Майкл Терри
Что есть добро, а что есть зло
Пролог
Шотландия – прекрасная северная страна, известная всему миру несметным количеством старинных замков, изысканным виски, озером Лох-Несс, в котором, якобы, водится таинственное, неизвестное науке животное, но это далеко не полный список того, чем могут гордиться шотландцы.
Именно Шотландия дала миру Чарльза Макинтоша – великого архитектора, художника и дизайнера, который разработал особый декоративный стиль в архитектуре, а кроме того, изобрел обыкновенный дождевик, ставший сегодня очень популярным атрибутом одежды.
Именно Шотландия явила миру Джеймса Клерка Маршалла – гениального физика, который заложил основы современной классической электродинамики и разработал принцип цветной фотографии.
Именно Шотландия подарила миру Александра Белла – прекрасного ученого и изобретателя, основоположника телефонии.
Еще один шотландский Александр по фамилии Флемминг – выдающийся микробиолог, создатель пенициллина.
Очередной Александр, на этот раз Бейн – шотландец, представивший человечеству первые в мире электрические часы, великолепный изобретатель и техник.
Джон Бэрд, шотландец, создатель первой в мире телевизионной системы.
Еще один Джон по фамилии Непер – весьма талантливый шотландский математик и астроном, прославившийся тем, что изобрел логарифмы.
Великие писатели, навечно вписанные в учебники мировой литературы, Вальтер Скотт и Артур Конан Дойл тоже были шотландцами.
Именно в столице Шотландии – Эдинбурге, появилась первая в мире пожарная охрана, и именно Шотландия является родиной гольфа, в который там начали играть еще в далеком шестнадцатом веке.
Это далеко не полный перечень людей и событий, которыми гордится эта маленькая страна, населенная всего лишь пятью миллионами человек, но, несмотря на столь впечатляющий список, шотландцы по сей день остаются одним из самых консервативных народов цивилизованного мира, для которых религия и вековые традиции играют очень важную роль.
На протяжении столетий в Шотландии существовали специальные закрытые школы с суровыми порядками и железной дисциплиной, в которых дети, оторванные от семьи по различным причинам, жили до своего совершеннолетия и получали там образование. Такие школы организовывались, в основном, при храмах и монастырях, поэтому щедро спонсировались Католической Церковью. На дворе уже вовсю хозяйничал двадцатый век, и, несмотря на то, что Европа полыхала в огне Первой мировой войны, лошадей на улицах городов активно начали вытеснять первые автомобили и прочие атрибуты современной жизни, а влияние Церкви на жизнь общества неуклонно снижалось. Прогресс, безусловно, не обходил стороной Британскую Империю в целом и Шотландию в частности, поэтому к тому времени подобных школ практически не осталось за их ненадобностью, но, все же, они еще не исчезли полностью с лица земли, прячась подальше от больших городов и существуя на средства Святого Престола.
История, которую я хочу вам рассказать, произошла в одной из таких школ. Основанная в середине восемнадцатого века, она находилась на самом севере Шотландии – небольшом равнинном острове Аспен, высокие берега которого на протяжении многих миллионов лет хлещут безжалостные волны Северного моря. От основной части Шотландии остров, покрытый осиновыми и дубовыми рощами, отделен узким проливом не более двухсот метров шириной. Лето в этих местах короткое и прохладное, а зимы, наоборот, долгие и снежные, с частыми заморозками, даже несмотря на близость теплого океанического течения Гольфстрим. В этой школе жили и учились девочки, но не просто девочки, по собственной воле оказавшиеся здесь, на краю света. Юные беспризорницы, промышлявшие воровством на улицах Глазго и Эдинбурга, малолетние жрицы любви, ищущие легких денег, несовершеннолетние бродяжки, отловленные в переулках и портах, забеременевшие в детском возрасте вне законного брака, от которых отреклись родители со старомодными взглядами, не желавшие позорить свой благородный род. Кстати, дети таких «мамаш» тоже появлялись на свет в стенах этой школы и сразу же после рождения изымались у несостоявшейся родительницы, отправляясь в приюты для сирот по всей Британской империи. Может, кому-то из них повезло и малыша усыновила какая-нибудь порядочная бездетная семья, кто знает…
В общем, в этой школе проживали, получали образование и перевоспитывались не самые лучшие представительницы женского пола Шотландии. События, описанные в повести, окончились в день празднования Рождества, а начались за пять дней до этого со смерти одной из воспитанниц.
