Михаил Белозёров
Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018
– Свои! – ответили им. – Не бойтесь!
– Слава богу! А то, думали, кранты! – орали радостно, чуть ли не срывая голосовые связки, и конечно же, из любопытства высунулись во все окна.
Игорю показалось, что их дюже много, вот чичи их и не взяли.
– Юра Драганов, остаёшься за старшего, – приказал он. – Займи оборону и пошли троих с пулемётом в техникум, а мы посмотрим, кто там. Главное растянись пошире, пулемёты на фланги.
– Есть занять оборону и пулемёты на фланги, – заученно повторил Юра Драганов.
– Прикажи собрать всё оружие.
Зря он это говорил. Юра Драганов знал своё дело не хуже его самого. Всё он сделает: и оружие раздаст, и наметит секторы обстрела. А самое главное – прекратит шмон убитых, хотя это дело святое: очистить карманы на предмет всего ценного и пригодного в бою.
– А мы пойдём узнаем, что к чему, а потом решим, что делать, – сказал Олег Вепрев.
Ох, подумал Игорь, твоими устами да мёд бы пить. Вепрев ему всегда нравился, за исключением тех случаев, когда злился. А ещё он умел сохранять хладнокровие даже в самых тяжёлых ситуациях, хотя держался исключительно на одних нервах. Вот и сейчас он даже вида не подал, что дело дрянь, потому что на войне всегда так: сейчас – дрянь, а через пять минут пришли наши, вот как сейчас, и тебя выручили. Главное, ни о чём плохом не думать, авось, пронесёт. На войне авось значит очень многое.
Своими оказалась группа Киренкина из Кисловодска.
– А вы как здесь?.. – удивился Олег Вепрев, когда они втроём перебежками преодолели расстояние до гостиницы и ввалились внутрь.
– Ёпст! Гы-гы-гы!!! – уже шумел Герман Орлов, облапав Киренкина, под началом которого когда-то служил.
Киренкина, которого Игорь видел всего пару раз, трудно было узнать: почернел он и осунулся, как перед смертью. Не человек, а пугало огородное. Сделался словно невесомым, в глазах у него стояли самые настоящие слёзы. Видел Игорь и такое: готов был, видно, Киренкин умереть в этой гостинице, ан нет, явилась судьба в виде спецназа. Какие уж здесь слёзы? Однако не сдержался Киренкин, дал себе слабину. Да и с кем не бывает. А ведь это только начало большой войны, и хлебнем мы по полной, подумал Игорь, и по спине у него пробежали мурашки. Хотел сообщить о своём открытии, да передумал: у людей и так крыша едет, а здесь я со своими догадками, может, всё обойдётся, может, никакой войны не будет, может, мне показалось сдуру.
– Братцы… – у Киренкина сел голос. – Мы… мы… – он задохнулся, не найдя слов, – да… – только махнул рукой.
– Ладно, мужик, чего ты?! – обнял его Олег Вепрев. – Ещё детей твоих крестить будем. Пошли домой!
– А где наш дом? – со слезами в голосе спросил Киренкин, вытирая щёки.
– У Севостьянихина, – со странным значением в голосе сказал Герман Орлов.
Игорь посмотрел на него с удивлением: любит Орлов навести тень на плетень. Какой же там дом? И вдруг понял, что действительно дом, что нет ничего роднее гостиницы «Интурист», потому что они к ней привыкли, потому прикипели, как к пятачку российской земли.
– А-а-а… – только и сказал Киренкин, потому что, как понял Игорь, думал, что речь шла о разблокировании «стены».
– Ничего, ничего, – добавил Игорь, – там лучше, чем здесь.
Чтобы сгладить ситуацию, он протянул Киренкину свой заветный «чай», который готовила Божена. Казалось, он ещё пах её руками. Влил в себя Киренкин не меньше полбутылки и только тогда очухался:
– Вода есть? – спросил он абсолютно командирским тоном, и когда ему дали две фляжки, обернулся и передал сержанту: – Отнеси в подвал.
– Много вас? – спросил Герман Орлов.
