МемуаристЪ
Сталинский гвоздодёр
Расстрел Сталина под корнями деревьев
Читаю дело профессора Плетнёва, расстреляли дедушку. История крайне странная. Папка документов из архива выглядит крайне сомнительно. Даже вполне подлинная статья из «Правды» вызывает большие вопросы – все эти кусания пациенток за грудь и прочая чепуха. Гораздо интереснее другое!
Открытым процессом в Москве профессор Плетнёв был приговорён к длительному заключению. Отнюдь не за покушения на невинность больных девиц, за вполне вредительские действия по неправильному лечению ряда деятелей партии и культуры. Не к расстрелу, к заключению.
Собственно, до сорок первого года он это заключение и отбывал. И вдруг нам на голубом глазу сообщают, что при подходе фашистов к Орлу принимается очень странное решение.
Настоящих уголовников, как социально-близких советской власти (это надо же такое придумать), вывезли в тыл. А две сотни политических расстреляли тут же, чтобы не перебежали к немцам при оставлении города.
Тут-то я и начал чесать в макушке. Позвольте, что за бред? Ситуация оказалась ещё более стыдной, чем глянулось на первый взгляд.
Оказывается, это крайне популярная у либералов история. Даже название придумали «Орловский расстрел». Он же «Медведевский расстрел», привет Дмитрию Анатольевичу. Построены памятники в 1991 году, каждый год ездят каяться в лес и головами стучать.
Даже судебное решение новых времён забацали. С попыткой осудить злодейских большевиков за эдакое людоедство. Правда, осудить не получилось, даже демократический суд оснований валить на армвоенюриста Ульриха посмертную хулу как-то не обнаружил.
Стал копать документы, братцы, да не было никакого расстрела! Липа это всё стопроцентная. Дистиллированная и на бреднях Солженицына настоянная. Не верите? Так я Вам расскажу официальную версию, только не смейтесь!
Итак, якобы, 11 сентября 1941 года руководство тюрьмы собрало 157 политических зэков и отвезло в лес. Люди сплошь приличные, профессора медицины, да математики и старые революционеры. Осуждены, естественно, совершенно невиновно.
С невиновностью, правда, некоторая проблема. В 1990 году кинулись на всякий случай списком, не разбираясь, всех реабилитировать. И оказалось, что 108 из них даже в Хрущёвские годы тотальной реабилитации ничуть не были оправданы!
Говорит это ровно об одном. До 1990 года никто ещё слыхом ни про какой «Орловский расстрел» и его жертв не слыхивал.
Едем дальше – как руководство тюрьмы могло этих людей расстрелять? В делах приговоры к длительному заключению. Ни по кому судом решения о высшей мере не вынесено. Директор тюрьмы за такие делишки рядом к стенке станет тут же.
Именно поэтому изобретается некий «расстрельный список НКВД». То, что таких документов история не знает вообще, не беда. Это из того же разряда, что мифические «тройки НКВД», которые ни в одном заслуживающем исторического доверия законе не прописаны.
Зато состряпали письмишко Берии Сталину. Нарком пишет Сталину, что в Орловской тюрьме политические развернули пропаганду, готовят побеги. Потому НКВД считает нужным их всех расстрелять.
Звучит смешно, потому как НКВД ничего считать не может. Тем более, определять меру наказания. Для этого есть гражданские суды, военные трибуналы, государственное обвинение, наконец. А тут выходит, милиционеры уже приговор вынесли.
Сама бумажка тоже оформлена крайне небрежно. Зато с красивым красным штампом «Совершенно секретно». Бланк без адреса, номера экземпляра секретного документа нет. Сталин указан без должности. Номер регистрации без двойных нулей. Любой историк от такого документа из секретной части, мягко говоря, поморщится.
Ну да пёс с ним, никакой юридической силы такая записка не имела. Будь она хоть трижды секретная.
На это комиссия Саши Яковлева вытащила целое постановление ГКО за подписью Сталина. Ещё более смешной документ для любого, мало-мальски сталкивавшегося с нормативными документами.
Ещё смешнее, гуляет аж две фотокопии этого постановления. Подписи Сталина, естественно, ни на одном из них нет. Зато на одном бабахнута какая-то странная печать.
Что характерно, на одной фотокопии указано «секретно», а на второй «совершенно секретно». Явно одна из бумажек липовая.
Я уж молчу, что ГКО не имел полномочий кого-то там судить и расстреливать. Тем более, как исполнять секретный приговор? Это же бред.