20 декабря 1916 года
1
Директор школы мистер Белони Хьюман подошел к металлическому столу и с интересом посмотрел на обнаженный труп девушки, а в его взгляде читалось абсолютное удовлетворение, словно он в очередной раз доказал миру свою правоту. Скорее всего, он с самого начала был уверен в том, что все окончится именно так.
– Сюзанна Вермонт, – одобрительно покачал он головой и склонился над ее, полным страдания, лицом, навсегда застывшем в предсмертной агонии. – Не могу сказать, что удивлен такому исходу.
– Ее сердце не выдержало, – глухим голосом отозвался доктор Ковард, направляясь к чугунной раковине, расположенной в дальнем углу просторного медицинского кабинета, освещенного несколькими тусклыми свечами, и принялся тщательно мыть руки. – А кроме того, она потеряла очень много крови. Я сделал все, что было в моих силах, но… Увы, я оказался бессилен ей помочь…
– Вы не должны винить себя, доктор, – твердо ответил Хьюман, обходя изголовье стола и с наслаждением разглядывая бездыханное тело, а в его глазах светилось торжество. – Господь в своей бесконечной мудрости устал от бесполезных попыток наставить эту грешницу на путь истинный и решил покончить с ее жалкой жизнью.
– Да, но…
– В этом не может быть никаких сомнений, – оборвал он Коварда тоном человека, который ни на секунду не сомневался в том, что абсолютно прав. Неуверенность, явно, была ему чуждым качеством. – Это воля Всевышнего, следовательно, вам не о чем переживать. Скорее, наоборот! Вы, как и я, должны возрадоваться тому, что на этой грешной земле стало одной блудницей меньше, а Божьего помысла больше.
– Не сомневаюсь, – ответил Ковард неуверенным голосом, чувствуя, что у него нет желания радоваться. – Но…
Он замолчал, закрыл воду, вытер руки, а потом вернулся к столу и, стараясь не смотреть на лицо покойной, которая еще сегодня утром была полна сил и энергии, и, явно, не собиралась умирать, оглядел ее тело. Она лежала на спине и поэтому сейчас ему не было видно страшных рубцов и содранной до кости плоти, что случилось благодаря тонкой кожаной плетке с металлическими шипами, которой Хьюман истязал девочку, изгоняя из несчастной Дьявола.
– …Ей было всего шестнадцать лет, – наконец закончил Ковард фразу.
– Все мы смертны, доктор, – все так же самоуверенно отозвался Хьюман, не в силах скрыть победную улыбку. – Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже. Нам остается только надеяться на то, что эта несчастная успела покаяться перед тем, как испустила дух, и тогда Господь примет ее душу!
– А если не успела? – испуганно спросил Ковард, подняв на Хьюмана взволнованный взгляд.
– А если не успела, то ее уделом будут вечные муки Ада, – торжественно закончил Хьюман. – Ибо Всевышний не ждет в своем царстве тех, кто свернул с пути Истины! – он снова оглядел покойницу и добавил довольным голосом. – Смерть этой эдинбургской потаскухи, продававшей свое тело пьяным матросам, послужит хорошим уроком для остальных грешниц. Увидев эту дьявольскую гримасу, они быстрее поймут, что их единственный путь – это скромность, умеренность и сдержанность…
– Но ведь… Она была еще совсем ребенком… Разве вам не жаль ее?