– Сорок два человека, половина раненых. Трое тяжело. Мы бы до вас дошли, да, видишь, споткнулись. – Он мотнул головой туда, в сторону подковообразной площади, по другую сторону которой прятались боевики.
И стало ясно даже без подробностей, что отряд Киренкина использовал железную дорогу, которая и привела их в Пятигорск.
– На дизеле ушли. В Ессентуках нас сбили. Слишком много раненых, – сказал Киренкин, понимая, что подробно рассказывать нет времени.
Одно понял Игорь, запутали они моджахедов, обвели вокруг пальца, поэтому и остались живы. Ждали их где угодно, но только не в Пятигорске, в самом пекле.
– А рация? – спросил Игорь просто для того, чтобы прояснить ситуацию.
– Какая рация! – махнул Киренкин.
И стало ясно, что хлебнули они с избытком, что ничего подобного никому не пожелаешь, потому что это всё, что осталось от двух батальонов.
– Собираемся и уходим! – сказал Игорь.
Словно в подтверждение его слов, на площади раздалась пулемётная очередь, и все бросились к окнам. Игорь заметил, что двое бойцов, которые были с Киренкиным, вмиг куда-то пропали, а через мгновение гостиница ощерилась огнём. Били из двух точек: из высокого здания на краю улицы Октябрьской, где над крышами темнел купол Михайловской церкви, и со стороны «зелёнки», с другой стороны площади. «Зелёнка» была неопасна, «зелёнка» была далеко, а Октябрьская – рядом, через квартал. Одно то, что стреляли синхронно, говорило о том, что боевики очухались и предприняли ответные действия. Было бы странно, если бы этого не произошло, подумал Игорь, прячась за колонну. Но стреляли недолго, словно бы для проверки бдительности, и самих боевиков видно не было.
Бойцы Киренкина недаром растворились, как привидения: за первый этаж держались, как за зеницу ока, потому что если бы духи прорвались, то получилось бы, как в Сталинграде – слоёный пирог со всеми вытекающими из этого последствиями, как то: отравляющими газами, или боевики просто подорвали бы несущие стены. Поэтому хотя первый этаж и был разнесён вдребезги, и бойцов не было видно, это ещё не значило, что их нет, просто они научились воевать на собственной шкуре.
– Мамырин! – крикнул Киренкин.
И тотчас, словно из-под земли, явился высокий, сутулый прапорщик с преданными, как у эрделя, глазами.
– Григорий Борисович, так разве успеем?! – развёл он руками, протестуя против того, что его оторвали от любимого пулемёта.
Он тоже выглядел смертельно усталым и, похоже, держался исключительно на силе воли.
– У нас тридцать минут! Всех раненых – за общежитие. Старший прапорщик покажет!
– Давай! – скомандовал Герман Орлов. – Давай живее! – и оглянулся на Игоря, словно спрашивая: «Разве это главное для меня? Я в другом деле пригожусь!»
Но Игорь сделал вид, что не понял Германа Орлова:
– Выполняй приказ, прапорщик! Сейчас главное вынести раненых.
– Ладно, – вовсе не по-уставному ответил Герман Орлов. – Я же говорил, что мы, как в Брестской крепости. Но я тотчас вернусь! – заявил он в своей обычной нагловатой манере.
Игорь пожал плечами, давая понять, что этот вопрос чисто риторический: вернёшься – хорошо, не вернёшься – тоже неплохо, главное – руки развязать. – Ну а теперь самое время сообщить Севостьянихину обстановку, – сказал он Олегу Вепреву.
Судя по аппаратуре духов, его опасения подтвердились – слушали их духи и мотали на ус, только в этот раз ничего не поняли – слишком неожиданно они свалились им на голову. Так что получилось, что Игорь прав оказался. Но кому сейчас что докажешь? Да и надо ли доказывать? Обошлось, ну и слава богу. Игорь только лишний раз убедился, что интуиция его не подвела и что русский авось сработал.
Боль сделалась почти невыносимой, и он полез за промедолом. Были у него в запасе ещё пара шприцов.
