bannerbannerbanner
Темная сторона демократии

Майкл Манн
Темная сторона демократии

Полная версия

Предисловие к первому английскому изданию

Поскольку в своих прежних исследованиях я не обращал специального внимания на экстремальные формы человеческого поведения, мне не приходилось особенно много думать о добре и зле. Подобно большинству из нас, я считал их категориями совершенно отдельными – как друг от друга, так и от обыденной жизни. После занятий проблемой этнических чисток я уже не столь в этом уверен. Несмотря на то что я не стремлюсь размыть моральную границу между добром и злом, должен признать, что в реальном мире они взаимосвязаны. Зло не приходит из сферы, внеположной нашей цивилизации, из сферы, которую хочется назвать «примитивной». Зло порождается самой цивилизацией.

Бросим взгляд на высказывания трех видных исторических деятелей. Мы привыкли думать о президенте Томасе Джефферсоне как о воплощении просвещенного разума. И в самом деле, он заявлял, что «варварство» американских индейцев «оправдывает их истребление» во имя развития цивилизации. Столетие спустя президент Теодор Рузвельт – достойный современный человек – согласился с этим, сказав, что для индейцев «истребление было в конечном счете столь же благотворно, как и неизбежно». Еще через сорок лет третий лидер заявил: «Путь величия состоит в том, что нужно переступать через мертвые тела, чтобы создавать новую жизнь». Эти слова принадлежат шефу СС Генриху Гиммлеру, который справедливо считается воплощением зла. Тем не менее сам Гиммлер и его коллега Адольф Гитлер говорили, что идут по следам американцев. Как я попытаюсь доказать в этой книге, кровавые этнические чистки[21] представляют собой центральную проблему нашей цивилизации, нашей Современности[22], наших концепций прогресса и наших попыток установить демократию. Это наша темная сторона. Как мы увидим, исполнители этнических чисток не появляются в нашей среде как особая категория злодеев. Их создают главные конфликты Современности, вызывающие неожиданную эскалацию и фрустрацию, которые постоянно ставят людей перед необходимостью морального выбора. Некоторые люди подчас выбирают путь, прекрасно зная, к каким ужасным последствиям он приведет. Мы можем их обличать, но не менее важно понимать, почему они на это пошли. Что же до всех остальных (включая меня), то мы можем вздохнуть с облегчением, поскольку нам не приходится сталкиваться с подобными дилеммами – ведь многие из нас в этом случае оказались бы не на высоте. Тезис, на котором основана эта книга, состоит в том, что кровавые этнические чистки порождаются нашей цивилизацией и осуществляются людьми, большинство из которых похожи на нас.

Я обязан многим, кто помогал мне осуществить это исследование. В основном книга представляет собой вторичный анализ, основанный на фактологической работе, проведенной другими авторами. Моя работа посвящена самому мрачному аспекту этой страшной темы, поскольку сосредоточена на тех, кто осуществлял геноцид, а не на тех, кто героически сопротивлялся ему или даже достойно принял мученический венец. Многие из них могут вызвать лишь восхищение. Я говорю о душевной силе выживших, свидетельствующих о пережитых ими ужасах, очевидцев, подробно описавших то, что они видели, составителей независимых отчетов и инициаторов судебных расследований, а также ученых, посвятивших свою жизнь и работу осмыслению произошедшего.

В последние годы я получил немалую поддержку от Сойеровских семинаров по массовому насилию (Sawyer Seminars on Mass Violence), которые проходят в Центре продвинутых исследований в области наук о поведении (Center for Advanced Study in the Behavioral Sciences) в Пало Альто, Калифорния. Я благодарен Норману Неймарку (Norman Naimark), Рону Сьюни (Ron Suny), Стивену Стедмену (Stephen Steadman) и Бобу Зайонцу (Bob Zajonc), моим соорганизаторам, Дагу Мак-Адаму (Doug McAdam), директору Центра, а также всем студентам и приглашенным лекторам семинара. Все они внесли интеллектуальный вклад в создание этой книги.

