Михаил Алексеев
Воскресное утро
В кабинете, кроме Рябцева, сидели двое, одетых так, как он видел только в фильмах про войну. В званиях на петлицах Красавин не разбирался, но разницу между звездами и шпалами на петлицах улавливал. И его многолетний служебный опыт также указывал на человека с тремя звездами в петлицах как на старшего.
– Здравствуйте! – произнес полковник, усаживаясь за столом, и внимательно посмотрел на начальника штаба. Рябцев понял немой вопрос и доложил ситуацию. После его слов «Начальник ВВС Красной Армии Павел Федорович Жигарев», старший достал из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение и протянул его Красавину. Посмотрев его, Красавин снова услышал звонок. Причем тот, кто управлял этим звонком, добавил громкости.
Владимир Васильевич, как и всякий советский человек, любил и уважал литературу. Но сказать, что он был страстным почитателем ее раздела «фантастика» было нельзя. Он был человек реальный и реалистичный. В чудеса не верил, и сейчас в его голове роились мысли вокруг двух вопросов «Кто это?» и «Зачем это?». И вот как раз эти все мысли были одна фантастичней другой. Внешне лицо полковника оставалось бесстрастным – он умел управлять эмоциями, да и по характеру был флегматичен, поэтому окружающие не могли видеть его мысленных метаний.
Пауза, возникшая в кабинете, была прервана стуком в дверь.
– Разрешите! – в приоткрывшейся двери возникла голова дежурного по Центру.
– Да, войдите, – с облегчением произнес начальник Центра, отдавая удостоверение незнакомцу и пытаясь воспользоваться отсрочкой от необходимости отвечать на свои немые вопросы и задавать прямые вопросы незнакомцам – а других ситуация и не предполагала.
– Товарищ полковник! Прибыл главный энергетик и инженер АТС. Им нужно доложить лично вам.
– Хорошо! Пусть идут ко мне в кабинет, – ответил начальник Центра и, поднявшись, извинился перед присутствующими о необходимости выслушать подчиненных.
В своем кабинете он внимательно выслушал сначала главного энергетика, с неудовольствием отметив про себя, что звонить дежурному диспетчеру Вяземского района электрических сетей об отсутствии энергопитания, обязанность самого главного энергетика, и это можно было сделать без доклада начальнику Центра. Однако доклад инженера АТС привел его к мысли, что не все так просто. Со слабой надеждой он встал из-за стола и, обойдя его, подошел к Василию Рачкову вплотную.
– Чем закусывал? – спросил он у Василия, принюхиваясь и не ощущая запаха спиртного.
– Я не пил! – обиделся Василий.
– Тогда куда подевалась Бозня и Московская?
– Не знаю, – обреченно развел тот руками.
В голове полковника Красавина уже звенел не звоночек. Там гремел ревун на фоне похоронного марша. Внезапно открылась дверь, и в кабинет молча и без разрешения вошел бледный майор Курочкин со странно изумленными глазами и, подойдя к полковнику, сказал:
– Я был в городе. В Вязьме.
– И что? – удивляясь такому странному поведению майора, спросил Красавин.
– И вот, – ответил тот, протягивая ему газету. – Города нет. Точнее, это не та Вязьма, которую мы все знаем.
Начальник Центра смотрел на газету «Рабочий путь», выпущенную 13 июня 1941 года. В голове ударили литавры.
Красавин Владимир Васильевич был полковником. Он был настоящий полковник, поэтому вся рефлексия пронеслась в его голове, никак не отразившись внешне. Но не это было главной характеристикой полковника. Он умел принимать жизнь такой, какова она есть, и выполнять задачи теми силами и средствами, которые были у него в подчинении или под рукой. Этому его учили всю его жизнь его командиры и сама жизнь. Поэтому, идя в кабинет начальника штаба, он уже формулировал решение. Войдя в кабинет, он подошел к подполковнику Рябцеву, положил перед ним газету и упер свой палец в дату. Повисшую далее паузу он прервал уже прямым приказом:
– Леонид Иванович! Подними экипаж Ми-8 десантников. Вызови всех необходимых людей для обеспечения вылета вертолета через час. Дежурную машину оставляю тебе. Я… – он посмотрел на Жигарева, – мы с товарищем генерал-лейтенантом на машине майора Курочкина едем к командиру воздушно-десантной дивизии. Экипажу вертолета, если откажутся готовиться к вылету, скажешь, что их командир летит тоже.
