Мелисса Перрон
Прекрасная, как река
Оставив велосипед в сарае, я побежала обратно – придержать дверь парамедикам. Поприветствовала пациента, которого несли на носилках, и подошла к ресепшену расспросить Коринну о новоприбывшем. Достала из сумки блокнот, в котором обычно записываю имя, возраст, дату, номер комнаты и даже погоду за окном, когда к нам поступает кто-то новый. Погода – бесполезный факт, но мне кажется, что она каким-то образом помогает запечатлеть пребывание пациентов у нас. После того как они уходят, я записываю, сколько дней они с нами пробыли. Перечитывая запись, я улыбнулась. Подумала, что этот человек удачлив в своем невезении: у него на счету много четверок.
Как обычно по утрам я начала обход хосписа. Когда шла мимо комнаты номер восемь, мне показалось, что мама все еще там – сидит на кровати и смотрит в окно. Мне редко приходилось видеть конец жизни, наполненный таким разочарованием. Я развернулась, чтобы пойти к Лие, но она уже сама шла навстречу, по пути грозя мне пальцем.
– Тебе было велено идти в отпуск!
Я попыталась сдержаться, но не смогла и, всхлипывая, рассказала ей о нас с Фредом.
– У него есть другая.
– Так. Ну-ка идем.
Дверь ее кабинета обычно распахнута настежь, но на этот раз она ее аккуратно прикрыла.
– Со мной было то же самое.
Я расстроенно хлопнула себя по ноге и проговорила сквозь слезы:
– Черт! Что с этими парнями не так?! Почему не расстаться с одной девушкой, прежде чем искать другую?
Лия улыбнулась той своей улыбкой, которая у нее появляется, когда ей бывает неловко войти в комнату к пациенту. Непонятно, почему она решила продемонстрировать ее здесь и сейчас.
– В моем случае я сама изменила бойфренду. С женщиной.
Я уставилась на нее, гадая, шутка ли это, но нет, она говорила серьезно. Утерев слезы, я сделала вид, что обращаюсь к толпе с микрофоном в руке.
– Прошу прощения у всех мужчин. Женщины тоже могут быть…
Она со смехом закатила глаза и закончила мою фразу:
– Изменницами?
Взглядом я показала, что это слово подходит. Она подошла ко мне с грустной улыбкой.
– Я просто хотела сказать, что сейчас ему все кажется новым и прекрасным. Но пара задранных ног редко способна перевесить любовь.
Не удержавшись, я добавила:
– Если только ноги не слишком тяжелые…
Фраза вышла такой дурацкой, что мы даже чуть-чуть посмеялись.
– Думаю, любовь уже кончилась. Даже не знаю, почему плачу, Лия. Мне вроде бы и не грустно. Наверно, злюсь. Или разочарована? Это что, реакция моего эго? Видишь, я даже не в состоянии понять, что со мной происходит, мне просто хочется кричать!
– Если нужен отпуск, ты знаешь, что у тебя полно отгулов? А я всегда буду рядом.
– Как думаешь, можно ли мне остаться на ночь в кабинете? Я дала ему время до завтрашнего вечера, чтобы убрался с вещами.
– И речи быть не может, чтобы ты ночевала в кабинете, поедешь к нам.
Поблагодарив ее за приглашение, я на несколько часов отправилась помогать на кухню. Подойдя к кастрюлям, подумала: хорошо, что Фред уже несколько лет как не работает поваром в Доме «Тропинка». Теперь он ведет курс для будущих поваров в школе гостиничного бизнеса в соседнем городе.
После работы я пошла ночевать к Лие. Весь ужин мы спорили, кому спать на диване. Мне пришлось пригрозить ей, что вернусь на маяк, если она не пойдет в свою комнату. Когда мы мыли посуду, я получила сообщение от Этьена.
Я думала с полчаса, прежде чем ответить.
Я взглянула на Лию.
– Можно я возьму завтра выходной?
– Какая зануда… Я же сказала, у тебя полно отгулов.