Эй, расстрельная команда, идите сюда! Стрельните-ка по-быстрому 170 человек. Приговор есть, не сомневайтесь. Но мы его Вам не покажем, секретный он. Может быть даже, совершенно секретный.
Еще любопытнее, что в этом постановлении ГКО написано. Сталин, якобы, пишет – применить высшую меру, расстрел ко всем. Разумеется, перечня с фамилиями к документу не прилагается.
Сразу вспомнилась бумажка из романа про мушкетёров, выданная кардиналом Миледи:
«Всё, что сделал податель сего, сделано по моему приказу и на благо государства».
С этим постановлением ГКО, если бы оно было настоящим, можно было любых 170 человек хватать. И к расстрельной стенке. А что, товарищ Сталин лично разрешил.
Тем поразительнее, что в этом же самом постановлении следующим пунктом идёт полное безумие. Нет, я решительно не в силах обуздать это слабеньким умишком. Послушайте:
«Рассмотрение материалов поручить Военной коллегии Верховного суда СССР».
Военная коллегия, как раз, могла и судить и приговоры выносить. Это Верховный суд и есть. Товарищ Ульрих сотоварищи вполне мог бы и рассмотреть и решение вынести.
Правда, было их по закону: председатель с замом и четверо судей. Потому 170 следственных дел они бы рассматривали до победного сорок пятого.
Восторг не в этом. Если в первом пункте постановления ГКО Сталин уже вынес решение о высшей мере… То что должна рассмотреть Военная коллегия?! Решение-то уже принято Сталиным!
Как у них на одной странице фальшивка сама с собой поругалась? Чистая же шизофрения.
Это ещё что, рассказы «очевидцев» о расстреле ещё интереснее. Во-первых, никаких очевидцев так и не нашли. А рассказы есть, как без них.
Племянница Раковского в 1989 году вспоминала, что всех уголовников вывезли в тыл. Как мы и говорили, а политических поставили к стенке. Откуда она это узнала? Сотрудницей тюрьмы она не была, при событиях и близко не присутствовала. Но из Москвы виднее, что там в Орле творилось. Загадка.
Приговор, оказывается, Военная коллегия, всё-таки вынесла. Правда, осмелилась поправить Сталина и девять человек куда-то потеряли. В приговоре всего 161 осуждённый.
Вот, как сообщают об этом, переписывая из одной книжки в другую:
«8 сентября 1941 года, как и предполагалось, Военная коллегия в составе Ульриха, Кандыбина и Буканова без возбуждения уголовного дела и проведения каких-либо разбирательств вынесла расстрельный приговор в отношении 161 заключённого по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР».
Как мог Верховный суд выносить приговор при отсутствии как факта уголовных дел – новое слово в юриспруденции. Так можно было? Хватай любого на улице и сразу секретный штамп на лоб – высшая мера, везите в Орёл.
И вот одиннадцатого сентября (какая знакомая дата) 157 политических привезли в лес. Не переживайте, ещё четверых куда-то потеряли уже после приговора Военной коллегии. Напомню, Сталин-то поручил 170 расстрелять. Куда у них по пути люди пропадают?
Дальше нам сообщают, что ради такого дела прислали особую расстрельную команду прямо из Москвы. Разгадка опять простая – никаких свидетельств, что кто-то из сотрудников тюрьмы участвовал в расстреле не найдено. Поэтому появляются секретные безымянные супермены. После расстрела так же бесследно растаявшие в сумерках.
Дальше какая-то лютая литературщина:
«Перед выездом на место казни каждый осуждённый препровождался в особое помещение, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вставляли ему в рот матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы исключить возможность вытолкнуть кляп, а затем зачитывали расстрельный приговор».
Кстати, как они его зачитывали? Постановление ГКО было секретным. Приговор Военной коллегии тоже, по логике, должны были засекретить?
Понятное дело, байка про секретность возникла по очень простой причине. Если бы это были настоящие приговоры, они были бы опубликованы, попали бы в сборники законодательства и так далее.
Но до конца восьмидесятых никто этих постановлений и приговоров не видел. Значит что? Объявим, что всё было засекречено. Очень удобно!
Дальше чудесная история, что полторы сотни зэков отвезли в лес на особой крытой машине с бронированными от пуль бортами. Лично мне в истории советской техники такие машины неизвестны. Это какой-то бронированный автобус должен быть.
