Май Ван Фай
Улетел на рассвете

10

 
Вытянув руки
И расправив грудь,
 
 
Я впустил в тело
Вместе с водой
Сквозь узкую щель
 
 
Свежесть.
Расслабляюсь,
Привожу в порядок хребет.
Кружась, поток воды смывает
Каждую мёртвую клетку.
 
 
Глубоко вдохнув, ложусь на траву,
Сжимаю высокое небо.
Сильный ветер разносит пение птиц.
 
 
И я сам – росток, рука, высевающая и
Высаживающая рассаду…
Наживка, сети, снасти, водоросли и мхи…
 
 
Нескончаемые волны
Обрушиваются на палубу
Воображаемого корабля.
 

11

 
Кончик ножа прикоснулся
К сливочному маслу.
Чей-то рисунок: тонкий контур
Цветка у горизонта.
 
 
Я торопливо откусил
И в нерешительности съел
Кусочек пирога.
Мне очень хочется, чтобы ты знала,
Что я здесь.
 
 
Надкушенный пирог…
Стая уток переплывает реку.
Время сбора нектара пчёлами.
 
 
Мягкий пирог из воздушной муки,
Испечённый в печи,
Рядом с ароматным чаем и острым ножом.
 

12

Когда читаю книги, представляю тебя. Контуры лиц и пейзажей сходят с книжных страниц и движутся в золотисто-серебряном свете. Герой одного из рассказов вымыл руки в бликах лунного света. Запах луны, смешанный с запахом тела, оседает в земле, в глубокой канаве. Мгновение спустя луна вновь возникает, как ковыль-трава, как цветок пампасной травы кортадерии. Вот на странице текста туман в маленьком горном селе. Босоногая девушка с наполненной рисом корзиной за спиной входит в лес, залитый лунным светом. Какой-то человек спит, и снится ему золотой плод гарцинии, превратившийся под влиянием луны, ожидающей его пробуждения, в трон. В тексте света нет, это я воображаю другие, дополнительные образы под луной.

Истории, полные лунного света.

13

 
Из чёрной ямки, в которую бросили семена,
Пробился росток.
Летит птица.
 
 
Проклюнувшееся растение знает,
Что вся земля покрыта почвой
И что семя наполнено медовым соком.
Оболочка семени только что раскрылась,
Выпустив в бесконечность зелень – росток.
 
 
Настанет день, и росток укроет пышной листвой
Поверхность земли.
 

14

 
Ярко-розовые тычинки,
Белоснежные лепестки
Открывают небеса.
 
 
Вдыхаю запах зелёной травы.
Остроконечный камень у жерла пропасти.
Крики гиббонов, пахнущих дикой плотью.
 
 
Пьянящий аромат цветов лилии
С переливами оттенков,
Касаясь меня, тает,
Тает.
 
 
Мои губы, словно клюв колибри^[5],
Пьют нектар.
И я, удерживаясь и оставаясь на месте,
Непрерывно хлопаю крыльями.
 

15

 
Остов – зима,
Плоть – весна.
Раскрылись белоснежные лепестки лилии.
 
 
Их аромат разлился по всем углам комнаты.
Я потянулся к вазе с цветами.
 
 
Вынув из вазы, повернул чашечки цветов
В противоположную сторону —
 
 
Бирюзовые стебли опираются на меня.
Ожидаю, пока вода, стекая капля за каплей,
Падает, подобно кофе.
И опускается на голову, словно тайфун,
Абсолютная белизна.
 

16

 
Сезон, когда на деревьях появляются плоды.
Обнимаю сильный ветер.
 
 
Я – питательное вещество,
 
 
Дающее деревьям силу,
Чтобы они не так утомлялись.
 
 
Прижимаюсь к стволу,
Слушаю пение птиц.
В стволе дерева бурлит кровь.
Опыляется пестик.
 
 
Проклюнулся зелёный плод.
Глотаю терпкий сок.
 
 
Порывы ветра подталкивают меня к дереву,
К его спелым плодам.
 

17

 
Огромный цветок
Обратил меня в сон.
Его стебель достигает небес,
А корня не видно.
Пока я спал, цветок не увядал.
 
 
Но ближе к утру лепестки словно сжались,
Превратившись в бутон.
 
 
Я знаю, что во сне прожил целую жизнь,
Жизнь любви. Пробудившись,
 
 
Бегу туда, откуда истекает аромат, —
Навстречу дороге.
 