* * *
Боевики не дали себя одурачить: начали атаку задолго ещё до того, как вынесли последнего раненого. Обнаружили, видать, передвижение и стали планомерно затягивать петлю, но до железнодорожной насыпи в спешке не добрались. Предусмотрительный Олег Вепрев посадил на ней Виктора Максимова с тем, чтобы он не дал боевикам хотя бы в течение пятнадцати минут зайти в тыл.
– Если они оседлают дорогу, то нам кранты, – сказал он для острастки.
Кирилла Жукова сунул в башню, хотя сектор был слеповат, однако давал возможность вести фланирующий огонь, если боевики пойдут вдоль опять же всё той же насыпи, потому что насыпь была самым слабым местом. А ещё одного пулемётчика – Лёву Аргаткина – поставил в здании железнодорожного вокзала. Если бы Игорь увидел это, он бы решил, что Олег Вепрев сводит с Лёвой счёты, настолько позиция, с одной стороны, была неудачной, практически слепой, а с другой – необходимой, потому что правый фланг всё равно надо было защищать, и в этом смысле она, разумеется, была и проигрышной, и промежуточной одновременно. К чести Олега Вепрева, он самолично разместил ещё две позиции за спиной Лёвы Аргаткина, дав ему возможность перебежать на них, но чисто теоретически, потому что стоило боевикам прорваться в центре, как Лёва Аргаткин оказался бы отрезанным от своих, и тогда ему один путь – в центр города, если, конечно, он правильно, а самое главное, своевременно оценит ситуацию. Но это была эфемерная надежда, потому что надо было дождаться, когда всех раненых опустят в туннель. Теперь всё зависело только от Германа Орлова, насколько быстро он сработает.
– Жди сигнала, – приказал Олег Вепрев. – Жди!
И Лёва Аргаткин согласно кивнул, потому что верил в свою судьбу и знал, что умрёт не сегодня и даже не завтра. Было у него такое святое чувство: перед смертью повидать любимый север и ещё хотя бы раз сходить на Рыбачий, где ловились огромные камчатские крабы и пикша. Пикшу он коптил прямо на берегу и подбрасывал в костёр для аромата смолистые веточки можжевельника, а крабов варил в ведре и угощал своего любимого эрделя.
– Буду ждать, – ответил он, обкладываясь магазинами с пулемётными лентами.
Справа под руку он положил пару гранат, а потом сбегал и убрал свисающий алюминиевый лист, который мешал стрелять, и стал ждать. Перед ним торчали остатки того, что когда-то было торговыми павильонами, и больше всего его волновало то, что боевики могли подобраться через эти развалины вплотную.
Игорь в этот момент был совсем в другом месте, на крайнем левом фланге, на первом этаже гостиницы, потому что главный удар они с Олегом Вепревым ожидали именно здесь. И когда началась стрельба, первым делом развалил дом «шмелём-м» на краю Октябрьской, пулемётчик в котором не удосужился сменить позицию. И хотя это была классическая пятиэтажка времён Сталина, то есть кирпичная и крепкая, она вспухла в центре, а потом сложилась внутрь, и края задрались в голубеющее небо. Естественно, всего этого Игорь не увидел, потому что сразу после выстрела отбросил трубу и пополз туда, где за кирпичной стенкой лежал его пулемёт. Ему повезло дважды: во-первых, он сумел улучить момент, когда кто-то из своих сбил одного из пулемётчиков на той стороне площади и огонь на несколько секунд ослаб, а во-вторых, в простреливаемом насквозь первом этаже в него попали всего лишь один раз. И боли он вначале даже не почувствовал, только в правом ботинке, когда он поднялся, за стенкой из кирпича что-то хлюпнуло, и Игорь решил, что провалился ногой в одну из тех ям, которые образовались в полу первого этажа и были наполнены зловонной жижей из туалетов.
