Майн Рид
Белый вождь

ГЛАВА III

Состязания должны были начаться с колео де-торос, что в переводе означает «ловля быков». Только в самых больших мексиканских городах можно найти арены, специально оборудованные для боя быков. Зато в каждой деревушке, как бы незначительна она ни была, распространено колео, не требующее никаких особых приспособлений; для него необходимы лишь открытая местность и дикий бык. Зрелище это менее увлекательно, чем бой быков, так как участники состязания подвергаются сравнительно небольшой опасности. Впрочем, быки довольно часто поднимают на рога преследующих их лошадей и наносят всадникам серьезные увечья. Иногда бывают даже смертельные случаи. Во время погони за быком отдельные лошади нередко спотыкаются и падают. Кони остальных участников состязания, беспорядочно теснящиеся, топчут своими копытами друг друга и не успевших подняться с земли всадников. Зрителям приходится видеть иногда ужасные картины. Участвовать в колео могут только смелые, сильные и искусные наездники. Молодежь новомексиканских селений относится с величайшим уважением к победителям на этом поприще.

Убедившись, что все готово, герольд возвестил о начале состязания. Приготовления к нему не отличались сложностью. Надо было только заставить зрителей выстроиться по одной стороне площадки, чтобы выпущенный на свободу бык беспрепятственно устремился вперед. В случае несоблюдения этого правила испуганное животное может ринуться на толпу и наделать много бед. Не желая рисковать жизнью, мексиканки поспешили взобраться на свои громадные телеги, выстроенные в ряд недалеко от трибуны. Сеньорам и сеньоритам, сидящим на удобных скамейках, не грозила, разумеется, ни малейшая опасность.

Участники колео заняли свои места. На первое состязание записалось двенадцать человек. Эти молодые люди, считавшиеся превосходными наездниками, горели желанием показать свою удаль. Среди них были ранчеро, щеголявшие живописными национальными костюмами, погонщики мулов, золотоискатели с окрестных гор, горожане, фермеры из долины, пастухи, покинувшие ради праздника свои стада, и охотники, проводящие большую часть времени в обширных прериях.

Всеобщее внимание обращали на себя несколько драгун. Казалось, они радовались возможности выказать свое превосходство в искусстве верховой езды.

Дождавшись условного сигнала, пастухи подъехали к устроенному неподалеку корралю^[23] и вывели оттуда быка. Пешему человеку невозможно было бы справиться с ним. Эту ответственную задачу взяли на себя два опытных наездника-ваккеро^[24]. Они накинули на рога зверя свои лассо^[25] и зорко следили за ним, готовые при первом же подозрительном движении повалить его на землю.

Вид у быка был в достаточной мере страшный. Он то и дело вскидывал голову и грозно смотрел по сторонам. Казалось очевидным, что малейший пустяк может окончательно разъярить его. Он сердито бил себя хвостом по бокам, угрожающе наклонял свои длинные прямые рога, тяжело дышал и время от времени взрывал копытами землю. С первого же взгляда было ясно, что это один из свирепейших представителей своей породы.

С напряженным интересом рассматривая зверя, присутствующие делали всевозможные предположения относительно его качеств. Некоторые находили его слишком жирным, другие утверждали, что он окажется необыкновенно резвым. В быках, участвующих в колео, быстрота бега ценится больше свирепости.

Обмен мнениями послужил поводом к заключению многочисленных пари о результатах состязания и количестве времени, которое понадобится всадникам, чтобы настигнуть быка, схватить его за хвост и бросить на землю.

Для колео выбирается более сильный, быстроногий и свирепый бык, и участникам состязания запрещено пользоваться не только каким бы то ни было оружием, но даже и лассо – задача их далеко не легкая. Раздраженное животное скачет почти так же быстро, как лошадь. При таких условиях догнать его и свалить с ног чрезвычайно трудно. Это настоящий подвиг, требующий ловкости, силы и необыкновенного умения владеть конем. Задача состоит в том, чтобы схватить быка за хвост и повалить на землю.

Животное остановилось приблизительно в двухстах шагах от участников состязания. Голова его была повернута в сторону равнины. Освободив массивные рога от лассо, ваккеро пустил в спину быка несколько заостренных шутих. При виде рванувшегося вперед зверя публика громко ахнула.