Когда я нервничаю, то выкручиваю себе пальцы, играю кольцами, кусаю нижнюю губу, тереблю белье. Всем этим я по большей части и занималась ночью вместо того, чтобы спать. Несколько часов напролет я думала о предстоящем путешествии с Этьеном. Меня напрягала мысль, что придется так далеко ехать вместе, хоть он мне и не чужой человек. О чем разговаривают, когда говорить вообще не хочется?
Еще я думала о том, что мне придется провести три ночи не в своей кровати. За последние пятнадцать лет я ни разу не уезжала из дома так надолго. На всякий случай проверила погоду на выходные в Сент-Огюсте. Сама не знаю зачем – все равно наберу одежды на все случаи жизни. Для меня всегда было загадкой, как одеваться по погоде.
Следующим утром, рассыпавшись в благодарностях перед Лией за гостеприимство, я вернулась домой. Сразу бросилось в глаза то, как изменилась обстановка. Фридрих оставил свой ключ на кухонном столе. Я поискала записку, хотя бы пару слов, но ничего не нашла.
Я обошла дом. Он забрал только свои вещи и набор кухонной утвари. Я набила сумку так, будто собиралась в экспедицию на полгода, и села ждать Этьена на улице.
Прикрыв на несколько секунд глаза, я подставила лицо солнцу. У меня было двадцать пять минут, чтобы представить себе выходные. Раздалось шуршание шин по гравию, и я подскочила. Увидев, что на пассажирском кресле сидит Жюли, новая подружка Этьена, я улыбнулась: хорошо, что она поедет с нами. Паркуя машину, Этьен дважды посигналил, зная, как я ненавижу этот звук. Я смотрела на его смеющееся лицо за стеклом.
Уложив вещи в багажник, я забралась на заднее сиденье.
– А Фред? Он что, не смог поехать?
У меня было два варианта:
● соврать,
● сказать правду.
Я редко выбираю первый вариант.
– Он меня бросил.
Не дожидаясь его реакции, я надела наушники. По пути Этьен то и дело посматривал на меня в зеркало заднего вида. Я понимала, что ему не терпится узнать подробности, но не хотела ничего рассказывать. По крайней мере сейчас. Прислонившись головой к окну, я смотрела на мелькающий пейзаж.
Впервые за долгое время мне было нечем заняться, кроме как размышлять о годах, проведенных с Фредом. Я работала над этими отношениями так же долго и кропотливо, как повар готовит свиную лопатку. Сначала обожгла на сильном огне, затем долго переворачивала и прожаривала. После этого оставила тушиться, пока не испарится весь сок. Не знаю, сколько лет мы провели в таком вот режиме слабого огня. Но как раз это меня и устраивало: взрослые, удобные отношения, прочная основа. Он же променял наш толстостенный казан на новую сковородку. Повариха из меня так себе: иная свинья заслуживает больше внимания.
Мы остановились поужинать у дороги, в закусочной À nulle part[5]. Это название вызвало у меня первую улыбку за день. Выглядела она так, будто микроавтобус переделали в ресторанчик и установили посреди поля. Поле было повсюду – спереди, сзади, и с других сторон тоже было поле. Место оказалось весьма популярным, все столики для пикника были заняты.
Пока мы стояли в очереди, чтобы сделать заказ, Этьен толкнул меня локтем.
– Эй… Мне жаль, что у вас с Фредом так вышло. Честно.
Это заставило меня забыть о тычке под ребра. Я даже немного отступила, будто его слова меня ошеломили.
– Спасибо.
Жюли прижалась к нему и сказала:
– Желаю тебе такого же парня, как Этьен.
Я громко рассмеялась.
– Таких, как он, больше нет, Жюли. И он достался тебе!
После этих слов я им подмигнула, хоть сама никогда до конца не понимала смысла подмигиваний. Но мне показалось, что момент подходящий.