18 июня 1979 года, около 8.30. Общежитие (она же гостиница) Центра
Командир 44-й Учебной воздушно-десантной дивизии гвардии генерал-майор Оганян Иосиф Бакратович находился в Вяземском учебно-авиационном Центре по служебной необходимости. Причем эта служебная необходимость была ему, мягко говоря, не по рангу. Кто-то там, в верхах, решил проверить боеготовность одного из подразделений его дивизии. В этом факте не было ничего удивительного – десантники на то и десантники, чтобы уметь быстро переместиться и решить поставленные задачи. Но тут закавыка была в том, что по тревоге подняли 743-й отдельный учебный парашютно-десантный батальон, расквартированный в городе Кармелава. Батальон этот был не совсем обычный – он готовил к службе и состоял из прапорщиков ВДВ, и задачу перед ним поставили необычную для планов боевой подготовки на начало летнего учебного периода. Батальон должен был «исчезнуть» с зимних квартир, переместиться на незнакомый аэродром и с него уже десантироваться, вместе с ротой БМД-1[4] на полигон Московского военного округа под Гороховцом, где ему нужно было захватить укрепрайон, подготовленный и занятый сейчас мотострелками.
Учения были и у военно-транспортной авиации, и выбор на аэродром «Двоевка» пал потому, что это для их экипажей был незнакомый аэродром. Но на него не могли садиться транспортные Ил-76. Поэтому выброску собирались делать с Ан-22 и Ан-12. Вот эти борта и подтягивали поближе к аэродрому посадки десанта. На самом аэродроме пока приземлились только один «Антей» и один Ан-12. Выброска десанта должна была произойти до этих выходных, но не срослось с погодой в районе полигона. Шли грозовые дожди с сильным ветром, и теперь вот генерал-майор вынужден был ютиться в небольшой комнатке щитового общежития с удобствами на улице. Правда, холодная вода в общежитии была. В общем, пришлось генералу вспомнить лейтенантскую молодость.
Он уже был одет и собирался прогуляться до столовой Центра, когда в его дверь постучали.
– Да! Войдите! – ответил он на стук.
– Здравия желаю, Иосиф Бакратович! – произнес входя начальник Центра полковник Красавин, с которым они уже выпили по рюмочке коньяка за знакомство, когда генерал прибыл на аэродром.
– Входите, товарищи! – обернувшись, сказал полковник кому-то в коридоре, и в комнату вошли два командира Красной Армии.
Последующие пять минут полковник Красавин не без тайного удовольствия наблюдал за эмоциями генерала, когда докладывал ситуацию и знакомил его со спутниками. Генерал, конечно, был стреляный… нет, не воробей, волк. Но все же южная кровь давала о себе знать темпераментом.
– Таким образом, я принял решение и взял на себя смелость задействовать ваш вертолет для облета города и окрестностей вместе со всеми здесь присутствующими для прояснения ситуации, – закончил полковник.
Через сорок минут со взлетно-посадочной полосы аэродрома «Двоевка» в небо поднялся вертолет Ми-8 и направился на северо-запад в сторону Вязьмы.
