Михаил Гарцев
Стихотворная окрошка

Пародии и парафразы

Тимоти Лирик

http://samlib.ru/l/lirik_t/a26.shtml

Endspiel

"Ранней осенью небо нежнее,

Солнце чутче, прохладней зной,

И тепло в эти дни нужнее,

Даже, может, нужней, чем весной".

…

П_А_Р_А_Ф_Р_А_З_А

Я старею, готовлюсь к аду,

вроде белый, но весь в грязи,

потому что, моя отрада,

мне пролезть захотелось в ферзи.

А ведь бегал когда-то мальчонкой,

рядом нянька и верный пёс,

был я нежный, сродни собачонке,

нынче грубой щетиной оброс.

Ну, а в детстве, ты помнишь, были

шелковистыми кудри мои,

занесло их белесой пылью…

Я снимаю с волос слои

экзистенции подуставшей…

Эх, Сергуня, ну, кем ты стал?

Взглядом женщины низко павшей

мне судьба пророчит финал.

Мухоморы, "проглоттер", поганки,

"самоволки" и пот на челе…

В платье трепетной страстной вакханки

я танцую канкан на столе.

Декольте, рюш, фестон, подвязки,

лайм пуанты, жабо, макияж,

силиконовых две накладки…

И я слышу: "Ты наш! Ты наш!"

Либерастов в упор не вижу,

но держу про запас пиар.

На пиаре нажил я грыжу —

все ж какой-никакой навар.

В подсознанье плывут картины:

вновь я вижу осенний парк.

И я мальчик, такой невинный,

но реальность о землю – шварк!

Вновь дерьвья – небес подпорки —

няня, песик, твои глаза…

И бушует в моей подкорке

нескончаемая гроза.

Лучше было б остаться пешкой

и не лезть, как чумной, в ферзи…

Белка рядом грызет орешки,

я в осенней лежу грязи.

Алекс Трудлер

http://samlib.ru/t/trudler_a/vechnayazhizn.shtml

Вечная жизнь

"посреди одичавшей евразии

я ношу расстоянья в груди

эк меня пустотой угораздило

не судим не судись не суди"

…

П_А_Р_А_Ф_Р_А_З_А

посреди одичавшего племени

стихотворцев всемирной сети

эк тебя угораздило времени

не хватает поток разгрести

подсознанья сознанья континуум

где дискретность давно не в чести

автоматным письмом но как минимум

надо в сферах размер соблюсти

а не то заартачатся чистые

грязных критиков время прошло

и под шконку загнали отличников

уголовникам жить хорошо

те кто выжил от серного запаха

пострадают от рубки голов

ты старуха косой не размахивай

не спеши пополнять свой улов

в тёплый саван кто хочет укроется

кинь под ноги в тиши гробовой

помолись у престола пред троицей

и иди тебе данной тропой

и хоть око за око навыкате

битый час бей баклуши не спорь

пока душу не требуют мытари

пока песню не вырежет хворь.

Блат Вальтер

http://samlib.ru/w/walxter_b/12.shtml

Бабы-дуры

"Смотри-ка, вон идёт ‒ хорошая такая!

И ноги от ушей, и руки из плечей

по шее вьётся цепь червонно-золотая,

приманка для ворюг, альфонсов и врачей".

…

П_А_Р_О_Д_И_Я

Приклеился мой взгляд к хорошенькой фигуре.

"А вдруг тестостерон ударит вновь под дых?

Виагрой запастись заради бабы-дуры?" —

пропел мой петушок, пропел он и затих.

И я вмиг болт забил на пышную молодку,

мне суматошит кровь спиртных паров туман.

Я дворника нашёл и мы залили в глотку

антивиагры взвесь, и не один стакан.

Проснулась в теле жизнь, рожденный пить не может

любить, творить, менять ВИВЕНДИ МОДУС враз.

И либерастов пусть, врагов России гложет

сосущий мозг испуг, наш брат не либераст.

Нам бабы вслед вопят: "МУЖИЦКИЕ ФАКТУРЫ,

ВЫ С ВИДУ МУЖИКИ, НО ГДЕ ЖЕ ВАША ПРЫТЬ?

ВЕДЬ ЕСЛИ ВАС КАПНУТЬ, ВНУТРИ ВАС – БАБЫ-ДУРЫ,

ВОТ ПОЧЕМУ В СТРАНЕ ХРЕНОВО С ВАМИ ЖИТЬ".

