bannerbannerbanner
полная версияСеверное сияние

Михаил Гордеевич Бычков
Северное сияние

И радиокомпас готов.

Радист «вошёл» в свои «каналы»,

«Рукав за борт и дверь задраить!»

*– аэродромный источник электропитания.

**– автоматы защиты сети. ***– астрокомпас

На горы взлёт. Вредит набору

Порыв, швыряя самолёт.

Послушные, гудят моторы.

Вот Таймылыр, с ним связь. Пролёт.

Договорились о посадке.

«Тут где-то на реке рыбалка,

О ней вам что-нибудь известно?»

«Даю примерно её место…».

Полёт на бреющем над речкой,

Крутые берегов обрывы.

В ночи, их следуя извивам,

Рыбачью ищем мы «ночлежку».

Она! В мгновенье убран РУД,

Касание, пробег по льду.

И разворот почти на месте.

Там, впереди, авось, бытовка.

А в ней оконце, вроде, светит.

Подруливаем. Остановка.

Рыбак выходит с фонарём.

«Привет, ребята, мы вас ждём».

«Посадки место, твою мать!

Хоть фонарями обозначь!»

Без лишних слов пошла загрузка.

Второй пилот кули считает,

А рыбаки их всё кидают,

Под потолок – мешков с корЮшкой.

«Груз принял». «Сдал». «Да будет клёв!»

«Пока, ребята!» «С Богом!» Взлёт.

Посадка в Таймылыр. Заправка,

Чревоугодью дань, притом.

Я ж не сказал вам, Боже правый,

Куда мы рыбку-то везём.

Местечко есть в России – Мирный,

Алмазный городок сибирский.

Такая глушь, такая даль!

И самолётом не достать.

Глуха и заповедана,

Сибирь огромная такая.

Пятно на крупной лётной карте:

И надпись «Не обследована».

И в центре этой «блямбы» карты

Рыбёшки нашей цель доставки.

Да, да, везём мы рыбу в Мирный,

Питать добытчиков алмазов,

Тех самых камешков кумирных,

Причин убийств, богатств и сказок.

Летать сейчас на самолётах

На скоростях и на высотах,

Обозревая панорамы –

И на Ли-2. Сравненье срамно.

Земли не видно в облаках,

Локатора нет для обзора,

Не перевалишь, в случай, горы,

И жизнь – в моторах, головах.

Обледененье – тоже горе:

Наверх – не тянет, ниже – горы.

Взлетаем. Тяжелы в наборе.

На курсе. Сразу облака.

Утихли смех и разговоры,

Свои проблемы и дела.

Радист никак не дозовётся

Якутска. Ночевать придётся

Наверно там: предел налёта.

А штурман место самолёта

Определить успел, довольный,

Расчёт посадочных заходов

«Грызут» по «Сборнику» пилоты.

И лишь механик бродит, вольный.

Но уши держит он торчком,

Сейчас он чем-то удручён.

Его волнует место груза,

Он не изменит ли центровку?

И на бачке со спиртом, клуша,

Ещё, ещё проверит пломбу.

А спирт понадобится, видно,

Уж больно плотны облака,

И на «седле»* всё ж очевидно,

Ему сидеть ещё пока.

Ну, вот, накаркал, лёд на «стрелке»**,

И скорость падает слегка.

Прибавил оборотов. Так,

А льда уж больше сантиметра.

Растёт на кромках он винтов,

Менять нам надо эшелон.

*Место бортмеханика **Штанга за бортом для определения факта обледенения.

«Радист! Держи «Контроль» на связи!

Нужна нам срочно эРДээС!»*

Шеф «нагружает» винт и сразу

Нарост с него слетает весь.

Теперь он может выдать тягу.

Но лёд на крыльях может «бяку»

Подбросить нам из неприятных.

«Шеф, скорость продолжает падать!»

«Слежу, включаю обогрев».

Нарост на «стрелке» интенсивней.

«Есть эРДээС, чего просить?»

«Скажи: обледененье. Вверх

Ещё, считаю, не резон.

Пока держу свой эшелон».

*– районная диспетчерская служба упрвления полётами

За облака – сейчас не выжать:

У нас предельная загрузка.

А в облаках, но чуть повыше,

Мы хватим льда «на всю катушку».

Набор имея как резерв,

Теряя мощность на нагрев,

И для винтов включая спирт,

На грани штопора летим.

