Михаил Булгаков
Белая гвардия. Михаил Булгаков как исторический писатель
© Замостьянов А. А., авт. – состав., 2019
© Вострышев М.И., пред., коммент., 2019
© ООО «Издательство Родина», 2019
Предисловие
Михаил Булгаков родился 3 (15) мая 1891 года в Киеве. Его крестили 18 мая в Киево-Подольской церкви Воздвижения Креста Господня (существует и ныне). Родители – родом из Орловской губернии.
Отец Афанасий Иванович Булгаков (1859–1907). Родился в многодетной семье провинциального священника. Доцент Киевской духовной академии, специалист по западным вероисповеданиям, под конец жизни получивший звание профессора. Жалование доцента в академии было невелико, и Афанасий Иванович подрабатывал в киевском цензурном комитете просмотром книг на французском, немецком и английском языках, писал для журналов богословские статьи и переводил тексты с древних языков на русский. Дома любил играть на скрипке и петь.
Мать Варвара Михайловна Булгакова, урожденная Покровская (1869–1922). Дочь соборного протоиерея, до замужества – учительница женской прогимназии в городе Карачев Орловской губернии. Позже всецело посвятила себя воспитанию детей. «Светлой королевой» часто называл мать Михаил. Уже овдовев, она весело и умело управляла своим маленьким королевством. По вечерам играла на рояле.
Михаил – первенец. В 1892 г. родилась сестра Вера, в замужестве Давыдова († 1972), в 1893 г. – Надежда, в замужестве Земская († 1971), в 1895 г. – Варвара, в замужестве Карим († 1956), в 1898 г. – брат Николай († 1966), в 1900 г. – брат Иван († 1969), в 1902 г. – сестра Елена, в замужестве Светлаева († 1954). Оба младших брата эмигрировали в 1920 г., сестры остались в России.
Благодаря дружным милым родителям Михаил провел детские годы в безмятежном и беспечальном мире, в радости семейного счастья, что в судьбах писателей случается довольно редко. Книги, музыка и театр в доме Булгаковых играли исключительную роль. Надежда Земская вспоминала: «У нас в семье очень много спорили о религии, о науке, о Дарвине… Спорили о политике, о женском вопросе и женском образовании, об английских суфражистках, об украинском вопросе, о Балканах; о науке и религии, о философии, непротивлении злу и сверхчеловеке; читали Ницше».
С августа 1900 г. Михаил учится в подготовительном классе Второй Киевской гимназии, с августа 1901 г. – в Первой Киевской гимназии – образцовом учебном заведение, открытом в 1809 г. по указу императора Александра I и в 1911 г. переименованной в Александровскую гимназию.
Николай Полетик, учившийся в этой же гимназии в 1905–1914 гг., вспоминал: «Во главе нашей гимназии, как и других казенных гимназий, стояли, как правило, монархисты (директор, инспектор), часть учителей тоже была монархически настроена. Но образование и, главное, воспитание в нашей гимназии, при соблюдении монархической внешности и форм, было либерально-оппозиционным, прогрессивным и свободомыслящим. Нас старались воспитывать людьми».
Булгаков был примерным в учебе, но озорным воспитанником. Его одноклассник Евгений Букреев вспоминал: «Кишата – так называли гимназистов младших классов. Мы однажды избили двух восьмиклассников-братьев. Нас было человек восемьдесят… Все равно, когда один из братьев двинул как следует, мы с него так и посыпались. На драку эту нас Михаил подбил».
Константин Паустовский, учившийся в той же гимназии, отмечает бесшабашный характер своего будущего собрата по перу: «Булгаков был старше меня, но я хорошо помню стремительную его живость, беспощадный язык, которого боялись все, и ощущение определенности и силы – оно чувствовалось в каждом его, даже незначительном слове… Почти всегда в первых рядах победителей был гимназист с задорным вздернутым носом – будущий писатель Михаил Булгаков. Он врезался в бой в самые опасные места. Победа носилась следом за ним и венчала его золотым венков из его собственных растрепанных волос».
