Мерлин Лерой
Шесть дней на Хеленос
IV. Прекрасная Елена
Несолоно хлебавши переключаю тягу на ион, разворачиваюсь. Иви уже рассчитал гиперболический спуск к умершему городу. Снижаемся по намеченной траектории. Входим в плотные слои атмосферы, проходим коридором вдоль хребта Кирби – в долину по которой протекает река, дающая жизнь дикой фиолетовой растительности по её берегам.
Перехожу на кислотник. Медленно и скорбно летим над мёртвым городом. В лучах заходящего жёлтого карлика гармоничная, строгая геометрия застройки Хеленополиса выглядит чужеродной. Фиолетовые тени от строений гиблыми перстами показывают, откуда через двадцать шесть часов снова ждать светило. Улицы и площади кажутся живыми от колыхания багрового ковыля, затянувшего открытые участки плотным ковром. Чёрный плющ взбирается по стенам домов и колёсам брошенных повозок, от этого грани и линии становятся нечёткими, как будто размытыми, исчезающими в лиловой черноте. На крышах домов заметны первые робкие хвостики будущих деревьев и кустарников… Э, да я поэт!
Однако, если так пойдёт, лет через двадцать о существовании на этом месте колонии можно будет узнать только из отчётов. Справа на горизонте в горах отмаячивает монструозное сооружение – один из модулей системы терраформирования с внушительным ресурсом работы. Плюс-минус земные условия на планете будут поддерживаться ещё лет пятьсот, даже если здесь не останется ничего земного.
Слева, на северной окраине Хеленополиса высится гигантская чёрная пирамида – это Хранилище колониального резерва. На западе, в ста километрах от города – территория космопорта, как раз туда мы и летим. Модуль экспедиции развернут на самом краю космического взлётно-посадочного стола. Впереди ориентир – вышка мобильной связи. Пока держится, но тоже уже увита вездесущим ползучим растением. На Земле связь давно поддерживается со спутников, но в колониях можно встретить ещё и не такие анахронизмы.
А вот и выкрашенный светоотражающей белой краской корпус мобильной лаборатории в форме креста с красными N, S, E, W по сторонам света на крыше. В центре, на пересечении галерей – шпиль силовой установки, обеспечивающий защитный купол диаметром двести метров. Запускаю файл.
Конструктивные особенности АЛМ «Магеллан-4»
Модуль обособленный, химико-биологической или медицинской направленности. Типовой. Рассчитан на проживание и работу персонала до 10 человек. Лечение пострадавших до 60 человек. Оборудован отсеком для хранения и текущего обслуживания до 5 антропоморфных роботов.
Южное крыло (S) – жилые отсеки 10 комнат по 30 кв. м.
Северное крыло (N) – лабораторные помещения (или палаты для пациентов) 4х30 кв. м., кабинет руководителя 1х30 кв. м., операционная – 2х60 кв. м., ординаторская 1х30 кв. м.
Восточное крыло (E) – складские помещения 1х30 кв. м, 2х60 кв. м., холодильные камеры 1х30 кв. м. (t до -200 °C), 2х30 кв. м (t до -50 °C), 2х30 кв. м. (t до 0 °C).
Западное крыло (W) – кают-компания (конференц-зал, гостиная) 1х90 кв. м., кухня 1х30 кв. м., подсобное помещение 1х30 кв. м., отсек для антропоморфных роботов 1х30 кв. м., технические помещения (серверная, водоочистка, воздухоочистка, аккумуляторная или др. по необходимости) 4х30 кв. м.
Каждое крыло оборудовано автоматическим входным тамбуром тройной очистки (химическая, биологическая, радиационная). Любое из крыльев легко изолируется от остальных помещений.
Модуль комплектуется автономной силовой установкой (опционально). Мощность установки варьируется от планируемого потребления энергии. Внимание! Для подбора силовой установки необходимой мощности перейдите в калькулятор расчёта (ссылка на интерактивный файл).
Сажаю аппарат в километре от модуля, на самом краю взлётной полосы космопорта, которая еле различима в густом ковыле. Климат-контроль выравнивает температуру, давление. Можно выходить. Надеваем броню, костюмы биозащиты, проверяем герметичность. На пояс цепляем шары с паралитическим газом, пространственные зонды, пульты активного камуфляжа. Вооружаемся короткоствольными лучевиками для ближнего боя и лазерными пистолетами. Кажется, всё.