В следующий момент всадники пришпорили своих лошадей. Каждый из них издал при этом воинственный клич.

Скоро они рассеялись по равнине, словно свора гончих, преследующих лисиц, и стали вытягиваться в прямую, местами раздвоенную линию, достигавшую нескольких сот ярдов длины. Они быстро продвигались вперед, размахивая на ходу хлыстами, пришпоривая коней и подбадривая их громкими восклицаниями.

Придя в бешенство от хлопушек, лопавшихся у него на боках, бык несся во весь опор по равнине. Даже самым лучшим коням долго не удавалось наверстать те двести ярдов, которые отделяли их от животного. Оно пробежало добрую милю, не подпустив к себе ни одного всадника. Наконец рослый драгун на большой гнедой лошади подскакал к нему и схватил его за хвост. Однако бросить быка на землю было не так-то просто. Публика видела, что драгун дважды пытался сделать это. Но зверь устоял на ногах, вырвался и снова понесся по равнине, лишь слегка изменив первоначально взятое им направление.

Вскоре его догнал молодой фермер на великолепном коне. Но каждый раз, как он протягивал руку, бык быстрым движением ускользал от него. Когда же фермеру все-таки удалось завладеть хвостом, бык внезапно рванулся в сторону и, чуть не вывихнув руку своего врага, стремительно помчался вперед.

Согласно предварительным условиям, каждый участник состязания выбывал из строя после первой же неудачи. Фермеру и драгуну пришлось ретироваться.

Вернувшись к трибунам, они объехали их сзади, чтобы не показывать публике своих опечаленных лиц.

Бык бешено мчался. За ним теснились разгоряченные и взволнованные всадники. Через некоторое время к нему приблизился другой драгун. Его сменили пастух и еще два всадника, но всем им не повезло. Каждую победу быка зрители приветствовали восторженными криками.

Падание нескольких всадников вызвало на трибунах взрыв хохота. Одну из лошадей, случайно преградивших ему дорогу, бык поднял на рога.

Не прошло и десяти минут, как одиннадцать участников состязания принуждены были признать себя побежденными.

Одному только всаднику предстояло еще попытать счастье.

Бык блестяще зарекомендовал себя. Симпатии зрителей склонялись на его сторону. То и дело слышались рукоплескания.

– Браво, бык! Браво! Брависсимо! – звучало со всех сторон.

Взоры присутствующих были устремлены на разъяренное животное и на единственного всадника, еще продолжавшего скакать за ним. Оба они находились на сравнительно небольшом расстоянии от трибун; преследуемый бык несколько раз менял направление и теперь мчался в обратную сторону. Достигнув приблизительно того места, где на него напал первый драгун, он стал пересекать равнину наискось. Благодаря этому все движения его были отчетливо видны с трибуны.

На этот раз быку предстояло иметь дело с превосходной лошадью и превосходным наездником.

Взволнованные зрители пророчили ему поражение.

Конь, которым они восхищались, был большим вороным мустангом^[26]. Длинный пушистый хвост его суживался книзу и напоминал хвост стремительно бегущей лисицы. Конь скакал во весь опор, слегка наклонив шею. Гордый силуэт его, четко выделявшийся на фоне зеленой травы, невольно вызывал восхищение.

Южному владельцу мустанга было не более двадцати лет. Светлые вьющиеся кудри и нежно-розовый цвет лица отличали его от остальных участников состязания, людей смуглых и черноволосых. Национальный мексиканский костюм, разукрашенный шнурами и вышивкой, плотно облегал его стройную фигуру. Обыкновенное серапе он заменил «мангой», то есть изящным, дорогим плащом. Эта манга была откинута назад и свободно развевалась по ветру, придавая всему облику юноши необыкновенную грациозность.

Внезапное появление этого прекрасного наездника, державшегося до сих пор позади всех и как будто нарочно плотно заворачивавшегося в длинный плащ, возбудило всеобщее любопытство. Присутствующие стали спрашивать друг у друга, кто он.

– Это сиболеро Карлос, – раздался чей-то громкий голос.