 
Осторожно касаюсь
Малюсенького цветка.
Его стебель покачивается над землёй.
 

18

Капля дождя коснулась моего лица, и я рукой легонько стёр её.

Звук дождя воспроизводит, наполняясь, образы подводного мира (сущностей, живущих под водой): кружат рыбы, креветка трепыхается в моём организме, задыхающемся в волнах воды.

Не мороси, дождь, пусть не падают мелкие капли, пусть ливень хлещет по руслам рек, по дну озёр, размягчая и увеличивая в объёмах камни. Обнажёнными руками поддерживаю стволы деревьев. Мокрые бутоны и побеги.

Дождь попадает на кожу, на язык, пролагая кривые прогнутые дорожки. И обозначая талию.

Раскат грома – и в этот миг я представил, как огромная рыба вырывается из тела. Всплывает наверх. Невозмутимо плывёт в стоках дождя и уплывает совсем.

19

 
Смотрю на купол огненного дерева (делоникса королевского), подставляя под воду лицо; намокшие волосы топорщатся от утренней росы.
Я смеюсь. А волны бушуют.
Обычно ты забываешь об этом, когда идёшь рядом с озером.
Пар от воды поднимается, окутывая и украшая тебя, смеющуюся
И весело говорящую о чём-то.
 
 
Внезапно ты вдруг чувствуешь прохладу.
Куда бы ты ни пошла, озеро следует за тобой,
Как будто твоё тело кто-то поливает водой.
Волны увлекают тебя, затягивая на самое дно.
 
 
Ты открываешь дверь и смотришь на дорогу, запруженную машинами.
Рядом с кадкой и ароматной полынью болтается кусок электропровода, свешивающийся с соседнего дома.
 
 
Рядом с тобой расстилается широкая поверхность озера,
Превращаясь в пару глаз, глядящих на меня.
 

20

 
Как мне узнать, сколько цветов в вазе?
Наклонил цветок лотоса.
 
 
Помнится, присел на стул
Со стаканом воды в руке,
Опираясь на край стола.
 
 
Аромат лотоса поднял меня
На вершину горы.
Торопливо уплывает земля,
Проносятся облака.
Ни одного шага, ни малейшего
Движения лесных зверей.
 
 
Помню, что я был пулей, шипом,
Отточенным остриём стрелы,
Пригвоздившей лотос к камню.
 
 
Почему же я всё ещё представляю себя
Остриём стрелы, пулей, шипом?
 
 
Возвышенный светлый аромат цветка
Обволакивает скалы,
Окутывает травы, которые зачахли
Из-за нехватки земли.
Бесстрашно суетится геккон
В пространстве, где нет и тени человека.
 
 
Поднимаю глаза выше, чтобы аромат
Лотоса не увёл меня ещё дальше.
И вот один… два… – лепестки падают
И, касаясь поверхности земли,
Как будто издают крик.
 

21

 
Фотография, на ощупь бархатистая, ароматная
От завтрашнего зноя
Стоящего рядом лотоса.
 
 
Каждый белоснежный лепесток
Плотно окутывает пространство.
 
 
Следуя за их ароматом,
Я пробираюсь сквозь твои глаза.
Женские украшения, одежда…
 
 
Открываю шкаф в поисках книги.
Выбираю цвет бумаги и чернил.
Жду, пока заварится чай.
Доливаю кипяток.
 
 
У меня ещё столько дел!
Распустились вдруг ещё несколько цветков.
Рядом с рамкой нет двери.
 

22

 
Полейте землю,
Пусть вниз проникнет влага:
В сухой земле корни растений агонизируют.
 
 
Ощетинившиеся волокна корней, анемичные,
Ослабевшие, цепляются за жизнь из последних сил.
Где стелющаяся нежная зелень?
Где фотосинтез?
 
 
Коснувшись воды,
Пучок корней начинает бурно расти.
Ствол наполняется потоком влаги,
Поднимающейся к вершине.
От её напора кора трескается
И лопается поверхность земли.
 
 
Где ветер?
Где птицы?
 
 
Кто-то сильно встряхнул корни дерева.
Стоило мне так подумать,
Как прохладная влага растеклась
По всему моему телу.
 