«Займите новый эшелон,

Нет выше, пятый, облаков:

Даёт погоду встречный борт,

Прошли вы весь холодный фронт

Я – эРДээС! Как понял, пятый?»

«Я – пятый. Эшелон…Порядок!»

Теперь–то легче, слава Богу:

Горючки меньше, в норме всё.

Не уклониться б влево, в горы.

Якутск «поймали», КУР*, то-сё.

И «Фронт» прошли, кругом всё ясно.

И настроение прекрасно.

Поплыл в кабинах говорок,

Кофейный следом запашок.

А штурман рад: увидел землю,

Измерил сразу угол сноса,

Поправил курс: нельзя без спроса

Уйти за трассовы пределы.

«Сниженье! Эшелон занять…,

У нас мороз, пятьдесят пять»

**– курсовой угол радиостанции.

И вот он Мирный – град алмазный.

Земля истерзанно больна.

Противоречит и названье:

Как будто здесь прошла война.

Каменоломни и овраги,

Отвалы, стоки. Мощны драги.

А вот и «трубка» – «гвоздь программы»,

Дыра в земле – вся панорама.

А городок вон там, в долине,

И на посадку – вниз по склону

Аэродром. Тут нет хоромов.

И ни асфальта, даже пива.

Всё впереди – богатство, слава.

Ну, а пока, даёшь авралы!

Погодою закрылась Тикси,

В Нюрбе садимся, передышка.

«Гостиница» в снегу укрылась

По самую трубу на крыше.

Мороз снаружи – шестьдесят,

А в номере тепло. Сидят

Полярники и «пишут пульку»,

А кто читает. Что? Грамульку?

Ни-ни, и так бывает повод

Поговорить, расслабить нервы.

А если надо, каждый – первый,

Отстать нельзя: проглотит холод.

Ведь здесь идея, вера, шарм –

Единство и энтузиазм.

Чарует Тикси нас сияньем,

Здесь вой пурги и гул турбин,

Стремящих крылья по заданьям,

Военных Мигов в неба синь.

Всего кружок на крупной карте,

В заливе – бухта, дебаркадер

Посёлок – несколько домов,

Всё для разгрузки здесь судов.

Но Тикси очень много значит:

Для притяжения людей

И исполнения надежд,

Средь мглы и холода – удачи.

Я рад и горд, что там я был,

О славе ей мои мольбы

Усть–Кара

Ан-2, в народе – «кукурузник».

Перкаль на крыльях и мотор.

В хозяйстве нашем очень нужен.

Не нужен лишь аэродром

Весна. Югорский полуостров.

Вопрос сезона очень острый:

«Закрыть» большую площадь съёмкой,

Достанет если нам силёнок.

Прибор геологов в салоне,

И оператор с ним учёный.

Задача – гамма-излучений

«Застолбить» в этом регионе.

Летать нам суждено с Усть-Кары.

Задачка – швах. И я в ударе.

Полёты эти – напряженье

Уменья, нервов, но и сил,

Ведь высота двадцать пять метров,

Пилот один и штурман с ним.

Конечно же, и бортмеханик

И, как всегда, ещё радист.

Всей этой съёмки, в общем, писк :

По шесть часов ландшафта между

Покрыть всю заданную площадь,

Меж галсами держа не больше

Двухсотпятидесяти метров.

Задача, вам скажу – для мэтров.

Здесь не равнина всё ж, учти,

И трудно профиль соблюсти.

На первом этаже – столовка,

А выше – наши номера,

Урез реки шагах так в пол ста.

Посёлок – финские дома.

А в них живут оленеводы,

Каких бы ни были народов,

Все одинаково живут:

Хозяйство в чуме всё ведут,

И разобрать, какого рода

Он иль она, бывает трудно,

Лицо – стандарт. И обоюдна

Для жён, мужей на платье мода.

Одеждой, пищей – всем тут правит

Во все века олень по праву.

Летать придётся нам с площадки,

Аэродром – то всё же громко.

Ручей и берег мелкой гальки,

Ласкаемый приливом моря.

Второй пилот нам не положен,

А вместо, справа, сядет штурман.

Контакт с пилотом непреложен,

Лишь жестом, в основном, заумным.

Манипуляция ладошкой,

Глазами, пальцами немножко:

«Направо», «Влево», «Так держать!»