Осенью 1906 г. семья Булгаковых сняла квартиру в доме № 13 на Андреевском спуске, которая на много лет стал их родным кровом и прообразом квартиры Турбиных в «Белой гвардии». На следующий год на семью обрушилось большое горе – от болезни почек, не дожив до 48 лет, скончался глава семьи – Афанасий Иванович. Варваре Михайловне предстояло одной поставить на ноги семерых детей. Шестнадцатилетний старший сын Михаил стал опорой матери. В доме, несмотря на многочисленные заботы, часто звучал рояль, раздавались веселые голоса и задорные песни. Но реже стала звучать молитва, чтение Евангелия заменили светскими романами.
В июне 1909 г. Михаил окончил гимназию и два месяца спустя поступил на медицинский факультет Киевского университета. Выбор профессии был связан с тем, что оба брата его матери стали профессиональными врачами и хорошо зарабатывали, один практикуясь в Москве, другой – в Варшаве. Учебы давалась Михаилу легко, и он не жалел о выборе профессии, хотя и особого призвания к ней не чувствовал.
Первая жена – Татьяна Николаевна Лаппа. Михаил познакомился с ней, когда шестнадцатилетняя саратовская гимназистка Татьяна приехала летом на каникулы в Киев к бабушке. После ее отъезда домой Михаил вступает с ней в переписку. Осенью 1912 г. они начали совместную жизнь и обвенчались 26 апреля 1913 г.
Еще не окончив учебы,18 мая 1915 г. Михаил поступил на работу в киевский госпиталь в Печерске. Лето 1916 г. провел в прифронтовых госпиталях. По окончании университета осенью 1916 г. был призван на военную службу и направлен врачом в Смоленскую губернию на замену ушедшим на фронт более опытным врачам. Служил как военнообязанный с сентября 1916 г. земским врачом в селе Никольском Сычевского уезда. Остался любопытный документ о его оперативной деятельности в течение года в здешней больнице: «Ампутация бедра – 1, отнятие пальцев на ногах – 3, выскабливание матки – 18, обрезание крайней плоти – 4, акушерские щипцы – 2, поворот на ножку – 3, ручное удаление последа – 1, удаление атеромы и липомы – 2 и трахеотомии – 1. Кроме того, производилось: зашивание ран, вскрытие абсцессов и нагноившихся атером, проколы живота (2), вправление вывихов, один раз производилось под хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после огнестрельного ранения».
Переведен 20 сентября 1917 г. в Вяземскую городскую земскую больницу заведующим инфекционным и венерическим отделениями. Врачебная практика в русской провинции, где Булгаков принимал по несколько десятков пациентов в день, послужила ему основой для семи блестящих рассказов из цикла «Записки юного врача» (впервые опубликованы в 1925–1926 гг. в журналах «Медицинский работник» и «Красная панорама»).
По болезни 19 февраля 1918 г. Булгаков был освобожден от военной службы, с 22 февраля несколько дней прожил в Москве. Вместе с женой 1 марта 1918 г. Михаил Афанасьевич выехал из новой советской столицы, в которой им негде было жить, вернулся в родной город Киев, и они поселились в своей прежней квартире.
В апреле 1918 г. на дверях дома № 13 на Андреевском спуске появилась табличка: «Доктор М.А. Булгаков. Венерические болезни». Его небольшая комната на втором этаже с балконом на улицу превратилась во врачебный кабинет. Здесь он осматривал больных, вводил им сальварсан. К нему обращались преимущественно солдаты.
– Татьяна Николаевна, пожалуйста, воду, спирт, инструменты, – просил Михаил Афанасьевич жену, когда приходил очередной посетитель.
Пациенты могли появиться в любое время дня, а иногда и ночью. Публика была, в основном, малообеспеченной, так как в городе, в более удобных районах, практиковали десятки именитых врачей.