23

 
Спрячься во мне.
Вслушайся, как я молчу, смеюсь, говорю.
Ноги сплелись с ногами.
Твои руки сподвигают меня двигаться
 
 
Посреди лета.
Солнечный свет от бесконечных волн
Отражается сверкающим и блестящим.
Ты подняла мои руки и закрыла ими лицо.
 
 
Стая рыб демонстрирует серебряную чешую,
Нарезая в воде ровные дорожки
И разделяя море на множество частей.
 
 
От красоты вокруг теснится у меня в груди.
Едва появившись,
Ты тут же растаяла в голубых волнах.
 
 
Почему же, обретаясь в моей груди,
Ты ничего мне не советуешь?
 

24

 
Надкусив яблоко, ты сказала:
«В нём – море.
Душистое морское течение
Созревает на ветках».
 
 
Корни растений – глубоко в земле,
В морской бездне.
Устье реки – клетка наших губ —
 
 
Разъедает берега, наступая на сушу,
Останавливается там, где царит любовь,
Где все любят.
Где стоим мы.
 
 
В море – сладкая вода.
В источниках —
Дождь по-прежнему пресен.
 
 
Ты сказала?.. Броситься яблоком?
Если поступишь бесчестно,
Море меня поглотит.
 

25

 
Ствол дерева
Держит небосвод и созревшие плоды.
 

26

 
…Пронизывая всё насквозь, идёт дождь…
 
 
Хранят молчанье волны.
Высятся скалы.
Корни растений, горизонтальные и косые,
Неподвижны.
 
 
Птица-мать накрыла яйца.
Недвижимо застыл геккон.
Замолчал колокол.
На вершине башни облако свернулось.
Мгновенно замер тротуар.
 
 
…Пронизывая всё насквозь, идёт дождь…
 
 
В пропасть обрушивается волна.
Звонит, не умолкая, колокол.
Стая птиц дружно захлопала крыльями,
И геккон отправился в путь
Вместе с тротуаром, облаками, растениями…
 

27

 
Возвысим землю —
И увидим, что есть ещё много мест,
Где мы не бывали.
 
 
Вместе с тобой я разглядываю тысячи
Тёмных срезов.
Знаю, что я изменился, но остался всё таким же
Наивным.
Любить будем завтра.
Сердце начало быстро биться —
 
 
И с учащённым дыханием, я знаю.
В руках у нас семена.
Мы сеем,
Сеем… Сеем…
 
 
Семя случайно падает на дорогу.
Поднимается, превращаясь в огромные деревья.
Возвысим землю, чтобы свежо
Дышалось, чтобы слышалось пение птиц.
Устремляемся в безлюдное тихое место.
Дневной отсвет звенит глубоко в земле,
 
 
Через тысячи дверей, которые я открываю,
проникая во все предметы,
В другое пространство, в другие миры.
 

III
Следующий день

Горькое лекарство

Посвящается моей дочери Нгок Чам

 
Жар сжигает тебя, дитя моё, как на костре,
А я, твой отец, могу превратиться в пепел.
Лекарство горькое, но ждать больше нельзя.
Сдерживая твою ручонку, дитя,
 
 
Я наливаю…
 
 
Кап-кап: каплет роса.
Неполная чашка.
Душевная боль стихает.
Изнурительно-холодная ночь,
Но хрупкие лепестки цветов
Прекрасно пахнут благодаря
Своим горьким корням.
 
 
Загустевает пот, превращаясь
В мозоли на руках,
И чашку с горьким лекарством
Заполняет весна.
Мой возраст теперь —
Мои молчаливые слёзы.
Бесцельно рыдает реальность.
 
 
Малыш, ты что-то жуёшь во сне.
Я ставлю чашку на окно.
Когда ты станешь таким же взрослым, как я,
Со дна чашки, наверное,
Поднимется буря.
 

Заметки у Великой стены

 
Облака лежат тяжёлыми валунами на моих плечах,
Мои глаза рассеиваются в песках,
Которые с каждым вдохом наполняют мои лёгкие.
 
 
Великая Китайская стена всё ещё строится?
Раздаётся голос евнуха, читающего указ:
«Всех, кто сочиняет стихи, перетаскивая валуны,
Будут бить до тех пор, пока не кончится кровь».
Конец указа!
 
 
Поднимая глаза, я встречаю дряблое лицо,
Холодные руки, свинцовые глаза, срывающийся голос.
Крыша-маяк в малиново-красном отсвете
Обнажает саблю над шеей окровавленного синего дракона.
 