Лина Маго

http://samlib.ru/l/lina_mago/zacastih.shtml

«Отдаваясь при всех бесстыдно…»

"Отдаваясь при всех бесстыдно,

Стонет скрипка, в экстаз впадая,

В ветряном полотне простынном

Бьется чувственная, нагая".

…

П_А_Р_О_Д_И_Я

Отдаваясь при всех подспудно,

поэтесса стихи слагает.

На холодном ветру простудном

бьётся чувственная, нагая.

В обнаженности нервных звуков

иноземных словес паренье.

Так рождалось в страданьях, муках

стратосферное стихотворение.

В каждой строчке нерусским духом

форма русская наполнялась,

но людей с абсолютным слухом

не колышет такая малость.

Галактических волн созвонье,

облаков торопливых пухлость…

Поэтесс привлекает бизонья

эротическая округлость.

Обнажение фаз отдачи

не заменит любовь земную.

Поэтессы любви не клянчат,

а берут, оживив статУю.

Хохол

http://samlib.ru/h/hohol/pustojsostav.shtml

Пустой состав

"Усталый дизель пятился по-рачьи,

Таща состав суставчатый навстречу

Закату, и бессмысленно бурлачил,

Как будто он реке противоречил".

…

П_А_Р_О_Д_И_Я

Поэт поэточный бурлачил календарно.

Ему мещане в городах рукоплескали

за то, что он своим трудом ударным

отремонтировал им старые скрижали.

Он строфы сцепливал, словно пустые дыры,

а даты размещались в помещеньях.

Селенья восторгались командиром,

и тот не брезговал селений угощеньем.

И только Бог сомкнул устало вежды,

ход времени на время обездвижив.

Он потерял последнию надежду,

но наш поэт и в катаклизмах выжил.

Лина Маго

http://samlib.ru/l/lina_mago/zauystih.shtml

Высечь молнию крылом

"Долой обтесанную гладь

Сухой размеренности будней!

Тебе, бунтарство, исполать,

Пока сражаться силы будут".

…

П_А_Р_О_Д_И_Я

Долой обтесанную грудь —

в рекламе каждый день я вижу —

Простите, доктор, из Парижа

нам поставляют эту муть.

Сражаться с миром нет уж сил —

мир селикона, макияжа,

чем только мы себя не мажем:

от аква-гримов до чернил.

Ломтём ржаным заем стакан,

не рассироплюсь от водяры.

Пришлите, доктор, санитаров,

унять в душе моей пожар.

Но не поганьте борозду,

не то взорлюсь корявой жестью

и желчью изольюсь от мести,

не отобьетесь и за мзду.

В больничный просочусь проём,

разбудоражу залп ружейный,

и всех елейных и ливрейных

я мощным словоизверженьем,

как Зевс, испепелю огнём.

Поединков

http://samlib.ru/p/poedinkow/babje.shtml

Бабье Лето

"Бесконечность сибирских просторов

Души делает бесконечными.

Бабье лето кедрового сбора

"Шишкарей" всех – добросердечными"…

П_А_Р_О_Д_И_Я

Бесконечно терпенье читателей.

Терпят Вовы стихи бесконечные.

Даже множатся почитатели,

люди русские, добросердечные.

Хоть стихи шишковаты нескладные,

Вова честен душой, не стебается.

Популярность растёт, ну, а главное —

пишет, рогом Вован упирается.

Сочинять – это дело старинное.

Пращур наш шишкарил без претензии.

Если б Вова плести стал корзины – yes! —

вряд ли был бы урон для поэзии.

Лина Маго

http://lib.ru>http://samlib.ru/l/lina_mago/zaudstih.shtml

«Наструган ветер тёркой переулков…»

"Наструган ветер тёркой переулков,

Заправлен замороженным дождём

И бледной недовыпеченной булкой

Остывший месяц к небу пригвождён".

…

П_А_Р_О_Д_И_Я

Назову я тучи ульем.

Месяц булкой назову.

Пчелы носятся, как пули,

серебрятся наяву.

Из фонарного помола

вышел коржик земляной,

и серебряные пчелы,

колосятся надо мной.

Шторы-жабры в день дождливый

настругают тьму устрИц.