Выбираемся из корабля. Почти стемнело. В тишине стрекочет какой-то местный кузнечик. Короткими перебежками подбираемся к защитному куполу. На мгновение деактивирую силовое поле*. Входим, включаю защиту обратно.
У западного шлюза отмечаю припаркованный электропикап, таких на Земле уже не встретишь, но в колониях время как будто замерло. Чуть поодаль – шестиместный грузопассажирский куттер-челнок яхты «Lucky pike» с соответствующей надписью на борту. Обходим периметр модуля. Никого. Камеры под крышей, похоже, ослепли. Хотя, как знать. Подходим к восточному шлюзу. Со стороны складов меньше шансов на кого-то нарваться. Прикладываю к замку плечо с пассом под одеждой. Срабатывает. Через систему автоматических тамбуров проходим на станцию.
Никто не встречает нас цветами. Собственно, нас вообще никто не встречает. Чувствую себя как долбаный Крис из старого русского фильма «Солярис». Ощущение, что мы одни в этом белом безмолвии. Оглядываюсь. Прямо – сто метров плохо освещённой галереи. В центре ответвления на север и на юг. С северной стороны лабораторные помещения, с южной – жилые отсеки. На перекрестье галерей декоративным фонтаном торчит столб силовой установки. Достаю зонд, активирую, запускаю вперёд. Он катится бильярдным шаром, сканируя пространство в радиусе пятидесяти метров вокруг. Следуем за ним.
Слева запертый холодильник E-1. Справа приоткрытая дверь склада E-2. Жестом командую Иви идти первым, я прикрываю. Гагарин шагает в тёмную неизвестность, врубает тактический фонарь. Вижу очертания человеческой фигуры с неестественно склонённой вперёд головой. Женщина. Мёртвая? Остановившийся взгляд. Андроид. Модель недорогая, широко распространённая. Идентификационный чип должен быть в глазу. Каштановые волосы вместе с лоскутом скальпа отброшены с затылка на лицо. Черепная коробка сзади вскрыта. В начинке явно поковырялись.
Свет скользит по груди, выхватывает бейдж «Lucky pike. д-р Возник». Направляю луч опознавателя в правый глаз и запускаю архивный файл «Возник».
Объект идентифицирован как
Антропоморфный робот, модель i2–128506
производитель IBM Co;
установочные данные в чипе правого глазного яблока;
серийный номер 300-867-12;
уровень автономности – 7;
маска – женщина, белая, Лара Возник;
применение – врач общей практики;
владелец – лизинговая компания «Bennet&son»
Конец файла
Ого, так ты ещё и в аренде! Если не удастся починить, Базилю светит неустойка. Сверяю серийный номер робота с номером в досье. Всё сходится. Лара Возник.
– Иви, посмотри, чего не хватает, – даю задачу, а сам понимаю, что скорее всего, дамочка уже ничего нам не расскажет.
Гагарин роется в голове у красотки.
– Карты памяти нет. Кожа на груди вскрыта. Блок питания, накопитель тоже отсутствуют. Птичка сдохла, шеф.
Что же ты знала, милая, кроме пилюль и клистиров? Почему с тобой так обошлись?
– Шеф, у них тут склад ненужных вещей, – высказывает предположение мой Гагарин, оглядываясь вокруг.
Действительно, в углу сломанная клетка, разбитый монитор… У стены медицинские носилки на колёсной базе. Куча других непонятных вещей и предметов.
Возвращаемся в галерею. Вскрываю холодильник. Термометр показывает -170 °C. Камера глубокой заморозки. Я не поклонник крионики, но знаю, что это дело очень перспективно на Земле. По слухам, есть отчаянные ребята, которые лежат в криокамерах по двести лет ожидая, когда появятся технологии, способные вернуть им молодость и здоровье. Сумасшедшие, что с них взять.
Осматриваемся. Замороженных людей вроде нет. А вот крыс – в достатке. Разложены на стеллажах в какой-то определённой последовательности. Все пронумерованы. У всех вскрыты грудная клетка и черепа, обнажен мозг. Тут же на стеллажах в пронумерованных пакетах крысиные внутренние органы – печень, лёгкие, сердце. Боги! Замороженная шимпанзе! Над ней серьёзно поработали: мозг отсутствует, внутренности тоже. На руках вскрыта кожа, отделены мышечные фасции. Зрелище жутковатое, прямо скажем. Переглядываемся с Иви и не сговариваясь покидаем холодильник.