 
Я выгибаю спину, заслоняя солнечный свет,
Я упираюсь ногами, сопротивляясь натиску ветра.
Всё, что угодно, только бы приблизиться к этому цветку,
Что колышется в небе.
 
 
Ваше величество / Уважаемый господин / Отчёт товарищу…
Этот скромный офицер / жалкий гражданин / скромная личность…
Выполнит свои обязательства.
 
 
Будь это вершина неба
Или дно бездны,
Я всё равно чувствую твою горячую плеть на спине.
 
 
На серых камнях пот путников
Расцветает маками.
 

Лунатизм

Писателю Буй Нгок Тану^[6]

 
Содвинем бокалы!
На хрустальной поверхности проступает улыбка.
Хрусталь дрожит в руке.
 
 
Иссякло птичье пение.
В основании холодного камня
Отразился уже истлевший
Оттиск чьей-то ноги.
Шелест брачной постели —
К перерождению насекомых.
Дышим друг другом.
Дышим незнанным дождём.
 
 
Край чашки – в глубоких выщербинах.
Хрюшка из свинарника раздувается,
Обретая размеры огромной деревянной свиньи.
Приступ дождя, к счастью, пережили.
Глазами близких всё восстанавливается.
 
 
Белые, как под одеялом, поля.
Сущность слов оплодотворяет землю…
 
 
В безрассудстве, цепляясь за стены ночи,
Встаём. Кто узнает,
Кто выпьет в шаге лунатизма
 
 
Ещё один бокал,
Ещё рюмку…
 

Бесконечный сон

Воздадим почести Зием Тяу!

 
Я озяб от непрекращающегося дождя,
Пролившегося в мой сон под утро.
В момент моего рождения
Мутные волны били в мангровые леса.
 
 
Небо не укрывало,
Звезда ярко освещала толстые очки,
Оставленные на клавиатуре.
Всё утро 28 декабря льёт дождь.
 
 
Он промочил меня до ниточки!
Земля промокла до костей!
 
 
Перелистываю страницы книги,
Оставленной мной открытой.
Под кроной дерева – звуки детского плача.
В низко плывущие облака,
В раздуваемые крылья птицы^[7]
Возвратился продувной сквозняк.
 
 
Вокруг корней мангровых деревьев
Кружит белый платок.
В небесной выси раскачивается гроб.
 

Сохраняя спокойствие, провожаю гостя за ворота

 
Заварив чай в чайнике,
Вернулся —
А гостя уже нет.
Звоню по телефону —
Его домашние сообщают,
Что вот уже семь лет, как он умер.
Умопомрачение…
 
 
В моём доме
Полный переполох:
Не помню, когда сняли
Со стены портрет,
Где заводные механические часы,
Чайный сервиз… Кто дал его,
Выдав за старинный?
 
 
К соседям заглянул,
Спросил о ценах на продукты —
Какие-то подорожали,
Другие – в прежней цене.
 
 
А в доме чай стоит, ещё горячий.
Подвинул чашку, где сидел мой гость.
 
 
Струя смертоносного пара
Взвилась перед глазами на высоту
Полутора метров и более…
Спустя мгновенье опустилась вниз.
 

Вариации на тему о вороне

 
Дыхание смерти направляет фитиль к зениту.
Ворона сияет ярко.
 

* * *

 
Рождение…
После крика вороны
Неизбежен уход, которому
Невозможно сопротивляться.
Свёрток развернут.
Явная деградация.
В конце сада лекарь сжигает свои книги.
Срок годности всех новых лекарств на складе
Уже истёк.
Наказывают колдунов и ведьм,
Рты их стянуты железными крюками.
 
 
Рождение…
Когда внезапно падает колокол
На голову старого слуги в храме,
Рыба кончает жизнь самоубийством,
Запрыгнув в облака,
Где поперёк неба натянута сеть
С сотнями тысяч крючков.
 
 
Рождение…
Чернила пролились под ноги, и кровь
Свернулась сгустками в горле и бронхах,
И росчерк один на первой странице
Просочился на тысячу страниц всей книги.
 

* * *

 
Ворона, с высоты бросаясь вниз
На двух острейших крыльях
В центр трупа, вспарывает воздух,
Так что торопливые ветры
Не успевают её обуздать.
 