Ты придёшь, такой счастливый,

к черту терки, лучше блиц?

Наплевать на политесы,

нажжужала я сполна,

и все скажут: поэтесса —

гравитации волна.

Таблер В. О.

http://www.stihi.ru/2006/02/18–2292

«Ведь это точно когда-то было…»

"Ведь это точно когда-то было…

Рисунок серый – в карандаше…

Утла подвода, худа кобыла —

в тумана кашице, густыше"…

П_А_Р_А_Ф_Р_А_З_А

Темно у дохтора на приеме,

вчерась, горбатясь за гумус тмящий,

перестарался, а нынче в дреме

сижу ледащий с лицом просящим.

А рядком дедка сидит безрукий

и все страдает от боли жгучей

в руке, c которой давно в разлуке,

с лицом темнее осенней тучи.

– Шо, хлопчик, скоро, нас дохтор примет?

– Хто яго знает, сих эскулапов?

Ужо онемели ужица с выей,

давненько не был в явонных лапах.

Как-то мне щупали грудь, паршивцы,

кололи и жгли, убивцы, трахею…

Искали душу в сердечных мышцах.

Видно, давно я расстался с нею.

Болела сильно, такой уж родился,

фантомы боли, сонмы печали…

Пошла уж какая, дедуля, седмица…

Пропала душа, куда-то отчалив.

Нас врач осмотрит – печать, как клякса,

в Собес с тобою сделаем ходку.

Мне б в рот – оболу, а лучше – баксы,

а ты, дедуля, проси молодку.

Пора инвалидов взять на поруки,

и поддержать нас, таких горемычных,

ты, дед – инвалид, поскольку безрукий,

и я инвалид – без души кирдычно.

Ashsa

http://samlib.ru/s/shapiro_a_a/obida.shtml

«Мне снилась детская обида…»

"Мне снилась детская обида

на N. Не подавая вида,

что пьян (хотя совсем алкаш —

о если б всё, что мы глаголем,

оправдывалось алкоголем!),

он мне твердил, что я – "не наш".

…

П_А_Р_А_Ф_Р_А_З_А
Душевная травма

Во времена, кажись, застоя

сидел с бутылкой я пустою…

Ко мне подсел какой-то дед.

Рябой, немытый, бородатый,

со стаканОм, как бы поддатый.

Условно пусть зовется Z.

Я был отнюдь не алкоголик,

хоть мог бухать, порой, до колик

в печенках, почках и спине…

Увы, то, что в верхах глаголют

нельзя понять без алкоголя

давно известно всей стране.

Смеркалось. Ерзали ворота.

Базланить не было охоты,

я встал, уж было, и пошел…

Вдруг Z на что-то рассердился,

вскочил, на месте закружился,

мне в спину прорычав:

"Козел!"

"Я не козел", – хотел сказать я,

но в санитаров двух объятьях

он был погружен в грузовик.

Знать, Z, сбежав с какой-то дурки,

хоть был и пойман в переулке,

все ж в подсознанье мне проник.

"Козел!" – кричали дети в школе.

"Козел", – я слышал в чистом поле.

"Козел", – прошамкал аксакал.

"Ко-зе-л!" – мне жид пропел пархатый.

Приснилось даже – черт рогатый

за мною целый день скакал.

И, правда, кто мне скажет, кто я?

"Сон разума" – пророчил Гойя.

И я заснул на много лет.

Во сне мне снились вор в законе,

и как ругались зэки в зоне…

"Козлы!" – кричал я им в ответ.

Тряся козлиною бородкой,

однажды встретил я молодку.

Она мне стала дорога,

но врач по психам, круглолицый,

мне отсоветовал жениться:

"Смотри, блин, вырастут рога".

Вокруг шумела перестройка,

и разных дел творилось столько…

Но все мне как-то было влом…

Я просыпался от поллюций,

а не от залпов революций,

на всё глядя козел козлом.

И как врачи все не старались —

мне не помог психоанализ,

ни даже Фрейд, ни даже Юнг.

Знать, от врачей мои сокрыты

и комплексы, и архетипы.

Я всё послав, рванул на Юг.

Бродя в горах Бахчисарая,

ту встречу с Зетом вспоминая,

и с камушка на камень скок,

понять хочу я эту силу —

что так беспечно опустила

и обесценила мой рок.

Я был мужчина, в общем, в норме,

а стал я чем-то вроде зомби.