Булгаков стал свидетелем драматических событий в Киеве, которые позже описал в «Белой гвардии». По его словам: «По счету киевлян, у них было восемнадцать переворотов… Я точно могу сообщать, что их было четырнадцать, причем десять из них я лично пережил».
Как военного врача его 2 февраля 1919 г. призвали в армию Украинской Народной Республики. В ночь на 3 февраля он дезертировал. О бегстве и возвращении домой мобилизованного мужа вспоминала Т.Н. Лаппа: «Почему-то он сильно бежал, дрожал весь, и состояние было ужасное – нервное такое. Его уложили в постель, и он после этого пролежал целую неделю, больной был. Он потом рассказал, что как-то немного поотстал, потом еще немножко, за столб, за другой, и бросился в переулок бежать. Так бежал, так сердце колотилось, думал, инфаркт будет. Эту сцену, как убивают человека у моста, он видел, вспоминал».
В июле и августе 1919 г. Булгаков скрывается в лесах под Киевом в связи с объявленной большевиками мобилизацией врачей. Т.Н. Лаппа вспоминала: «Лето одно время ушли в лес… Не помню уже, от кого ушли. Жили у какого-то знакомого по Киево-Ковельской дороге, в саду, в сарае. Обед варили во дворе, разводили огонь. Недели две… Одетые спали. Варя, Коля и Ваня, кажется, с нами были. Потом вернулись пешком в Киев… В Киеве мы уже не скрывались – самая удачная квартира была наша, потому что с одной стороны дом был двухэтажный, а со двора – одноэтажный, и там обрыв такой был – бесконечный. Так что мы даже говорили, что в случае, кто придет – бежать прямо в обрыв».
Булгаков в Киеве 12 сентября 1919 г. был мобилизован белогвардейцами и участвовал в походе на Чечен-аул и Шали-аул. В начале декабря 1919 г. отправлен работать врачом в военный госпиталь Владикавказа. Здесь он публикует свои первые литературные произведения. В автобиографии он писал: «Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд, отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали. Потом напечатали несколько фельетонов».
Из Владикавказа в октябре 1919 г. Булгаков переезжает в Грозный, затем – в Беслан, в феврале 1920 г. вернулся во Владикавказе, где вскоре заболел тифом. В письме к двоюродному брату Константину Булгаков в феврале 1921 г. он сообщает: «Мы расстались с тобой приблизительно год назад. Весной я заболел возвратным тифом… Чуть не исдох, потом летом опять хворал». Из-за тяжелой болезни Михаил не смог вместе с Добровольческой армией отправиться в Крым, а затем, как братья, уехать за границу.
Булгаков выздоровел, когда город был уже захвачен красноармейцами и поступил работать заведующим литературной секцией подотдела искусства во Владикавказском ревкоме. В 1920–1921 гг. он пишет пьесы, в том числе «Братья Турбины». Всё это наспех. «Братья Турбины» были показаны несколько раз на театральной сцене Владикавказа (премьера состоялась 21 октября 1920 г.). В городской газете «Коммунист» 4 декабря 1920 г. появилась отрицательная рецензия на эту постановку. Из нее можно понять, что действие пьесы происходит в квартире Алексея Турбина в мелкобуржуазной семье, что герои высказывают мысли о народе и революции, сходные с мыслями Мышлаевского в романе «Белая гвардия» (тексты своих первых пьес Михаил в 1923 г. уничтожил). Правда, действие романа перенесено в эпоху первой русской революции 1905 г.
