количество каркасов автомобилей. И только при пристальном наблюдении эти листы рубчатого железа, двери и панели, начинали в вашем воображении соединяться в единые постройки: пять-восемь арочных ангаров, свалка коробок, представляющих собой сам аэропорт, вышки и радары. А ещё позднее среди остовов разобранных автомобилей можно было различить и вполне «живые» машины.

Зим выбрался из чрева транспортного самолёта прямо в обволакивающий мокрым паром воздух тропического леса. На аэродроме царила непривычная тишина, только звенели остывающие кожухи моторов над головой.

– Погоди, Чако! – попросил Зим пилота, подбросившего его до Санта-Моники за двести пятьдесят долларов наличными. – Буквально минут десять. Что-то я никакой жизни здесь не наблюдаю.

– Маньяна, – хихикнул Чако, крупный усатый потомок конкистадоров и беглых итальянских фашистов, и полез на крыло. Спать. Он вёз калийную селитру в какие-то горные рудники в Андах.

Неожиданно один из автомобильных остовов ожил и довольно шустро выехал прямо на взлётную полосу. Здоровенный сарыч, венчавший одну из высоких решётчатых конструкций неизвестного назначения, лениво расправил крылья, но раздумал взлетать. Лень была разлита в самом здешнем воздухе.

Зим с интересом разглядывал приближающийся рыдван. Верх этой старинной Toyota Camry 1987 года был срезан сваркой так, что оставался лишь контур лобового стекла, который, чтобы не упасть назад, был расчален двумя ржавыми уголками. Зим с нескрываемым скепсисом смотрел на мрачного типа в авиационных зеркальных очках и панаме за рулём этого чуда.

Из джунглей послышался дикий рёв доисторического чудовища. Зим оглянулся. Заросли раздвинулись, и из них, надсадно завывая четырьмя двигателями, выползал кое-как вымазанный оливковой краской военно-транспортный «Геркулес». «Наверное, приставка „военно-" осталась в далёком прошлом», – решил Зим и вновь повернулся к автомобилю.

Его водитель (или владелец?), высокий, атлетически сложенный мужчина среднего возраста, уже вышел на полосу и с распростёртыми объятиями кинулся к Алексу. Тот демонстративно выставил вперёд ладонь.

– Кошмар какой, – проговорил Зим сокрушённо. – Не ожидал, что когда-нибудь доведётся увидеть тебя нестриженым и небритым. Тем более в трусах.

– Это шорты, варвар, – Ух всё-таки стиснул его каким-то орангутанским объятием. – Ну, где твои шмотки?

– Шмоток у меня, как всегда, один рюкзак, – вздохнул Зим. – Здесь какая-нибудь таможня есть? Я же вроде из-за границы прилетел?

– Адуана? А на хрена она тебе?

– Штемпель поставить.

– Давай паспорт.

Ухонин полез в бардачок своего автомобильного монстра, вынул оттуда квадратный штамп, прямо на капоте ловко влепил его на страницу с визой Народной Демократической Республики Гурундвайя и после этого скороговоркой спросил:

– Наркотики, оружие и чего там ещё – есть?

– Да, блин! – восхитился Зим. – Надо было мне гурундвайское гражданство у японцев просить. Отродясь не видел в аэропорту столь упрощённой процедуры пересечения границы.

«Геркулес» проревел над их головами и исчез за чернильно-зелёной линией холмов.

– Когда-нибудь я разбогатею, – сказал Ух, – и поставлю в каких-нибудь джунглях памятник «самолёту неизвестной авиакомпании».

– У тебя-то самого известная компания? – поинтересовался Зим, скорее уж для проформы. Но Ух воспринял эту проформу вполне серьёзно.

– А как же! «Генераль Энтрепрадо авиасьон эль Пуэбло Унидо»! Любому негру преклонных годов в треугольнике Белиз-Каракас-Асунсьон знаком стрекот моего Ан-2. Но ведь ты здесь в командировке, насколько мне известно?

– Скорее на стажировке, – поправил Зим. – Это моя стажировка в агентстве International Executive News. Типа визит мужественного журналиста в логово наркомафии. Мне здесь какие-нибудь картинки бы сделать. Пеона какого-нибудь, который растит коку. Плантатора вроде Рамона Эскобара. Честного мента…

– Да, я помню, ты мне писал об этом. Найдём всё, кроме последнего. Но его можно выдумать. Всё равно хрен кто заявится сюда проверять, честный этот мент или нет. Запрыгивай.

