МеРи Назари
Я – Земля
Шел и ругался. Обзывал себя нехорошими словами за необоснованный риск. Вырядился, вишь, в легкий скафандр, словно на прогулку какую. Одно оправдание: когда я рискую только собой, то не очень-то щепетилен.
На мне костюм средней степени защиты, предназначенный лишь для экстренного решения краткосрочных задач.
Слишком он легок. От не просчитано сильного сжатия мышцы, помноженного на шестикратно меньшее ускорение свободного падения, ты можешь отлететь в неизведанную даль. Это раз.
Рыхлый слой реголита хорошо камуфлирует серьезную опасность. Это два. Потеряешь равновесие – шлепнешься в это мягкое, с виду воздушное и взывающее к ласковому прикосновению, покрывало – считай, все пропало. Отсутствие эрозии делает пыль абразивом – орудием смерти.
Только в крайних случаях я позволял себе пренебречь правилами техники безопасности.
Просто это и есть тот самый крайний случай.
Скафандр с многоуровневой защитой на прогулку не потаскаешь, даже с учетом меньшего на Луне веса. Не прогулкой это автоматически станет, а работой по переносу тяжести своего обмундирования. Проблема средневекового рыцаря, с той разницей, что ординарца в штате нет.
Сделал я к маленькому холмику посредине поляны несколько не очень уверенных шагов – и провалился. Что, собственно, и требовалось доказать. Стекло шлема от напыления электростатическими частицами мгновенно утратило прозрачность, а я – способность ориентироваться.
Где я?
Но задаю вопрос – значит, буду жить. Разгерметизации нет.
Дна не достаю, вишу на лунаштоке, захваченном при выходе.
Хорошо, надежно вишу. Благо, на Луне тело легче, чем на Земле.
В наушниках – Андрюхин голос.
– Не дергайся, Кедр. Вытащу.
«Ординарец» мне выявился. Решил-таки проследить за мной друг-товарищ.
Через мгновение ощущаю себя в вертикальном положении. Андрюха протер стекло шлема. Смотрю, а в месте моего падения – «штольня» с осыпающимися краями…
…Много их здесь – коротких и длинных, узких и широких – щелей и тоннелей под разным наклоном, невидимых под метеоритной пылью. Земляне используют пористость луны на всю баранку – обитают в ее катакомбах, и полчищами гномов медленно, но верно, грызут лунное нутро.
…Мы постояли немного, переминаясь с ноги на ногу, как курильщики в курилке городского офиса. Искушать судьбу по новой больше не тянуло.
– Знаешь, – нарушил молчание Андрей. – Если б не затяжка в первом отсеке, то точно б не выдержал…Никогда не думал, что полнолуние на Земле – это цветочки по сравнению с этим полнозе…
Он замолчал, а я ждал, как он поименует то, название которому еще не придумали ни мы, ни ученые в своих кабинетах. Удаленных настолько, что им до фени наши чувства, ощущения и заботы.
Андрюша обошелся универсальным словесным набором…
Добро, планета может быть луной у собственного спутника. А каким тогда словом обозвать полнолуние?
И совсем, оказывается, не легче от того, что при этом голубая красавица, которой «из тысячи планет такой зеленой нет», полностью освещенная Солнцем, «висит» совсем не там, где ее видно – не над этой свалкой отработавшей свой век техники, а где-то под ногами – на той стороне Луны, которая видима с Земли. И что надо стать антиподом или прорыть ход через ядро, чтоб убедиться в этом.
Но не термины-перевертыши волновали, а психика, с которой творилось что-то непонятное. Такое, что… хотелось безотлагательно слинять отсюда и удрать на край света. Хотя куда уж дальше?..
– Как минимум полгода мы будем здесь, – сказал я Андрею без преамбул. – Сегодняшний монтаж радиотелескопа показал, что наше пребывание должно превысить допустимый предел по продолжительности пребывания человека на Луне как минимум в два раза. Ответственность за нарушение нормативов беру на себя. Важно, чтоб экипаж получил договорное вознаграждение.
Андрей отчего-то – не думаю, что от радости – двинулся по предполагаемой окружности дыры. Выгреб ногой слежавшийся слой реголита и пинком поверг внутрь. Даже сверхчувствительные усилители не уловили конечной вибрации. Рыхлая, обезвоженная порода падала беззвучно, как в бездонную пропасть.
Андрей сказал:
– Знаешь, почему я лишний раз не хочу на поверхность?
– Ну.
– В глухой тишине помирать стремно.
– Тебе подавай фанфары!
– За то спасибо скажу.
В результате телодвижений, дыра округлилась и стала похожей на огромный люк во дворе гигантской многоэтажки, забытый гигантскими сантехниками.
С трудом оторвав взгляд от черного провала, я посмотрел на серовато-коричневую даль моря. «Согласно научным данным, этой поверхности более четырех миллиардов лет, – подумалось мне. – Опупеть…» Я ощутил себя, свою жизнь, ничтожным атомом, непредставимо малой величины.
– Меня продирает этот пейзаж осатанелого демиурга. – сказал я. – Просто каждую жилку топорщит. Куда круче, чем курево.
– Намек понял… – ответил Андрюха мастерски перевел разговор на другую тему .– А знаешь, что я заметил на «Кагуе»?
Андрей на днях ездил к соседям-японцам, застолбившим месторождение оливия в двух сотнях километрах отсюда. От моего имени предлагал на тестирование программу по обогащению породы. Предложение приняли на «ура».
– Мне они понравились. Мобильно мыслят, – сказал Андрюха погодя минутку: – У них нет депресняка, даю голову на отсечение.
– Откуда знаешь? – Я посмотрел на него, хотя пластик шлема, в любом случае, не дал бы увидеть выражение лица. – И глюков нет?