Мы съели по хот-догу с капустой и горчицей, стоя на парковке и болтая о дуплексе в Сент-Огюсте. К моему большому удивлению, спустя несколько минут Жюли снова встала в очередь, чтобы заказать себе луковое кольцо. Этьен пустился в долгие рассуждения:
– Я точно не смогу там жить. У нас с матерью Кловиса совместная опека, так что я не буду ездить три часа туда и обратно каждую неделю, к тому же у меня вырисовываются новые планы.
– Нет-нет, мы его продадим.
В прошлом году в моей жизни и так произошло много перемен, поэтому я не собиралась бросать маяк. После ужина, сама себе удивляясь, я попросила Этьена уступить мне руль на оставшиеся полтора часа дороги. Мне надо было почувствовать, что я могу еще хоть что-то контролировать.
– Ты точно хочешь вести машину? Мы все же не в Дэмоне!
– Не говори ерунды, мне правда этого хочется, и тебе передышка не помешает.
– Ха-ха! Не хитри, Фабьена Дюбуа, ты не обо мне заботишься!
– Так и есть, не о тебе!
Жюли ела луковое кольцо и смеялась. Сев за руль, я подняла сиденье, придвинула его поближе к педалям, поправила зеркала, опустила стекла и сделала радио погромче.
Обожаю водить. К тому же мне прибавляло уверенности то, что в любой момент можно было вернуть руль Этьену. Поездка по новой дороге дарила редкое ощущение свободы. Приятный ветер развевал мои волосы, а пейзаж перед нами открывался совсем не такой, как из окна маяка. Река по левую руку теперь была намного шире, и мне стоило труда не отвлекаться от дороги. Хотелось остановиться, пойти к берегу и рисовать.
Мой водитель-напарник объявил, что мы почти приехали.
Сент-Огюст раскинулся перед нами, как раз когда заиграла песня «Recovering the Satellites» группы Counting Crows. Я попросила Жюли пошарить в моей сумочке и подать мне солнцезащитные очки. Не хотелось, чтобы они заметили, что я расчувствовалась. Было странно и прекрасно слушать одну из любимых песен и впервые видеть пейзаж, на который мама смотрела в последний год жизни. Очаровательные разноцветные дома и ряды магазинов заливал желтый свет июньского солнца. Казалось, передо мной знакомые места, которые я когда-то любила.
Я притормозила перед домом 2002 на улице Грэв и припарковалась на обочине. Как странно быть здесь без мамы. Наверное, Этьен чувствовал то же самое.
Выйдя из машины, я немного попрыгала на месте, чтобы размять ноги. Влюбленные безмолвно разглядывали здание. На лице Этьена появилось странное выражение, которое я не могла объяснить.
– Что-то не так?
– Сними свои солнечные очки. Тебе, наверное, плохо видно. Это же развалюха!
Но я видела иначе.
– Во-первых, ты преувеличиваешь, а во-вторых, ты же здесь не в первый раз, ты приезжал за ней в октябре.
– Было темно, я ничего не увидел!
Мне это здание показалось очаровательным. Словно ракушка, найденная на пляже. Хотелось ее поднять и начистить до блеска. Несмотря на запущенный вид дома, с ним можно было поработать. Несколько минут мы молча созерцали его. Этьен потряс ключами.
– Идем?
Но мне не хотелось сразу идти внутрь. Я столько ждала, когда можно будет пойти к реке, – осмотреть мамин дуплекс можно и после этого.
– Неплохо бы прогуляться по берегу, прежде чем заходить в дом…
Перейдя дорогу, мы оказались на небольшом деревянном мостике. Река текла прямо перед домом, на расстоянии вытянутой руки. Сняв шерстяной джемпер, я расстелила его на песке и села. Этьен и Жюли пошли дальше по берегу, держась за руки. Я достала из рюкзака бутылку маминого любимого вина и три пластиковых стаканчика. Решила их не дожидаться и сразу откупорила. Перед тем как сделать глоток, подняла стакан к небу и проговорила: «Я передала твое послание в церкви. Уверена, священник еще долго этого не забудет. Пока, мам. Еще увидимся, но, надеюсь, нескоро. Не принимай это близко к сердцу. Просто с тех пор, как я узнала свой диагноз, моя жизнь как будто только началась».