– Ну и тачка у тебя здесь, Ухонин…

– А на хрена здесь что-то хорошее заводить, – искренне удивился Ухонин и смешно пошевелил короткими рыжими усиками, отчего стал похож на пана Володыевского, – всё равно всё сгниёт на хрен. Тропики, блин! Но я понял, что написал ты мне не всё?

– Ну да… Блин, и сиденья мокрые.

– Дык сезон дождей, варвар. Поедем-ка в моё бунгало.

Псевдокабриолет Уха въехал в джунгли, и только тут Зим понял, что это на самом деле, скорее всего, пригород. Под деревьями то тут, то там торчали каркасные домики, висело бельё, бегали и с упоением играли в мяч коричневые и шустрые, словно тараканы, ребятишки.

– Тебе, эта… Печать таможенную не надо в порт завезти?

– Зачем? – искренне удивился Ух. – Это моя. Личная. А вот и бунгал мой скромненький.

Скромное бунгало Игоря Ухонина, в прошлом полярного лётчика, а ныне центральноамериканского предпринимателя, представляло собой модульную щитовую конструкцию под красной крышей из пластиковой черепицы, установленную на сваях, с высоким плантаторским крыльцом, с огромными окнами, защищёнными жалюзи.

– Да… Дачка у тебя здесь, определённо, самая высокая в квартале.

– Не только в квартале, но и во всей восточной части города. Это мы в город въехали, не в джунгли. Санта-Моника, ферштейн?

Внутри это строение выглядело значительно презентабельнее, нежели снаружи. Светлые строгие стены контрастировали с тёмной мебелью в стиле «техно», светильники скупо поблёскивали никелированными ободами.

– Здорово, – улыбнулся Зим. – Приятный интерьер. Ничего лишнего.

– Это у меня приёмная зала, совмещённая с кухней, естественно. Дальше – спальня и библиотека. Я в Асунсьоне и Каракасе замечательную коллекцию русских книг собрал.

– А сколько у тебя вообще комнат-то?

– Пять, плюс две ванные комнаты c туалетами. Кстати, одна из них прямо и направо.

Зим кивнул и проследовал в указанном направлении. Через секунду он вернулся несколько обескураженный.

– Что там? Змея?

– Нет. Погляди сам.

Ухонин заглянул в чистую, отделанную розовым пластиком ванную комнату. В раковине сидел здоровенный, с кулак, волосатый паук и злобно шевелился.

– Тьфу ты, чего так робко-то! – Игорь выскочил на кухню и вернулся оттуда с бутылкой водки «Смирнофф», из которой плеснул полстакана на нарушителя спокойствия. Паук попятился и исчез в сливном отверстии.

– Эк ты его, безжалостный, – с осуждением произнёс Зим.

– Нарушает конвенцию, – хмыкнул Ух. – Жил бы под полом, ничего бы не было. Зато он у меня мышей ловит.

– А мне водки налить слабо?

Когда Зимгаевский вышел из душевой, стол в «приёмной зале» был сервирован широкими плоскими тарелками, а посреди стола стояла жаровня, в которой скворчал огромный кабаний окорок. В дверях стояла большеглазая смуглая тонкая женщина, которая, увидев Зима, с улыбкой поклонилась.

– Мария, – представил её Ухонин.

– Como esta usted? – поклонившись в свою очередь, обратился к женщине Зим.

– Muy bien. Habla usted ingles?

– Устед, устед, – вмешался Ухонин. – Сейчас только на нём и «устед». Мария – дочь управляющего рудником, он нортеамерикано, так что за столом можешь уверенно пользоваться инглишем.

Обед, состоявший из замечательных бобов и не менее замечательной свинины, прошёл исключительно на английском языке. По его окончании Ухонин достал бутылку «смирновки» – ту самую, которой он травил паука – и поставил на стол. Мария исчезла где-то в задних комнатах.

 

По окнам барабанил дождь.

Ухонин налил.

Они молча выпили.

– Ну как ты в целом? – нарушил молчание Зим.

– Ну… Если учитывать, как мы улепётывали из России, то выше среднего. У меня здесь два самолёта. Я же когда-то и продал их в эту дыру. Работы хватает. Немногие рискуют летать в здешних условиях.

– Что, так хреново?

– Да не то чтобы очень… Просто приучился всё делать сам. Сам себе и диспетчер, и механик, и рабочий на взлётной полосе. А ещё грузчик, укладчик груза, заправщик.