Особую благодарность я испытываю к Хильмару Кейзеру (Hilmar Kaiser), чьи блестящие и эмоциональные работы, посвященные армянскому геноциду, послужили для меня источником вдохновения. Я благодарю также Реймона Кеворкяна (Raymond Kévorkian) за его любезное согласие предоставить мне свою важную неопубликованную рукопись[23] и Эдуль Бозкурт (Ödul Bozkurt) за ее переводы с турецкого. За помощь в работе над тематикой, связанной с нацистскими геноцидами, я благодарю Яна Кершо (Ian Kershaw) и Майкла Берлея (Michael Burleigh) за авторитетные указания по поводу проведения исследования, Кристофера Браунинга (Christopher Browning) и Джорджа Браудера (George Browder) за критические замечания по поводу раннего варианта рукописи, Мартина Таханя (Martin Tahany) за переводы с немецкого и Питера Стаматова (Peter Stamatov) за переводы с венгерского. Марк Луфер (Mark Lupher) высказал полезные критические замечания по поводу раннего варианта главы о чистках в коммунистическом мире. Александра Милицевич (Aleksandra Milicevic) часто исправляла мои ошибки, связанные с недостаточным знанием ситуации на Балканах, и я имел честь обсуждать со Скоттом Стросом (Scott Straus) его замечательное исследование по Руанде. Патриция Ахмед (Patricia Ahmed) помогала мне в сборе материалов по Индии и Индонезии. Я благодарен также Дэвиду Лейтину (David Laitin) за решительную и полезную критику основных положений моей работы, хотя и опасаюсь, что мои поправки так и не удовлетворили его. Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе предоставил мне щедрые фонды на исследование и талантливых студентов в помощь (здесь я упомянул четырех из них). Как всегда, Джон Холл (John Hall) оказывал мне общую интеллектуальную поддержку, тогда как Ники и Луиза Харт (Nicky and Louise Hart), а также Гарет и Лора Манн (Gareth and Laura Mann) помогли мне сохранить душевное равновесие во время занятий этой тяжелой темой.

Лос-Анджелес, декабрь 2003 г.

Глава 1. Общие положения

Батиша Ходжа, семидесяти четырех лет, сидела на кухне со своим мужем Изетом, семидесяти семи лет, и грелась у печки. Они слышали взрывы, но не понимали, что сербские войска уже вошли в город. Внезапно дверь распахнулась, в кухню ворвалось пять-шесть солдат, которые начали спрашивать: «Где ваши дети?»

По словам Батиши, они начали бить Изета «так сильно, что он упал на пол». Они били его ногами, требовали денег и информацию о том, где находятся сыновья пожилой пары. Они убили Изета, когда он лежал на полу и смотрел на них. «Они трижды выстрелили ему в грудь», – вспоминает Батиша. В присутствии умирающего мужа солдаты сняли с ее пальца обручальное кольцо.

«Я до сих пор чувствую боль», – говорит Батиша. Они стреляли в воздух и в конце концов пинками выгнали на улицу Батишу и десятилетнего мальчика, проживавшего с ними.

«Я даже не успела выйти из ворот, когда они все подожгли…» Тело ее мужа было охвачено пламенем. В этот момент она была парализована. Она стояла на улице под дождем без дома, без мужа, не имея ничего за душой, кроме одежды, которая была на ней. Кончилось дело тем, что мимо проехал трактор с незнакомыми людьми, которые втащили ее в машину. Дочь Батиши впоследствии нашла ее в лагере беженцев на севере Албании.

Нежно глядя на совместную фотографию с Изетом, Батиша бормочет: «Никто не понимает, что мы видели и что пережили. Только Бог знает»[24].

 

Вот так кровавая этническая чистка обрушилась на одно из семейств в деревне Беланица, что в Косово, в последний год ХХ века. Исполнителями были сербы, прибегавшие к убийствам и нанесению увечий, чтобы запугать местных албанцев и заставить их бежать. После этого страну могли занять сербы, как они говорили, «по историческому праву». Сейчас в Косово ситуация изменилась с точностью до наоборот. Начиная с 1999 г. албанцы изгоняют сербов. Косово сейчас очищено, но не от албанцев, а практически от всего сербского населения.

Измените название народов и стран, и такой инцидент мог бы произойти в течение нескольких веков практически везде на земном шаре – в Австралии, Индонезии, Индии, России, Германии, Ирландии, Соединенных Штатах, Бразилии. Этнические чистки – одно из главных зол Современности. Мы знаем теперь, что холокост евреев, хоть и уникальный в ряде отношений, не представляет ничего уникального как случай геноцида. К счастью, геноцид случается редко, но более «мягкие» и все-таки кровавые чистки происходят значительно чаще.