Пространственный зонд вернулся к нам бумерангом, показывает, что обнаружены пять тепловых пятен и три сигнатуры от андроидов. В основном все локализуются в северном крыле. Один теплокровный – в южном. Навестим его.
V. Леди Крепкий орешек
Движемся к боксу S-1. Входим, используя тот же пасс. Мягкий полумрак. Полное ощущение, что ворвались в комнату сестрёнки. Так и есть, в дрим-капсуле на спине лежит обнажённая блондинка. Спит в рассеянном свете омолаживающей хромотерапии. Длинноволновой «чёрный» ультрафиолет* рассыпает флуоресцирующую жемчужную пыль по бархатной коже. Включаю идентификацию.
Объект идентифицирован как
Лиона Кински
Аспирант Института космической паразитологии
человек; женщина, белая; 32 года, рост 170 см, вес 62 кг;
Особые приметы: родинка над верхней губой слева, гемангиома в форме бабочки на правой ягодице.
Место рождения – Земля, Стокгольм. Образование – Институт космической паразитологии, кафедра одноклеточных паразитов. Микробиолог. Не замужем. Увлечения – Юддха-йога.
Конец файла
Пора будить спящую красавицу. Отключаем активный камуфляж. Поднимаю выпавший из рук девушки пульт. Останавливаю программу. Крышка капсулы отползает в сторону. Красотка открывает глаза, невозмутимо смотрит на двух мужчин при полной экипировке. Встаёт. Как Афродита из пены выходит из капсулы, берёт с кресла халат и одевается. Хм, действительно, пятно на попе похоже на бабочку. Подходит к столику, закуривает вейп-сигарету. Садится в кресло. Несколько секунд изучающе нас разглядывает. Вот это выдержка! Мы с Иви стоим, как два болвана.
– Итак, господа, кто вы? Что вы делаете в моей комнате? Что за маскарад?
– Мисс Кински, я спецагент Семён Макарофф, это мой напарник Иви. Мы прибыли, чтобы разобраться с тем, что у вас произошло.
– А что у нас произошло?
– Леди, задавать вопросы – это моя профессия, – говорю с упором на местоимение.
– Хорошо, задавайте. Только позвольте посоветовать вам снять маскхалаты. Внутри модуля безопасно.
Отключаю подачу кислорода, снимаю капюшон, усаживаюсь в кресло напротив. Иви тоже обнажает голову и начинает невозмутимо обследовать каждый сантиметр комнаты, изучает корешки книг на интерактивной стеновой панели, заглядывает в душевую кабину. Вообще интересно, что девушка спроецировала на одну из стен старинный библиотечный стеллаж. Это о многом говорит.
На второй стене, разделяющей чужой мир и мир Лионы Кински с электронными сигаретами, капсулами для сна и книжками на стеллажах, красуется проекция выхода на террасу с живой картинкой ночного сада. Через какое-то время здесь будет рассвет, потом полдень. Несколько раз отмечал, что люди в дальних экспедициях запускают именно на эту стену именно эту программу. Не хватает земным земного…
– Кто сейчас находится в модуле? – Спрашиваю я, замечая для себя, что леди не очень нравится активность моего напарника, который сейчас остановился у портрета молодого улыбающегося мужчины в форме лейтенанта ВКС.
– Из людей? Я и профессор Эдвард Струве.
– А где третий?
– Вы имеете в виду Вилкула Стадлера? Это он вас позвал?
– Отвечайте на вопрос.
– Сэм, можно я буду так к вам обращаться? Дело в том, что Вилкул, как бы это сказать… немного сошёл с ума от непривычных обстоятельств, и покинул нас.
– В каком смысле покинул? Умер, что ли?
– Надеюсь, нет. Стадлер рассорился с профессором и ушёл в город.
– Вы шутите?! Там же бактерия.
– Вилкул привит вирионом Струве. Хотя… Вы правы, другие опасности не исключены.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
– Странный вопрос. Разговариваю с вами, – растягивая губы в снисходительной улыбке, шутит красавица.
Да что с тобой не так?! Ни тени волнения. Меняю тактику.
– Где профессор Струве?
– Сейчас узнаем.
Дамочка встаёт, берёт со столика коммуникатор, нажимает на кнопку. Из устройства раздаётся мужской голос: «Струве».