Все слышали эти слова.

Некоторым из зрителей имя сиболеро Карлоса было, по-видимому, известно, но большинство не имело о нем никакого представления.

– Почему же он медлит до сих пор? – спросил один из них соседа. – Ведь он мог уже давно догнать быка.

– Каррамба! – ответил сосед. – Конечно, мог бы. Он просто хотел дать остальным участникам состязания возможность попытать счастья. Ему было ясно, что никому из них не удастся повалить быка.

По-видимому, это предположение было правильно.

Молодому охотнику ничего не стоило догнать быка. Черный мустанг перешел в галоп. Красивые ноздри его широко раздувались только потому, что он был разгорячен долгим ожиданием. Да и теперь ему приходилось сдерживать свой пыл.

В тот миг, когда один из зрителей, сидевших на трибуне, крикнул соседу: «Смотрите-ка!» – всадник внезапно изменил тактику. Очутившись на расстоянии двадцати шагов от цели, он пришпорил коня. Мустанг понесся вдвое быстрее и в несколько прыжков догнал быка. Зрители видели, как юноша схватил длинный хвост и дернул его сначала вверх, потом вниз. В следующее мгновение он быстрым движением приподнялся в седле. Громадное животное грузно упало на спину. Все это сиболеро проделал с величайшей легкостью.

Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он имеет дело не с быком, а с домашней кошкой. С трибуны грянуло громовое «браво!». Победитель поскакал назад и, несколько раз поклонившись дружно приветствовавшей его публике, скромно смешался с толпой.

Многие утверждали, что поклоны сиболеро относились далеко не ко всем зрителям и что глаза его были все время устремлены на прекрасную Каталину де Крусес. Некоторым показалось даже, что она улыбнулась ему в ответ и что лицо ее сияло от радости. Но вряд ли это было возможно. Трудно представить себе, чтобы наследница богатого дона Амброзио удостоила своей улыбкой простого охотника.

Другая девушка действительно улыбалась ему. Это была белокурая поблана, сидевшая на одной из телег. Победитель остановил подле нее своего коня. Сходство между ними сразу бросалось в глаза. У них были одинаковые волосы, одинаковые черты лица, одинаковый цвет кожи. Уж не связывало ли их кровное родство? Да, красивая белокурая девушка была сестрой молодого охотника. При виде торжества брата она счастливо улыбалась.

Рядом с ней сидела какая-то странная женщина. Это была старуха с белыми, как лен, волосами. Она молчала, но выразительные глаза ее казались прикованными к лицу сиболеро. Некоторые зрители смотрели на нее с любопытством, смешанным со страхом. Очевидно, она пользовалась неважной репутацией.

– Ведьма! Колдунья! – многозначительно говорили друг другу соседи.

Но замечания подобного рода произносились шепотом. Иначе их могли бы услышать Карлос или его сестра. Старуха была их матерью.

ГЛАВА IV

Праздник продолжался. Бык, поваленный молодым охотником, угрюмо брел по равнине. Он не мог вторично участвовать в состязаниях. Его отвели на аркане в загон, куда за ним должен был явиться сиболеро, которому, согласно правилам, он теперь принадлежал.

На луг вывели второго быка. За ним тотчас же помчались двенадцать новых всадников.

Эти всадники были искуснее первых, и преследуемый ими бык отличался меньшим проворством. Они почти сразу не только догнали, но и перегнали его. Вдруг, совершенно неожиданно, бык круто изменил направление и побежал назад, прямо к трибунам.

Побланы, сеньоры и сеньориты разразились громкими криками. Да и как им было не кричать! Еще несколько секунд – и рассвирепевший бык бросился бы на толпу.

Его преследователи остались далеко позади. На то, чтобы повернуть скакавших во весь опор лошадей, потребовалось немало времени. Даже всадники, все время державшиеся впереди, сильно отстали.

Молодые люди, участвовавшие в первом состязании, уже сошли со своих коней. А ни один пеший человек не рискнул бы преградить дорогу разъяренному быку.

На трибуне воцарилось смятение. Воздух огласился громкими криками мужчин и пронзительными женскими воплями. Всем угрожала смертельная опасность. Никто не мог быть спокоен за свою жизнь.