Когда о расстреле спросили тогдашнего начальника Орловской тюрьмы Яковлева, он ответил, что ни он, ни кто другой из сотрудников участия в мероприятии не принимал. То же самое сообщили про главного областного чекиста Фирсанова – не был, не видел, не участвовал.
Я же говорю, ни одного свидетеля нет. Зато этому самому Фирсанову приписывают такой рассказ. Наберите, что называется, воздуха в лёгкие:
«По свидетельству Фирсанова, деревья, находившиеся в лесу на месте захоронения трупов приговорённых, предварительно выкапывались вместе с корнями, а после погребения расстрелянных вновь сажались на свои места».
Представили? К городу рвутся фашисты, город под непрерывными бомбёжками и обстрелами. Уже понятно, что Орёл придётся оставить. Бои на окраинах.
В это время, приехавшие из Москвы особо лютые чекисты с корнями выкапывают вековые дубы. Чтобы спрятать под ними невинных жертв Сталинских репрессий.
А теперь представьте сколько леса нужно так пересадить на полторы сотни осуждённых? Опять же, либералы не виноваты. Никак иначе объяснить почему нет никаких следов захоронения невозможно. Под корнями всё, ага.
Не могу удержаться. Ещё более восхитительный перл. Просто чудесный:
«Вплоть до 3 октября 1941 года – дня, когда Орёл был захвачен немцами, – сотрудники УНКВД по Орловской области неоднократно отправлялись на место расстрела под видом грибников для проверки состояния места захоронения».
Буря эмоций! Представили секретные патрули чекистов-грибников? С маузером в грибной корзинке? Они там что проверяли? Не восстал ли кто-то из-под корней? Ну правда, с какой целью сотрудников гоняли в лес?
А теперь главный позор нашей истории. В 1989 году Прокуратура СССР возбуждает уголовное дело. По факту расстрела в Медведевском лесу.
Незаконно, само собой, возбуждает. Потому как никакого факта не установлено. Нет ни тел, ни свидетелей, ни документов. Только дубы с вековыми корнями мрачно взирают на прокуроров.
Советские юристы – совсем не дураки. Дело начинают натурально пиночить по ведомствам. Прокуратура передаёт дело на рассмотрение Верховному суду. Тот пленумом перекидывает в ведомство лично Генерального прокурора.
Генеральный прокурор заниматься чепухой тоже активно не хочет. Дело расписывают в Главную военную прокуратуру. Любому юристу очевидно, что им подсовывают явную антисоветскую липу.
В итоге, военный прокурор подполковник Зыбцев по-тихому идиотское уголовное дело закрыл. За отсутствием состава преступления. Неудобно получилось, да?
Ещё более неудобно следующее сообщение:
«Следствие 1990 года не смогло установить точное место казни и захоронения расстрелянных».
Зато в том же самом году на государственные деньги построен мемориальный монолит. Стали регулярно проводиться траурные митинги. В прессу выплеснулся натуральный вал «исторических» публикаций про злодейского Сталина, пострелявшего в Орле политических.
Красиво, да? Откровенно фальшивые документы. Нет ни места, ни могил. Нет показаний ни одного свидетеля. Откуда мы вообще знаем про «Орловский расстрел»?! Из статей в газетах времён разгула демократии?
Вот так и рождаются мифы о Сталинских репрессиях. Право слово, уж лучше читать про профессора Плетнёва. Как он кусал пациенток за грудь. Одного ранжира истории.
Лютое антисоветское кино автора Белорусского вокзала
Чудовищные антисоветские помои от тестя Чубайса на деньги Абрамовича. Вышло новое кино про Сталинскую эпоху, либералы заливаются визгом о гениальности картины. От Антона Долина до Дмитрия Быкова (кажется, оба иностранные агенты) восторгам нет предела. Наконец-то нам показали «правду» о русском быдле, у русских это в крови. Нет, серьёзно, это прямо в кино так сообщают!
В кои-то веки думал посмотрю хорошее кино про советскую власть. Режиссёр давно знакомый, «Белорусский вокзал» – один из любимых фильмов. Как пронзительно пела там бабушка Вани Урганта (кажется, тоже признанного вражеским агентом):
«И, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех – мы за ценой не постоим».
Опять же, реклама лезла из каждого утюга. Режиссёр, правда, отчего-то не отдал фильм в кино-театры. Посмотрев, я даже понял почему.