Эта книга предлагает объяснение подобных злодеяний. Для ясности я изложу его здесь вкратце, в форме восьми тезисов общего характера. Они следуют по порядку от наиболее общего к частному, от большого к малому, постепенно дополняя и развивая общую картину. Я надеюсь, что мне удастся обосновать их по ходу книги, подробно рассматривая худшие случаи чисток – те, при которых происходили массовые убийства.

Мой первый тезис относится к исторической эпохе, в которую кровавые чистки стали распространенным явлением. Кровавые чистки есть феномен современный, представляющий собой темную сторону демократии. Я хочу с самого начала пояснить, что не считаю их обычным спутником демократического способа правления. Лишь малое число демократических режимов запятнало себя кровавыми чистками. Я вовсе не отрицаю демократический идеал – напротив, я его поддерживаю. Однако демократия всегда предполагала возможность тирании большинства над меньшинствами, и эта возможность оборачивается зловещими последствиями в некоторых разновидностях полиэтнических обществ.

Этот тезис делится на две части – часть, относящуюся к Современности, и часть, относящуюся к демократии. Этнические чистки являются неотъемлемым признаком Современности. Хотя они были известны и в предшествующей истории (и, видимо, имели распространение среди крошечных групп, преобладавших в доисторические времена), именно в Новое время они стали более частыми и разрушительными. В ХХ в. в этнических конфликтах погибло более 70 миллионов человек – цифра, на фоне которой человеческие потери предыдущих столетий кажутся ничтожными. Кроме того, войны, которые ведутся конвенциональным оружием, во все большей степени делают своей мишенью целые народы. Если в Первую мировую войну доля гражданских лиц среди погибших не достигала 10 %, то во Вторую мировую войну она превысила половину, а в войнах 90-х гг. XX в. составляла более 80 %. Войны между государствами больше не являются основной причиной насильственной смерти; на смену им приходят гражданские войны, в большинстве случаев носящие этнический характер. В таких войнах погибло примерно 20 миллионов человек, хотя более точные цифры указать затруднительно (приблизительные оценки даны в: Chesterman, 2001: 2; Fearon & Laitin, 2003; Gurr, 1993, 2000; Harff, 2003; Markusen & Kopf, 1995: 27–34).

Когда я пишу эти строки (2003 г.), этнические и религиозные конфликты продолжают тлеть в Северной Ирландии, Стране Басков, на Кипре, в Боснии, Косово, Македонии, Алжире, Турции, Израиле, Ираке, Чечне, Азербайджане, Афганистане, Пакистане, Индии, Шри-Ланке, Кашмире, Бирме, на Тибете, в китайском Синьцзяне, на островах Фиджи, на Южных Филиппинах, на ряде островов Индонезии, в Боливии, Перу, Мексике, Судане, Сомали, Сенегале, Уганде, Сьерра-Леоне, Либерии, Нигерии, Конго, Руанде и Бурунди. Более чем в половине случаев имеет место серьезное кровопролитие. Когда вы читаете эти строки, один из этнических кризисов, вероятно, взрывается насилием на вашем телеэкране или на газетной странице, тогда как другие взрывы не вызывают достаточного интереса у журналистов. В XX в. хватало ужасов. Видимо, XXI в. будет еще хуже.

Травма 11 сентября 2001 г. и вызванная ею «война с террором» довели факт кровавых этнических и религиозных конфликтов до сознания всего мира. Особенно сильным был шок в процветающих странах Севера, которые в течение последнего полувека были защищены от подобных ударов. Ни террористический акт 11 сентября, ни ответные удару по Афганистану и Ираку не имели своей целью этническую чистку, но они сразу же вписались в контекст этнорелигиозных конфликтов, чреватых чистками, – между израильтянами и палестницами, суннитами и шиитами, иракцами и курдами, русскими и чеченцами, мусульманами и индусами в Кашмире, а также между различными афганскими племенами. Эти конфликты подчиняют себе даже международную политику великих держав.