Михаил в очередном письме из Владикавказа к двоюродному брату Константину в феврале 1921 г. сообщает: «Я писал тебе, что я начал печататься в газетах. Фельетоны мои шли во многих кавказских газетах. Это лето я все время выступал с эстрад с рассказами и лекциями. Потом на сцене пошли мои пьесы… Написанная наспех, черт знает как, четерехактная драма «Братья Турбины»… «Турбины» четыре раза за месяц шли с треском успеха… В театре орали: «Автора!» – и хлопали, хлопали… А ведь это моя мечта исполнилась, но как уродливо: вместо московской сцены – сцена провинциальная, вместо драмы об Алеше Турбине, которую я лелеял, наспех сделанная, незрелая вещь…»
Похожие мысли о спектаклях «Братья Турбины» в апреле 1921 г. Михаил высказывает в письме сестре Надежде: «С одной стороны, они шли с боем четыре раза, а с другой стороны – слабовато. Это не драма, а эпизод».
Булгаков 17 сентября 1921 г. заехал в Киев, откуда десять дней спустя перебрался в Москву, где его уже дожидалась жена. Он приехал в столицу без денег и вещей, никого здесь не знал, ни к какому литературному кружку не принадлежал. Два месяца проработал секретарем литературного отдела Наркомата просвещения (ЛИТО). В октябре 1921 г. благодаря записке в домоуправление наркома просвещения Н.К. Крупской ему удалось прописаться в комнате в коммунальной квартире на Большой Садовой улице (дом № 10, кв. 50). Он пишет матери: «Мы с Таськой уже кое-как едим, запаслись картошкой, она починила туфли, начинаем покупать дрова. Бедной Таське приходится изощряться изо всех сил, чтобы молоть рожь на обухе и готовить изо всякой ерунды обеды. Но она молодец! Бьемся оба, как рыба об лед. Я мечтаю только об одном: пережить зиму…»
Зиму он пережил с трудом, записывает в дневнике 9 февраля 1922 г.: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем… Обегал всю Москву – нет места. Валенки рассыпались».
С марта на скудную жизнь он стал зарабатывать очерками в газете «Рабочий». Вскоре как литературный редактор, а позже и как фельетонист служит в газете «Гудок». Журналист М. Черный вспоминал: «Булгаков производил на меня впечатление наблюдателя со стороны, умного и немного скептичного. Он даже по внешнему виду отличался от нас. Катаев[1], например, носил длинную артиллерийскую шинель до пят, которую вывез с фронта, на мне были военные «галифе», а на Булгакове была актерская бабочка (галстук), что было в те суровые времена редкостью».
Работавший также сотрудником в «Гудке» одессит Юрий Олеша, шутя, намекал на монархическую сущность нового сотрудника железнодорожной газеты:
Булгаков Миша ждет совета…
Скажу, на сей поднявшись трон:
Приятна белая манжета,
Когда ты сам не бел нутром.
Михаила Афанасьевича стали печатать и в других газетах, в том числе «Накануне», имевшую редакцию в Москве, а издававшуюся в Берлине на деньги Советского правительства. Здесь он публикует не только очерки и фельетоны, но и первую часть повести «Записки на манжетах». Дебют провинциального прозаика Булгакова был удостоен снисходительных отзывов московских журналистов. В начале 1924 г. были также опубликованы повесть «Дьяволиада» (альманах «Недра») и рассказ «Ханский огонь» («Красный журнал для всех»).
Молодой литератор не унывает, в начале 1923 г. Михаил Афанасьевич начинает писать «Белую гвардию» и уже 31 августа 1923 г. сообщает Ю.Л. Слезкину: «Роман я кончил, но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что поправляю». При создании этого исторического произведения автор пользовался опубликованными как в СССР, так и за рубежом мемуарами, устными воспоминаниями очевидцев и, конечно, своими записями и впечатлениями о Киеве 1918–1919 гг.
Булгаков записывает 6 ноября 1923 г.: «Теперь я полон размышления… в литературе вся моя жизнь. Ни к какой медицине я никогда больше не вернусь… Не может быть, чтобы голос, тревожащий сейчас меня, не был вещим. Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним – писателем».