Было странно осознавать, что все кончено и я ее больше не увижу. Я взяла в руки телефон. Хотелось с кем-то поговорить, поделиться впечатлениями, и я сделала селфи с рекой.
Когда вернулись Жюли с Этьеном, я разглядывала небо. Встав, я протянула руки вверх.
– Красиво, правда? Вам нравится? Вы это видите?
Меня пьянил соленый воздух, хотелось набрать его в бутылки, забрать с собой в лес и вдыхать каждый раз, когда я снова захочу оказаться на берегу, на крупном речном песке. Так я и стояла, погрузив ступни в сокровища отлива. Этьен хлопнул в ладоши, чтобы вернуть меня с небес на землю.
– Видел, ты кому-то писала. Это был Фред?
– Нет, Шарль, – ответила я, не глядя, как он отреагировал.
Я собрала вещи, надела джемпер, и мы перешли обратно через дорогу. Минут двадцать просто стояли перед домом. Мне не хватало смелости попросить Этьена вставить ключ в замочную скважину. Очень странно было заходить в мамин дом, где ее самой не было, и попасть в ее личное пространство, где ничего не изменилось за последние восемь месяцев. Первой предложила войти Жюли.
– Вы заходи́те, а я пойду посмотрю, что там за домом, – сказала я.
Оказавшись во дворе, я перебралась через кучу старых пляжных кресел, деревянных досок и множество мусорных мешков. Невероятно, что мама терпела весь этот мусор у себя в саду. Я взглянула на здание – прекрасная старая архитектура. Ему требовался уход, и я как раз была не против этим заняться.
Жаль, я не приезжала посмотреть на него раньше. Всякий раз, когда я решала навестить маму, она или собиралась уехать, или была занята. Мне следовало проявить настойчивость. Наклонившись, я открыла один из мусорных мешков и узнала свои детские простыни и мамино постельное белье, а на дне оказались две небольшие сломанные швейные машинки.
Еще повсюду валялись кучи коробок из-под пиццы. Когда я возвращалась к дому, Этьен постучал в кухонное окно, приглашая меня войти.
– Фаб! Тут пусто.
– Да ладно, а где вещи? У нее их оставалось немного, но какая-то одежда и мебель все-таки были!
– Иди спроси у соседей сверху. Там живет хозяйка, они должны что-то знать.
– Сам иди. У тебя лучше получится.
Этьен кивнул. Мы с Жюли остались на первом этаже, чтобы обойти комнаты.
Этьен почти сразу вернулся. Он молча смотрел на нас.
– Ну как? Разузнал что-нибудь?
– На втором этаже пусто. Только матрас на полу.
– Вечер пятницы, наверняка они сейчас гуляют.
– Там пусто, Фаб. В доме никто не живет, и даже двери не заколочены.
Мы растерянно переглянулись. По спине у меня пробежал холодок – от поясницы до самой головы.
– А ты точно сюда за ней приезжал?
Этьен опустился на пол и провел рукой по лицу.
– Да, но она ждала меня на улице. Не знаю, был ли дом уже пуст.
– Черт, как же это меня достало.
Меня тошнило от семейных тайн и секретов. Она успешно скрывала от меня причину смерти отца целых двадцать лет, любые серьезные темы становились табу.
Я поднялась и вышла. Невдалеке от дома я заметила магазинчик из тех, что работают допоздна, – там я точно смогу что-нибудь разузнать. В любом маленьком городке, наверняка и в Сент-Огюсте, есть такое прелестное место встречи, где все друг друга знают. По пути я прокручивала в голове базовые правила разговора с людьми:
● cмотреть в глаза,
● ждать своей очереди высказаться,
● сосредоточиться на словах говорящего, а не на том, какие у него волосы.
У прилавка меня встретил Жослен. Его имя было написано на футболке.