Таким образом, к несчастью для нас, кровавые этнические чистки не являются чем-то «примитивным» или чуждым нам. Они плоть от плоти нашей цивилизации. Большинство справедливо связывает их с ростом национализма в мире. Однако национализм становится очень опасным, только когда он политизирован и когда он представляет собой извращение свойственного Современности стремления построить демократию в рамках нации-государства. Демократия означает власть народа. Но в эпоху Современности слово «народ» относится одновременно к двум вещам. Первая – то, что греки обозначали словом демос, то есть обычный народ, население, массы. Таким образом, демократия – это власть обычного народа, власть масс. Однако в нашей цивилизации слово «народ» обозначает также нацию или, если пользоваться другим греческим термином, этнос, этническую группу – людей, объединенных общей культурой и ощущением общего наследия и отличающихся от других людей. Однако если народ правит в своем национальном государстве и если народ определяется при этом в этнических терминах, то этническое единство может приобретать большее значение, чем гражданское многообразие, без которого невозможна демократия. Если такой народ находится у власти, то что произойдет с людьми, принадлежащими к другим этническим группам? Ответы часто бывали неприятными – особенно если одна из этнических групп образует большинство, потому что тогда ее «демократическая» власть становится также тиранической. Как показывает Виммер (Wimmer, 2002), в эпоху Современности общество структурировано по этническому и националистическому принципу, ибо такие институты, как гражданство, демократия и социальная защита, увязаны с исключением на этнической и национальной почве. Я готов признать, что некоторые другие элементы современной реальности играют подчиненную роль в процессах, приводящих к чисткам. Мы увидим, что каста профессиональных военных в некоторых странах подвергается соблазну ведения войн на уничтожение врага, а такие идеологии Современности, как фашизм и коммунизм, в одинаковой степени отличаются беспощадностью. Однако за всем этим стоит представление, что враг, которого нужно уничтожить, – это целый народ.

Для ясности я разобью первый тезис на несколько подпунктов.

. Кровавые этнические чистки представляют собой фактор риска в эпоху демократии, потому что в ситуации полиэтничности идеал народной власти привел к переплетению демоса и доминирующего этноса, создавая органические концепции нации и государства, которые поощряли чистки по отношению к меньшинствам. В более поздние времена социалистический идеал демократии также оказался извращен, когда понятие демоса было переплетено с понятием пролетариата, рабочего класса, создавая давление, направленное на уничтожение других классов. Здесь в самых общих чертах намечены пути, на которых демократические идеалы приводят к кровавым чисткам.

. В колониях Нового времени демократические режимы, созданные поселенцами, часто оказывались намного более жестокими, чем более авторитарные колониальные правительства. Чем больше поселенцы контролировали колониальные учреждения, тем более кровавыми становились чистки. Это будет показано в главе 4. Здесь яснее всего видна связь между демократическими режимами и массовыми убийствами.

. Государства, где процессы демократизации только начались, в большей степени способны на кровавые этнические чистки, чем стабильные авторитарные режимы (об этом пишет также: Chua, 2004). Когда в полиэтническом окружении авторитарный режим ослабевает, демос и этнос, скорее всего, переплетаются. В отличие от этого, стабильные авторитарные режимы стремятся править по принципу «разделяй и властвуй». Это заставляет их стремиться уравновесить требования различных групп, включая этнические группы. Некоторые режимы, отличающиеся высокой степенью авторитарности, представляют собой исключение. Они мобилизуют большинство против «враждебных меньшинств», опираясь на массовую партию власти. Нацистский режим и коммунистические режимы, которые обсуждаются в главах 7–11, представляли собой диктатуры, а не демократии, хотя они возникли в контексте кажущейся демократизации, которую они впоследствии использовали в своих целях. Они мобилизовали народ в качестве этноса или пролетариата и представляют собой частичное исключение из этого подпункта.

1 г. Стабильные демократии представляют меньший риск кровавых чисток, чем авторитарные режимы или режимы, находящиеся в процессе демократизации. В условиях стабильной демократии гарантированы не только выборы и власть большинства, но и конституционные гарантии для меньшинств. Но прошлое этих стран не было столь похвальным. В большинстве случаев проводились этнические чистки, достаточные для того, чтобы создать гражданский коллектив, носящий в целом моноэтнический характер. В прошлом чистки и демократизация шли рука об руку. Либеральные демократии вырастали на субстрате этнических чисток, хотя за пределами колоний это принимало формы не массовых убийств, а организованного принуждения.

. Режимы, в настоящее время осуществляющие кровавые чистки, никогда не являются демократическими, так как это было бы противоречием в терминах. Приведенные выше подпункты, таким образом, относятся к ранним фазам эскалации этнического конфликта. Безусловно, по мере эскалации соответствующие режимы становятся все менее демократическими. Темная сторона демократии, таким образом, представляет собой извращение либеральных или социалистических идеалов демократии, происходящее с течением времени.