Первая атака духов если не захлебнулась, то, по крайней мере, не была столь эффективной. Удалось положить чичей мордами в клумбу, хотя огонь их был очень и очень плотен и не давал поднять головы. Семён Котляров, меняя позицию, отстреливал гранатомётчиков исключительно с верхних этажей гостиницы. Потом они снова пошли, перебежками, от здания к зданию, от машины к машине, которыми была заставлена площадь. За какие-то пять минут Игорь расстрелял восемь магазинов, ствол у пулемёта дымился. Казалось, что время тянется, как резина. Когда Игорь посмотрел на часы, то прошло всего-навсего десять минут, а моджахеды – рядом. Видны даже их лица и разноцветные «арафатки», которые хорошо были заметны на фоне асфальта и ларьков. Стрелять и по ним было одно удовольствие, если бы только не ответный огонь, который заставлял кланяться каждой пролетевшей мимо пуле. Но не кланяться было нельзя, ибо когда к тебе пристреливаются, вторая или третья пуля может быть твоей. Рядом стреляли два бойца из группы Киренкина. Один всё время икал, а когда попадал или думал, что попал, радостно вскрикивал:
– Ещё один!
Его товарищ крутился за кучей щебня на выходе из зала и стрелял исключительно хладнокровно, даже когда моджахеды перенесли огонь конкретно на первый этаж.
К ним действительно пристрелялись, и каждое мгновение рой пуль крошил всё вокруг, и воздух был серым от пыли. Железобетонная колонна, которая служила основой для укрытия, принимала на себя основную порцию свинца. И позиция ещё была неплоха тем, что за спиной не было стены, а стало быть, рикошета было меньше, и это давало возможность стрелять в те моменты, когда моджахеды поднимали головы.
Игорь увидел, как моджахед с гранатомётом перебежал и спрятался за машиной, которая стояла напротив магазина. Взял в прицел эту машину и изрешетил её так, что на ней живого места не осталось.
В этот момент в укрытие попала очередь, от которой, казалось, невозможно уцелеть. Игорь ткнулся лицом вперёд, а бойца, который всё время радостно вскрикивал, убило. Он как раз пытался ногой передёрнуть заклинивший затвор. Игорь только услышал булькающие звуки, словно из бочки выливали масло: «Буль-буль…» – но даже не имел возможности пошевелиться. Второй боец куда-то делся, и Игорь остался один. Три магазина для пулемёта, пять рожков для автомата и три гранаты – весь его арсенал, не считая пистолета ПСС.
Сбивать пулемётчиков сразу не хотели. Задумка заключалась в том, чтобы вовремя переместиться в общежитие техникума. Тогда пулемётный огонь окажется неэффективным и есть возможность сэкономить дефицитные «шмели-м» и выиграть пару минут, которые при таком бое стоили много. Но Герман Орлов всё не давал и не давал условленного сигнала, и приходилось полагаться на то, что боевики окажутся не столь удачливыми. Однако минуты через три Игорь понял, что удержать их невозможно. Спецназ он и есть спецназ, знал, где прилечь, а где подняться, где ползти, а где действовать в обход. Уже кое-где хлопали гранаты РПГ-7 и подствольники. Это значило, что боевики выходят на дистанцию броска и что они под прикрытием пулеметного огня и гранат вот-вот подойдут к гостинице, забросают первые два этажа ручными гранатами и ворвутся внутрь.
– Олег! – крикнул он, – пора, не удержим!
– Давай! – отозвался Олег Вепрев.
С верхних этажей ударили «шмели-м», атака моджахедов окончательно захлебнулась, и наступила та спасительная пауза, которая давала надежду выстоять хотя бы ещё один раз, несмотря на то что из ручной «артиллерии» осталась пара гранатомётов ну и, разумеется, подствольники.
Боец рядом уже затих. Игорь сел, прислонившись к стенке. В правом ботинке хлюпало вовсю, а голова слегка кружилась. Он отнёс это на счёт ранения в голову, но когда снял ботинок, то вылил из него кровь, как воду из ванной. Боли, однако, не почувствовал, должно быть, сказывалось действие промедола. Вот она – четвёртая спичка, понял он, заливая ногу йодом из раздавленной ампулы и накладывая давящую повязку. Медлить было нельзя: боевики вот-вот должны были начать вторую атаку.
Вдруг рядом, как привидение, возник Киренкин.
– А ты как здесь? – удивился Игорь, засовывая ногу в ботинок.
– Я вернулся! – крикнул Киренкин.
И Игорь понял, что Киренкин контужен.