Его мучили сомнения о литературных достоинствах романа. События зимы 1918–1919 гг. в Киеве, описанные им, имеют откровенно субъективное восприятие, неприятие демократических преобразований после свержения в России монархии.
В газете «Накануне» 9 марта 1924 г. появилось следующее сообщение: «Роман «Белая гвардия» является первой частью трилогии и прочитан был автором в течение четырех вечеров в литературном кружке «Зеленая лампа». Вещь эта охватывает период 1918–1919 гг., гетманщину и петлюровщину до появления в Киеве Красной Армии… Мелкие недочеты, отмеченные некоторыми, бледнеют перед несомненными достоинствами этого романа, являющегося первой попыткой создания великой эпопеи современности».
В дневнике 28 декабря 1924 г. Булгаков записывает: «Роман мне кажется то слабым, то очень сильным. Разобраться в своих ощущениях я уже больше не могу».
И. Раабен, машинистка, перепечатавшая булгаковские произведения до весны 1924 г., вспоминала о «Белой гвардии»: «Этот роман я печатала не менее четырех раз – с начала до конца. Многие страницы помню перечеркнутые красным карандашом крест-накрест – при перепечатке из 20 оставалось иногда три-четыре… В первой редакции Алексей погибал в гимназии. Погибал и Николка – не помню, в первой или второй редакции. Алексей был военным, а не врачом, а потом все это исчезло. Булгаков не был удовлетворен романом… Он ходил по комнате, иногда переставал диктовать, умолкал, обдумывал. Роман назывался «Белый крест», это я помню хорошо».
В «Белой гвардии» показана русская интеллигенция, оказавшаяся в тупике событий и не знающая, как из него выбраться. Для большинства из них остается один путь – лирическое отчаяние и продолжение жизни с идеалами прошлых лет. Они не принимают новый мир, способный лишь разрушать духовные ценности, накопленные веками. В романе одно за другим быстро сменятся события, многие эпизоды и персонажи имеют лишь косвенное отношение к главной сюжетной линии. Трагедия русской интеллигенция сливается в одно целое с поэтическим лиризмом, который достигается чистотой характера и помыслов главных героев повествования, симпатичных и автору, и читателям. Уют и нравственная чистота дома Турбиных притягивают к нему не только Мышлаевского и Лариосика, но и читателей романа. Здесь царит здоровая атмосфера гостеприимной и радушной семьи. Живут многие герои романа полнокровной жизнью, испытывая любовь и ненависть, проявляя отвагу и азарт. Но война для них – лишь тяжкое бремя, как и автор, они остаются на стороне пастушеской вечерней Венеры, олицетворяющей любовь, и отвергают красный дрожащий Марс – вестник войны.
Когда Алексей Турбин убегает от петлюровцев, и смерть спешит за ним по пятам, возникает чудо – женщина, спасающая его от гибели. Потом второе чудесное спасение – от смертельной болезни. Вот только что теперь делать со своей жизнью – этого Турбин не понимает…
В марте 1925 г. Булгаков развелся с первой женой, с которой расстался еще год назад, и женился на Любови Евгеньевне Белозерской, с которой поселился в октябре 1924 г. в Обуховом (ныне Чистом) переулке. Прожили они вместе до 1932 г. «Белая гвардия» посвящена Белозерской, на что обиделась первая жена, хлебнувшая вместе с автором горя в гетманском и петлюровском Киеве и охранявшая его покой в московской коммуналке, когда он писал роман. Но добрые отношения между бывшими супругами сохранились. Татьяна Николаевна не раз вспоминала слова первого мужа: «Из-за тебя, Тася, меня Бог покарает».