Ужо тебя, смешной старик!

"Козел!" – вскричал Евгений грозно —

вдруг стало ветрено и звездно —

и вырвал грешный свой язык.

Лирика

Пейзажная

«Каскад прудов, заброшенных, ничейных…»

Каскад прудов, заброшенных, ничейных

куда я прихожу порой вечерней

покрытых тиной и зелёной ряской,

и водорослей целые семейства

как бы в предчувствии ночного лицедейства

взирают на меня с опаской.

Вода и зелень – символ совершенства.

На свете нет приятнее блаженства

смотреть, как пробуждаются виденья…

Ложится темень на ночные воды,

деревьев тени водят хороводы,

в природе начинается броженье.

Каскад прудов – ПРА-образ древних капищ.

От веток ивы, как от чьих-то лапищ,

я отшатнулся. Пискнула зверюшка…

А на прудах мелькали леших тени,

кузнечик стрекотал, русалок пенье,

вдобавок квакали, как пьяные, лягушки.

И уханье какой-то странной птицы,

желающей воды с гнильцой напиться…

И чваканье, и хруст костей, и шёпот…

А светлячки весь берег запалили,

потом попрятались в бутонах стройных лилий…

…и табунов был слышен гулкий топот.

Но только утренней звезды пробьётся лучик,

ночных мистерий мир тотчас отключат.

В каскаде – пруд один, очищенный от тины.

В нём отразится свод небес лазурный,

он нам дороже прелестей гламурных.

Сменяют шабаш мирные картины.

Зажглись на солнце купола церквушки местной,

лазурь и золото бал правят повсеместно.

Легка дорога к храму и светла.

Святой источник Преподобной Анны

в меня вольёт бальзам небесной манны,

и продолжается игра добра и зла.

«Вздыхая, лежит предо мною…»

Вздыхая, лежит предо мною,

сыпучее тело пустыни.

Горячей тоскою земною

насытилось сердце

и стынет…

И видит

орлов в небе, властно

парящих злым символом дальним,

горячую вязкую массу

на лоне природы бескрайнем.

И только кустарник колючий

по желтому катится пласту,

терзаемый силой сыпучей,

вливается в желтую массу.

Так жили народы такыров.

Сердца их крутого закала

днем солнце, как в тигле, калило,

а ночью луна остужала.

«Порою сумеречной, росной…»

Порою сумеречной, росной —

природой русской заарканен —

я выхожу на берег плеса,

посеребренного в тумане.

Передо мной разверзлась вечность.

Окутан дымкой серебристой,

меня в лицо целует вечер,

такой пронзительный и чистый.

Здесь обозначена примета

дробящих воздух междометий.

На стыке музыки и света,

на рубеже тысячелетий.

Огород

Всего лишь три грядки клубнички,

но как замирает твой взор,

когда заплетая косички,

ты розовый видишь узор.

Всего лишь две сотки картошки.

Соцветие белых цветов,

зеленое море горошка

усталости снимут покров

с лица, обрамленного чернью

с рыжцой бархатистых волос.

…И лишь соловьиное пенье

под лязги железных колес,

и лишь волшебство огорода

в потоке бессмысленном струй,

и лишь равнодушной природы

нечаянный вдруг поцелуй.

«Отрешусь и зароюсь…»

Отрешусь и зароюсь

в сумрак улиц хмельной,

где ночною порою

я бродил под луной.

Воздух резкий был чистый,

абрис дыма вдали,

и слегка серебристый

шел парок от земли.

И ночная прохлада

в купах сонных дерев…

Сердце вскрикнет надсадно,

в небо выплеснув гнев:

«Где в заоблачных парках

отыщу я ваш след,

этот теплый, неяркий,

искупительный свет?»

«Вот и закончились сказки…»

Вот и закончились сказки.

Отголосила гроза.

Желто-багровые краски

кружатся в сумраке вязком,

неба надорваны связки

и голосуют вновь за

то, чтоб сменилась погода.

Хмурая мглистая хлябь

к нам снизойдёт с небосвода.

В панцире громоотвода

выползет новая явь.

Снег, как лачком-с, всё покроет,

и тишина, тишина…

Чёрт или буря завоет

с горя иль просто с запоя…

Грустно мерцает луна.