Командир воздушно-десантной дивизии и начальник Центра не отрываясь смотрели в иллюминаторы, а вот Жигарев, стоя у двери пилотской кабины, смотрел за работой пилотов и вообще рассматривал изнутри этот странный летательный аппарат, который, получается, уже потомки называли вертолетом. Командир экипажа, услышав первый вопрос от этого странно выглядящего, как он понял из того, как к нему обращались, генерала, вопросительно глянул на командира дивизии и, получив в ответ утвердительный кивок, уже охотно и подробно отвечал на вопросы. Облет снял все вопросы, витавшие в голове командира дивизии и полковника Красавина. Они летели над Вязьмой – признаками этого были и характерные изгибы одноименной реки в пределах города, и Свято-Троицкий собор на положенном ему месте, и упомянутая майором Курочкиным крепостная башня. А вот сам город мало совпадал с тем, который был известен Красавину. Не было стандартных пятиэтажек, не было памятника Ефремову, здания, даже каменные, выглядели старинными. На станции Вязьма царила эпоха паровозов, они не увидели ни одного тепловоза, не говоря уже об электровозах. Везде поднимались дымы – и на самой станции и всех подходящих к узлу железных дорогах.
После нескольких реплик между собой генерал и полковник утвердились в понимании, что не Жигарев тут гость, а именно они. Каким образом это произошло – было непонятно, но это был уже свершившийся и осознанный ими факт. Теперь появились вопросы из серии «Что делать?» Помня о том, что сегодня не 18 июня 1979 года, а 15 июня 1941 года, и счет идет уже на часы, вышеназванный вопрос встал ребром.
Полковник Красавин приказал командиру экипажа лететь в район станции Вязьма-Брянская, сказав генералам, что там, по его мнению, есть нечто для них интересное. Сам полет занял минуты, а вот посадка у полотна железнодорожной станции Жигареву понравилась. Вертолет завис и плавно опустился буквально в метрах от полотна. Но еще над станцией все в вертолете заинтересованно осматривали стоящие на ней эшелоны. Генерал-десантник прямо аж потирать руки начал. Правда, на лице у него была не простая радость, а играла хищная улыбка. Высадившись из вертолета и дождавшись, когда утихнут двигатели, генерал проявил мощь настоящего генеральского голоса, и к ним моментально подбежал один из бойцов, стоявших у вагонов и глазевших на садящийся вертолет. Не дослушав представлявшегося солдата, генерал приказал найти любого офицера, но желательно старшего начальника среди этого, как он назвал, «бродячего цирка», и немедленно прибыть сюда с ним. Не прошло и пяти минут, как они увидели этого солдата, сопровождавшего по направлению к ним полковника.
– Командир 134-го Гвардейского мотострелкового Ленинградского полка полковник Гольцев! – представился тот Оганяну. Полковник был высок и крепок. Полевая форма на нем сидела как влитая. Генерал и полковник Красавин представились в свою очередь. Жигарева и его порученца пока не представляли.
Далее из разговора с командиром полка они уяснили, что 45-я Гвардейская мотострелковая Красносельская ордена Ленина Краснознаменная дивизия Ленинградского военного округа следует на крупные учения на полигон «Эмба» в Казахстане. Ночью эшелоны с частями дивизии были остановлены и скопились на этой станции, что происходит и почему они стоят уже несколько часов, никто объяснить не может. Со слов полковника тут присутствовали полным составом его полк, 1005-й зенитно-ракетный полк, 805-й Гвардейский самоходно-артиллерийский полк и отдельные подразделения других частей. Был так же частично штаб дивизии. Части эти и их командиров он хорошо знает, потому как они были расквартированы в одном гарнизоне. После его доклада Оганян и Красавин перекинулись парой фраз, и генерал, повернувшись к командиру полка, сказал:
– В связи с чрезвычайными обстоятельствами, о которых я доведу всем в ближайший час, как старший по званию, приказываю:
1. Эшелонам пока оставаться на месте при любых обстоятельствах.
2. Организовать охранение.
3. В течение часа за командирами частей и отдельных подразделений прибудет служебный автобус ВУАЦ ДОСААФ для сбора на совещание командиров частей гарнизона.
4. При себе командирам иметь справку о наличии сил и средств, подчиненных им и находящихся в эшелонах на этой станции.
В это время Красавин по рации вертолета отдавал распоряжения для начальника штаба о немедленном сборе всех командиров подразделений Центра. Этот приказ так же должен был быть доведен до командира 743-го отдельного воздушно-десантного батальона, командиров транспортных кораблей и заместителя командира 401-го ИАП ПВО по летной подготовке. Двенадцать самолетов МиГ-23П[5] этого полка в это время стояли на аэродроме, в готовности с понедельника приступить к ночным полетам.