Ряды телег, на которых сидели испуганные мексиканки, вплотную примыкали к трибуне и тянулись по обеим сторонам ее на довольно далекое расстояние, образуя вместе с ней большой полукруг. Ворвавшись в этот полукруг, бык помчался вдоль телег прямо к скамейкам. Можно было подумать, что он наметил себе определенную цель. Женщины вскочили со своих мест и, потеряв от страха рассудок, стали метаться по трибуне. Казалось, они вот-вот бросятся на рога взбешенного животного. Начиналась паника.

В это мгновение из-за телег выступил юноша, державший в руках лассо. И не успела толпа опомниться, как мертвая петля уже обвилась вокруг длинных рогов. Не медля ни секунды, юноша подбежал к небольшому дереву, стоявшему в центральной части полукруга, и поспешно привязал к нему свободный конец лассо. Это было сделано как раз вовремя. Если бы прошло еще хоть четверть минуты, храбрец оказался бы в ужасном положении.

Как только он затянул узел, до слуха перепуганных зрителей донесся глухой звук. Внезапно остановленный бык грохнулся на землю. От толпы его отделяло только несколько десятков шагов!

– Браво! Браво! – хором раздалось с трибун. Люди начинали понемногу приходить в себя от пережитого потрясения.

– Браво! Да здравствует сиболеро Карлос!

Однако бык все еще представлял достаточную опасность. Свободу его движений стесняло только длинное лассо. Как и следовало ожидать, он быстро поднялся на ноги и ринулся на толпу. К счастью, веревка была не настолько длинна, чтобы он мог добежать до трибуны. Он снова упал. Толпа шарахнулась в сторону, опасаясь, что ему каким-нибудь образом удастся освободиться от лассо. Между тем участники второго состязания вплотную подскакали к быку. Они поспешили накинуть на его шею аркан, спутали ему ноги и наконец повалили его набок.

Укрощенный зверь вышел из строя. О том, чтобы выпустить его вторично, не могло быть и речи. Ввиду отсутствия других быков колео де-торос объявили оконченным.

В то время как делались приготовления к очередному номеру программы, молодежь продолжала состязаться в ловкости. Это была своего рода интермедия, отличавшаяся большим разнообразием. Прежде всего стали набрасывать лассо на ногу бегущего изо всех сил человека. Согласно условиям игры, петля должна была затянуться у самой щиколотки. Лассо бросали и всадники, и пешие. Победа в этой игре давалась сравнительно легко, и опытные наездники смотрели на нее с явным пренебрежением.

Потом занялись подниманием шляпы. Эта игра состояла в том, что всадники должны были поднять на полном скаку с земли свои сомбреро. Почти все жители Сан-Ильдефонсо с полным основанием считали себя чемпионами этой игры. Участие в ней приняли только мальчики. Человек двадцать юных всадников рассыпались по лугу. Они мчались бешеным галопом и то и дело наклонялись, подбирая разбросанные по траве шляпы.

Поднимать на полном скаку более мелкие вещи было далеко не так легко. Как только на земле засверкали монеты, лучшие местные наездники выразили желание показать свою ловкость.

Полковник Вискарра встал и попросил слова. Когда наступила тишина, он бросил на зеленую траву золотой.

– Эта монета, – сказал он, – достанется тому, кто поднимет ее с первого же раза. Готов биться об заклад пятью дублонами, что мне придется вручить ее сержанту Гомецу.

Некоторое время царило молчание. Для жителей Сан-Ильдефонсо пять дублонов составляли порядочную сумму. Только состоятельный человек мог швыряться такими деньгами.

Однако вызов полковника не остался без ответа. Через несколько мгновений выступил вперед один молодой ранчеро.

– Я согласен поспорить с вами, полковник Вискарра, – заявил он. – Может быть, сержант Гомец и поднимет ваш золотой. Но я утверждаю, что среди присутствующих есть человек, который сделает это не менее ловко, чем он. Если желаете, можете удвоить ставку.

– Назовите вашего кандидата, – сказал Вискарра.

– Это сиболеро Карлос.

– Хорошо. Ваше предложение принято.

Полковник обернулся к толпе.