Пилот мгновенно исполняет.

Порядок съёмки так «замётан»,

Что экипаж быть должен «слётан».

Наш командир – полярник старый,

Сидел на станциях эСПэ*,

Один нюанс: может мытарить

Его запой недели две.

Но это трудно ведь на «точках».

Но есть у нас один источник,

То аварийный наш эНЗэ**,

«Жестянка» с пайками, в хвосте.

Механик – здоровяк с гитарой,

Умелец в технике и в песне,

И дамам очень интересен,

Душа тусовок и компаний.

Служил недавно он на Каче

В Морской военной Авиации.

*-дрейфующая станция «Северный полюс»

**-неприкасаемый запас продуктов.

А штурман наш с портфелем толстым,

В котором карты трасс и справок,

И карты крупные – для съёмки,

Брошюры толстые поправок.

Конечно, «гвоздь» всей съёмки – штурман:

Всё скоротечно, данных уйма,

Пройти «по струнке» длинным галсом

И «привязать» всё в «камералке*.

Не совпадёт «отписка»** с местом,

И весь полёт пойдёт насмарку.

Держать здесь должен штурман марку,

За весь итог лишь он ответчик.

Сторонник аргументов, фактов,

Наш штурман мягок, но и хваткий.

*-комната обработки полученных данных.

**-отметка прибора об обнаружении искомого.

Радист бывал на «точках» тоже

И опыта не занимать.

Уверен, молод, и дотошен,

Но тих, в тусовках не видать.

Начальство нам всем доверяет,

Хотя и часто проверяет.

Их резюме: «Вы справитесь,

Хотя тяжёлый у вас крест».

И вот Усть_Кара. Всё готово,

Горючка и запас продуктов,

Геологи на месте, будто,

И в камералке ждут работы.

Волнуемся слегка пред стартом.

Ни пуха, ни пера! Но фарта!

 

Те будни полевой работы

До сих дрожь в теле вызывают,

Рубашка, мокрая от пота.

И в раны соли подсыпают

Инспектора всех званий, рангов,

До ночи бденье в камералке,

Когда не в силах «привязать»

«Отписку» к месту. «Всё! всем спать!

То место завтра повторить,

Обрывы там, прибор не «пишет»,

Пройди точнее и пониже,

Чтоб сектор полностью «закрыть».

Летать нам надо спозаранку,

Пока не началась болтанка.

Подъём наш вялый, нехотя.

Сухой картофель и навага,

И чай проглочены шутя.

И дребезжащий ЗИС* с отвагой

Песок прибрежный пишет следом,

Пока прилив волнистым пледом

Не слижет роспись колымаги.

«Готовы? От винта, взлетаем!»

А вот и злополучный «сектор»,

И вот тот самый спорный галс.

Подход к обрыву, больше газ,

Уж полностью открыт инжектор.

Исполнится ль расчёт пилота?

Мотору хватит оборотов?

*Грузовой автомобиль завода имени Сталина.

Всё ближе к нам стена гранита,

И пройден уж рубеж возврата.

Не повернуть: врасшлёп, могила!

Вперёд! Наверх! Наверх, ребята!

Пилот в напряге. Пальцы белы,

Испуга нет, взгляд, вроде, смелый,

Схватил он намертво штурвал.

«Механик! Саша! Полный газ!»

Напряжены все до предела,

Привстали, взлёту помогая,

Геолог только, не моргая,

На самописец смотрит, бледный.

Ещё! Чуть-чуть! Почти задели

Колёса каменистый гребень.

И – выдох всех одновременный.

Режим нормальный, курс наш прежний.

Не отвернули. Ну, и нервы!

На галс пока не влезли смежный,

Ориентир один, второй,

Опять не видно за горой.

Ладошкой: влево, теперь вправо,

Рукою: ноль. На курсе. Браво!

Но высота! «К земле прижаться!»

Конец захода. Курс обратный.

А снос сильнейший, неприятность.

«Так, крен уменьшить!» Чтоб вписаться

Удачно, с ходу, в новый галс.

«Ещё. Уменьшить! Вот, как раз!»

«Ребята, отдыхать, а штурман –

К геологам!» И там стачать

Все галсы в «сектор», в площадь, штурма

В конце нам чтобы избежать.