15 июня 1941 года, 11.00. Учебный класс Центра
В классе не было свободных мест. Стулья стояли в проходах. Люди негромко переговаривались, разбившись по частям и поглядывая друг на друга с интересом. Большинство видели друг друга практически впервые.
Открылась дверь, и вошедший полковник Красавин, повернувшись лицом к собравшимся и сделав шаг назад, подал команду: «Товарищи офицеры!» Все встали.
В класс вошел генерал-майор Оганян в сопровождении генерал-лейтенанта Жигарева. Порученец его сидел вместе со всеми в классе и на него обращали внимание больше всего, но с расспросами не лезли.
– Товарищи офицеры! – поздоровался с собравшимися Оганян. – Садитесь. Во-первых, я – генерал-майор Оганян. Командир 44-й учебной воздушно-десантной дивизии. Разрешите мне представить вам начальника ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта Жигарева Павла Федоровича.
В классе висела звенящая тишина.
– Да. Вы не ослышались. Именно «военно-воздушных сил Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И вот это во-вторых. Я не знаю, каким образом, да и никто тут не знает, но мы все здесь присутствующие переместились во времени. Сегодня не 18 июня 1979 года, а 15 июня 1941 года. И из этого вытекает третье. Мы все знаем, что произойдет через неделю. Счет идет на часы. Каждый из нас и наших подчиненных давал присягу на верность Родине. И время ее исполнить наступило. Пусть не в том времени и не так, как предполагалось, но что случилось – то случилось. Родина у нас одна. Поэтому тратить время попусту нам нельзя – сразу переходим к уяснению имеющихся у нас сил и средств.
Жигарев с интересом смотрел на этих незнакомых, но неуловимо уже близких ему людей. «Близких» – хотя бы потому что, интуитивно он понимал их состояние – сам лишь недавно был в их положении – «попаданца» в неизвестность. Большинство из них – те, кого он определил по образу полковника Гольцева, как командиров сухопутных частей, были одеты в однотонную форму защитного цвета, такие же по цвету фуражки, которые сейчас лежали перед ними на столах. Несмотря на оглушительное известие – понимание, что они одномоментно лишились живших теперь в далеком будущем близких им людей, выглядели они собранно. Чувствовалась школа кадровой армии. Немного разнообразно на их фоне смотрелись командиры подразделений ВВС. Часть из них была одета в мундиры, а часть – технические спецовки черного или темно-синего цвета. Красавин на ухо пояснил, что черные спецовки – это начальники технических служб Центра и полка, а темно-синие – это командиры эскадрильи истребителей-перехватчиков, транспортных самолетов и вертолетного подразделения. На фоне их всех выделялся командир – Жигарев никак не мог привыкнуть к слову «офицер» – в камуфляжном комбинезоне и голубом берете.
– Начну со своих подчиненных, – продолжал Оганян, – 743-й отдельный учебный парашютно-десантный батальон. Командир батальона подполковник Жуков Александр Викторович.
В зале с места поднялся бравый десантник в голубом берете.
– Прошу садиться. Средства доставки и усиления: рота БМД-1 в количестве десяти машин, два вертолета Ми-8, один вертолет Ми-6[6], четыре вертолета Ми-24В, два военно-транспортных самолета Ан-22 и Ан-12. В наличии один боекомплект.
По очереди поднялись командир вертолетного подразделения и транспортных кораблей.
– Полковник Красавин! Прошу вас доложить о ваших силах.
– Есть! Полковник Красавин. Начальник Вяземского учебно-авиационного Центра ДОСААФ. По плану перехода на военное время Центр преобразуется в авиадивизию. Весь комплект наземной техники для этого находится в настоящий момент на базе НЗ, расположенной здесь же. Боеприпасы – находятся на складе 401-го авиаполка. Склад ГСМ – порядка 5000 тонн керосина. Еще 900 тонн прибыли вчера и стоят в цистернах на подъездных путях. То есть запас по топливу имеется.