– Пусть желающие покажут нам свое искусство, – продолжал он. – Всякий раз, как кто-нибудь поднимет монету, я буду заменять ее новой. Вторичные попытки не разрешаются никому.

Первым кандидатам не повезло. Некоторые из них дотронулись до монеты и даже сдвинули ее с места, но ни один не поднял ее.

Наконец из рядов всадников выехал драгун на большой гнедой лошади. Все сразу узнали сержанта Гомеца, того самого, который схватил за хвост быка и чуть было не одержал победы в первом состязании. Воспоминание о только что пережитой неудаче делало еще более неприятным его угрюмое лицо. Этот высокий, широкоплечий человек был, бесспорно, хорошим наездником, но сложен он был довольно нескладно и, судя по наружности, вряд ли отличался особой ловкостью и проворством.

Приготовления не требовали большого количества времени.

Сержант внимательно осмотрел подпругу, снял мешавшую ему саблю и поскакал вперед.

Через несколько секунд лошадь его поравнялась с монетой. Гомец наклонился, схватил ее и даже поднял. Но, как оказалось, ему удалось сжать между пальцев только самый краешек монеты. Блеснув в последний раз на высоте стремени, она упала на землю.

Крики, раздавшиеся с трибуны, выражали одобрение и в то же время разочарование. Некоторые жители Сан-Ильдефонсо склонны были отнестись снисходительно к сержанту только потому, что его кандидатуру выставил полковник Вискарра. Полковник не пользовался особенной любовью. Но многие боялись его и находили нужным считаться с ним.

Следующим помчался к монете сиболеро на своем блестящем вороном коне. Все глаза были устремлены на Карлоса. Красота юноши вызывала общее восхищение. Но мужчины упорно не признавались себе в этом и недоверчиво смотрели на белокурые волосы и нежно-розовое лицо молодого охотника. Они относились к нему с предубеждением, как к представителю враждебной им расы.

Предубеждения такого рода чужды женскому сердцу. Сеньориты, сидевшие на трибуне, отдали должное привлекательной наружности Карлоса. Не одна пара прекрасных черных глаз с восторгом следила за каждым движением белокурого «американо». Такова была национальность молодого охотника.

Но не одни только сеньориты благосклонно смотрели на Карлоса, и восторженные восклицания срывались не с одних только женских уст. Среди порабощенных, запуганных тагнос^[27] были люди, сохранившие воспоминание о минувших днях и о той свободе, которой наслаждались их предки. Эти люди собирались, иногда тайком в горных пещерах, разводили «священные» костры в честь бога Кетцалькоатля^[28] и толковали между собой о Монтесуме.

Несмотря на то что кожа их была значительно темнее, чем у всех остальных зрителей, они не бросали враждебных взглядов на светловолосого и белолицего американца. В их непроясненном сознании мерцали лучи будущего. Какое-то таинственное инстинктивное предчувствие говорило им, что от ига испанской тирании их освободят пришельцы с востока, со стороны великих прерий.

Карлос счел ниже своего достоинства тратить время на приготовления. Не снимая манги, он беспечно отбросил ее назад; длинные полы легли красивыми складками на круп лошади.

Повинуясь воле своего хозяина, мустанг понесся вскачь. Каждое движение колен, сжимавших его бока, было понятно ему. Он начал кружить по лугу, постепенно развивая все большую и большую быстроту.

Достигнув подходящего места, всадник направил коня к блестящему кружку золота. На трибунах стало очень тихо. Поравнявшись с монетой, Карлос нагнулся, схватил ее, подбросил в воздух и, внезапно остановив лошадь, подставил ладонь. В то же мгновение золотой очутился в его руке.

Все это было проделано с искусством и непринужденностью индусского жонглера. Даже самые предубежденные зрители не нашли в себе сил удержаться от рукоплесканий. И громкое «браво!» в честь сиболеро Карлоса снова огласило воздух.