Я взяла несколько упаковок жевательной резинки и попросила два лотерейных билета. Теребя сережку, я раздумывала о том, что хорошо бы начать разговор с комплимента.
– Красивые у вас места!
– Да, мадам, это мой рай! Тут родился, тут и умру. Не в магазине, конечно! Хотя я был бы не против умереть, например, в отделе чипсов, это моя слабость!
Мы рассмеялись – Жослен оказался очень дружелюбным парнем. Я слегка откашлялась и перешла к сути дела.
– Не знаете, что там с белым домом чуть ниже по бульвару? Выглядит заброшенным.
Он нахмурился. Я уже пожалела, что спросила. Может, я его чем-то обидела или поставила в неловкое положение? Он хлопнул по прилавку и громко сказал:
– Ты не местная, сразу видно. Грэв, 2002 – там была секта «Лунный круг». Сколько раз их оттуда выгоняли! Соседи вечно жаловались: по ночам эти ребята не давали спать. Жгли свои костры на заднем дворе, богохульствовали, как говорится. Говорят, сейчас там помойка. Но само здание добротное, красивое, раньше оно принадлежало Дежарденам.
Жослен пустился в воспоминания, связанные с этим местом. Я старалась слушать, но голова уже была занята другими мыслями. Мама купила дуплекс для того, чтобы жить со своими сектантами. У меня не было сил смотреть ему в глаза, и я перевела взгляд немного выше. У Жослена были тонкие каштановые волосы, хоть и сохранились они лишь по бокам. Я попыталась представить, каким он был в юности.
Колокольчик на двери зазвонил, оповещая о прибытии нового посетителя. Жослен воскликнул:
– О, Люси!
Я хотела незаметно уйти, но не вышло.
– Люси может много чего вам рассказать, она живет прямо за домом!
– Не спрашивай меня о доме с просветленными. С осени все вроде успокоилось, но по вечерам туда до сих пор кто-то приходит и роется в мусорке на заднем дворе. Они как крысы, Жослен, всегда возвращаются.
Я улыбнулась и вышла, оставив их разговаривать дальше. Никогда до этого меня не называли крысой. Я побежала по бульвару к дому, но возвращаться не хотелось – он явно притягивал внимание всей округи.
– Где ты была?
– В магазине. И это хорошо, что вы сидите.
– Ну, давай, напугай нас.
Я собиралась рассказать им о том, что только что узнала, но вдруг рассмеялась, да еще таким безудержным смехом, что даже присела. Как тогда, на похоронах, когда передала ошарашенной публике мамино послание. Я хохотала так долго, что и их заразила – они рассмеялись, сами не зная почему. По сути, смешного было мало.
– Мама жила здесь вместе с «Лунным кругом».
Смех затих. Мы то смотрели друг на друга, то озирались по сторонам. Не знаю, о чем думали они, но мне сейчас хотелось обычной жизни без игр в прятки и обмана, хотелось задавать вопросы и получать честные ответы. Голова шла кругом: я не могла понять, куда мама подевала всю мебель, одежду и наши вещи – фотоальбомы, фоторамки, книги… Тишину нарушило урчание в животе Этьена.
– Знаю, сейчас неподходящий момент, но я проголодался. Закажем пиццу?
Жюли надула губы.
– По мне так лучше курятину.
Я предложила сыграть в «Камень, ножницы, бумага» – курятина победила. У Этьена на лице нарисовалось разочарование, а Жюли победоносно улыбнулась.
Когда курьер припарковался у дома, солнце висело уже низко над горизонтом. Этьен обвел взглядом нас обеих и протянул мне сорок баксов.
– Сходит Фабьена.
– Почему это?! – воскликнула я.
– Для практики.
Развернувшись к Жюли, он объяснил:
– Фабьена аутистка, у нее проблемы с повседневным общением.
Жюли покосилась на меня и промолчала. Меня поразило, что Этьен вот так запросто объявил об этом. Я выхватила деньги у него из рук.
– Иди в ж…
– А что я такого сказал? Разве это неправда?