* * *

 
Из глазниц выцарапывает
Взгляды.
Фотографии умерших – свидетельства былого.
Разрезает и вытаскивает язык,
Чтобы сушить под солнцем уроки устной речи.
Плоть по кускам
На части разбирает,
Отделяя четыре конечности,
Обнажая все внутренности,
 

 
И только что был поднят ею череп,
Покрытый мхом весь…
И невозможно эпитафию сложить.
 

* * *

 
Ворона ведает во сне,
Что у смертей всех – свой особый план.
После крика вороны
Все добровольцы укладываются внизу.
 

* * *

 
Когда ворона в комнату влетает,
Бессильно палец тянется наверх,
Что может означать
Дуло ружья,
Лезвие косы
Мотыгу
Или просто этот очень твёрдый палец —
Сначала замёрзший,
Потом покрытый льдом,
Затем и вовсе полностью растаявший.
 

* * *

 
Не приближайся к тени:
Там ворона,
Подъемлющая крылья,
На рассвете и в сумерки
 
 
Когтями зацепляется за ветер,
Ломая, переламывая листья
И ветви, что попались на пути.
 
 
В тени поэт укрылся от вороны.
Все буквы будто выдраны из глаз.
 

* * *

 
Гляди
На вещи
Долго, не мигая.
Моргнёшь —
Обрушится тогда воронья тень.
 
 
А тень своя,
Боясь взрасти цыплёнком,
Молчит, таясь, не подавая звука.
 

* * *

Вот из толпы в одеждах чёрных люди и в чёрных масках выбегают прочь. Они бегут и бьют себя по рёбрам, тень над землёй пытаясь превозмочь и силясь голову поднять и глянуть вверх.

* * *

Наевшись досыта, ворона тихо дремлет на дереве, растрескавшемся в щепки, и снится ей, что всё, что влезло в зоб, вдруг превратилось – каждое – в яйцо. И воронята, вылупившись, мчат из всех пяти органов её чувств, немедленно бросаясь за добычей на зов инстинктов плотоядных всех.

* * *

Предельные страдания оборачиваются назад на прожитое, которое считают уже почти умершим. Плащ кричит до хрипоты, когда проходишь мимо стола и шкафа. Безмолвствует, погрузившись в сон, телефон. Стараясь скрыть свои клыки и когти, открыла рот скрепка. А ручка метлы, зацепившись за руку чернорабочей, тянет её к мусорной яме. Поля шляпы на голове охранника вопят от ужаса, наклоняясь вниз и царапая его лицо. Никто не открывает ворота, но многим тем не менее удаётся найти вход.

* * *

Души, освободившиеся от тел, ищут путь назад, чтобы, возвратясь, вступить в бой со злобными воронами. После града выпущенных пуль, не принёсших смерть и не нанёсших ран, благовонный дым от ароматных палочек стелется и растягивается, превращаясь в доску, на которой проступает первое написанное слово нового урока.

* * *

Это последняя строка завещания:

Начинайте церемонию небесного погребения в тот момент, когда возникнет тень вороны.

* * *

Ночная тень постепенно проникает в утробу вороны.

И у нас, как и у вечно жаждущей реки, подводит живот от голода. Капли мутной воды пытаются проникнуть сквозь щели между волокнами ткани. Обширная поверхность воды сдерживает напор колебаний, стараясь сохранить тени людей. Уже с зажжённой спичкой вдруг вспоминаешь, что фитиль далеко. Вскинув руки вверх, закричишь в темноте одиноко.

Всю ночь ворону мучает недомогание.

От ужаса она кричит.

И звук впервые улетает без эха.

IV
Лебедь улетел

Воробьиная пара

 
Не вижу, только слышу
Каждый звук,
С деревьев доносящиеся трели:
 
 
Один воробышек, вспорхнув,
Присел на ветку,
Освободил местечко для другого.
 
 
И ради этой пары воробьёв
Я здесь.
 
 
А в этот миг и лилия раскрылась,
Как некий клад из антиквариата.
 
 
Портрет висит в дворцовом кабинете.
Вскипает самовар.
Матрёшка распахнулась.
И ароматом каравая печь благоухает.
 
 
Дорога – мысли —
Убегают вдаль.
 
 
Когда ж затихнут, —
Жду я, – воробьи,
Ведь только что промчал-пронёсся ветер
По русым по берёзовым холмам.
 