Сержант чувствовал себя униженным. В течение долгого времени он неизменно одерживал победы в такого же рода состязаниях. До этого дня Карлос или вовсе не появлялся на праздниках, или довольствовался ролью зрителя. Полковник Вискарра тоже переживал неприятную минуту. Он был огорчен и неудачей своего любимца, и проигрышем. Два дублона составляли в те времена значительную сумму даже для коменданта пограничной крепости. К тому же Вискарра досадовал на то, что прекрасные сеньориты были свидетельницами неудачи, которой, кстати сказать, он совершенно не ожидал. С этой минуты в нем зародилась ненависть к сиболеро Карлосу.

Следующее состязание состояло в скачке к оросительному каналу, проходившему недалеко от луга. Хорошие наездники радовались возможности показать в полном блеске свое искусство.

Этот канал был настолько широк, что лошади не могли перескочить через него, и настолько глубок, что перспектива выкупаться в нем пугала даже наиболее решительных людей. Подскакать галопом к самому краю его дерзали только отважные и опытные наездники. Согласно условиям, они должны были остановить лошадь на полном скаку с таким расчетом, чтобы все четыре копыта ее отпечатались за чертой, установленной заранее и почти вплотную подходившей к берегу. Разумеется, почва у берега отличалась достаточной твердостью; в противном случае такое упражнение было бы совершенно немыслимо.

Эту трудную задачу блестяще выполнили многие. Зрители с восторгом следили за интересным зрелищем. Домчавшись быстрым галопом до указанной черты, лошади внезапно останавливались, поднимались на дыбы и замирали на месте, сверкая глазами и раздувая ноздри. Такие картины не могли не вызвать восхищения. Но были моменты, когда публика хохотала до слез. Одинаково комическое впечатление производили и трусы, останавливавшие своих коней на далеком расстоянии от берега, и неловкие храбрецы, проносившиеся за черту и окунавшиеся в грязную воду глубокого канала. В обоих случаях с трибуны раздавались иронические замечания и взрывы веселого хохота. Вид мокрых и смущенных всадников, вылезавших из воды, поддерживал смешливое настроение. Победителям, разумеется, устраивались шумные овации.

Нет ничего удивительного в том, что мексиканцы, постоянно занимающиеся упражнениями такого рода, считаются лучшими наездниками в мире. Соперничать с ними почти невозможно. Зрители заметили, что Карлос не принимал участия в последнем состязании. Какие мотивы руководили им? Друзья его полагали, что он считал скачку к берегу канала недостойной себя. Наездника, уже дважды выказавшего свое искусство, не могла соблазнить такая легкая победа. И друзья Карлоса были правы. Он воздержался от последнего состязания именно потому.

Однако раздосадованный полковник имел на него совершенно другие виды. Капитан Робладо вполне сочувствовал своему начальнику. Дело в том, что он уловил – а может быть, ему только показалось это – какое-то странное выражение в глазах Каталины. Это выражение появлялось каждый раз, как молодой охотник одерживал новую победу. До крайности раздраженные, оба офицера выработали коварный план, имевший целью унизить Карлоса. Приблизившись к нему, они спросили, почему он не участвовал в последнем состязании.

– Оно показалось мне недостаточно интересным, – скромно ответил сиболеро.

– Да неужели? – насмешливо воскликнул Робладо. – Ну нет, мой милый! По всей вероятности, вами руководили какие-нибудь иные соображения. Остановить коня у самого края этого канала не так-то легко. Должно быть, вы просто боялись свалиться в воду.

Эти вызывающие слова были произнесены так громко, что все присутствующие услышали их. Окончив свою коротенькую речь, капитан Робладо презрительно расхохотался.

Обоим офицерам страстно хотелось увидеть Карлоса барахтающимся в воде. Они надеялись на несчастную случайность. Мустанг свободно мог оступиться или поскользнуться. Смешное положение, в котором очутился бы при этом юный американец, доставило бы капитану и полковнику громадное удовольствие. Человек, покрытый с ног до головы грязью, представляет собой весьма плачевную фигуру. Празднично настроенная толпа не замедлила бы осыпать его насмешками. Вот этого-то и жаждали Вискарра и Робладо.

Возможно, что сиболеро раскусил их намерения. Во всяком случае, он ничем не обнаружил этого. Ответ его прозвучал совершенно спокойно. Услышав этот ответ, зрители забыли о самом существовании грязного канала. Внимание их устремилось в другую сторону.