Принимая во внимание эти сложные отношения, мы не сможем в современном мире найти простой формулы, связывающей демократию и этнические чистки, как это подтверждают Фирон и Лейтин (Fearon & Laitin, 2003) в своем количественном исследовании недавних гражданских войн, носящих в большинстве случаев этнический характер. Но я не занимаюсь статическим сравнительным анализом. Мой анализ является историческим и динамическим: кровавые чистки перемещались по миру по мере его модернизации и демократизации. В прошлом они происходили главным образом среди европейцев, которые изобрели демократическое национальное государство. Страны, населенные европейцами, в настоящее время вполне демократичны, но в большинстве своем они также подвергались этническим чисткам (см. подпункт 1 г). Сейчас эпицентр чисток передвинулся в южную часть мира. Покуда человечество не примет меры, этнические чистки будут расширяться – до тех пор, пока миром не станут управлять демократии (надо надеяться, не прошедшие этнических чисток). Впоследствии станет легче. Но если мы хотим избавиться от этого явления быстрее, нам придется взглянуть в лицо темной стороне демократии.

Враждебность на этнической почве возникает там, где этническая принадлежность вытесняет классовую в качестве основной формы социальной стратификации. При этом чувства, близкие к классовой ненависти, направляются в русло этнического национализма. Этнические чистки в прошлом были редкостью, потому что большинство обществ в истории делилось на классы. В этих обществах доминировала аристократия или какие-то другие разновидности олигархии. Эти правящие классы редко имели с простым народом общую культуру или этническую идентичность. По существу, доминирующие группы презирали народ, практически не считая его за людей. Народ стратифицировался по классовому признаку – класс вытеснял этническую принадлежность.

Даже в первых обществах современного типа доминировала классовая политика. Либеральные государства, основанные на принципе представительства, возникли как форма достижения компромисса в классовом конфликте, давая враждующим группам ощущение принадлежности к единым народу и нации. В этих государствах допускалось определенное этническое многообразие. Но там, где в борьбу за демократию включается целый народ, борющийся с властью, воспринимаемой как чужая, возникает чувство этнической принадлежности, часто вбирающей в себя эмоции классового характера. Народ воспринимает себя как «пролетарскую» нацию, добивающуюся базовых демократических прав в борьбе с империалистическими нациями, составляющими высшие классы общества и претендующими на то, что они несут цивилизацию своим отсталым народам. В настоящее время борьба палестинцев, безусловно, носит «пролетарскую» окраску, причем враг определяется как эксплуататорский, колониальный Израиль, за которым стоит американский империализм. При этом израильтяне и американцы утверждают, что защищают цивилизацию от примитивных террористов. Подобной аргументацией в прежние времена пользовались враждующие классы.

 

Этнические различия переплетаются с другими социальными различиями – в первую очередь классовыми, региональными и гендерными. Этнонационализм набирает особую силу там, где его подпитывают другие виды эксплуатации. Самым серьезным недостатком недавних работ, посвященных этническому национализму, является почти полное игнорирование классовых отношений (см.: Brubaker, 1996; Hutchinson, 1994; Smith, 2001). Другие авторы ошибочно считают класс материальной категорией, а этническую принадлежность – эмоциональной (Connor, 1994: 144–164; Horowitz, 1985: 105–135). Они делают ошибку, подобную той, которую допускали авторы прежних поколений, считавшие главным классовый конфликт и игнорировавшие этническую принадлежность. В наше время верно обратное, и это относится не только к авторам из академической среды. Наши средства массовой информации широко освещают этнические конфликты, в значительной степени игнорируя классовую борьбу. Тем не менее эти два типа конфликтов подпитывают друг друга. Палестинцы, даяки, хуту и прочие верят, что подвергаются материальной эксплуатации. Большевики и маоисты полагали, что нацию эксплуатируют классы помещиков и кулаков. Игнорирование этнической и классовой принадлежности одинаково ошибочно. Иногда может доминировать та или другая форма конфликта, но она будет поглощать другую. То же самое можно сказать об эмоциях, связанных с гендерной и региональной принадлежностью.