– А Орлов? – так же громко спросил Игорь.
– Орлов там ещё.
– Олег! – позвал по «локалке». – Как обстановка?
– Какая, к чёрту, обстановка! – нервно отреагировал Олег Вепрев. – У меня пулемёт перегрелся. Одна надежда на подствольник.
И действительно, на площади то там, то здесь взрывались гранаты, и получалось так, если боевики задержатся ещё на некоторое время, то их методично перебьют. Но с другой стороны, они отвлекали все силы на себя и кто-то из них наверняка заходил в тыл – уж слишком очевидной была пауза.
Надо сменить позицию, подумал Игорь и сказал в микрофон:
– Уходим!
– Рано! – как всегда, заартачился Олег Вепрев.
– Потом поздно будет, – возразил Игорь.
– На следующем рубеже не удержимся!
– Удержимся!
– Ладно, – нехотя согласился Олег Вепрев. – Уходим.
– Уходим! – крикнул Игорь тем бойцам, у которых не было «локалки».
И вдруг со стороны насыпи разгорелась яростная стрельба. Под её аккомпанемент они и побежали. Всё, блин, подумал Игорь, нащупали слабое место, сейчас перемахнут через насыпь, и нам конец, не доберёмся до туннеля. Но чехи на этот раз тоже дали маху. Вместо того, чтобы кинуться всем разом, они замешкались на площади, а Олег Вепрев самолично влез на насыпь и помог Виктору Максимову загнать их под платформу. Однако он понимал, что это всего лишь временный успех.
Игорь пробежал восемьдесят метров до общежития и только когда плюхнулся в одну из комнат на первом этаже, почувствовал, как бешено колотится сердце. Никогда с ним такого не было. Всегда он был вынослив, как джейран, а здесь задохнулся.
* * *
Лёве Аргаткину вначале повезло: чехи ударили левее, через площадь, а тех из них, которые полезли по платформе, он смел одной очередью. Через разрушенные павильоны, оказывается, было трудно пробраться, а спрятаться ещё труднее. Вот они и ограничились всего лишь вялым отстрелом правого фланга – мол, всё равно там один Лёва Аргаткин сидит, что он сделает с пулемётом-то.
С Лёвой были ещё три Киренкиных бойца с автоматами. Двоих поставил так, чтобы прикрывали платформу, а с третьим переместились к той части вокзала, которая смотрела на площадь. И в середине атаки моджахедов они ударили во фланг, и атака захлебнулась. Если бы не очень сильный огонь, который перенесли моджахеды на их флаг, то пощелкали бы они их на площади, как куропаток в чистом поле. Пришлось Лёве Аргаткину и бойцу по-пластунски отползать в сторону железнодорожных путей, потому что здание практически не давало защиты, а два или три пулемёта прошивали его насквозь.
Спрятались они за колонны и стали ждать передышку. Команды отступать не поступало. Потом убило одного из тех бойцов, которые прикрывали платформу, и моджахеды полезли снова. Лёв Аргаткин кинул гранату и по «локалке» услышал долгожданный отбой. Но поди оставь позицию: те же самые боевики расстреляют в спину. Лёва Аргаткин переполз в глубь помещения за вторую линию позиции, и весьма вовремя, потому что боевики так внезапно показались на перроне, что он едва успел передёрнуть затвор и дать очередь.
Боец, которого звали Степаном, кажется, из Омска, Лёва Аргаткин плохо расслышал, сел с гранатомётом «муха» в засаду, и когда боевики скопились за домиком и внутри домика обходчика, ударил в него так, что попал в окно, и они сквозь грохот боя услышали крики смертельно раненных врагов.
Но это оказалась всего лишь пауза: моджахеды мелькнули гораздо правее, за кустами и деревьями, и Лёва Аргаткин сообразил, что их обходят так, чтобы ударить со стороны Яшкиного моста. Тогда он бойцами рискнул, оголил левый фланг и принялся стрелять поперёк железнодорожных путей.