Зато фильм вышел сразу на нескольких площадках в интернете. Даже наш кинопоиск фильм рекламировал – оценка восемь баллов из десяти. Небывало высокая оценка для кино!
Ну что сказать – плююсь до сих пор. Давайте, спасу Вам два с половиной часа жизни. Не говоря уже о трёх вагонах нервов.
Я уж думал, государство после известных событий малость окстилось. По крайней мере, теряя тапки, побежали на историческую Родину очень многие либеральные пропагандисты. Ничего подобного.
Если сегодня, в 2023 году, выходит такое, это, братцы, финиш. Такую антисталинскую дрянь даже в девяностые не снимали!
Новая картина Смирнова называется «За нас с Вами». По инерции так и тянет добавить «и за пёс с ними». Надо было добавить и не смотреть, но чего уж теперь.
Нам показывают конец 1952 года. Московская коммуналка – что-то вроде большой тюремной камеры. Нет, серьёзно, это нарочно так снято. Не квартира – камера.
С первых кадров нам показывают жуткую нищету, разруху и главное, русских обитателей этой коммуналки. К артистам вопросов нет – сыграно гениально, до полной мерзости.
Нам показывают жирных, оплывших, крайне уродливых мужиков и бабок. Отвратительных в каждом движении. Эти москвичи нарочито говорят на жутком безграмотном деревенском суржике даже не знаю каких мест «каво-чаво».
Все жутко косноязычны, убоги. Представляете картины из рубрики «творчество душевнобольных»? Это ровно оно, бессмысленные глаза, перекошенные рожи, страшнее животных. Гениально сыграно, без дураков.
Поймал себя на мысли – где же я это видел? Эти жутко-серые цвета, грязь, натуральные морлоки и беспробудное пьянство. В чистом виде нашумевшая американская агитка про Чернобыль. Как будто те же люди снимали.
Ярким контрастом в той же коммуналке живут люди приличные. Ключевое отличие, с точки зрения режиссёра, в том, что они, простите, евреи. Да, это вполне нацистское кино, кто не понял.
Только у фашистов в разряд людей не попадали славяне. А у режиссера Смирнова по разряду унтерменшей проходят… Ой, внезапно, тоже русские. Как оно так совпало? Он нам дальше сам об этом расскажет!
Кстати, русские через слово кличут соседей неприличным гоголевским словом. Ну подлость же, ну не было в СССР ненависти к другим национальностям. Ну не было, Вы чего?
Евреи в коммуналке отличаются разительно. Вот умница профессор в исполнении Андрея Смолякова. Интеллигентная речь, умные глаза, красивые фразы.
Как ярко он противопоставлен русскому соседу, когда пытается объяснить на кухне свою новую статью. Русский гогочет – философия это откуда клопы берутся. Профессор обречённо машет рукой, этому бесполезно объяснять.
Вот умный и добрый доктор в исполнении Ярмольника. Настоящий фронтовик, прошёл всю Великую Отечественную. Что раз пять за фильм в истерике подчёркивает. Под крики, что русские соседи сплошь «тыловые крысы».
Вся история крутится вокруг дочки профессора. Утончённая, стройная, интеллигентная девушка из издательства. Какой поразительный контраст с убогими злобными бабами на кухне!
Сумрак вокруг беспросветный. Живут, натурально, в каких-то руинах. Братцы, да они чего?
1952 год на дворе. Москва никогда не была так хороша, как тогда. Страна рекордными темпами отстраивалась после Победы.
Самые дорогие сегодня дома столицы – Сталинские. Это сегодня они ободранные и с текущими трубами. Тогда эти дома светились свежей штукатуркой. Они же только построены.
1952 год – радостная эпоха мирного строительства. Наконец-то люди начинают жить по-человечески. Выбрались из подвалов, отстроили жильё, наладилось дело с едой и товарами.
Нам же показывают лютую безнадёгу девяностых. Не хватает только братка с золотой цепью и пистолетом.
Фильм бодро шпарит по старой геббельсовской методичке. Вот несимпатичная баба из колхоза спекулирует молоком. Носит по квартирам и очень боится, что её заберут милиционеры.
Живёт она на окраине Москвы, но опять же говорит настолько безграмотно, что трудно понять. Попутно сообщает, что паспортов им не дают. Потому как рабы, как в лагере.
Да и колхоз скоро снесут. Будут какой-то чортов стадион ставить. Помрём с голоду. Довела советская власть.