Первые главы «Белой гвардии» были напечатаны в декабре 1924 г. в журнале «Россия». Булгаков записывает в дневнике: «У газетчика случайно на Кузнецком увидел 4-й номер «России». Там – первая часть моей «Белой гвардии», т. е. не первая часть, а первая треть. Не удержался, и у второго газетчика, на углу Петровки и Кузнецкого, купил номер. Роман мне кажется то слабым, то очень сильным. Разобраться в своих ощущениях я уже больше не могу». Вторая часть романа появилась в 5-м номере «России» весной 1925 г. Шестой номер журнала так и не вышел в свет, так как издательство обанкротилось, заключительные главы, отредактированные автором в июне 1925 г., остались неопубликованными. Роман не привлек к себе внимание критики и широкого советского читателя. Хотя нельзя сказать, чтобы вовсе остался незамеченным.
Советский литературовед Яков Эльсберг писал, что «Белая гвардия» – это «попытка представить большие трагические события в виде фарса», и что Булгаков – «писатель контрреволюционной обывательщины».
Совсем иного мнения придерживался известный поэт Максимилиан Волошин. В письме Н.С. Ангарскому в марте 1925 года он утверждал, что как дебют «Белую гвардию» «можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого».
Полный текст романа был издан в Париже в 1927 г. (1-й том) и 1929 г (2-й том).
Литературный критик-эмигрант Юлий Айхенвальд в 1927 г. писал: «К чести автора, что на своих белых героев он, подданный красной власти, сумел посмотреть открытыми и непредвзятыми глазами, сумел увидеть в них просто людей и осветить их не от себя, а из собственной глубины, имманентно, отнесся к ним по законам их собственного мира. Если он их и не принял, то, во всяком случае, он их понял».
Писатель-эмигрант Михаил Осоргин в 1929 г. писал: «Булгаков предельно правдив, хотя никто не докажет его равнодушия. Идея романа лежит вне партий и программ, в плоскости человеческой правды и света. Для наших дней это удивительно. Было бы очень обидно, если бы к роману Булгакова отнеслись как к «запрещенной в России» книге, и в этом увидели ее главный интерес».
Прошло более четверти века после смерти писателя, когда в 1966 г. в Советском Союзе впервые был издан полный текст «Белой гвардии». Писатель-киевлянин Виктор Некрасов, прочитав его, сказал: «Ничто, оказывается, не померкло, ничто не устарело».
В середине 1920-х гг. Булгаковым написаны такие шедевры сатирической литературы, как повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце». Первая из них была опубликована в 1925–1926 гг. в альманахе «Недра», вторая при жизни автора не издавалась. Впервые «Собачье сердце» было опубликовано в 1968 г. за границей, в 1987 г. – в СССР. На квартире Булгакова 7 мая 1926 г. был произведен обыск, конфискованы дневник писателя, машинопись «Собачьего сердца» и некоторые другие бумаги.
С середины 1920-х гг. Булгаков начинает работать как профессиональный драматург. Его пьесы «Дни Турбиных» в Художественном театре, «Зойкина квартира» в Театре им. Вахтангова, «Багровый остров» в Московском камерном театре имели колоссальный успех. Пьесы у него просят и другие театры. Благодаря хорошим гонорарам писатель переезжает в трехкомнатную квартиру на Большой Пироговской улице, приобретает франтоватые костюмы, обедает в дорогих ресторанах.
Серьезные осложнения начались в 1928 г., когда Булгакову отказали в выезде за границу для защиты своих авторских прав. Боялись, что он не вернется и займется за кордоном антисоветской пропагандой. Второй удар был нанесен несколькими месяцами позже – запретили к постановке в МХАТе новую пьесу «Бег». В 1929 г. уже все пьесы Булгакова были запрещены. Книги не печатают. Гонорары иссякли. Михаил Афанасьевич на людях продолжает держаться уверенно и спокойно, но в душе ощущает надвигающуюся катастрофу.
