«Я не фаталист, но одно сектантское поверье возбуждает во мне мрачную уверенность: смерть убирает человека тогда, когда все, и дурное и хорошее, что могла получить от него жизнь, – получено, мера дел его исполнена, и лицо его ясно перед Богом.
И еще думаю я, что абсолютной правды на земле нет, и потому важно не то, о чем пишет писатель, не те истины, которые он якобы открывает, а его Собственная личность, поскольку она велика и своеобразна…»
Михаил Петрович Арцыбашев – непримиримый борец с большевистским режимом, писатель, публицист, один из руководителей газеты ''За свободу!'', которая издавалась в Польше, эмигрант, автор скандального романа ''Санин'' и романа ''У последней черты'', рассказывающий о самоубийцах, вызвавший весьма бурный отклик не только у критиков, но и у читателей. Россия начала открывать заново наследие Арцыбашева в середине 80-х годов, когда начали переиздаваться его книги. ''Записки писателя'' это что-то вроде небольших статей, которые регулярно выходили в его газете ''За свободу!'', любопытство они вызывали у меня именно из-за личности самого Арцыбашева, смевшего скандалить своими откровенными (ну по тем временам, конечно же) книгами и выводами о том, что вся жизнь наша бессмысленна.
В данном случае, это небольшие эссе, которые я бы назвала некрологами на смерть Чехова, Башкина и Толстого. Небольшие зарисовки-эссе на смерть писателей, которые коротко можно назвать: Писатель тоже человек. И если о Чехове и Башкине говорится, что это были ''милейшие'' люди, то на Толстом Арцыбашев слегка споткнулся. Об этом чуть позже.
По сути о творчестве Чехова и Башкина не написано ни строчки, немного и вскользь, только о том, что Чехов – милый человек и умер вовремя, а то впереди маячила революция, большевики, террор, казни, анархизм, восстание масс и прочее, поэтом Чехов умер вовремя. Меня это весьма удивило, потмоу как именно Чехов видел всю беспомощность интеллигенции, абсолютное непонимание мужика и интеллигента. Достаточно вспомнить рассказ ''Новая дача'' или ''Дом с мезонином'', где интеллигенция решает что лучше для мужика, а что хуже. Это, действительно, мило. Так вот, рассуждения Арцыбашева мне показались слегка наивными. Все же Чехов был большой писатель и сводить весь ''некролог'' к ''милому'' человеку, вовремя умершему слегка странно. А вот о писателе Василии Башкине рассказ чуть более развернут, но сводится к тому, что это был прекрасный человек, чье творчество не ценили при жизни (как я понимаю, не ценят и после смерти, потому что я не читала ни одного рассказа Башкина и не видела ни одной изданной книги его рассказов), но был настолько внутренне прекрасен, что даже скептику Арцыбашеву, считающему жизнь бессмысленной, показал оправдание мира:
Может быть, оправдание всего мира и есть в красоте? Может быть, все существует только для того, чтобы была красота?
Красота голубей, белого зимнего дня, белого гроба, тихой грусти, прелести умершей милой души Башкина.
А вот с Львом Николаевичем вышло не столь стройно и не столь однозначно. Это опять же – на смерть писателя. То есть записки на смерть Толстого. Арцыбашев с Толстым слегка запутался. Наверное потому, что Толстой это и вправду мощь. Мощь мысли, мощь духа, мощь писательства, и, даже если, все духовные и философские искания Толстого, не близки, отрицать его гений и мощь глупо и бесполезно – ты уйдешь в вечность, замеченный только своими близкими, а он – Толстой – останется на века и его романы будут возглавлять всевозможные зарубежные списки величайших книг, снимут еще не одну экранизацию прекрасной ''Анны Карениной'', его философия еще долго будет вдохновлять многих и многих. Глыба. Огромная глыба. Так вот Арцыбашев, не отрицая таланта и мощи Толстого, размышляет о том, что гений свой Толстой бездарно использовал – все эти бесконечные уходы, поиски. Но я думаю, что это просто несовпадение внутреннего ощущения, взглядов. Но тем не менее, Арцыбашев очень зло пишет о тех, кто после смерти Толстого, заламывая руки, кричал о том, что ''ушел гений и как нам дальше жить? кто нас будет направлять на путь истинный? ушла совесть и душа страны''.
Одна барышня рассказывала мне, как в день смерти Толстого прибежал к ней некий студент и сказал, схватившись за голову: как мы будем жить, как мы будем дышать без него!.. А когда дня через три жестокая барышня невинно осведомилась, как его здоровье и как ему дышится, студент удивился, а поняв злость вопроса, жестоко обиделся… Ничего, дышит и по сей день!.. Это не пустяк, и студент этот – яркий выразитель многих тысяч весьма далеких от наивности людей. Сколько было споров, с участием премьера Плеханова, между прочим о том, страшно или не страшно жить с Толстым и без Толстого, сколько известных людей писало, что им легче жить с Толстым, что они счастливы, живя в одно время с ним, а между тем никто из них в своей жизни, и как человека, и как писателя, не принял ни одного из заветов Толстого и после смерти его продолжал жить совершенно так, как и при жизни его.Арцыбашев пишет о том, что никуда совесть и душа не ушли: А душа великая и совесть великая остались: где же вы дели книги Толстого?.. Кажется, все его учение выражено так полно, что полнее и нельзя. Не осталось ни одного темного места, не о чем спросить, как на этот счет думал Толстой? Яснее ясного изложены его заповеди. И кому действительно нужен Толстой как совесть, пусть развернет его книги и на каждый вопрос найдет ответ: живешь плохо потому-то, будешь жить правильно, если не будешь делать того-то, должен жить так-то и во имя того-то.
Все верно. Наследие писателя в его трудах. Его метания, его поиски, его чаяния, его сомнения, его восторг, его заблуждения – все там.
Но только очень верное замечание делает Михаил Петрович. Что в книгах и трудах выражена совесть Толстого, его поиски и многим, то есть для других это не годится, потому как каждый должен пройти свой путь совести и поисков.
И то, как он жил, как до самого последнего дня не угашал духа, к чему-то стремился, что-то искал, болел о правде и страдал от собственной неправоты, вся жизнь Толстого и его неукротимый дух точно были живым упреком для всех праздных болтунов, всех лгущих, всех тупых и сонных, навозящих землю в бессмысленном спокойствии свиней. В этом смысле Толстой был не совесть, а упрек совести, но, увы, как мало прислушивались к этим упрекам те самые, которые потом голосили над его могилой: «умерла совесть наша»!.. Ее у них и не было.
Я не могу назвать ''Записки писателя'' каким-то открытием для себя или глубоким исследованием творчества, но, тем не менее, некоторые места о Толстом и красивые слова о душе Башкина очень тронули. Не потеря времени, но и без этой книги вполне можно обойтись.