* * *
Боевиков было много. Они мелькали то там, то здесь. И с захватом гостиницы доминировали над площадью и общежитием, не давая поднять головы. Теперь приходилось вести огонь из глубины помещения, потому что высунуться в окно было равносильно смерти: в один миг в него влетало столько пуль, что приходилось вжиматься в простенок и ждать, когда они перестанут визжать и биться о стены, но вслед за ними влетали новые, и так, казалось, до бесконечности. Игорь понимал, что если в течение пяти минут не убраться дальше, в учебный корпус техникума, то их элементарно сомнут со всеми вытекающими из этого последствиями.
В этот момент от Германа Орлова и пришло спасительное сообщение в виде условленной фразы:
– Командир, готовность номер один!
Герман Орлов продублировал три раза, прежде чем Игорь сообразил, о чем идёт речь: голова была, как пустой котёл, мало что соображала. Всё это время он не давал боевикам покинуть первый этаж гостиницы, и у него остался один-единственный магазин.
– Уходим! – крикнул он и вдруг ощутил полное безразличие к собственной судьбе.
Это было маленькое открытие, но разбираться в нём не было, конечно же, времени, как не было времени думать о чём-то постороннем, например о Божене – о той Божене, которую он любил, и там с ней всё было очень и очень сложно и далеко-далеко, словно на другой планете, а здесь и в данный момент надо было просто не пустить боевиков вперёд и при этом умудриться не схлопотать пулю в лоб. К его удивлению, в помещении, в котором он находился, а это был холл, оказалась ещё пара солдат из группы Киренкина и даже Алексей Ногинский, который крикнул:
– Командир, уходи! Я прикрою!
Но Игорь так зло мотнул головой, что Алексей Ногинский понял: дорога каждая секунда, и дело даже не в том, кто кого прикроет, а в ощущении плеча товарища, и спорить не о чем, а конкретно с Игорем Габелым себе дороже. Поэтому он побежал вслед за людьми Киренкина, дав напоследок короткую очередь из пулемёта. Больше Игорь его не видел, хотя бросился следом и вместе со всеми попетлял для приличия во дворе и ввалился в помещение техникума. Слава богу, в спины им никто не стрелял. И это тоже была маленькая, но заслуга спецназа – уловить правильный момент для отступления, а не делать это в панике и не в последний момент, а вполне осознанно. Этому никто не обучает, это надо прочувствовать на собственной шкуре и впитать с армейским потом – то единогласие действий, которое делает толпу боевым подразделением.
Здание было старым, стены были толстыми, и предусмотрительный Юра Драганов, во-первых, перетащил сюда часть оружия, захваченного у боевиков в общежитии, во-вторых, два пулемёта по флангам не дали боевикам ворваться следом на плечах отступающих. Ко всему прочему Олег Вепрев заминировал лестничные пролёты. Даром, что ли, они тащили пластит.
Сколько осталось людей, трудно было понять. Игорь, который, сам не зная того, бежал последним, заметил всего-то пару человек, но это были рядовые из команды Киренкина. А самого Киренкина видно не было. Может быть, он ушёл с первой волной, успокоил себя Игорь и конечно же не поверил самому себе: такие не уходят ни первыми, ни последними, такие вообще никуда не уходят, несмотря на то что иногда плачут. Может быть, ему как раз не хватало плеча товарища, и оно, возникнув из ниоткуда, сыграло такую роль, от которой мурашки бегут по коже, – то боевое славянское братство, о котором не принято говорить, а если и говорят, то вскользь, словно бы стесняясь самого вопроса, да и то после стакана водки.
В здании техникума у него появилось свободное время, без стрельбы и взрывов, и он почему-то потратил его на то, чтобы найти Киренкина:
– Кто его видел? – спрашивал он у его же бойцов, перебегая с этажа на этаж.
– Я! Я видел, как он бежал в общежитие, – ответил один боец.
– И я тоже видел командира, – ответил другой, который был ранен в голову и говорил, растягивая слова.
А остальные пожимали плечами и ничего толком сказать не могли. Один Мамырин сообщил, что, кажется, видел командира на левом фланге и что Киренкин, по сути, спас их, когда они прорвались из Кисловодска.