В конце июля 1929 г. Булгаков передал начальнику Главискусства РСФСР А.И. Свидерскому письмо, адресованное Сталину, Калинину, Свидерскому и Горькому, в котором высказал просьбу выпустить его за границу, так как на родине его лишили возможности работать, а значит и средств к существованию. Он жаловался: «Обо мне писали как о проводнике вредных и ложных идей, как о представителе мещанства, произведения мои получали убийственные и оскорбительные характеристики, слышались непрерывные в течение всех лет моей работы призывы к снятию и запрещению моих вещей, звучала открытая даже брань. Вся пресса направлена была к тому, чтобы прекратить мою писательскую работу, и усилия ее увенчались к концу десятилетия полным успехом: с удушающей документальной ясностью я могу сказать, что я не в силах больше существовать как писатель в СССР…»
Свидерский отправил письмо в ЦК ВКП(б). Ответа не было. В октябре 1929 г. книги Булгакова стали изымать из библиотек. Но затравленный писатель не успокоился и 28 марта 1930 г. направил подобное прошлогоднему новое обширное послание в правительство СССР. Только теперь добавил, что, если его не отпустят из СССР, то пусть дадут работу режиссера в Художественном театре или хотя бы статиста или рабочего сцена. Каждый день он ждал ответа или «воронка», который отвезет его в тюрьму на Лубянку…
И вдруг 18 апреля 1930 г. в квартире Михаила Афанасьевича раздался телефонный звонок.
– Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков.
– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
– Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?..
Булгаков растерялся и не сразу ответил:
– Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
– Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
– Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
– А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами.
– Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить.
– Ну, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего.
На работу в Художественный театр режиссером-ассистентом Булгакова на этот раз взяли без лишних слов. Но времени на личную беседу у Сталина нашлось, хотя писатель напрашивался на встречу в очередном письме к вождю 30 мая 1931 г. Может быть, это и к лучшему, Михаил Афанасьевич мог сгоряча наговорить лишнего, что лишило бы его покровительства верховного советского жреца.
Булгаков одновременно подрабатывает в Театре рабочей молодежи, сотрудничает с другими театрами Москвы и Ленинграда. Пишет инсценировки спектаклей (Н.В. Гоголь «Мертвые души», Л.Н. Толстой «Война и мир»), выступает даже как актер (подменяя на репетициях в МХАТе заболевших исполнителей), безрезультатно пытается пристроить куда-нибудь свою новую пьесу «Адам и Ева»…
В начале октября 1932 г. Булгаков женился в третий и последний раз – на Елене Сергеевне Шиловской, урожденной Нюренберг, в третьем замужестве Булгаковой, с которой познакомился еще в 1929 г. Она стала его ангелом-хранителем и основным прототипом Маргариты в романе «Мастер и Маргарита», печатала под диктовку все произведения писателя 1930-х гг. Домашний уют его устроен, театр выплачивает зарплату, Союз советских писателей принимает Михаила Афанасьевича в число своих членов. Некоторые из друзей советуют обретшему относительное благополучие писателю публично заявить о своей солидарности с партией большевиков и следовать в своем творчестве ее указаниям. Но писатель отказался поступиться своей независимостью, что для него означало бы окончание занятия своим любимым литературным трудом.
Булгаков 5 марта 1933 г. сдал в редакцию «Жизнь замечательных людей» роман «Жизнеописание господина де Мольера». Но там отказались печатать книгу, сославшись на то, что рассказчик, от имени которого написана биография, верит в колдовство и чертовщину, обладает оккультными способностями и склонен к роялизму. Вдобавок в биографии комедиографа XVII века, по мнению руководства редакции, «довольно прозрачно проступают намеки на нашу советскую действительность». Книга Булгакова «Мольер» серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» впервые увидела свет в 1962 г.