Безусловно, кровавые чистки не происходят между соперничающими этническими группами, которые отделены друг от друга, но пользуются равенством. Одних только различий недостаточно, чтобы создать такой конфликт. Проблемы создает не противостояние христиан мусульманам, а ситуации, в которых мусульмане чувствуют, что их угнетают христиане (или наоборот). Если бы Южная Африка действительно осуществляла свою программу апартеида – раздельного развития рас, пользующихся равенством, – африканцы бы не восстали. Они восстали, поскольку апартеид был прикрытием для расовой эксплуатации африканцев белыми. Для развития серьезного этнического конфликта одна этническая группа должна рассматриваться как эксплуатирующая другую. В свою очередь, имперские угнетатели отвечают праведным гневом на попытку утопить их «цивилизацию» в «примитивизме» – точно так же, как поступают высшие классы общества, когда им угрожает революция.

Ситуация оказывается в опасной близости от кровавой чистки, когда (а) движения, претендующие на представительство двух достаточно древних этнических групп, выдвигают заявку на создание собственного государства на одной и той же территории или ее части и (б) эта заявка им кажется легитимной и имеющей определенные шансы на осуществление. Почти во всех опасных случаях в конфликте участвуют две этнические группы, обе группы достаточно сильны, и взаимно противоречащие претензии на политический суверенитет накладываются на давно сформировавшееся ощущение этнического различия – хотя это ощущение и не связано с тем, что принято называть старинной враждой. В результате постоянных взаимопротиворечащих притязаний на политический суверенитет этнические различия раздуваются до серьезной ненависти, и конфликт выходит на опасный уровень чистки. Я выделяю четыре основных истока власти в обществе: идеологический, экономический, военный и политический. Кровавый этнический конфликт связан прежде всего с отношениями политической власти, хотя по мере своего развития он затрагивает также отношения идеологической, экономической и в конечном счете военной власти. Я предлагаю главным образом политическое объяснение этнических чисток.

Ситуация оказывается на грани кровавой чистки тогда, когда осуществляется один из двух альтернативных сценариев. (4а) Более слабая сторона получает импульс к борьбе, а не к подчинению (поскольку подчинение делает конфликт менее кровавым), полагая, что помощь придет со стороны — обычно из соседней страны, возможно представляющей собой этническую родину участников конфликта, – как в модели, сформулированной в работе Брубейкера (Brubaker, 1996). При таком сценарии обе стороны предъявляют политические претензии на одну и ту же территорию – и обе верят, что имеют достаточные ресурсы для их осуществления. Так произошло, в частности, в случае Югославии, Руанды, Кашмира и Чечни. Нынешняя американская война с терроризмом именует терроризмом именно такую внешнюю поддержку и стремится положить ей конец.

(4б) Сильнейшая сторона настолько уверена в своей превосходящей военной силе и идеологической легитимности, что считает себя способной осуществить чистку без особого физического и морального риска. Так происходит в случаях колониального поселенчества, которые мы рассматриваем далее: в Северной Америке, в Австралии и на черкесских землях. В случае армян и евреев мы имеем дело со смешанным сценарием, поскольку господствующая сторона – турки и немцы – полагала, что должна нанести первый удар прежде, чем более слабая сторона – армяне и евреи – заключит союз с гораздо более грозными силами извне. Все эти ужасные события были результатом взаимодействия между двумя сторонами. Мы не можем объяснить эскалацию насилия на этнической почве исключительно с точки зрения действий и убеждений исполнителей. Мы должны проанализировать взаимодействие между исполнителями чисток и их жертвами, а также их взаимодействие с другими группами. Ведь совсем не во всех случаях, в которых взаимодействуют две этнические группы, дело доходит до кровавых чисток. Сначала одна из сторон или обе стороны должны сделать выбор в пользу борьбы, а не в пользу маневрирования и поиска компромисса, а такой выбор случается редко.

Грань кровавых чисток оказывается перейденной, когда государство, осуществляющее суверенитет над спорной территорией, подвергается расколу и радикализации, находясь при этом в нестабильном геополитическом окружении, которое обычно ведет к войне. Подобные политические и геополитические кризисы ведут к появлению радикалов, призывающих к более жесткому обращению с теми, кого они считают этническими врагами. Там, где этнический конфликт между соперничающими группами имеет давнюю историю, он обычно подвергается определенной ритуализации, носит циклический и управляемый характер. Напротив, настоящие кровавые чистки происходят неожиданно, первоначально не планируются и вызываются к жизни посторонними кризисами, такими как война. В случаях, когда государство и геополитическая обстановка сохраняют стабильность, даже серьезные этнические конфликты обычно цикличны и могут управляться на более низких уровнях насилия (см. главу 16, посвященную современной Индии). В случаях же, когда политические институты нестабильны и затронуты войной, насилие может вылиться в массовые убийства, что подтверждается работой Харфа, посвященной политическим чисткам во всем мире (Harff, 2003).