«Это синее небо над моей головою…»

Это синее небо над моей головою,

это чистый, хрустальный, обновляющий звон,

это свет, это солнце, это рокот прибоя,

это лица, улыбки, краски с разных сторон.

А зима признавала лишь двух красок контрастность:

черно-белый рисунок двух цветов торжество,

но пролилась небес обнаженная ясность

и открыла палитры всех цветов волшебство.

Я вхожу в это море, в это пиршество красок.

Я вдыхаю хрустальный обновляющий звон…

И вдыхаю тревогу.

Воздух резок и вязок,

и стеклянных сосулек изнывающий стон.

Жизнь комедия, драма и трагедия тоже.

Черно-белый рисунок,

акварель,

масло,

свет…

Кто нам в этой стихии плыть по курсу поможет?

Кто даст четкий и ясный, так нам нужный ответ?

Человек – это бог! Человек – это светоч!

Человек – это мерзость! Человек – это гад!

Я смотрю на скрижалей поистлевшую ветошь.

Я читаю каноны почти наугад.

Чем закончить сие?

На торжественной ноте!

Мол, мы славное племя, и мы выстроим рай…

Лед трещит на реке. Птица стонет в полете…

Краской сочной и яркой обновляется край.

Философско-религиозная

Триптих 2

1

Ты сытый и обутый.

Куда тебя влечет?

Ты алчешь мякоть фрукта,

сорвав запретный плод.

Кто там кричит: «О нравы!»

При чем твой смирный нрав,

ты верный сын державы,

и ты, конечно, прав.

2

Порталы пантеона

то бросят в жар, то в холод.

На знамени – Мамона,

а раньше – серп и молот.

Сквозь рыночные жерла

к нам подползает голод.

Какие еще жертвы

ждет кровожадный МОлох?

…И губы обметало

у страждущих ответ

расплавленным металлом

взорвавшихся планет.

И я ответ взыскую,

насквозь изрешечен,

вертя турель вслепую

распавшихся времен.

Но солнце вмиг пробило

студенистую рань.

Горящею просвирой

мне обожгло гортань.

Ну, с мертвой точки сдвинься

в слепом круженье дня.

В священном триединстве

он смотрит на меня.

Я верю, очень скоро —

отныне навсегда —

на трепетных просторах

взойдет Его звезда.

Взойдет Его соцветье

на солнечной меже

в конце тысячелетья —

последнем рубеже.

Крещение

В преддверье нового потопа

кто, человек, скажи, ты есть.

И что влечет так на Голгофу

тебя: тщеславие иль месть,

порывы чести и добра…

…Провозгласила отчужденье,

став первой вехой Восхожденья,

измены острая игра.

Идет жестокая работа,

где правит бал сизифов труд,

но поцелуй Искариота

разрыв земных семейных пут.

…и Он лицо твое омыл

под завывание синкопы…

…и путь открылся на Голгофу

расКРЕпоЩЕНИЕМ

высших сил.

«

Ты на кресте распят и предан

…»

Ты на кресте распят и предан.

Ты жертва.

Жертвой стать легко,

брезгливой жалости отведав.

– А благо?

– Благо далеко.

Но Высшее Предназначенье

с лица смывает боль и страх,

и вкус хмельного упоенья

на окровавленных губах.

Экскурсия в Бамберг

Стопинг, шопинг, туалетинг…

Разбежались: кто куда…

Интеллекта хилый рейтинг

мой растёт как никогда.

С гидом я веду беседу.

Мы в автобусе – вдвоём.

И, пожертвовав обедом,

заливаюсь соловьём.

– Бамберг разве не бомбили?

– Бамберг не был разбомблён,

хоть бомбившим эскадрильям

был такой приказ вменён.

То ль оплот католицизма

город спас его Святой,

отделивший от нацизма

град, рождённый красотой.

То ли набожные немцы,

смрад впитав с таких краёв,

как Дахау иль Освенцим,

сдали город без боёв.

Сколько версиям простора,

но экскурсии отряд

вышел к Домскому Собору —

где царит епископат.

Как темно и мрачно в храме,

а могильники святых,

словно склепы в склепах… Драме

нашей жизни бьёт под дых

мысль о том, что человеку

ползать суждено в грязи

червяком, и век от века

нам иного не грозит.

Сильно давит атмосфера —

где бал правит аскетизм.

В этом есть, конечно, Вера.