Это крайне нудное и мерзкое кино идёт два с половиной часа. Но уже на пятнадцатой минуте звучит вопль:
«Да будь они прокляты!»
Чуть позже нам покажут её мужа. Разумеется, полного дегенера… простите, декадента. Деревенского алкоголика.
Его, видите ли, выгнали из колхоза. Только за то, что кто-то написал донос. Что был этот мужик в плену у немцев. Теперь дом отбирают и высылают за сто первый километр.
Черта оседлости, кто не понял. Только теперь не для евреев, а для русских. Как очаровательно артист играет пьяного дегенера… простите снова, декадента.
Глушит гранёными мухинскими стаканами водку, прям под обрез. Полирует портвейном. А после отвратительно хлюпает свисающей с ложки капустой. Браво артисту!
Портвейном заправляется даже старенькая бабушка. Только что вернувшаяся из церкви. А что делать, жизнь такая.
В кино даже пионеры показаны как малолетние уголовники. Школьник завтракает за столом. И орёт на родителей «дайте пожрать». Да нормально, там все так общаются, ещё и через мать-перемать.
Представили жизнь, в которую нас окунул режиссёр? Это только полотно, основа. Пришло время класть на него краску из известной субстанции.
Начинается очередная волна жутких «Сталинских репрессий». Дочка профессора готовит к изданию книгу какого-то Вайнштейна.
Разумеется, его тут же арестовали чекисты. Ни за что, исключительно по национальному признаку. Человек-то сугубо приличный, настоящий фронтовик, Будапешт брал. Не освобождал, брал.
Профессорскую дочку Питкевич сразу же выгоняют с работы. И грозятся разоблачить её как пособницу врага народа. Почему не донесла сама?!
И снова контраст. Нам показывают домоуправление, где жильцы требуют выселить продажную девку. Устроила чуть ли не притон в квартире.
Но домоуправ разводит руками – что же мы с ней можем сделать:
«У нее брат старший лейтенант милиции. Она никого не боится».
Это не просто так, а глубокий художественный замысел. Вот дочка еврейского профессора, они никто, можно ноги вытирать. А вот сестра милиционера – никого не боится. Она – власть, хоть и торгует собой.
Тут выезжают чёрные воронки. Хватают профессора-философа. Всё ждал когда же Смоляков выхватит свой казачий топор. И начнётся хоть что-то интересное. Не дождался.
Хватают доброго еврейского доктора Ярмольника. Он успеет посветить голым торсом и красиво прорисованными шрамами от фронтовых ран.
А заодно сообщит, что Сталин уничтожает лучших врачей, гениев, корифеев. Знаете почему? Ну конечно:
«Хватают всех, на десять евреев один русский».
Да-да, нам не дают забыть, что кино нацистское.
Профессорская дочка бежит в «Матросскую тишину», но её не пускают. Кстати, ей даже приговор отца никто не скажет официально. Забрали и с концами, в Сибирь.
Тут её прямо на улице приглядел молодой чекист из МГБ. И немедленно взял в оборот.
Кино-то, оказывается, про любовь. Ну как про любовь, показан откровенный подлец. Который пытается выменять информацию об арестованном отце девушки на постель. Прямым текстом.
Разумеется, чекист, хоть и молод, но уже пьяница. На свидания к профессорской дочке трезвым не ходит. Пытается взять силой.
Режиссёр умело подводит нас к кульминации картины. К тому, ради чего эти помои и снимались. Радостный день для Смирнова, наконец-то умер Сталин.
Кстати, режиссёр – ровесник Великой Отечественной. Мрачным мартом 1953-го мальчишке двенадцать лет. Вполне может помнить как это было на самом деле.
Насколько всенародное горе охватило страну. Как сотни тысяч людей, рыдая, шли проститься с вождём.
Но в кино ровно наоборот. Профессорская дочка недоумевает. Зачем все эти люди идут к телу Сталина? Разве он им родственник?
Ну не знаю, мы там не жили. Многие люди той эпохи вполне серьёзно Сталина отцом называли. Без иронии и без трибунного пафоса. Отцом народов. Но молодой чекист объясняет:
«Не скажи, не родственник, хозяин. Они привыкли хозяев не столько уважать, сколько бояться. Это у них в крови».
Где же я это слышал? Кажется, одна недавняя кандидатка в президенты, всё той же национальности, почти дословно сообщала такое же. Мол, генетические рабы эти русские. Что с них взять.