– Эх, доктор, – презрительно усмехнулся Хьюман. – Вы находитесь в нашем заведении всего лишь третий месяц, поэтому так остро реагируете на смерть обычной блудницы, опозорившей не только христианский род, но и всех женщин мира! Эта тварь не была ребенком! Разве ребенок будет заниматься проституцией?
– Быть может, ее толкнула на это жизнь? – робко спросил Ковард, боясь смотреть в пронзительные глаза Хьюмана.
– А почему жизнь не толкнула ее на то, чтобы пойти в подмастерья к какой-нибудь швее или закройщице? – громко возразил Хьюман. – В конце концов, она бы могла зарабатывать на жизнь мытьем полов, но нет! Плутовка была уверена в том, что труд – удел неудачников и решила пойти по легкому пути! Именно таким образом Зло поразило ее душу! В плоти этой, с виду миловидной девушки, текла кровь распутницы, поддавшейся соблазну и забывшей, что такое женская честь и целомудрие! – он замолчал, выровнял дыхание, а потом добавил спокойным голосом. – Кроме того, в последнее время она совсем распоясалась и даже заявляла остальным девочкам, что видела в стенах школы привидение Аниты Бауэр. Вы представляете себе эту неслыханную дерзость и языческий вздор?
– Кто такая эта Анита Бауэр? – не понял Ковард.
– Еще одна шлюха, умершая в конце мая, – брезгливо ответил Хьюман и раздраженно махнул рукой. – Это дело прошлое! Но заявлять в стенах моей школы, что здесь бродят неуспокоенные души умерших блудниц, да еще и пытаться убедить в этом остальных воспитанниц – непростительная ошибка! Это место, – он указал вытянутым пальцем на потолок, – свято! Здесь не должны звучать подобные богохульные речи! Смутьянка и бунтарка, а кроме того, продажная шлюха, вот, кем была Сюзанна Вермонт, а вы говорите – ребенок!
– А как вы думаете, сэр, – осторожно начал Ковард, стараясь подобрать слова так, чтобы не разозлить Хьюмана. – Она могла, действительно, увидеть эту самую Аниту Бауэр?
Хьюман посмотрел на него, как на идиота, а потом произнес немного удивленным голосом:
– Вы, человек науки, спрашиваете меня об этом?
– Я… – замялся Ковард, и его глаза забегали по сторонам, словно он искал, где бы спрятаться. – Я просто… Хм… Я хотел…
– Привидений не существует в нашем мире, мистер Ковард, – медленно и членораздельно произнес Хьюман голосом, не терпящим возражений. – Душа праведника возносится на небо, душа грешника падает в Ад, но в нашем мире им делать нечего, поэтому все разговоры об этом – богохульство. Менее четырех столетий назад вы оказались бы на костре за то, что задали мне этот провокационный вопрос.
– Я… – Ковард, ясно представивший себе, как живьем горит на инквизиторском костре, поежился и испуганно добавил. – Простите. Я, наверное, неправильно выразился… Я имел ввиду, что вполне допускаю, что Сюзанне Вермонт могло показаться, что она видела привидение Аниты Бауэр… Это очень тонкий вопрос, касающийся неокрепшей психики впечатлительных подростков и…
– Чушь! Неокрепшая психика впечатлительной девочки не мешала ей быть портовой шлюхой! – Хьюман многозначительно посмотрел на доктора и добавил. – Наша задача, как наставников девочек, любыми силами вернуть их на правильный путь и спасти их грешные души, пока не стало слишком поздно. Но если кто-то из них, одержимый Дьяволом, противится этому, то ее дорога лежит, не иначе, как прямиком в Ад. Подумайте об этом, доктор.
– Я обязательно сделаю правильные выводы, – пообещал Ковард с самым честным лицом, хотя в глубине души очередной раз усомнился в душевном здоровье этого фанатичного безумца.
Хьюман, не проронив больше ни слова, направился к выходу, но остановился в дверном проеме и, обернувшись, произнес:
– Оформите должным образом все бумаги, касательно ее смерти, да так, чтобы комар носа не подточил.