Выходя из дома, я часто моргала, сердце бешено колотилось в груди. Можно подумать, я шла не еду забрать, а на разведку. Но у меня был план. Не дав курьеру произнести ни слова, я начала разговор.
– Привет, все в порядке?
– Да! Прошу прощения за задержку. Так вышло, что сегодня я единственный курьер.
– Ничего страшного.
Я стояла спиной к дому и хотела убедиться, что Этьен наблюдает.
– Там из окна на нас смотрит парень?
Доставщик уставился на меня, чуть нахмурившись.
– Ну да, какой-то парень на крыльце смотрит.
– Хорошо. Можешь поговорить со мной еще пару минут? О чем угодно, мне все равно. Почему кроме тебя больше нет курьеров?
Парень слегка попятился, как будто я сказала, что радиоактивна.
– Если это чтобы заставить его ревновать, я в такое не ввязываюсь.
– Нет, нет, это мой брат. Просто он вечно насмехается надо мной, когда я иду расплачиваться с курьерами, потому что мне бывает неловко.
– Почему неловко?
– Не знаю.
– А ты просто перестань выкручивать себе пальцы и кусать губу, и никто не поймет, что тебе неловко.
Я громко засмеялась. Адреналин волнами прокатывался по моему телу от живота до пяток.
– Я уже много раз доставлял сюда еду. Обычно мне говорили положить все на крыльцо, отойти и ждать, пока хозяин не проверит, прежде чем оплатить. Это было как-то дико.
– Верю. Но они уже уехали. Теперь дом мой.
– Правда? Здорово. Его надо немного подремонтировать, зато потом будет красота.
Я взглянула на часы – мы болтали уже три минуты. Порывшись в кармане, я достала еще двадцать долларов чаевых.
– Спасибо. Думаю, благодаря тебе он не будет надо мной потешаться.
– Меня зовут Янни́к.
– А меня Фабьена.
Он улыбнулся, сел в машину и, опустив стекло, крикнул:
– Спасибо, Фаб! До скорого!
Я молча прошла мимо Этьена с коробками. Жюли, уже стоявшая на крыльце вместе с Этьеном, шепнула ему:
– Серьезно, Этьен, тебе надо бы извиниться, она вон даже с курьером подружилась.
Мы пошли ужинать на пляж: слишком прекрасен был закат, чтобы любоваться им из окна. Мне не хотелось есть. Этьен и Жюли переговаривались очень тихо, как будто я не должна была их слышать.
– Могу пойти прогуляться, если мешаю.
– Брось, я всего лишь говорил Жюли, что перепродать этот дом будет непросто. Он старый и требует ремонта.
– Почему? В Сент-Огюсте так красиво, взгляните вокруг! Пройтись кистью, убрать хорошенько – и дом преобразится, я уверена.
– Типичный ответ художника: пройтись кистью – и все прекрасно!
Я бросила в него картошкой фри.
– Да, я оптимистка, ты же знаешь. Мне нравится это здание. Но ты прав, одной банки с краской будет недостаточно. Ладно, оставляю вас наедине, голубки, пойду прогуляюсь.
Я перепрыгивала с камня на камень, стараясь не поскользнуться на пене, покрывавшей самые мелкие из них. Нашла обломки фарфора и осколки битого голубого стекла. Собрала несколько плававших деревяшек и минут двадцать стояла неподвижно, фотографируя большую цаплю – она задумчиво ходила взад-вперед, уставившись на воду, словно надеялась, что ужин сам проплывет между ее ходулями. Вдалеке Этьен принялся махать мне руками. Медленно, чтобы не спугнуть птицу, я отошла и вернулась к ним.
– Ну что? Каков наш план?
Мне всегда надо заранее знать план. Даже в отпуске, даже если нет никаких дел. Когда у меня запланировано какое-то действие, сначала мне надо представить его, визуализировать: по какой дороге будем идти, кого встретим, где поедим. И если в последнюю минуту план меняется, мне надо срочно обновить его до последней версии. Этьен закатил глаза.