Игорь не стал говорить, что он сам был на левом фланге. Может, Киренкин уже спустился в туннель? Но это было чисто гипотетическое предположение. Игорь вдруг подумал, что теперь всю жизнь будет гадать, куда делся Киренкин, хотя, казалось бы, за последние годы навидался столько случаев, когда люди пропадали в бою, что должен был привыкнуть к этому, и никто не видел, как они пропали и при каких обстоятельствах. Судьба Киренкина поразила его больше всего, наверное, потому, что он видел, как Киренкин плакал.
– Всем уходить! – крикнул он.
Однако и без его команды было ясно, что если кто и остался, то только самые решительные. На четвёртом этаже никого не было, зато было много оружия – то, чего им не хватило в общежитии. И Игорь первым делом расстрелял пять гранатомётов, чтобы сбить наступательный темп боевиков. Общежитие на втором этаже загорелось, и дым мешал вести прицельный огонь. Но какая война без дыма и огня – так, пустяки, если тебя не поджаривает, то можно воевать. В общем, напоследок он показал, на что годен. И боевики вначале не поняли, что он один: бегал от окна к окну и стрелял уже почти вслепую, разве только если где-то мелькали они, то тратил драгоценные секунды, чтобы прицелиться. И во всём этом была странность: в него не то чтобы ни разу не попали, а даже пристреляться не успевали, и страшна была именно не эта пристрелка, а случайная очередь или граната, на которую ты напорешься.
А потом пришел вначале Олег Вепрев, а через пару минут – Юра Драганов. За ними подтянулись двое или трое бойцов от Киренкина, когда их вытеснили снизу. Почему они не ушли, для Игоря осталось загадкой, хотя имели полное моральное право, никто их не держал, никто им не приказывал. Просто остались, и всё.
– Ты зачем здесь? – крикнул Игорь, всаживая очереди в окно общежития, в глубине которого сверкали вспышки выстрелов, и перебегая на следующую позицию, в кабинет химии, что ли, где у него был гранатомёт.
– Не учи отца… – лениво ответил Олег Вепрев, с азартом новобранца вступая в бой.
Кто-то этажом ниже тоже стрелял, и даже, может быть, бойцов там было двое или трое, и это позволило удержать боевиков на расстоянии.
– Киренкина не видел?
– Не видел! – отозвался Олег Вепрев в тот момент, когда наступила короткая пауза и стреляли где-то в отдалении, но не из общежития. – Максимова убило.
– Семёна Котлярова видел? – прокричал Игорь. – Снайпера бы нам не помешало.
– Не видел.
Игорь понял, что Семёна Котлярова тоже убили, потому что он был исключительно добросовестным бойцом, а такие без командира не уходят.
– Слышь, – обрадовался Олег Вепрев, – Котляров щёлкает!
– Точно! – согласился Игорь.
Но что-то ему в глубине души не дало согласиться: Семён Котляров стрелял виртуозно – «Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк!» Как семечки. А здесь: «Щёлк», пауза. «Щёлк», пауза. И даже вроде не так громко, как обычно стрелял Семён Котляров. Ну да ладно, подумал Игорь, главное, что есть результат: боевики и хваленый спецназ на рожон не лезли. Силы копили.
А потом он вспомнил, что так стрелять мог только Лёва Аргаткин, потому что долго прицеливался. Хотел он поделиться своим открытием с Олегом Вепревым, но в этот момент в отдалении послышался лязг гусениц, и они решили, что это конец, что против танка им не устоять. Но это всего лишь приполз бронетранспортёр – быть может, тот самый, о котором они думали, что его подбили у Яшкиного моста.
Юра Драганов обосновался на левом крыле в аудитории по физике и держал под огнём часть площади, из глубины которой подходили резервы боевиков. К нему быстро стали пристреливаться, и Игорь пару раз сносил боевиков, которые конкретно охотились за Юрой Драгановым и неосторожно высовывались в окнах больше чем надо.
– Меняй позицию! – крикнул он, когда в очередной раз оказался в аудитории по физике.
– Сейчас они у меня… – в азарте ответил Юра Драганов, и Игорь подумал, что, может, он отчасти прав, потому что знал, откуда стреляют, и стрелял точно, а в нужный момент вжимался в стену, потом давал очередь и снова прятался.