В наличии: 80 самолетов УТИ Ми Г-15 и 66 Ми Г-17, один Ан-2[7], два самолета Як-12[8]; 60 летчиков-инструкторов, 150 курсантов. В конце августа учебный период для курсантов заканчивается, и они получают квалификацию летчика.
Командиры эскадрилий: Первой – подполковник Абрамов. Второй – подполковник Прокопович. Третьей – подполковник Волков.
Поднялись три офицера в форме.
– Эскадрильи преобразуются в полки. Прошу бывших комэсков представить мне ваши соображения по штатному расписанию и персоналиям.
– Заместитель 401-го истребительного авиаполка ПВО по летной подготовке подполковник Соколов!
Из-за стола поднялся невысокий офицер в летной спецовке без знаков различия.
– В наличии 12 истребителей Ми Г-23П и комплект наземного оборудования. О боекомплекте, точнее его количестве, доложу позже – на складах боеприпасы заложены для боевых действий полка.
– Спасибо садитесь. Товарищи офицеры! Прошу командиров частей и подразделений, следовавших эшелонами на учения, представляться и докладывать.
– Командир 134-го Гвардейского мотострелкового Ленинградского полка полковник Гольцев.
Его Жигарев уже видел на станции.
– В наличии: 31 танк Т-72[9], 130 БМП-1,2 БРМ—1К[10]; 12 САУ «Гвоздика»[11] 122 мм, 12 пушек – гаубиц Д-30 122 мм, 8 ЗСУ-23-4 «Шилка»[12]. В батальонах суммарно 12 120-мм минометов. Обеспеченность – пять боекомплектов.
– Командир 805-го Гвардейского самоходно-артиллерийского полка полковник Морозов. 33 САУ 152 мм «Акация», 12 БМ-21 «Град»[13]. Пять боекомплектов.
– Командир 1005-го зенитно-ракетного полка полковник Маринин. 20 ЗРСУ «Оса-АК»[14].
– Командир 597-го отдельного учебного разведывательного батальона подполковник Акимов. Десять танков Т-55А, 13 танков ПТ-76 модель 4, 10 БМП-1, 15 БТР-70[15]. Пять боекомплектов.
– Начальник оперативного отделения штаба 45-й Гвардейской мотострелковой Красносельской ордена Ленина Краснознаменной дивизии гвардии майор Тимохин. Отделение присутствует в полном составе. Могу дать пояснения по поводу наличия такого количества боеприпасов. На окружных складах идет их плановая замена. Поэтому нам отгрузили боеприпасы с заканчивающимся сроком хранения и разрешили на них не экономить.
– Ну что же! – подвел итог генерал Оганян. – У нас есть сюрприз для вермахта. Сейчас, после уяснения наших сил и возможностей, нам нужно будет представиться командованию РККА и уже далее готовиться к боям в составе Красной Армии. Прошу командиров частей и начальника оперативного отдела остаться. Я думаю, нам, исходя из наших знаний общей оперативной обстановки, нужно выработать в общем плане предложения для Генерального Штаба Красной Армии по нашему применению. Остальным – довести обстановку до подчиненных и уже сейчас готовить личный состав и матчасть к боям.
Красавин окликнул выходящего замполита Центра подполковника Кияна:
– Сергей Павлович! Срочно отправь курсантов или лучше сам обойди все библиотеки – и нашу, и поселковую, и школьную – подними директора школы – пусть откроют – собери все книги о войне, по экономике, технике, вообще все, что может быть полезно и может быть использовано. Это первое. Второе – тоже срочно, погрузите «тридцатьчетверку», которую нам дали для подготовки в качестве памятника, на трал и на нем отвезите на аэродром. Повезем транспортником в Москву. Книги тоже отвезем. И не забудь литературу ДСП. Все надо сделать быстро. И еще. Пригласи председателя сельсовета ко мне. Пусть придет, скажем, через… два часа. Нужно готовить в «Соколе» или перед ним собрание жителей поселка. Необходимо довести информацию, и придется проводить мобилизацию военнообязанных. Нам нужно укомплектоваться хотя бы частично техниками и водителями.