И дни бегут чредой. Помеха:

Пусты в столовке все сусеки.

Всё, братцы, срочно выходной.

В кладовке бредень есть большой.

Лодчонку взяли напрокат.

На берегу кол вбили, бредень

Одним концом – к нему. Не медля,

Сеть с борта в воду наугад

И полукругом – к берегу.

И тянем дружно, бережно.

Рыбалка, братцы, просто «супер»,

Без всяких шуток и прикрас:

Рыбёхи – во! В ведро – лишь штука.

И это всё – за один раз!

Богаты воды здешних рек,

Но далеки от людных мест.

По слухам – нефть, песец, олень.

Мы ищем тоже «дребедень»

Какую-то, а что – секрет.

Прибор даёт «отписку», значит,

Нашли то нечто, обозначить

На карте, дальше дела нет.

Но рыбка хороша! Надолго ль?

Пора лететь на заготовку.

Депешу в Амдерму послали,

Продуктов нет, мол, голодаем.

Летите, говорят, вы сами.

Ну, вот, опять, мы так и знали!

Полёт на Амдерму – прогулка,

Отдушина от трудной съёмки.

Прошлись по тротуарам гулким

Вкусили омуля и сёмги.

И не дремал наш «фуражир»,

Деликатесы получил.

И подались мы восвояси.

Усть-Кара стала домом нашим.

Полёты! Сердцу благодать.

Пустое всё! Летать! Летать!

Сегодня жаркая погода,

Болтанка треплет целый день,

Однообразная работа

Все шесть часов. Ну, всё, предел.

«Давай домой, сегодня хватит».

Устал пилот рельеф «лопатить».

В Ан-2 ведь нет автопилота.

А тут ещё одна забота:

Стал ветер у земли сильнее,

И на посадке – боковой.

Не вызывал он всё ж сомненья,

Пилот-то в общем, мировой.

Летим в Усть-Кару, вот и дом,

А там, вдали, аэродром.

Заход обычный, визуальный,

Учли и ветер боковой,

Снижение, полёт нормальный.

А штурман пишет дебит свой.

И вот уж галька, речка справа.

Ну, убирай, выравнивай.

И мы расслабились. Всё, сядет.

Инспектор лысый стоит сзади.

Механик мусор подметает,

Готовится мотор смотреть.

Ему ещё суметь успеть

Ан-2 наш передать охране.

Радист уж доложил посадку,

Чтоб зачехлить своё хозяйство.

В журнал свой ставит штурман точку.

Но это что творит пилот?!

«Фонарь»* перед глазами прочный,

И по нему зигзаг идёт

Длиннющей трещины ветвистой,

Как будто молния игриста,

Но очень медленная только,

Замедленная будто съёмка.

Исчезли звуки, и плывёт

Чернильница от самописца.

Мелькнули в поле зренья лица,

Стекло чернилами «цветёт».

То самолёт, задравши хвост,

Изобразил полукапот**.

*-остекление кабины

**-неполный переворот самолёта через нос

Винт вдребезги, хвост вверх, мгновенье –

Назад он рухнул весом всем.

И тишина. А в поле зренья

Все на полу без шевеленья.

Струится пыль и чей-то крик:

«Все быстро вон! Возможен взрыв!»

И в миг уже все на свободе.

Стоят, а взрыва нету, вроде.

Бежит к воде в крови геолог,

Инспектор рядом с ним бежит,

Вода по грудь. «Остановись!»

От шока отходить им долго.

А экипаж стоит: ну, что тут?

И вдруг – неудержимый хохот.

Ведь трогать тормоз на пробеге -

Тихонько, импульсами чтоб.

А наш пилот, уставши, «сбрендил»,

Рычаг зажал, разжать не смог.

Здоровы все. И, слава Богу!

Прибор геолог стукнул бровью.

До свадьбы, ясно, заживёт.

Теперь нас ждёт чреда разборок.

Подмочен в общем весь наш порох.

Сидим пока. Ремонт на месте.

Полётов нет. И нет известий.

А весть пришла, с другого бока:

Взрыв бомбы* воздух весь загадил,

Прибор геологов зашкалил.

*– испытание атомной бомбы.

Воды уж много утекло,

Не существует и Полярка,

Но помнится мне то стекло

Во всех подробностях и ярко.

Я помню, не было испуга,

Рейтинг@Mail.ru