– О, да, – встрепенулся Ковард и спешно закивал головой. – Не беспокойтесь, сэр! Все будет сделано в лучшем виде!
Оставшись в одиночестве, он с облегчением выдохнул, достал из кармана мятый, видавший виды носовой платок и вытер со лба липкий пот, а потом снова вспомнил, как слышал душераздирающие крики Сюзанны Вермонт, доносившиеся из кабинета Хьюмана, как потом они прекратились, как этот монстр вызвал его, как он склонился над истерзанным телом умирающей девочки, в глазах которой стояла боль, обреченность, нечеловеческая мука, и с трудом нащупал слабый пульс, как перетащил ее, истекающую кровью в свой кабинет и с ужасом оглядел превращенную в кровавое месиво спину…
Все еще не в силах посмотреть в мертвые глаза Сюзанны Вермонт, Ковард отвернулся к стене, крепко зажмурил веки и прошептал:
– Прости… Я пытался сделать все, что было в моих силах, но… Оказался бессилен. Прости…
2
Сидя в своей комнате поздно вечером и периодически поднимая задумчивые глаза на мерцающий огонек единственной свечи, стоящей на столе и разбавляющей густую темноту, Ковард занимался тем же самым, чем и каждую предыдущую ночь. Для него это стало своеобразным ритуалом – писать письмо на имя главного полицейского Шотландии, в котором он открыто указывал, что ему отвратительны методы воспитания сэра Белони Хьюмана, недопустимые в границах Британской Империи, которые обязательно должны заинтересовать компетентные органы, для того, чтобы этот ублюдок, прикрывающийся именем Господа, получил по заслугам. Он писал, что на руках этого изверга кровь, а кроме того, добавил, что последняя его жертва – Сюзанна Вермонт, скончалась не от сердечного приступа, а от побоев и потери крови, и проклинал себя за соучастие в преступлении. Он называл Хьюмана убийцей и безумцем, а потом, подписав письмо, поставил сегодняшнюю дату и…
Сжег его над свечой, обреченно рассматривая, как языки пламени скручивают белый листок, мгновенно превращая его в хрупкий черный уголек. Ковард знал, что не сможет отправить это письмо ни при каких обстоятельствах, потому что в таком случае, Хьюман обязательно потащит его на виселицу сразу вслед за собой. Возможно, если бы Ковард был более храбрым и отчаянным человеком, готовым к риску, он бы не сжег письмо, но… Ковард был всего лишь Ковардом.
Отложив перо, он вздохнул и посмотрел на трепыхающийся комок пепла, оставшегося от тонкого белоснежного листа, осознавая с грустью, что у него нет выхода из сложившейся ситуации. Он прекрасно знал, что завтра вечером напишет очередное письмо и снова сожжет его. И это повторится и послезавтра, и послепослезавтра, до тех пор, пока смерть не наложит на него руки, и он сам, подобно этому листку, не будет вечно гореть в аду за свою трусость.
21 декабря 1916 года
1
– Итак, девочки, – торжественно объявил Хьюман следующим утром, собрав воспитанниц в актовом зале, где на металлическом столе, который доктор Ковард перекатил из своего кабинета, покоилось тело Сюзанны Вермонт, по самую шею укрытое плотным войлочным покрывалом. – Мы все – свидетели печальной, незавидной судьбы, которая ждет любую из вас, кто откажется вернуться на истинный путь и покаяться в своих грехах. Подойдите поближе и посмотрите на лицо этой несчастной… Ну же! – прикрикнул он, хлопнув в ладоши. – Шевелитесь!.. Обратите внимание на перекошенное злобой выражение ее лица. Именно так выглядит смерть грешницы.
Коварду очень захотелось вставить слово и добавить, что именно так выглядит смерть забитой кнутом несовершеннолетней девочки, но он, посмотрев украдкой на невозмутимое лицо миссис Айренстоун, преподавательницы естественных наук, которая находилась здесь же, промолчал, покрепче сжав свои тонкие губы.