В Вере – свой максимализм.

А потом мы вышли к речке.

Сваи Ратуши в воде,

но сырых следов протечки

в помещеньях нет нигде.

Вихрь закружит жизни светской:

дождик, солнце, смех и спор…

Так Венеции Немецкой

открывается простор.

Я копчёным пивом сказкой

оторвусь и оттянусь,

а немецкою колбаской

закушу хмельную грусть.

Дух костёлов и соборов

с горних стелется высот,

проникая в наши поры —

где царит круговорот

жизни шумной и цветущей,

превращающейся в прах…

Дух влечёт нас в мир грядущий,

перебарывая страх.

«Круговорот воды в природе…»

Круговорот воды в природе,

хоть и чреват разливом рек

при мерзопакостной погоде,

даёт нам мощь из века в век.

Энергия воды целебна:

в её источниках святых

в потоке струй слышны молебны

душ чистых, искренних, простых,

Творцу поющих гимн-осанну,

и гейзер рвётся в небеса,

грозой откуда неустанно

вниз низвергается роса.

Бурлят, клокочут, мчатся воды…

Вливает силу Сам Господь

и в лоно матушки Природы,

и в человеческую плоть.

«Гроздья гнева свисают…»

Гроздья гнева свисают,

ядовитые спелые гроздья.

Молоко прокисает,

но незыблем семейный уют.

Ты меня не бросаешь,

только крепче сжимаешь поводья.

Я тебя не бросаю,

хоть свистит надо мною твой кнут.

Птица-тройка домчится

по тернистым путям мирозданья

до последней страницы

где готовится Праведный Суд,

и сполохи зарницы

в небе высветят суть Предсказанья,

и горящие птицы

с Саваофа десницы вспорхнут.

Всё, что сделал я в жизни,

посвящаю единственной в мире

и родимой отчизне,

от опричнины спасшей меня.

Не забудьте на тризне

в мою честь в затрапезном трактире

вспомнить недругов-слизней.

Я простил! Их ни в чём не виня.

Я тебе присягаю

средь икон, подойдя к аналою.

Моя вера нагая

за отчизну. Храни её Спас.

Весть – с амвона благая:

наши души не станут золою.

И, как солнце, сверкая,

светит и-коно-стас c верой в нас.

Триптих-2

1

Время ставит ловушки.

На хребте перевала

захлебнулась кукушка,

та, что нам куковала.

Время ставит ловушки:

в миг один безвозвратно

заменило веснушки

на пигментные пятна.

Время ставит ловушки,

сбросив нас с перевала.

…Ну, очнись же, кукушка,

мы начнем все сначала.

2

Мы начнем все сначала,

выбрав новый маршрут:

ни сизифов ли труд,

ни полнейший ль абсурд?

Благость тайны истока

для себя не испорть…

…стайки трепетных токов,

обретающих плоть.

Жизнь под знаком разлуки

бьется в тигле, скорбя…

…все вернется на крУги,

лишь на крУги своя.

3

Жизнь вернулась на круги

грозным маршем синкопы.

В строгом свете хоругвей

я взойду на Голгофу.

Протрубят мне проклятья,

как встарь, ле —

гионеры,

и предстанет распятье

новым символом веры.

Токов трепетных стая

проплывает над нами,

и меня осеняет

красный ангел крылами.

«Кто такие клерикалы?..»

Кто такие клерикалы?

Не убийцы, не кидалы.

С виду мирные ребята,

отчего ж так жутковато,

когда воют, лают, свищут,

всюду ведьм с рогами ищут.

Инквизиция святая

это мама их родная.

Кто такие клерикалы?

Не попы, не кардиналы.

В синагогах, минаретах

их, конечно, тоже нету.

Как сказал мне далай-лама:

«Вера – это наша драма

на подмостках жизни, смерти…

Очень личная, поверьте»

Кто такие клерикалы?

Это те же комиссары.

И пусть помыслы их чисты —

не достать им сатанистов.

Только те и не боятся —

все плодятся и плодятся…

А на жертвенном помосте,

лишь обугленные кости,

еретИков, страстотерпцев…

Там мое осталось сердце,

проутюженное танком

и в узилищах Лубянки,

где от пыток – запах серы…

Вы, борцы за святость веры,

нас понять должны хоть в малом:

не враги мы, клерикалы.