– Есть. Книги тоже сразу на аэродром?
– Да.
– Есть еще предложение. К дате 22 июня для показа в ДК «Сокол» я завез фильмы по этой тематике: «Освобождение»; «В бой идут одни «старики»; «Горячий снег»; «На войне, как на войне»; «А зори здесь тихие»; «Они сражались за Родину»; «Офицеры»; «Живые и мертвые»; «Небесный тихоход». Ну и до кучи «Белое солнце пустыни» и «В зоне особого внимания», хотя не знаю, подойдут ли они? Что если их отправить в Москву?
– Думаю, стоит отвезти. Там разберутся, что к чему. Да, и еще – в библиотеке не забудь стихи и песни о войне.
– Сделаем.
И замполит, козырнув, что было непривычно, ушел.
Оставшиеся пересели ближе к генералам.
– Первое! Майор Тимохин! Поставьте задачу одному из дивизионных особистов обследовать территорию с целью определения границ переноса непосредственно на местности. Товарищ подполковник! – обратился к начальнику штаба Центра Оганян. – Попрошу вас обеспечить картами и сопровождающими из жителей вашего поселка для организации этого. Командирам 134-го полка и 743-го батальона – выделить личный состав для выставления постов на дорогах в местах пересечения границ территории переноса. Думаю, в дальнейшем этим займутся специально обученные люди из этого времени. Никого не задерживать – просто не пускать на территорию 1979 года. И в другую сторону тоже. Но без фанатизма! И там и там – наши советские люди! Второе! Все, надеюсь, помнят в основных чертах ход первой операции вермахта в Белоруссии? – спросил Оганян и пригласил всех к карте Белоруссии, подготовленной штабом Центра.
– Тем, кто подзабыл: первые «клещи» немцы замкнули в Минске. Кажется 28–29 июня. Южнее Бреста наступала 2-я танковая группа Гудериана, севернее – 3-я танковая группа Гота. К моменту выхода их к Минску в Минском УР войск почти не было – из глубины дивизии подойти не успели, а войска 3-й, 4-й и 10-й армий остались в окружении западнее Минска.
Оганян водил кончиком карандаша по карте, указывая им города и примерные районы.
– Поэтому я предлагаю нашу сборную дивизию – три полка плюс два отдельных батальона разместить под Минском. Поясняю почему: боеприпасов у нас немного, поэтому втягиваться в затяжные бои нам нельзя – плюс ни в коем случае нельзя допустить попадания образцов нашего оружия и техники немцам – поэтому заранее располагаем дивизию за пределами планируемого немцами «котла». Еще деталь – наше ПВО сможет прикрыть Минск. Буду предлагать Генеральному Штабу использовать дивизию для выбивания техники и нанесения максимально возможных потерь именно 2-й танкововой группе. Нужно ее максимально ослабить перед возможным ее ударом в тыл Юго-западному фронту. Так было в нашей истории. Как теперь она пойдет – не знает никто. По авиации: товарищ полковник и товарищ подполковник! Доложите ваши соображения.
Первым поднялся полковник Красавин.
– Мое предложение: разделить дивизию – непривычно звучит для меня – «дивизия» – на две части. Один полк в количестве 36–40 самолетов, составленный из летчиков-инструкторов, посадить восточнее Минска.
– Товарищ генерал-лейтенант! – обратился он к Жигареву. – Нужен аэродром с бетонной или асфальтовой ВПП длиной не меньше одного километра восточнее Минска, но желательно недалеко от него.
Жигарев, задумавшись на секунду, уверенно произнес:
– Бобруйск. Сейчас он пустует, полки переместились в Западную Белоруссию.
Красавин склонился над картой с циркулем, отмеряя расстояния.
– Сто сорок километров до Минска. Считаем радиус работы от Бобруйска – пятьсот километров. Достаем до Бреста. Кроме как истребители мы можем работать разведчиками или истребителями-бомбардировщиками, но очень «небольшими» – максимум по две 250-килограммовые бомбы можем брать. А «спарки» и того меньше – две по сто. Еще вариант – использовать подвесные баки как емкости с напалмом.
Жигарев вопросительно посмотрел на него.
– Это такая горючая смесь на основе бензина. Оружейники дадут ее состав. Имеет неплохой эффект при применении против живой силы и техники – особенно в маршевых колоннах. Но нужно наладить производство подвесных баков – они у Ми Г-17 сделаны из дельта-древесины, поэтому я думаю, промышленность сможет их быстро освоить, – пояснил Красавин. – Так вот, напалм эффективно использовать против скоплений живой силы и техники на марше или в районах сосредоточения. Аэродромы для этого оружия тоже подходящая цель. Остальные самолеты останутся здесь. Нужно доучить курсантов. Кроме того, думаю, сюда нужно привезти конструкторов, двигателистов, оружейников – для ознакомления с образцами нашей техники и возможного изготовления ее в современных условиях. От Штаба ВВС просил бы помочь авиатехниками и обеспечением охраны аэродрома. У нас попросту на это нет людей. И еще момент – с нами под Бобруйск нужно перебрасывать вертолеты. Во-первых, будут поддержкой танкам и пехоте – лучше их это никто не сможет сделать. Во-вторых, если собьют наш Ми Г – они смогут эвакуировать летчика, а Ми-6 сможет унести и самолет – если там будет что уносить.
После Красавина заговорил заместитель по летной подготовке 401-го полка подполковник Соколов:
– На асфальтовый аэродром сажать наши самолеты опасно. Двадцать тонн на узком шасси на посадочной в 250 километров… Опасно. Потеряем самолеты. Нам придется остаться здесь. Предлагаю. Если первую РЛС разместить в Минске, одна останется в Вязьме, то есть смысл поставить третью в Смоленске. Таким образом, с помощью радиолокационного поля мы закроем небо площадью примерно 900 на 400 километров. Это весь тыл Западного фронта до Москвы.
– Отлично по авиации! – одобрил Оганян. – РЛС нужно прикрыть батареей «Ос» каждую, плюс по батарее на аэродром. Так что, товарищ полковник, – обратился он к полковнику Маринину, – придется нам растащить ваш полк на время. Сами-то где будете?
– Буду со станцией наведения в Минске, – ответил тот и добавил: – Товарищ генерал-майор! Прошу выделить для батарей охранение. Хотя бы по взводу. Чувствую, как разберутся немцы, кто им крылья обламывает – постараются решить проблему с нами кардинально. От авиации мы, особенно с помощью летчиков, отобьемся, а вот от диверсантов будет сложнее.
– Добро! – ответил генерал. – Подумаю, кого вам выделить.
– В общем, подводя итог, – произнес Оганян, глядя на Жигарева, – если штаб ВВС не возражает, то с авиацией мы определились, ну а с пехотой придется решать вопрос, как мне кажется, в Москве. Товарищ генерал-лейтенант! Думаю, время терять не стоит – нужно лететь с вами с Москву.
– Вы правы, – ответил Жигарев, – появилось множество вопросов, выходящих за пределы моих полномочий. Да сам факт вашего существования – уже государственный вопрос.
– Когда вы готовы вылететь? – обратился он к Оганяну.
– Немедленно. Но думаю, лететь нужно и полковнику Красавину – он сможет более полно и грамотно изложить возможности авиации.
– Я предлагаю, – вступил в разговор Красавин, – перегнать в Москву «Антей». Ему тут сейчас делать нечего. Заодно мы вывезем экземпляр Т-34-85[16], которые можно производить уже сейчас.
– Решено! Летим двумя самолетами. Вас, товарищ генерал-майор! И вас, товарищ полковник – прошу лететь со мной на ПС-84. У меня много вопросов к вам обоим.
– Всем товарищам… командирам – прошу меня извинить – не привык к слову «офицер» – большое спасибо. Если вообще слова тут могут как-то объяснить чувства, которые я сейчас испытываю. Я думаю, сегодня, в крайнем случае завтра, тут будет кто-то из Генерального Штаба и сможет квалифицированно оценить возможности вверенных вам частей и составить план их использования.
Все покинули класс – командиры частей ЛВО, отказавшись ехать на автобусе, пешком пошли на станцию, наслаждаясь последними часами мирной жизни поселка конца 70-х годов.
К вышедшим на плац перед штабом генералам и полковнику Красавину подошел начмед Центра майор Зинкин и, спросив разрешения у генерал-лейтенанта Жигарева, обратился к полковнику Красавину:
– Товарищ полковник! Вот эту книгу – справочник по антибиотикам, рецептуре и применению нужно обязательно передать медицинскому руководству Красной Армии. Сведения из этого справочника спасут сотни тысяч жизней.
– Спасибо, Валерий Николаевич! Обязательно передам.
Через три часа с аэродрома «Двоевка» последовательно взлетели и направились на восток два самолета. Сначала улетел ПС-84 с порученцем Жигарева. Он должен был организовать прием Ан-22 в Монино, на котором должны были прилететь Жигарев, Оганян и Красавин и куда была погружена библиотека и фильмы. В своем грузовом отсеке нес тягач с трейлером и танком Т-34-85. Ан-12 решили пока оставить на аэродроме «Двоевка».
15 июня 1941 года, 16.30. Аэродром Монино
Все присутствующие в этот час на аэродроме, задрав головы, с немым удивлением смотрели на то, что сейчас, сделав круг над ними, садилось к ним на взлетно-посадочную полосу. Этот монстр вызывал оторопь даже у ветеранов ВВС. Огромный, просто огромный, четырехмоторный, двухкилевой самолет, выпустив шасси, приближался к земле, подавляя ревом своих двигателей все вокруг. Через десяток минут он зарулил на свободное место на стоянке рядом с самолетом Жигарева. Последние три часа Павла Федоровича были для него самыми интересными, наверно, за всю жизнь. С этим можно было сравнить разве только восторг первого полета. Вот практически это и испытал Жигарев перед вылетом с аэродрома «Двоевка».
Началось с того, что Красавин дал ему возможность посидеть в истребителе Ми Г-17, высказав сожаление, что время не позволяет поднять в небо «спарку». Жигарев с удовольствием оглядывал кабину со множеством приборов, узнавая многие из них и слушая тактико-технические возможности «реактивного истребителя первого поколения» – как его назвал полковник. В уме Жигарев отмечал, что этот самолет вполне может быть освоен летчиками его времени – принципиально другим здесь был только двигатель. По тактике применения этот пушечный истребитель мало отличался от поршневых самолетов.
После Ми Г-17 Жигарев «освоил» кабину Ми Г-23. Тут уже у него просто глаза разбегались, только глядя на приборную доску. А слушая о его возможностях – захватывало дух. Потом был Ми-24В и Ми-6.Первый реально показался ему «летающим танком», слушая, сколько и какого оружия он может захватить в полет и какой броней обладает. Удивила его и скорость этого вертолета – она мало уступала штурмовикам его времени, но в маневренности они не шли с вертолетом ни в какое сравнение. Ну, а «гигант» Ми-6 вообще поражал воображение. А потом пришел трейлер с танком, и Жигарев отправился смотреть его погрузку в «Антей». Вид открывшейся рампы и грузовой отсек ошеломили его. Танк был погружен на трейлере вместе с тягачом. Ан-12 на фоне «22-го» смотрелся не так солидно, но все равно впечатлял. Особенно учитывая скорость их полета – редкий истребитель его времени мог бы посоревноваться с этими гигантами в скорости. Напоследок Оганян решил тоже немного «похвастаться» и прокатил Жигарева по аэродрому на БМД, что доставило Жигареву массу впечатлений. Перед полетом Жигарев попросил полковника Красавина и генерала Оганяна накинуть на кителя ну, например… летные куртки, чтобы не смущать в Москве всех подряд. Полковник и генерал отнеслись с пониманием, сняв кителя и сложив их через руку, и надев летные куртки прямо поверх рубашек.