До того, как Олег Вепрев взорвал лестничные пролёты, снизу пробился раненый Пётр Нестеров, который ездил в командировку в Чечню, а попал в Украину. Он сообщил, что все спустились в туннель и что пора уходить.
Игорь и сам видел, когда выглядывал в сторону котельной, что рядом с люком никого нет и что кто-то из своих засел в котельной и поддерживает огнём, да так удачно, что духи, которые норовили зайти в тыл, вынуждены были искать пути обхода.
Можно было действительно уходить. Просто спуститься с четвёртого этажа и добежать до спасительного люка.
– Уходим! – крикнул он.
Но в этот момент тридцатимиллиметровые снаряды стали крушить этаж, и они с Олегом Вепревым просто упали на лестничной площадке, потому что это были единственные места, где стены были потолще и покрепче и куда снаряды залетали гораздо реже.
Последующие минуты две, которые казались вечностью, они только и делали, что зажимали уши и вжимались в пол, потому что боевики под прикрытием бронетранспортёра стали стрелять из гранатомётов и здание наполнилось пылью и осколками, которые разлетались по аудиториям и коридорам.
Вот тогда-то Олег Вепрев и подорвал лестничные пролёты, лишив боевиков возможности одним махом захватить четвёртый этаж.
– Ну давай, давай… – уговаривал их Игорь, и когда боевики мелькали внизу, бросал гранаты. Гранат было всего три, и он использовал их очень быстро.
Наступила передышка, и было слышно, как боевики, подбадривая себя, кричали:
– Аллах акбар!
Но наверх сунуться не смели. Игорь пошёл искать оружие, у него остались только пара рожков да та единственная граната, которую он берёг для себя. Олег Вепрев, которого ранило в предплечье, попросил:
– Воду посмотри, пить хочется.
За последние пять минут четвёртый этаж был разбит вдребезги. Вначале в туалете Игорь увидел Петра Нестерова. У него была сломана рука в запястье, и он отдал ему последний шприц с промедолом. Затем он пробрался в кабинет физики. Оказалось, что боевики снесли не только простенок между окнами, но и часть угловой стены, и крыша просела до середины помещения. Игорь стал искать Юру Драганова и не мог найти, пока не раскидал, срывая ногти, груду кирпичей. Он ещё надеялся, что Юра Драганов ушёл и спрятался в глубине четвёртого этажа, но когда наткнулся на него и увидел татуировку в виде штрих-кода, в котором значился личный номер, номер дома, квартиры и телефон, то понял, что никуда Юра Драганов не ушёл, а лежит здесь, под тоннами кирпича.
Он выглянул в окно. Во дворе общежития бродили боевики. Удивило его то, что, оказывается, в здании всё ещё находился Лёва Аргаткин, потому что он: «Щёлк», пауза. «Щёлк», пауза. «Щёлк» положил троих из них, прежде чем они сообразили, что к чему, и бросились кто куда.
После этого снова ударил крупнокалиберный пулемёт бронетранспортёра, стали рваться гранаты, и Игорь забился в какой-то угол и ждал, что его вот-вот убьёт. Но его не убило.
* * *
– Почему они молчат? – просил Олег Вепрев.
– Перезаряжают, – ответил Игорь.
– Сейчас я эту коробку грохну! – мрачно объявил Олег Вепрев.
– Не надо, – попросил Игорь, – убьют.
– Ну и что? – равнодушно ответил Олег Вепрев. – Чего ждать-то?
Он, как всегда, начал заводиться, вернее, он уже давно был заведён до крайности, не хватало только Лёвы Аргаткина, чтобы выплеснуть злобу. Тут подвернулся бронетранспортёр, и Олегу не терпелось его поджечь.
Конечно, бронетранспортёр – это не танк, от которого не спрячешься, но, тем не менее, крупнокалиберные пули с визгом и грохотом очищали комнаты и коридоры. Спасение заключалось в том, чтобы спрятаться в «мертвых зонах». Но поди узнай, где эти «зоны» и долго ли ты выживешь.
