Майкл Дискейн
Я вернусь
Ожидание и жизнь пока продолжаются.
А сегодня что для завтра сделал я? Это строка из советской песни о прекрасном далёко. Не выходит из головы – уж очень она красивая. Навевает многие и многие мысли… интересно, так работает со всеми или только со мной? Почти все наверняка скажут: «Песня как песня». Не знаю, в какой момент времени в моей голове произошёл этот экзистенциально-космический сдвиг, но теперь почти при любом упоминании о таких концептах, как «время», «прошлое», «будущее», «Вселенная», я впадаю в какой-то ступор. Причём ступор этот – из приятных: наплывают ассоциации, уже крепко отработанные в нейронно-синаптической структуре моего мозга. Цепь мыслей: прошлое – будущее – время – быстротечность – смерть – случайность – ценность жизнь – живи – люби – лови момент – мечта о том, как обо мне будут вспоминать мои дети.
Не так-то просто изобразить всё это словами на бумаге. Будь я художником – такие картины бы писал! Почти все, сдаётся мне, воспринимали бы их при первом взгляде как в некотором роде шизофренический бред. Но мне всё равно. Кому нужно, мимо моих картин не пройдёт. Да, это было бы прекрасно – в этом я не сомневаюсь! Жаль, я не художник.
Она к этим вопросам подходила подобным образом, к слову. Как-то, когда её голова с божественным запахом волос лежала на моём плече, она сказала, что старается каждый день прожить так, чтобы он был хотя бы в каком-то смысле инвестицией в день завтрашний. И пусть в некоторых нюансах наши взгляды всё-таки расходились, что меня только радовало, – она была чуть более идеалистической натурой и частенько мои слова «случайная детерминированность» заменяла на «вселенскую гармонию» – в самом главном мы с ней сходились безоговорочно и точно: живём однажды.
Она должна вот-вот прийти. Мы пообещали себе и друг другу, что прекрасно проведём время до её отъезда. Мы просто обязаны успеть. Если она будет в той же одежде, что и вчера, когда мы сидели в парке, то это прекрасно. Лёгкая тёмная юбка чуть выше колен, белая футболка с короткими рукавами. Распущенные тёмные волосы, благоухающие самыми прекрасными ароматами Потерянного Рая…
Быть может, у неё появились какие-то дела? Потому как к этому времени она уже должна была быть со мной. Должна. Но её нет. Нет загадочно-нежного взгляда её бесконечно глубоких карих глаз. Нет её дыхания. Нет запаха волос.
Скорее всего, это чёртов автобус, не пришедший… вовремя или вообще. Но ничего – она придёт. Может быть, чуть позже, но придёт. Я пока что могу придумать что-нибудь вкусненькое. Как насчёт глинтвейна? Ей понравится.
Иногда я слышу голос из будущего. Он зовёт не в райские края. Но куда же в таком случае? Может быть, он зовёт нас домой? Дом – не Рай, но Рай нам и не нужен, хотя об этом немногие задумываются. По-настоящему нам нужен только дом. Наш дом.
Но быть может, голос зовёт просто в никуда? В пустоту, что есть начало и конец всего сущего. Возможно, это не самый худший вариант. Возможно, в отражении бликов океана пустоты я увижу не только себя, но и её, и моих родителей. И это будет хорошо.
Мама и папа. Они ведь, как и я, безусловно, мечтали о чём-то далёком, живом и настоящем. Они хотели найти себя, свой мир и свой маленький смысл. Может ли быть такое, что их маленький смысл полностью заключался во мне, даже не смотря на все хлопоты, проблемы и невзгоды, которые обрушились на них после и по-настоящему не отпускали их все эти годы? Видимо, так оно есть. Не знаю, что это. Сила родительских уз, порождённая, сохранённая и усовершенствованная незрячей эволюцией или след, маленький отблеск чего-то иного, прекрасного и большого, совершенства, которому не нашлось места в нашем мире?
Папа мне говорил: «Пусть мечта ведёт тебя», хотя частенько, конечно, и сам не следовал своим словам – со всеми нами всегда так и бывает. В детстве и в подростковом возрасте я не сомневался в своих собственных словах, я был уверен, что, как я говорю в данный момент настоящего, обещая себе что-либо – не заводить вредных привычек, быть честным и всегда добрым, заботиться о родителях, много трудиться и быть самым лучшим отцом своим детям, которые конечно же существуют в будущем и делают Вселенную прекрасней, чем сейчас, – так оно и будет. Иначе быть просто не может. Однако взрослея, понимаешь, что не держишь обещаний, понимаешь несовершенство человека – не абстрактно, как в детстве, читая книжки и слыша краем уха какие-то евангельские истории, а на себе самом. Ты видишь своё несовершенство.
Мама как-то сказала мне, что, каков бы я ни был, я лучше, чем они. Я в этом не уверен. Совсем. Это хорошие люди. Не святые, но хорошие, а этого уже достаточно для человеческого общества, в котором на протяжение всей истории чёрт знает что происходило. Но я точно знаю, что мои дети будут лучше, чем я. Они уже и сейчас лучше, чем я. Как я и сказал, они уже существуют и глядят на меня светом будущего мира, глядят, как на туманное, тихое, милое душе воспоминание, навеянное моими рассказами. Они есть. Я чувствую их, как чувствую пустоту, что есть начало и конец всего сущего и всегда живёт в укромном уголке каждого из нас, чтобы заявить о себе, когда все наши дела будут сделаны, готовые покрыться пылью прошедшего. Я верю, что услышу их, как и голос из прекрасного далёка. Возможно, они – часть спектра этого голоса.