– Профессоре, у нас гости. Спецагенты АРНИД специально прилетели, чтобы поговорить с вами.
– Через полчаса в кают-компании.
Связь прерывается. Кински пожимает плечами, как бы показывая – вы все слышали сами.
– Хотите отдохнуть и переодеться? Я позову Таро, – Кински нажимает на кнопку коммуникатора, – он покажет вам свободную комнату. Вы пара?
– Иви – робот, – с раздражением отвечаю я.
– Надо же, почти неотличим от живого, – произносит Кински, подходит к Гагарину и бесцеремонно вглядывается ему в лицо.
Раздаётся стук в дверь и появляется андроид, производители которого явно хотели потрафить гендерквирам. Мешковатый лабораторный костюм с бейджем «Таро-1», короткая стрижка.
– Добрый день, мисс Кински. Добрый день, господа, – робот невозмутимо приветствует всех присутствующих.
– Таро, проводите гостей в свободный номер и покажите, где у нас кают-компания, а я, – она повернулась и окинула меня взглядом с ног до головы, – с вашего позволения, приведу себя в порядок и подойду чуть позже.
Как по мне, так она в полном порядке. Зато мы с Иви выглядим полными олухами. С лучевиками наперевес тащимся вслед за андроидом к номеру S-5.
– Кают-компания дальше, направо, по западному коридору, вход W-2. Зайти за вами через полчаса? – Гендерквир сама любезность.
– Нет, спасибо. Мы справимся. Кстати, Таро, в каком номере живут Струве и Стадлер?
– Профессор Струве остановился в боксе S-2, только он там редко бывает. А за Вилкулом Стадлером закреплено помещение S-7.
Соседи, значит. Это хорошо. А профессор напротив дамочки, угу. Таро стоит и ждёт от меня вопросов или распоряжений.
– Вы свободны, Таро, можете идти, – царственно произношу я.
Таро-1 удаляется по направлению к северному крылу «креста». Заходим в номер. Всё почти так же, как и у Кински, только вместо дрим-камеры обычная двуспальная кровать и интерактивные стены отключены.
– Иви, сценарий номер один, – командую я роботу.
Гагарин технично перестраивает свои наночастицы, являя миру дубликат Семёна Макарова. Пока он метаморфозится, снимаю экипировку, привожу себя в порядок и только после этого дотрагиваюсь до робота. Он корректирует внешность с учётом момента. В принципе, можно было бы и не прикасаться, у Иви в настройках хренова туча моих луков. Но, как знать, вдруг леди чересчур наблюдательна и сможет отличить сегодняшнего Семёна от Семёна недельной давности.
Полное ощущение, что стою перед зеркалом. Гляжу в тебя, как в зеркало, м-да… Хотя нет, конечно, лево-право, едва заметная асимметрия и разница в движениях выдают, что это не стекло. Придирчиво осматриваю двойника – хорош, чертяка!
Набрасываю вопросы, программирую время беседы, пути выхода из острых ситуаций, задаю контрольный сигнал завершения беседы – слово «ПАУЗА». Готово. Выглядываю в коридор. Никого. Короткими перебежками перемещаюсь ближе к перекрёстку галерей, вскрываю S-10. Обстановка типовая. Пусто и вид совсем нежилой. Осматриваюсь. Чувствуется, что за время экспедиции сюда никто не заходил. Здесь и планирую обосноваться. А Иви пока побудет мной в отведённом нам номере S-5.
VI. Лев из пробирки
Лиона была человеком, созданным по программе «Чистая линия». Суть проекта заключалась в коррекции ДНК зародыша с целью воспроизводства полноценного, по мысли организаторов, идеального потомства. Для начала пара, решившая завести ребёнка, проходила генный скрининг. Затем из огромного числа предоставленных половых клеток отбирались лучшие. Из лучших удалялись битые, испорченные и порочные звенья, на их место вводились новые, с желанными качествами. Слоган программы «Идеальная ДНК – безупречный ребёнок» знал каждый потенциальный родитель.
Сложить собственное дитя из имеющихся пазлов – увлекательное занятие! Хотите глаза как у мамы, а цвет волос как у папы, и никак не наоборот? Пожалуйста. Никаких сюрпризов. За отдельный прайс – признаки не свойственные ни одному из родителей. Франшиза «Чистой линии» быстро распространилась по всей планете. Вскоре появление голубоглазых светловолосых детей у пары негроидной или монголоидной расы перестало кого-либо удивлять.
