Михаил Гершензон
Дедушка Джо
– Он не читает, – шепнул мне Шурка. – Так просто сидит.
У нас не было запятив в школе, потому что нас распустили до первого апреля. Но я знал, что Степан Петрович, который преподавал нам обществоведение, никуда не уехал на эти дни.
– Погоди, – сказал я Шурке. – Я придумал одну штуку. – И побежал к Степану Петровичу.
Он очень удивился, когда я рассказал ему, в чем дело.
– Так, так, – сказал он. – Значит, тебе нужны книги, в которых можно найти про первое Первое мая. Придется полезть в историю рабочего движения в Америке.
Он порылся на полке, потом раскрыл диван, битком набитый книгами.
– Что же, возьми вот эту и эту. Только они очень трудно написаны, тебе самому не осилить. А впрочем… если хорошенько наляжешь… Ну, смотри только, не затеряй их, эти книги трудно достать.
Я аккуратно завернул книги в газету. Три книги! На одной большими, жирными буквами было напечатано IWW – те же самые буквы, что мы видели с Шуркой у дедушки Джо на лоскутке красного шелка.
Домой прилетел я нулей.
– Ш-ш! – остановил я Шурку, который кинулся мне навстречу. – Теперь все будет ладно.
Дедушка Джо все сидел над газетой, как и два часа назад. Он задремал, трубка выпала у него из руки. Мы тихонько прошмыгнули мимо, зашли к нему в комнату.
– Ну, говори, что ты придумал! – теребил меня Шурка.
Я развернул бумагу и выложил на стол все три книги. А книгу с буквами IWW положил наверх, – чтобы дедушка Джо сразу заметил ее, как вернется к себе.
Уж, конечно, мы поглядывали в окошко. Недаром он в этот вечер потушил свет в двенадцать часов, – ведь всегда он ложился спать в девять! Он прочитал страницу и, прежде чем перевернуть ее, долго сидел, задумавшись и глядя в потолок. Нам не видно было его лица, но я уверен, что он улыбался.
И наутро он вышел с прежней, веселой улыбкой на лице.
– Хэлло, бойс! – окликнул он нас. – Хау ду ю ду? (Это значит: «Как вы поживаете?») Хорошо? Олл рант, и я хорошо. Какая теплая погода, вовсе лето. А ведь я вспомнил, как звали парня, – Парсонс. Смешно, как я мог позабыть! Вместе работали, вместе корку хлеба ели… Парсонс, ну, конечно, Парсонс. Хороший был малый Парсонс!
Больше ничего он не сказал в этот день: сидел, держал на коленях кошку Мурку и щекотал ей шею под подбородком. А Мурка щурилась и урчала.
– Выздоровел наш старикан, – подмигнул мне Шурка.
Прошло еще два дня. Мы отправились с дедушкой Джо на почту. Он получил свою пенсию, потом с таинственным видом сказал нам:
– Ну, мальчики, вы будете меня ждать тут. Никуда не ходить! – И вошел в универмаг. Он вынес покупку, завернутую в бумагу, и, гордо задрав кверху свою бородку, отправился домой.
На дворе он остановился у ручейка, который бежал из-под снежной кучи, сорвал обертку с яркого красно-синего парохода и сказал, указывая пальцем на воду:
