Есть разные способы классификации объектов, о которых мы думаем и говорим. Можно разделить их по цвету, и тогда у нас будут предметы красные, желтые и синие. Можно – по форме, и тогда у нас будут предметы треугольные, круглые и квадратные. Можно – по биологическим видам, и тогда перед нами окажутся слоны, дубы и инфузории-туфельки. То, к какому роду классификации мы прибегаем в этих случаях, является существенным компонентом нашего опыта познания мира. Практически ничего нельзя помыслить или сказать, не прибегая к подобным способам систематизации: без них почти (если не вовсе) невозможно получение опыта. Мало кто будет возражать против того, что некоторые из применяемых нами способов классификации объектов отражают наши интересы, цели и ценности, и лишь немногие станут отрицать, что зачастую наши способы классификации определяются самими объектами[11]. Дело не в том, что мы волюнтаристски решили называть одни вещи треугольными, другие – круглыми, а третьи – квадратными: они таковы и есть. Равным образом существование слонов, дубов и инфузорий не является следствием процесса человеческого мышления или применения языка. Они возникли сами по себе, и наши язык и мышление отражают эти уже имеющиеся факты.
Итак, между вещами есть объективно существующие сходства. Еще до классификации знакомые нам из повседневного опыта предметы обладают одинаковыми характеристиками, признаками или атрибутами. Это не тезис, сформулированный в рамках какой-либо метафизической теории, а, напротив, дофилософский трюизм; однако он ложится в основу важных философских размышлений. В самом деле, вопрос, восходящий к истокам метафизики, таков: существует ли какое-либо универсальное объяснение того дофилософского трюизма, что вещи обладают сходными атрибутами? Предположим, у некоторого набора вещей есть сходный атрибут – скажем, все они желтые. Существует ли факт, более основополагающий или фундаментальный, чем этот? Такой фундаментальный факт, одна только истинность которого в отношении упомянутых объектов делает их все желтыми? И если он существует, можно ли делать из этого примера какие-то общие выводы? То есть возможны ли такие очень общие тип или форма факта, чтобы любое совпадение атрибутов имело место потому, и только потому, что существует некоторый факт соответствующего очень общего типа или формы?
Утвердительный ответ на этот вопрос дается в «Пармениде» Платона, где мы читаем:
…ты признаешь существование неких видов, приобщаясь к которым все другое из здешнего получает их имена, например, сходного, если приобщается к сходству, великого, если приобщается к величине, и если приобщается к справедливости и красоте, то оказывается справедливым и прекрасным?[12]
Здесь предлагается общая схема, объясняющая совпадение атрибутов. Согласно ей, существует ряд объектов a… n, есть предмет φ и такое отношение R, что каждый из объектов a… n имеет отношение R к φ. Именно в силу того, что объекты a… n находятся в отношении R к φ, их атрибут совпадает, и все они оказываются прекрасными, справедливыми и т. д. Со времен Платона эту схему находили привлекательной многие философы[13]. Они не всегда пользовались тем же языком, что Платон. Там, где он говорил о вещах, приобщающихся к виду, они говорили, что вещи воплощают, экземплифицируют или являются примером одного свойства, качества либо атрибута. Тем не менее предложенная форма объяснения в точности соответствует платоновской: различные вещи категоризируются или характеризуются тем или иным способом в зависимости от того, в каком отношении к обсуждаемому качеству или характеристике все они находятся. Совпадение атрибутов определяется характеристикой или качеством, общим для совпадающих объектов или разделяемым ими.
Согласных с платоновской схемой философов традиционно называли метафизическими реалистами или просто реалистами[14]. Однако, хотя многим философам объяснение совпадения атрибутов ссылкой на разделяемые или общие сущности кажется убедительным, у предложенной Платоном формы объяснения были и критики. Этих критиков называли номиналистами. Они утверждали, что предполагаемый платоновской схемой метафизический аппарат имеет ряд глубоких концептуальных проблем. Для одних номиналистов эти проблемы означали, что совпадение атрибутов требует совершенно иного теоретического объяснения, не отсылающего к общим или разделяемым сущностям, тогда как для других они были доказательством отсутствия потребности в каком-либо теоретическом объяснении – по их мнению, феномен совпадения атрибутов является основополагающим или фундаментальным фактом, не подлежащим дальнейшему анализу. Дискуссия реалистов и номиналистов является, пожалуй, старейшим из ведущихся с давних времен метафизических споров. Несомненно, в ней поднимались важные метафизические вопросы. Нам необходимо их прояснить, и мы начнем с попытки дать общее представление о том, что называется метафизическим реализмом.
Метафизические реалисты настаивают, что адекватное описание совпадения атрибутов предполагает проведение различия между двумя типами или категориями объектов: теми, что называются партикуляриями, и теми, что называются универсалиями. В число партикулярий включается то, что нефилософы обычно считают «вещами», – такие конкретные, привычные нам объекты, как люди, животные, растения и неодушевленные материальные тела. По мнению реалистов, партикулярии характеризуются тем, что каждая из них в определенный момент времени занимает определенное место в пространстве. Под универсалиями, напротив, понимаются сущности повторяющиеся: в любой конкретный момент времени нумерически одна и та же универсалия может быть целиком и полностью явлена, или, как обычно говорят реалисты, экземплифицирована, несколькими разными партикуляриями, занимающими различные места в пространстве. Так, разные люди могут одновременно экземплифицировать одну и ту же добродетель, разные автомобили – одну и ту же форму, а дома (в конкретный момент) – буквально один и тот же цвет. Добродетель, форма и цвет – универсалии[15]. Метафизический реалист считает, что у похожих партикулярий совпадают атрибуты в силу того, что все они экземплифицируют одну и ту же универсалию. Таким образом, существуют неповторяемые (единичные) сущности, находящиеся в особом отношении к сущностям повторяемым, и именно поэтому атрибуты привычных объектов повседневного мира могут совпадать.
Реалисты обычно утверждают, что существует более одного вида универсалий. Все упомянутые нами случаи совпадения атрибутов касаются универсалий, которые называются одночленными, или монадическими. Это универсалии, которые партикулярии экземплифицируют по отдельности или одна за другой. Но существуют также отношения – универсалии, экземплифицируемые несколькими индивидуальными объектами, вступающими в отношения друг с другом. Так, универсалия «находиться на расстоянии мили друг от друга» экземплифицируется двумя вещами, которые разделяет миля; и это универсалия, поскольку есть множество пар объектов, которые в данный момент может разделять одна миля. Равным образом «находиться бок о бок» – пространственное отношение между объектами, при котором один из них расположен бок о бок с другим, и это опять-таки универсалия: существует множество пар объектов, которые можно описать таким образом. Оба эти отношения принадлежат к так называемым симметричным отношениям: в любой паре объектов a и b, в которой a определенным образом относится к b, b, в свою очередь, таким же образом относится к a. Однако не все отношения симметричны. Во многих случаях пара объектов может вступить в отношения лишь в определенном порядке. Например, быть чьим-то отцом – отношение асимметричное: если один объект (a) является отцом другого объекта (b), то b – не отец a. Как говорят логики, упорядоченная пара <a, b> (где a и b взяты именно в этом порядке) проявляет это отношение. Три рассмотренных нами отношения являются диадическими, или двучленными, но очевидно, что возможны отношения триадические, тетрадические и т. д.
Итак, отношения – это полиадические, или многочленные, универсалии. Но цвета, добродетели и формы одночленны. Каждая из этих универсалий экземплифицируется объектами в индивидуальном порядке. Конечно, многие реалисты относят все одночленные универсалии к разделу «свойства», но некоторые из них (обычно те, что находятся под влиянием аристотелевской традиции) настаивают на существовании подразделов: нам предлагают различать свойства и виды. Виды подобны различным биологическим видам и родам[16]. Если объекты экземплифицируют свойства, обладая ими, вещи экземплифицируют виды потому, что к ним принадлежат. Проводящие это различие философы часто сообщают нам, что в то время как виды конституируют партикулярии, экземплифицирующие их как то, чем они являются, свойства просто преобразуют или характеризуют партикулярии, отмеченные ими; такие философы часто называют виды индивидуализирующими универсалиями. Это означает, что представители видов являются индивидами, отличающимися как от индивидов, принадлежащих к тому же виду, так и от индивидов, принадлежащих к другим видам. Таким образом, всякий, кто принадлежит к виду человек, обозначается как особый индивид – отдельный человек, отличающийся как от других людей, так и от вещей, принадлежащих к другим видам.
Таким образом, совпадение атрибутов может быть связано со множеством разного типа универсалий. Несколько партикулярий могут совпадать за счет принадлежности к одному и тому же виду или потому, что обладают одним и тем же свойством; а несколько двух-, трех- или, в целом, n-значных групп партикулярий могут совпадать потому, что вступают в одно и то же отношение. Также реалисты полагают, что в любом подобном совпадении атрибутов возможны градации. Собака и кот принадлежат к одному виду – они млекопитающие; но это совпадение принадлежности к виду не такое полное, как в случае с двумя собаками. По мнению реалиста, различия в степени совпадения возникают из-за различий в степени обобщенности универсалий, которые экземплифицируют партикулярии. Чем конкретнее или определеннее общая универсалия, тем полнее следующее из нее совпадение атрибутов. Итак, универсалии вступают в иерархические отношения в зависимости от степени их обобщенности. Можно предположить, что любая подобная иерархия завершается полностью определенными универсалиями, для которых уже не существует универсалий менее общих или более определенных, и партикулярии, совместно экземплифицирующие любую такую полностью определенную универсалию, будут в точности совпадать по цвету, форме, виду, пространственному соотношению или чему-либо еще.
Итак, партикулярии экземплифицируют различные типы универсалий, отличающихся друг от друга степенью обобщенности. Но реалисты полагают, что универсалии, к которым обращаются, чтобы объяснить совпадение атрибутов у партикулярий, могут, в свою очередь, совпадать, экземплифицируя универсалии более высокого порядка. Так, например, у свойств «красное», «желтое» и «синее» есть разнообразные свойства тона и насыщенности; все они относятся к виду цвет и вступают в такие отношения, как «быть светлее» или «быть темнее». И, разумеется, экземплифицируемые цветами универсалии могут быть более или менее определенными – так можно объяснить, например, почему красный ближе к оранжевому, чем синий.
Таким образом, первоначальное предположение, что атрибуты у родственных партикулярий совпадают потому, что те экземплифицируют одну и ту же универсалию, приводит к построению весьма сложной системы. Партикулярии и группы, состоящие из n партикулярий, экземплифицируют универсалии разных типов: свойства, виды и отношения. В свою очередь, эти универсалии обладают другими свойствами, принадлежат к другим видам и вступают в другие отношения. То же верно и для этих новых свойств, видов и отношений – и т. д., быть может, до бесконечности. А выстраиваемые таким образом кажущиеся бесконечными ряды универсалий включены в сложные иерархии в зависимости от степени их обобщенности – так возникают сложные системы совпадения атрибутов различной степени универсальности. Таким образом, то, что начиналось с, казалось бы, невинной экстраполяции продиктованных здравым смыслом суждений, выросло во всеобъемлющую метафизическую теорию, онтологию, которая оказалась весьма далека от здравого смысла.
Кому-то сложность этой теории может прийтись не по вкусу, но реалисты настаивают, что сложность структуры является ее преимуществом. Система представляет собой продуктивную теорию, позволяющую объяснять самые разнообразные явления. Хотя реалисты утверждают, что их убеждения позволяют найти объяснение для множества различных явлений, мы поговорим лишь о двух. Оба касаются вопросов семантики, и оба сыграли важную роль в истории метафизического реализма. Первое – это проблема субъекта и предиката; второе – абстрактная референция. По мнению реалистов, оба явления позволяют поставить важные философские вопросы, на которые, как они полагают, теоретический аппарат метафизического реализма позволяет дать прямой и убедительный ответ.
Субъектно-предикатное предложение – элементарная форма высказывания. Примерами таких высказываний являются следующие предложения:
(1) Сократ отважен.
(2) Платон – человек.
(3) Сократ – учитель Платона.
Произнося подобные предложения, мы выбираем партикулярию (или ссылаемся на нее), а затем нечто о ней говорим, тем или иным образом характеризуя ее или описывая, указывая, к какому виду она относится, или с чем-то ее связывая. Например, произнося предложение (1), мы отсылаем к Сократу и говорим о нем, что он отважен. Такая интерпретация (1) подразумевает, что в предложении (1) референтную роль играет (или указывает на объект) лишь субъект «Сократ». Но метафизические реалисты настаивают на том, что такая интерпретация недостаточна. По их словам, любой добросовестный анализ предложения (1) покажет, что предикат «отважен» также обладает референтным значением[17].
Предположим, что предложение (1) истинно. Совершенно очевидно, что его истинность определяется двумя факторами: во-первых, значением предложения (1), а во-вторых, тем, как устроен мир. И то и другое обусловлено структурой: значение предложения (1) зависит от составных частей предложения и их взаимного расположения. С другой стороны, устройство мира обусловлено неязыковой структурой и зависит от того, какие предметы находятся в определенной части мира и как они соотносятся друг с другом. Таким образом, истинность предложения (1) зависит как от языковой, так и от неязыковой структуры, и реалисты полагают, что предложение (1) истинно вследствие соответствия между двумя этими структурами. Предложение (1) истинно потому, что языковая структура (1) соответствует неязыковой структуре определенной части мира или отражает ее[18]. Вполне понятно, что, чтобы добиться требующегося соответствия, мы должны располагать предметом, отвечающим имени собственному «Сократ». Но реалисты утверждают, что предложение (1) может быть истинным лишь при условии, что понятие «отважный» также соотносится с каким-то неязыковым объектом. Как видно из предложения (1), понятие «отважный» играет не чисто формальную роль наподобие той, что приписывается словам, не вступающим в какие-либо отношения с существующими в мире объектами (например, союзам «или», «если» или определенному и неопределенному артиклям в английском языке). Поэтому для того, чтобы предложение (1) было истинным, у его субъекта и предиката должны быть референты, соотносящиеся между собою таким образом, чтобы сказанное в предложении (1) было истинным. Но тогда – как это происходит в предложении (1) – понятие «отважный» соответствует такой сущности, что референт «Сократ», в силу своего к ней отношения, является – как сказано в предложении (1) – отважным.
Однако метафизические реалисты сразу же отметят, что «отважный» – это общее понятие: его можно использовать применительно не только к Сократу, но и другим индивидам, а потому оно может выступать в качестве предиката не только в предложении (1), но и в других субъектно-предикатных предложениях. Например, допустим, что истинно не только предложение (1), но и предложение
(4) Платон отважен.
Здесь также применим аргумент, использованный в случае предложения (1). В предложении (4) понятие «отважный» играет не менее значимую референтную роль, чем в предложении (1). Но каково отношение между референтами этих двух случаев использования понятия «отважный»? Вполне очевидно, что, применяя в предложении (4) предикат «отважный» к Платону, мы говорим о нем ровно то же самое, что и о Сократе, применяя предикат «отважный» к последнему в предложении (1). И, по мнению реалиста, из этого следует, что, каким бы референтным значением ни обладало понятие «отважный» в предложениях (1) и (4), в обоих случаях оно одинаково. Это позволяет реалисту сделать вывод, что в предложениях (1) и (4) понятие «отважный» отсылает к одной и той же сущности – той самой, в силу причастности к которой и Сократ, и Платон считаются отважными.
Разумеется, те же аргументы применимы в случае других субъектно-предикатных предложений, где в роли предиката выступает понятие «отважный». В любом таком предложении понятие «отважный» обладает референтным значением или относится к какому-либо объекту. Если во всех этих предложениях понятие используется в одном и том же смысле, то во всех них оно обладает одним и тем же референтным значением. В любом подобном предложении оно относится или отсылает к одной сущности – такой, что, в силу отношений между нею и референтом субъекта предложения, последнее оказывается истинным. Но какой метафизический механизм необходим, чтобы можно было таким образом описать условия истинности предложений (1), (4) и им подобных? Реалисты уверяют, что лежащая в основе их теории онтологическая схема делает такое описание возможным. Если существуют повторяемые сущности или универсалии и отношение экземплификации, связывающее их с партикуляриями, то наше описание условий истинности таких предложений, как (1) и (4), не вызывает нареканий. Предложения (1) и (4) истинны, поскольку референтом понятия «отважный» является определенная универсалия – добродетель отваги – и поскольку и Платон, и Сократ эту универсалию экземплифицируют.
Конечно же, реалисты хотят расширить область применимости сказанного нами о предложениях (1) и (4), с тем чтобы дать общее теоретическое описание субъектно-предикатного дискурса. Предикаты отсылают к универсалиям. Истинным субъектно-предикатное предложение делает именно то, что референт его субъекта экземплифицирует универсалию, являющуюся референтом его предиката. Как правило, реалисты заявляют, что существуют различные виды универсалий, которые могут быть референтами предикатов. Референтами предикатов субъектно-предикатных предложений наподобие (1), где мы характеризуем объект или говорим, каков он, являются свойства. Существуют также такие субъектно-предикатные предложения, как
(2) Платон – человек.
Они позволяют нам сказать, чем является тот или иной предмет или к какому виду он принадлежит. Референтами их предикатов являются виды. Наконец, есть такие субъектно-предикатные предложения, как
(3) Сократ – учитель Платона.
Они позволяют нам сказать, как различные объекты относятся друг к другу; референты их предикатов – это отношения.
Но, чтобы этот анализ был исчерпывающим, нам следует сказать о том виде референтного отношения, которое связывает предикаты со свойствами, видами и отношениями. Ярким примером референтного отношения является для нас отношение, связывающее имя и его носителя: имя Сократ и человека, которого так зовут. Некоторые реалисты полагают, что именно такое отношение связывает предикаты с универсалиями[19]. Обычно они приводят в пример такие предложения, как
(5) Это является красным,
где мы определяем цвет некой партикулярии. Нам говорят, что в предложении (5) есть два имени, связанных друг с другом глаголом-связкой «является»: словом «это» именуется конкретная партикулярия, словом «красный» – конкретная универсалия, а глагол-связка выражает отношение экземплификации между партикулярией, именуемой «это», и универсалией, именуемой «красный». В таком изложении идея, что субъектно-предикатная истина предполагает наличие соответствия между языковой и неязыковой структурами, описана очень ясно, ибо здесь наблюдается взаимно-однозначное соответствие между языковыми оборотами, из которых состоит предложение (5), и неязыковыми предметами, которые должны делать это предложение истинным. Но если в случае таких предложений, как (5), предположение, будто предикаты отсылают к универсалиям, может показаться многообещающим, то в случае других субъектно-предикатных предложений оказывается, что подобный анализ не вполне применим. Обратимся снова к предложению
(1) Сократ отважен.
Вряд ли можно утверждать, что его предикат является именем. Там, где понятие является именем сущности, оно может играть роль субъекта в субъектно-предикатном предложении – в этом случае оно отсылает к предмету, чьим именем является. Однако понятие «отважный» этой проверки не проходит: с точки зрения грамматики оно не может занять в предложении место подлежащего. Если существует понятие, являющееся именем универсалии, которую реалист хотел бы соотнести с предикатом «отважный», то это понятие – «отвага». И, подобно тому как понятие «отважный» не может быть подлежащим, «отвага» не может стать предикатом. Эта пара понятий не является каким-то исключением. Возьмите предложения
(6) Эта монета круглая.
(7) Платон мудр.
И
(8) Алкивиад изнурен.
Ни в одном из этих случаев нельзя сказать, что предикат выступает здесь в качестве имени для универсалии, к которой, предположительно, должен отсылать. В каждом из них есть иное понятие («округлость», «мудрость», «изнурение»), которое гораздо лучше подходит на роль имени соответствующей универсалии. То, что предикаты предложений (1), (6), (7) или (8) не могут быть именами универсалий, позволяет предположить, что и понятие «красный» в предложении (5) этой роли не играет, – и так оно и есть. «Красный», как и остальные обозначения цветов, – слово двусмысленное. Оно может выступать в роли существительного (например, «Красный – это цвет») – в этом случае его вполне можно считать именем соответствующего цвета. Однако оно может также выступать в роли прилагательного (например, «красный дом» или «красное лицо») и в этом случае не являться ничьим именем. В предложении (5) слово «красный» выступает в роли прилагательного, а потому является именем не в большей степени, чем слово «отважный» в предложении (1).
До сих пор наше внимание было сосредоточено на грамматических препятствиях к истолкованию предикатов как имен – однако обусловлены они семантикой. Имя – понятие уникальное: оно соотносится исключительно со своим носителем. Предикаты же, напротив, являются понятиями общими, а потому вступают в референтные отношения с каждым из объектов, к которым могут быть применены. Как говорят специалисты по семантике, они являются истинными в отношении этих объектов или соответствуют им. Но если вступление в такие отношения мешает им выступать в роли имен универсалий, то возможен ли какой-нибудь иной вид референтных отношений, в которые они, несмотря ни на что, могли бы вступать с универсалиями? Многие реалисты уверены, что такой вид есть. Они заявляют, что предикаты не только являются истинными в отношении объектов, предикатами которых могут быть, или соответствуют им, но и выражают универсалии или коннотируют их[20]. Так, есть референция между понятием «отважный» и всеми отважными индивидами, и только с ними – это отношение соответствия; реалисты утверждали, что оно также выражает или коннотирует общую для всех этих индивидов универсалию (добродетель отваги). Равным образом понятие «круглый» соответствует всем круглым предметам, и только им, но реалисты говорят нам, что оно также находится в семантическом отношении выражения или коннотации с универсалией, к которой причастны все эти индивидуальные предметы, – округлой формой.
Чтобы пояснить тезис, согласно которому предикаты выражают универсалии, реалисты утверждают, что применить предикат к объекту – значит сделать нечто большее, чем просто определить объект как один из целого ряда объектов; нужно также выявить универсалию, благодаря которой объект принадлежит к этому ряду. Таким образом, говоря, что объект является треугольным, мы не просто говорим, что он принадлежит к ряду объектов, но также указываем на общее свойство всех объектов, принадлежащих к этому ряду, и утверждаем, что данный объект проявляет это свойство. По мнению реалистов, то, что субъектно-предикатные предложения наподобие наших (1) – (8) можно парафразировать так, чтобы отсылка к универсалии стала явной, доказывает, что использование предиката предполагает не просто выявление предметов, в отношении которых он является истинным. Например, предложение (1) можно парафразировать следующим образом:
(1′) Сократ экземплифицирует отвагу.
А предложение (6) так:
(6′) Эта монета экземплифицирует округлость.
В обоих случаях исходное субъектно-предикатное предложение заменяется предложением с единственным понятием, находящимся в отношении называния к универсалии, к которой, по мнению реалиста, отсылает предикат предложения. Таким образом, по мнению реалистов, подобные парафразы всегда возможны: любое субъектно-предикатное предложение вида «a есть F» можно преобразовать в предложение вида «a экземплифицирует универсалию F». Но если такого рода парафразы всегда возможны, то использование общего понятия F в качестве предиката объекта просто значит, что этот объект экземплифицирует универсалию F. А это означает, что, даже если предикаты не являются именами универсалий, их использование в контексте субъектно-предикатного предложения способно ввести универсалии в дискурс, стать упоминанием о них или отсылкой к ним. Следовательно, здесь присутствует референтное отношение – более слабое или менее непосредственное, чем отношение называния, но «паразитирующее» на нем. Это отношение реалисты и называют выражением или коннотацией. И опять-таки реалисты, как правило, будут утверждать, что предикаты могут выражать или коннотировать различные виды универсалий. Предикаты предложений наподобие (1) выражают или коннотируют свойство: сделать утверждение (1) – значит сказать, что данный объект экземплифицирует свойство, поскольку обладает им. Напротив, предикат предложения (2) выражает вид: утверждать (2) – значит сказать, что некий объект экземплифицирует этот вид в силу принадлежности к нему. Наконец, предикат предложения (3) выражает взаимное отношение: заявить (3) – значит сказать, что конкретная пара объектов экземплифицирует это взаимное отношение, поскольку вступает в него.
Таким образом, предикаты выражают или коннотируют свойства, виды и отношения; а там, где мы имеем дело с истинным субъектно-предикатным отношением, выражаемая предикатом универсалия экземплифицируется референтом субъекта. Реалисты полагают, что такое описание позволяет нам достичь поставленной цели: оно объясняет, каким образом субъектно-предикатные предложения способны соответствовать миру, причем делает это естественным и интуитивно понятным образом. По их мнению, естественным это описание оказывается благодаря своей связи с предлагаемой реалистами интерпретацией совпадения атрибутов. Общие понятия выполняют роль предикатов, и, какой бы теории мы ни придерживались, они маркируют случаи совпадения атрибутов: у всех предметов, в отношении которых конкретное общее понятие является истинным, совпадают атрибуты – или они являются в том или ином отношении одинаковыми. Но, по мнению реалистов, все предметы, у которых совпадают атрибуты, экземплифицируют какую-то одну универсалию. Общее понятие, маркирующее конкретный случай совпадения атрибутов, выражает или коннотирует в точности ту же универсалию, что в данном случае является основанием совпадения атрибутов. Таким образом, мы получаем описание предикации, неразрывно связанное с нашим описанием совпадения атрибутов, и два этих описания сочетаются именно так, как должны бы были, если бы мы захотели дать удовлетворительное объяснение субъектно-предикатной истине. Универсалия, являющаяся референтом предиката, – это в точности та же универсалия, которую должен экземплифицировать референт субъекта, если этот референт является примером совпадения атрибутов, обозначенного этим предикатом.