С подачи лоббистов программу узаконили и поддержали правительственными грантами. Снижение количества новорожденных с патологиями позволяло существенно сократить затраты на государственную медицину и содержание домов-интернатов для больных и неполноценных. В закрытых планах правительства в обозримом будущем значился полный отказ от рождения детей, не подвергшихся пренатальной коррекции.
Однако услуга по генной сборке детей стоила недёшево. Тогда оборотистые ребята, стоя́щие у государственной кормушки, обратились к привычному опыту. До 50% стоимости оплачивал бюджет, вторую половину – негосударственный Фонд будущих поколений. Ежемесячный обязательный взнос обязали делать каждого гражданина, достигшего шестнадцати лет. Еще одной статьей доходов фонда стало кредитование будущих родителей. Тем, кто накопил недостаточно средств или по разным причинам не мог получить кредит, предлагалось поучаствовать в лотерее. В сети регулярно крутилось не менее пяти розыгрышей, косвенно промоутирующих услуги генных дизайнеров.
Одним из таких медиапроектов была игра для молодёжи «Милый, у нас будет ребёнок». Суть её сводилась к следующему. Парни и девчонки, сойдясь в студии, могли выбрать пару и посмотреть, кто получится в результате этой связи. Поначалу игра выстрелила, но за последние пятьдесят лет её популярность заметно снизилась. Не помогали ни назойливая реклама, ни постсобытийные сюжеты, рассказывающие о прекрасной судьбе детей, собранных из идеальных генов.
Кстати сказать, некоторая часть младенцев, созданных в прямом эфире, оставалась невостребованной. Молодые родители, засветившиеся в передаче, отнюдь не всегда горели желанием продолжать совместную жизнь и брать на себя ответственность за воспитание детей, рожденных в рамках проекта. Брошенные малыши пополняли контингент приютов, где получали начальное образование и по достижении шестнадцати лет массово отправлялись на фронтир цивилизации – осваивать новые экзопланеты. Этот гуманитарный проект, громко названный «Звёздные дети», собирал под своей крышей всех беспризорников земли. Империи необходим неиссякаемый поток переселенцев для многочисленных колоний.
При генной сборке случались и неудачи. Вместо полноценного ребёнка дизайнеры получали нечто человекообразное. Впрочем, и этот материал не пропадал. Кожа, стволовые клетки, радужка, печень, лёгкие, селезёнка – всё шло в ход и стоило недёшево. Разумеется, такого рода бизнес не афишировался. Но рядом с генными дизайнерами постоянно крутились шакалы чёрного рынка органов.
К моменту появления на свет малышки Кински проект создания нового человека пребывал в жесточайшем со времени открытия кризисе. Очередной замер общественного мнения показал, что методы «Чистой линии» по-прежнему вызывают отторжение у ортодоксальной части населения, а доля негативно настроенных к программе домохозяйств значительно выросла. Чтобы поднять пошатнувшийся рейтинг и изменить отношение людей к щепетильной теме, решили пойти испытанным путём – привлечь в проект кого-нибудь из селебритис.
С этим тоже возникла проблема. Требовался железный авторитет. Человек с безупречной репутацией, красивый, молодой, чья «чистая линия» отражалась бы на внешнем виде. Известные медийные персоны совсем не годились. Их порочные лица и аморальное поведение, как нарочно, демонстрировали все формы деградации. Тогда выбор пал на военных. Будущий отец Лионы – пилот ВКС Áдам Кински оказался просто находкой для медийщиков. Белозубый улыбчивый лейтенант, геройски проявивший себя в решающей битве при Астероиде, награждённый «Орденом отваги», не сходил с передовиц новостных лент.
Кастинг будущих матерей проходил в Стокгольмском офисе программы и транслировался в режиме стрима. Зрители, отправив небольшой донат, имели право проголосовать за понравившуюся претендентку. Участницы – девушки, имеющие в цепочке ДНК устойчивые звенья, характеризующие шведский тип: белокожие, натуральный блонд, серые глаза, несклонные к полноте. Такое пожелание выразил главный герой программы. Кастинг оформили в стиле старой доброй сказки «Синдерелла» – девушкам примеряли виртуальную туфельку.