Девушки, которых было около тридцати пяти человек, взявшись за руки, нерешительно сомкнули круг вокруг ложа Сюзанны и с благоговейным ужасом принялись рассматривать тело своей подруги, которая еще вчера в обед казалась им живее всех живых. Ковард внимательно оглядел лица воспитанниц. У некоторых в глазах стояли слезы, а кто-то ликовал украдкой – видимо, покойная ладила не со всеми.
– Смотрите на нее внимательно, – продолжил Хьюман с усмешкой, – и молитесь тому, чтобы ваши души были сильнее, чем душа этой несчастной, которая не смогла воспротивиться Искушению!
Одна из девушек ахнула и сделала шаг назад, а затем закрыла лицо руками, словно была поражена увиденным до глубины сознания.
– Не следует прятать взгляд, мисс Роббинс, – твердым, уверенным голосом произнес Хьюман и строго посмотрел на Китти, четырнадцатилетнюю беременную худышку с наивным взглядом и белыми кудряшками на голове, которая прибыла в школу меньше трех месяцев назад. – Немедленно откройте лицо! Вам страшно смотреть на покойника?
– Нет, мистер Хьюман… Я просто… – сглотнула Китти сухой ком в горле и, с ужасом уставившись на мертвое лицо Сюзанны, замолчала.
– Не нужно опасаться покойника, мисс Роббинс, ибо, как учит нас Христианство, смерть человека – естественный конец его жизни, а что естественно, то не безобразно. Опасайтесь только одного – умереть, не раскаявшись, как эта несчастная! Любая из вас, впустившая Дьявола в свою душу, закончит так же, как Сюзанна Вермонт, если не в стенах этой школы, то очень скоро после ее окончания!
Он продолжал строго смотреть на Китти Роббинс, дрожащую от вида мертвого тела, а потом перевел взгляд на ее ближайшую подругу Глорию Хай, которая стояла рядом, и она, в отличие от Китти, была собранной, очень серьезной, и на ее лице не дрожал ни один мускул. Слегка нахмурившись, она с мрачным взглядом смотрела на тело Сюзанны.
Интересно, что связывает эту полоумную дурочку Китти Роббинс, пугающуюся даже собственной тени с этой, несомненно, сильной характером и всегда имеющей свое мнение выскочкой Глорией Хай, мелькнула в голове Хьюмана мысль, почему они все время таскаются вместе, словно не разлей вода?
2
– И вы не заметили ничего подозрительного в поведении ни у одной из воспитанниц? – спросил Хьюман Коварда и миссис Айренстоун, когда девушки покинули актовый зал и они остались втроем. – Совсем-совсем?
– Ни в коем случае, – честно ответил доктор. – Но мне кажется, девочки были потрясены увиденным…
– Знаете, в чем мы с вами похожи? – усмехнулся, презрительно посмотрев на него, Хьюман. –Мы оба врачи, только вы лечите тело человека, а я лечу его душу. Именно поэтому я вижу насквозь каждую из этих блудниц и без труда читаю мысли любой из них. Поведение одной из девочек мне очень не понравилось… А вы, миссис Айренстоун, не заметили ничего подозрительного? – он перевел на нее вопросительный взгляд, но она лишь отрицательно махнула головой из стороны в сторону и на ее лице не шевельнулась ни одна прожилка.
– Неужели я единственный из вас, кого Господь наградил зрением? – Хьюман вздохнул и по-актерски приложил ко лбу руку, а потом разочарованно покачал головой.
– Могу ли я поинтересоваться, поведение какой из девочек насторожило вас, сэр? – затаив дыхание, осторожно спросил Ковард.
– Глория Хай! – громко рявкнул Хьюман.
– Глория Хай? – с сомнением в голосе переспросила миссис Айренстоун, сразу же нарисовав в голове образ этой веселой девчонки с озорным, но очень умным и добрым взглядом.
– Да! Вы тоже заметили ее взгляд?