Может я чего не так в этом кино понял? Нет-нет, режиссёр ошибиться не даст. В ночной перепалке профессора с рабочим услышим даже более точно.
Профессор издевается. Мол, мы-то, интеллигенция, стали ничем при Сталине. А Вы – гегемоны, хозяева жизни. Только рабочий в потерянной злобе машет рукой:
«Рабочие – чем мы от рабов отличаемся?»
Совхоз – та же древнеримская латифундия. С тысячами бесправных рабов под плёткой надсмотрщика. Весь СССР это такая рабская вотчина и есть. Посыл режиссёра вбивается прямо в темечко, не перепутать.
Но кино-то про любовь, не забыли? На очередной встрече чекист тянет девушку на казённую квартиру. Видимо, где вербуют осведомителей.
Встречает на квартире верная уборщица из МГБ. Сыграно опять гениально, натуральная надзирательница Эльза из концлагеря. Даже в эпизодах высокое мастерство художника.
Чекист сообщает, что папеньку осудили без суда. Особым совещанием. И уже сослали в Сибирские снега на десять лет.
«Статья самая страшная – пятьдесят восемь – десять».
Я-то думал, в 58-й самые страшные составы – когда люди гидростанции взрывали. Когда поезда по откос пускали. Когда тысячи пудов нефти сливали в Волгу. Когда травили тысячами красноармейцев.
Оказалось нет! Оказалось, самый страшный – десятый пункт. Про антисоветскую агитацию. Ну-ну.
Чекист вручает девушке приговор отца, по секрету и поит девушку казённым портвейном. Закусывать портвейн солёными огурцами, это тоже новое открытие режиссёра. Они там на киностудии, что, не пьянствовали никогда что ли?
Дальше любовь обостряется. Чекист сообщает, что в МГБ ему «пришлось» идти. Потому, что работать не хотел. Не на Кировский же завод идти после армии!
Напомнило старый антисоветский анекдот. Что хоть милиционером, хоть пожарным, всё равно работать не буду.
Всю семью Сталин уморил голодом. Включая тётушек и дальних родственников. Деда раскулачили ещё раньше…
Подождите, в Вашей реальности за попадание в плен десяток лет назад мужика с капустой на губе из Москвы высылают. А внучок кулака в МГБ служит? Это как?
Девушка поражена в самую душу. Как же ты выжил? – с придыханием спрашивает она.
Оказалось, отец последнего кабанчика отдал на взятку. Чтобы выправить фальшивый паспорт парню. И сказал – уматывай в Питер.
Да, именно в Питер. Так прямо в кино и сказали. Все же знают, что после Победы никакого Ленинграда не было.
Подождите, утру набежавшую слезу по судьбе кулацкого внучка. Так он у Вас в МГБ ещё и по фальшивому паспорту служит? Это уровень, подлинная документальная правда! Как у Солженицына!
Для закрепления образа полного гондо… Ну скажем, гондольера, картина-то явно на Венецианский фестиваль за наградами готовится. Так вот, для закрепления чекист сообщает, что у него жена и дочка есть.
После чего употребил профессорскую дочку прямо на приговоре её репрессированного папеньки. Дочка была активно за. Как у Михалкова в помойном кино просить «показать сиськи» не пришлось.
Ну и самая главная фраза, венчающая этот праздник антисоветчины и русофобии. Раскрасневшаяся героиня жарко выдыхает в камеру:
«Выжить в этой жуткой стране можно только любовью».
Вот смотрю и не вижу милого девичьего личика. Ничего поделать не могу. Вижу злобную харю тестя Чубайса, который эти слова выхаркивает мне прямо в душу:
«В этой! Жуткой! Стране!»
Может со мной что не так? Вы же «Белорусский вокзал» снимали, гражданин Смирнов. Здесь птицы не поют, как же так?
Вот Вам и ответ отчего картину не стали ставить в кинотеатры. Сборы создателям не нужны, да и не соберёт эта дрянь ничего в прокате. Опозорятся только.
Это не искусство, а вражеская пропаганда. Оплачена из фонда бывшего начальника Чукотки (кстати, отличный был фильм) Абрамовича сполна.
И если мы это нацистское кинишко скушаем – может того, прав режиссёр-то? Может рабы и есть? В крови это у нас, утираться?
А так, кино прекрасное. Я бы ему не восемь баллов поставил, а сразу пятьдесят восемь. Сталинского кодекса. По части десятой – измена Родине, антисоветская пропаганда. «Самая страшная статья», убедили.