– И таможенник, – усмехнулся Зим. – «Дури» много возишь?

– Примерно половину от общего объёма. В опасные места я не летаю. Ну, там где федералы или хефе какие-нибудь. У меня другая специализация – полёты в сложном рельефе при плохой видимости. Я груз только до здешнего аэропорта добрасываю, а там они его уже сами…

– На «Геркулесах»?

– Нет, этот какие-то бульдозеры на рудник привёз. Дурь возят мелкими грузовиками, чаще на «дугласах» военного времени.

Зим кивнул. «Дуглас» DC-3 был, по версии какого-то журнала, признан «самым совершенным техническим достижением XX века». Судя по всему, эти самолёты продолжали свою более чем 50-летнюю службу на просторах Месоамерики.

– Лучше, чем на Севере?

– Да вряд ли. У нас там высоты в две тыщи метров редкость. Здесь же всё время приходится крутиться более чем на трёх. Потоки всё время срываются. Условия сложнее, чего говорить. Но и платят более чем прилично.

– Девица-то откуда?

– Она не девица. Она донна. Да мы у Куэваса познакомились. К нему мы завтра поедем. Представляешь, он устраивает вечеринку в твою честь! Он здесь мэр, пэр, хер и всё такое. В Штатах его бы назвали наркобароном. А здесь у него что-то вроде светского общества.

– Как ты ему про меня объяснишь?

– Да так прямо и объясню. Он уже предупреждён, вообще – то. Покажут тебе и кокаиновые плантации, и пеонов, и, может, даже цех по производству. Эти ребята сейчас озаботились своей репутацией. Им не нравится, когда их держат за парий. А внятный журналёр сейчас большая редкость. Поэтому, если ты не будешь давать GPS-координаты их производственных мощностей, то тебе могут показать многое. Ну и потом, я же здесь остаюсь… Вроде как заложником твоих писаний.

– Ладно, заложник чести… Тебя тут как… Компатриоты не беспокоят?

– Ну, русские здесь есть… А что? – Ухонин резко посерьёзнел.

– Нанесли мне визит. Прямо в Штатах. Причём в моей-то глуши…

Зим коротко пересказал историю появления незнакомца в кампусе.

– Ну и… Ты ментам тамошним что-нибудь рассказывал?

– Да ну… Я даже Оноши в известность не поставил.

– Исходя из того, что ты работаешь, можно сказать, «по их рекомендации», позволительно сделать вывод, что «предложение» их ты принял…

– Я, в общем-то, сейчас и приехал к тебе обсудить две вещи…

– Если ты имеешь в виду место, куда эти друзья не смогут добраться, то это явно не тут.

– Нет. Такого места я не ищу. Собственно, я его знаю – это Японские острова. Заметь, это хорошо понимали наши компьютерные приятели, которые остались там, судя по всему, навсегда.

– Да, пожалуй, это сегодня единственное место, где иностранные спецслужбы любого государства ещё могут ощущать неудобства. Глобализация, однако.

– Ты ещё Северную Корею забыл…

– Нет, как раз не забыл. Но эта страна не является частью глобального сообщества, не правда ли? А японцы настолько изолированы именно в культурологическом смысле, что там не только долго жить в автономном режиме, а даже работать «на всём готовом» для человека романской цивилизации затруднительно. Ну а уж существовать европейцу самому по себе в тамошнем социуме, за пределами нескольких мегаполисов, имеющих слегка интернационализированную структуру, практически невозможно. Даже Китай, особенно на своём западе, в Синьцзяне, – очень многонациональная страна. Кроме того, тамошнее население настолько многочисленно, что даже коммунисты не в состоянии эффективно его контролировать.

– Это коммунисты-то не в состоянии что-то проконтролировать?

– По крайней мере, так я слышал от китайцев. В любом случае, в культурном отношении Китай – страна гораздо более открытая, чем Япония.

– Да уж. Вите и Серёже не позавидуешь…

– А нам?

– Но мы-то как раз решили, что сможем за себя постоять.

– Ты думаешь, что пришло время это доказывать?

– Пока ещё нет. Я просто хочу предупредить тебя о возможности такого визита.

– А сам-то ты что собираешься делать?

– Если честно – мне скучно, бес… Поэтому я хочу хотя бы краем глаза посмотреть на эту их так называемую Большую Игру.

– Ну-ну, – скептически покачал головой Ухонин. – Гляди, в следующий раз некому будет организовывать тебе спасательный круиз на браконьерском катере…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru