Михаил Бакунин
Наука и народ
Народу нашему, по счастливому выражению, высказавшему в двух словах вековые требования его, нужны прежде всего Земля да Воля. Империя же наша в особенности и вообще всякое военно-бюрократическое государство устроены так, что если б они даже хотели, они ни того, ни другого решительно дать народу не могут. В тот день, когда народ наш это поймет, империи не будет, следовательно, все существование ее основано на народном невежестве. Как же надеяться после того, чтоб правительство когда-либо захотело серьезно распространить просвещение в народе? И не право ли оно, с своей точки зрения, когда противится всеми возможными мерами созданию рациональных школ для народа?
Нет сомнения, что оно поступает бесчеловечно, жестоко со всеми искренними ревнителями народной науки. Но мы удивляться его жестокости, ни даже упрекать его в ней не станем. Оно делает свое дело. Дело же всякого государства – душить народ для сохранения себя; точно так же как дело людей революции – разрушить государство для избавления народа.
«Кто устоит в неравном бое?» Сила настоящего, без сомнения, за государство. Но зато сила будущего и, надеемся, не слишком далекого будущего – за народ.
Мы удивляемся, напротив, тем, которые решаются утверждать, что правительство могло не закрывать воскресных и других школ, основанных передовыми людьми для народа; могло терпеть образование и процветание рабочих артелей; могло выдержать свободную критику и даже извлечь для себя пользу из бесцензурного печатного слова; могло не звать к себе на помощь лучшего представителя государственной мысли и пользы нашего государственного патриота Михаила Николаевича Муравьева-вешателя; могло не засекать и не расстреливать крестьян, не сумевших раскусить с первого раза комедию мнимого освобождения; не купаться в польской крови[6] и не ссылать на каторгу, в заточение и не губить сотни наших молодых людей, отдавших себя делу народного просвещения и народного освобождения; что оно могло, одним словом, помирить интересы империи с интересами русских и не русских народонаселений, работающих на нее как рабы и заключенных в ней, как в остроге. Признаемся, что нам такая вера в способность правительства не делать зла и делать добро, творить чудеса не только по минусу, но также и по плюсу казалась всегда удивительною наивностью.
Мы к этой наивности не причастны; ждем от правительства или далее, вернее, от государства, интересы которого оно представляет, всякого зла; и наперед обещаем, что как бы гнусно оно и впредь ни поступало, мы не только удивляться не станем, но будем видеть в его мерзейших поступках естественные и необходимые проявления его существа. Удивимся, напротив, и мало порадуемся, когда ему удастся сделать хоть малейшую вещь в действительную пользу народа; потому что эта капля случайно сделанного им добра возбуждением новой и непременно глупой веры в него могла бы произвесть много зла.
Спешим закончить эту статью практическим заключением. Несомненно, говорим мы, что правительство воспротивится всеми силами устройству достаточных и разумных школ для народа. Должно ли это нас останавливать? Нисколько. Будем устроивать и помогать устройству школ, в крайнем случае даже правительственных, где и сколько будет возможно. Но не будем себя обманывать и скажем себе, что при бедности наших средств и при громадности правительственного противодействия мы путем школ никогда не добьемся до положительных результатов.