Существуют различные формы политической нестабильности. Некоторые государства находятся в состоянии раскола и распада (например, государство хуту в Руанде); другие были захвачены и заново подверглись консолидации, решительно подавляя инакомыслие и раскол (как государство нацистов). В некоторых государствах, возникших совсем недавно, консолидация носила очень неровный характер (например, в Боснии и Хорватии). Но здесь речь не идет о стабильных и целостных государствах, неважно – демократических или авторитарных. Не будем мы говорить и о несостоявшихся государствах (failed states), в которых, по мнению политологов, существует наибольшая вероятность возникновения гражданских войн (Конго начала XXI в. представляет собой исключение). Этнические чистки в их наиболее кровавых стадиях обычно проводятся государствами, а это требует от государства известной устойчивости и согласованности действий.

Кровавые чистки редко являются изначальным намерением виновных. Крайнюю редкость представляют собой злые гении, с самого начала замышляющие массовые убийства. Даже Гитлер не был таким. Намерение осуществить кровавую чистку обычно возникает как План В, который разрабатывается только после того, как проваливаются первые две программы борьбы с тем, что создатели этих планов считают этнической угрозой. План А обычно подразумевает продуманное решение, представляющее собой компромисс, или прямое подавление. План Б носит более репрессивный характер, чем провалившийся план А; он принимается поспешно в ситуации нарастающего насилия и определенной политической дестабилизации. Когда оба плана проваливаются, некоторые из разработчиков государственной политики начинают искать еще более радикальные решения. Чтобы понять эту динамику, нужно проанализировать непредусмотренные последствия серии действий, ведущих к эскалации. Планы, последовательно сменяющие друг друга, могут вести к эскалации, как логически вытекающей из их характера, так и представляющей собой результат более случайных обстоятельств. Создатели планов могут с самого начала обладать решимостью избавиться от тех, кто не принадлежит к их этнической группе; когда более мягкие методы не дают результатов, они с почти логической необходимостью идут на эскалацию, полные твердой решимости преодолевать препятствия все более и более радикальными средствами. Это относится к Гитлеру и его пособникам: окончательное решение еврейского вопроса выглядит не случайностью, а логичной эскалацией идеологии, беспощадно устранявшей все препятствия на своем пути. С другой стороны, для младотурок окончательное решение армянской проблемы в значительно большей степени было результатом привходящих обстоятельств, порожденных ситуацией 1915 г., которую они считали неожиданной и отчаянной.

21В оригинале «murderous ethnic cleansing». – Примеч. ред.
22Автор использует термин modernity, который в английском языке имеет как бытовое, так и научное значение. В обыденном словоупотреблении modern times – это Новое время, эпоха, следующая за Средневековьем. В гуманитарных науках и в теоретической социологии (а наш автор, напомним, социолог) Modernity – это своеобразная социально-культурная формация, которая характеризуется секуляризацией, бурным развитием науки и техники, переходом от аграрного общества к индустриальному и, не в последнюю очередь, отказом от сакральной легитимации власти (от суверенитета монарха к суверенитету народа). См.: Habermas J. Der philosphische Diskurs der Moderne. Fr.a.M.: Suhrkamp, 1985; Berman, Marshall. All That Is Solid Melts into Air: The Experience of Modernity. New York: Viking Penguin, 1982. В русскоязычной литературе этот термин передается либо как Современность, либо как Модерн (как с большой, так и с маленькой буквы), либо – редко – как «модернити». См.: Бауман З. Текучая современность. СПб.: Питер, 2008. – Примеч. науч. ред.
23Речь идет о книге Р. Кеворкяна «Геноцид армян. Полная история», опубликованной в 2006 г. на французском языке. Русский перевод этой фундаментальной монографии вышел в свет в 2015 г. – Примеч. ред.
24Мы это тоже знаем благодаря репортеру Los Angeles Times Джону Данишевскому, чей подробный репортаж о происходившем в Беланице был опубликован 25 апреля 1999 г. – Примеч. авт.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68 

Другие книги автора

Все книги автора
Рейтинг@Mail.ru