– Ну… Гм… – замялась та в ответ. – Она… Не совсем, чтобы я обратила внимание на ее взгляд, но… Если мне не изменяет память, она попала в школу три года назад и выпустится ровно через полгода, в июне тысяча девятьсот семнадцатого. Я имею ввиду, зачем ей накликать на себя беду за полгода до выпуска? Она очень умная девочка и…
– Именно умные люди чаще всего и становятся бунтовщиками, вам известно об этом не хуже, чем мне, миссис Айренстоун, – оборвал ее Хьюман, а потом, помолчав, добавил. – Именно от таких людей чаще всего и приходит беда и именно они являются источниками проблем, ложкой дегтя в бочке меда…
– Гм… – смущенно пробормотала миссис Айренстоун и поправила очки. – Никогда не думала об этом… Но ведь Глория Хай прекрасно учится, исправно посещает часовню и…
– Я заведую этой школой восемнадцать лет, и, поверьте, знаю, о чем говорю. Мне уже попадались такие умные выскочки, прилежно учащиеся и исправно посещающие часовню, а последней из них была эта шлюшка, – он кивнул на тело Сюзанны Вермонт. – Но, что касается Глории Хай… – он на секунду задумался, а потом почти выкрикнул. – Бунт! Жажда смуты! Вот, что я увидел в ее глазах!
Миссис Айренстоун и Ковард обменялись ничего не понимающими взглядами, а Хьюман, прикрыв глаза и положив руку на грудь, коснулся массивного металлического креста, свисающего с его шеи, а потом произнес вполголоса:
– Я ясно чувствую дух бунтарства, зарождающийся в ее душе, – он медленно сжал руку в кулак с такой силой, что суставы его побелевших пальцев сильно хрустнули. – Она готовится доставить нам массу ненужных проблем, попомните мои слова… Кстати! – он открыл глаза и перевел вопросительный взгляд на миссис Айренстоун. – Чего она все время таскает за собой эту инфантильную обрюхаченную малолетку Китти Роббинс? Что их связывает?
– Думаю, общее прошлое, сэр, – уверено ответила миссис Айренстоун.
– Общее прошлое?
– Да, сэр. Китти Роббинс попала к нам в школу будучи беременным четырнадцатилетним подростком, точно так же, как попала сюда Глория Хай три года назад. Девочки сильно сдружились и все свободное время проводят вместе.
– Ах, вот оно что. Как я сразу не подумал об этом? – Хьюман почесал подбородок, а затем строго посмотрел на своих собеседников, переводя пронзительный взгляд с одного на другого. – Присмотритесь к Глории. Чувствую, ох, чувствую, что в ее душе зреет бунт…
Хьюман снова замолчал, как будто тщательно обдумывал что-то, и тогда Ковард, набравшись храбрости, промямлил, запинаясь и пытаясь правильно сформулировать мысли:
– Надеюсь… Сэр, не сочтите, что я лезу не в свои дела, но… То, что случилось с Сюзанной Вермонт, не должно, по моему скромному мнению, повториться ни с одной из других девушек… Я ни в коем случае не бросаю вам вызов и не подвергаю сомнению вашу власть, но… Боюсь, это не совсем гуманно и… И не совсем характерно для Британии начала двадцатого года…
– Это не ваша забота – принимать решения относительно духовного здоровья девочек, – презрительно усмехнулся Хьюман и смерил Коварда пренебрежительным взглядом. – Ваша задача – следить за их физическим состоянием и должным образом заполнять бумажки об их смерти, если наступает такая необходимость!
– Да, но…
– Мистер Ковард! – повысив голос, произнес Хьюман тоном, не терпящим возражений. – Повторяю, духовные проблемы девочек и пути их решения, это не ваша специализация!
– Тут я не могу с вами спорить, сэр, – сдавшись, ответил доктор, и почувствовал, как по его груди пробежала холодная трусливая дрожь.
Сжав губы, он послушно замолчал и бросил осторожный короткий взгляд на миссис Айренстоун, понимая, что не может перечить человеку, благодаря которому все еще находится на свободе, а не раскачивается на виселице.