События второй половины 1930-х гг. принимали все более зловещий оттенок – обыски, аресты, расстрелы. Были репрессированы многие знакомые Булгакова, но его самого не трогали, несмотря на множество доносов на бывшего «белогвардейца», ныне переписывающимся с родственниками за границей, пишущего литературные произведения, неугодные советской цензуре, и встречающимся на вечеринках с американским послом Уильямом Буллитом. Вероятно, действовала «охранная грамота» самого Сталина. Судьба Булгакова, оставшегося в живых и даже ни разу не арестованного, была куда более отраднее, чем у многих других талантливых советских писателей. Накануне нового 1935 г. Елена Сергеевна Булгакова записывает: «И вот, проходя по нашим комнатам, часто ловлю себя на том, что крещусь и шепчу про себя: Господи, только бы и дальше было так!»
В филиале МХАТа после четырехлетних (с перерывами) репетиций 16 февраля 1936 г. состоялась премьера пьесы Булгакова «Кабала святош» («Мольер»). В газете «Правда» 9 марта появилась статья «Внешний блеск и фальшивое содержание», посвященная спектаклю о Мольере. После семи представлений пьеса была запрещена. Сняли также с репетиций в Театре им. Вахтангова пьесу, созданную Булгаковым совместно с В.В. Вересаевым, – «Александр Пушкин». А в Театре сатиры почти одновременно был запрещен после генеральной репетиции спектакль «Иван Васильевич».
Осенью 1936 г. Михаил Афанасьевич ушел из МХАТа и перешел на службу либреттистом и переводчиком в Большой театр. В последние годы жизни он продолжал работать над романом «Мастер и Маргарита» (начат в 1928 г., позже автор уничтожил черновики и в 1932 г. начал писать роман заново) и «Театральным романом» (начат в 1936 г., не окончен).
Идеологическое давление и хулу на свои сочинения писатель испытывал постоянно. Его сетование на жизнь в 1936 г. один из «друзей дома» передал в НКВД: «Я похож на человека, который лезет по намыленному столбу только для того, чтобы его стаскивали за штаны вниз для потехи почтеннейшей публики. Меня травят так, как никого и никогда не травили: и сверху, и снизу, и с боков… Я поднадзорный, у которого нет только конвойных».
Но уныние лишь мимолетно посещало писателя. Вся его жизнь, поступки и отношения с людьми были подчинены одной цели – писать, писать как можно лучше и честнее. Его первый биограф П.С. Попов, друживший с ним многие годы, в 1940 г. вспоминал: «Порой мнительный в мелких обстоятельствах жизни, раздираемый противоречиями, он в серьезном, в моменты кризиса не терял самообладание и брызжущих из него сил, ирония у него неизменно сливалась с большим чувством, остроты его были метки, порой язвительны и колки, но никогда не коробили. Он презирал не людей, он ненавидел только человеческое высокомерие, тупость, однообразие, повседневность, карьеризм, неискренность и ложь, в чем бы последние не выражались: в поступках, искательстве, словах, даже жестах. Сам он был смел и неуклонно прямолинеен в своих взглядах. Кривда для него никогда не могла стать правдой. Мужественно и самоотверженно шел он по избранному пути».
Но оставаться самим собой с каждым годом становилось труднее. Елена Сергеевна Булгакова 11 июня 1937 г. записывает: «Утром сообщение в «Правде» – прокуратура Союза о предании суду Тухачевского, Уборевича, Корка, Эйдельмана, Путны и Якира по делу об измене родины. М.А. [Булгаков] в Большом театре на репетиции «Под[нятой] целины»… Митинг после репетиции. В резолюции – требование высшей меры наказания для изменников».
В гостеприимном доме Булгаковых продолжают собираться гости, звучит музыка, но темы для беседы выбирают с опаской. Один за другим исчезают из своих квартир соседи-литераторы – Иван Катаев, Сергей Клычков, Бруно Ясенский. Теперь к каждому гостю – настороженное внимание. Но о старых друзьях Булгаков заботится даже в наступившее лихое время. Он 5 февраля 1938 г. отправляет письмо Сталину с просьбой о смягчения участи находящегося в ссылке драматурга Николая Эрдмана, успокаивает других приятелей, приходящих поведать ему об арестах близких.