И принцесса нашлась. Её звали Ингрид Ларссон. Зачатая и рождённая естественным путём, она выросла на севере скандинавского полуострова. Отца своего Ингрид не знала. Мать – провизор «народной аптеки» постоянно таскала Ингрид с собой на работу, девочку попросту не с кем было оставить. Чтобы ребёнок был спокоен и не докучал женщине во время сбора заказов, она частенько потчевала девочку снадобьями, разрекламированными как «старинные рецепты скандинавских вёльв и спакюн». В свободное время мать Ингрид искала и находила всевозможные кастинги, в которых требовались симпатичные дети. Наконец, им повезло. Семнадцатилетняя Ингрид ухватила удачу за хвост.
За месяц до события продюсеры запустили тотализатор – понравится ли девушка герою, девочка или мальчик получатся в результате связи, чьи гены возьмут верх… К тому моменту, когда Адам и Ингрид сошлись в студии, рейтинг шоу поднялся до небывалых высот. Когда зрителям предложили за донаты включать те или иные «именные» гены в цепочку ДНК будущего ребёнка, организаторы поняли, что теперь обеспечены на всю оставшуюся жизнь.
Шоу началось. На экране по крупицам собирался образ будущей мисс Лионы Кински. Девочка получалась похожей на ангела. Огромные серо-голубые глаза, светлые, с оттенком благородной платины волосы, нежные пухлые губы, светлая, точно жемчужная, кожа. Áдам светился улыбкой, Ингрид смущённо румянилась, эфир кипел, бонусы сыпались в карманы алчных продюсеров. Собранного из миллионов чужих генов ребёнка ожидали получить по ускоренной схеме – через три месяца.
Всё это время Áдам, согласно контракту, не выпускал Ингрид из дома. Чем занимались молодые за плотно задёрнутыми шторами нетрудно догадаться. Папарацци бесились, охрана не давала желающим пробиться на лужайку перед скромным коттеджем звёздного пилота. Лишь к концу третьего месяца Áдам и Ингрид начали появляться перед телекамерами. И папарацци заметили между ними лёгкий холодок.
Но это было только началом надвигающегося скандала. На финальном этапе созревания плода на правой ягодице ребёнка обнаружилось разрастание клеток сосудистой стенки, проще говоря, гемангиома необычной формы. Это пятно перечёркивало всё, что декларировала программа. Если даже в таком незаурядном случае не удалось избежать брака, то можно ли говорить о какой-то чистой линии вообще?
Пятно на попе, конечно, не «заячья губа», но всё равно следовало придумать, как утаить шило в мешке. Слава богу, лицо ребёнка чистое. Или нет? Нет! Маленькая симпатичная родинка над верхней губой поставила окончательную точку в проекте «Кински+Ларссен». Организаторы начали потихоньку сворачивать активность и сливаться. Ребёнка предъявили оставшимся фанам в подгузнике, предварительно замаскировав родинку над губой. Но на этом всё, сказка кончилась.
Áдам Кински получил назначение в Пятую звёздную флотилию на границу миров. Ингрид осталась на Земле. Чтобы избежать огласки, ребёнка у молодой мамы забрали, и под именем Лиона Кински отдали на воспитание в детский дом. Ингрид ещё навещала дочь какое-то время, но вскоре словила неконтролируемую дозу психостимулятора и отправилась вслед за шведскими вёльвами в Хельхейм. Лионе светила участь стать очередным «звёздным ребёнком» и пополнить ряды переселенцев.
Но не тут-то было! Девочка проявила такую волю и стремление к знаниям, что воспитателям не оставалось ничего другого, как рекомендовать медалистку для продолжения обучения. По правительственному гранту Лиона поступила в Институт космической паразитологии. Вскоре пришло известие, что отец Лионы пропал без вести. Во время патрулирования отказали рулевые функции, и неуправляемый штурмовик Áдама унесло в непросматриваемые космические дали.
Рано оставшись сиротой, Лиона понимала, что поддержки ждать неоткуда. Если ты сама о себе не позаботишься, никто не придёт на помощь. Маленькая кошечка с львиным характером – вот кем стала Лиона, чтобы зацепиться за успех. Она сама определила перспективную кафедру, выбрала профессора Струве в качестве научного руководителя и приложила максимум усилий, чтобы попасть по распределению в его лабораторию.
То, что сделал Струве со своей женой, Лиону не смущало. Главное – профессор теперь одинок, а значит, у неё появился шанс.