Москва, 2014

Ландыш

 
Ветер начисто подмёл
Всю гладкую поверхность земли:
У обочины – траву,
Вдоль дороги – корни деревьев.
 
 
А я ищу место для отдыха.
Выбираю книгу…
Но как привести себя в равновесие духа?
 
 
Вдруг вижу – куст ландыша передо мной.
И слышу – шепчет мне:
«Упрячься в тайне!
Отметь себя молчанием!
Приложи к губам палец – и тишина…»
 
 
И в налетевшем резком вихре ветра
Укутались теплом, туманом, светом
И мудрый кустик ландыша,
И я.
 

Подмосковье, 2014

Малина

 
Ещё вчера малина зеленела.
Всю ночь я слышал музыку:
Копыта цокали, звенели бубенцы —
И ранним утром ягоды поспели.
 
 
Звук бубенцов крестьянских лошадей,
И молодые возницы в телегах,
Нагруженных и сеном, и зерном;
И прошловекий принц, гулявший ночью;
 
 
И конь, в рывке порвавший все поводья,
Всё мчится, мчится.
Грива растрепалась в ночи под ветром.
Снится ветер мне: он всё несёт,
Разносит эхом звуки,
И звуки заполняют всё собой.
 
 
Мой русский друг принёс мне горсть малины
Из сада своего, уже созревшей.
Смакую наслаждаясь, не спеша.
Мне кажется, что в ягодах звучанье
Всего оркестра, снившегося мне.
 

Лебедь улетел

 
Всю поверхность воды потянул на себя
Вверх за парой взлетающих крыльев.
Но истинную глубину знает лишь душа озера.
 
 
Как долго томился он в неволе!
Бурлит поток воды вслед
За белоснежным опереньем,
За серыми поджатыми лапами.
 
 
Высоко летит лебедь:
Покрытый травой берег
В прищуренном глазу сжался.
 
 
И улетел на рассвете
Через другие озёра…
Лишь пар клубится днём и ночью.
 

Шереметьево, сентябрь 2014

Я верую

 
Утреннее солнце и пар от воды
Укрыли влюблённую пару,
Целующуюся на берегу канала Грибоедова.
 
 
Я иду широким шагом
К Спасо-Преображенскому собору^[8].
Душа переполнена верой
И счастьем влюблённых.
 
 
Ещё ярче золотятся купола,
Родней и ближе стала стая голубей и воробьёв.
Перед входом в храм все пары влюблённых
Обмениваются поцелуями.
 
 
Так, – я подумал, – они
Отпускают друг другу грехи
Согласно таинству покаяния^[9].
 
 
Вдохновлённый ожиданием Воскресения,
Старик поднял вверх глаза
И, осенив себя крестом, спросил, верую ли я.
 

Санкт-Петербург, сентябрь 2014

Скульптура «Укрощение коня человеком»^[10] В Санкт-Петербурге

 
Подняв копыта, встав на дыбы,
Конь грудью двинулся на юношу,
Поймавшего его и под уздцы держащего.
 
 
Невский проспект.
В людском потоке, взирающем наверх,
Запечатлеваю в памяти
Образ вечерней России.
Белый след самолёта в небе
Смешивается с журавлиной стаей…
 
 
Я едва сдерживаю волнение,
Взирая на поединок юноши с конём:
Победит ли юноша
Иль конь порвёт удила?
 
 
Останавливаюсь на Аничковом мосту
И тоже хочу умчаться.
 

Санкт-Петербург, сентябрь 2014

Буря в Петергофе^[11]

 
С вершин деревьев
Водопадом льётся поток жёлтых листьев.
Люди и голуби ищут приюта.
Ветер метёт-подметает дочиста
 
 
Каждый булыжник мостовой
Ещё со времён императора Петра.
Такая чистота здесь, у корней
Каждой травинки.
 
 
Малиновый звон срывается
С вершины колокольни
И опускается на лиственный ковёр
Вокруг памятника.
 
 
Распахивается окно дворца —
Императрица Екатерина
Высоко держит скипетр,
Улыбается, успокаивая подданных.
 
 
Она всегда властна и притягательна.
«Властна и притягательна», —
Невольно повторяю эту фразу вполголоса,
Переводя взгляд то на ряды берёз,
То на белые и зелёные хризантемы,
Склонившиеся к земле.
 

Санкт-Петербург, 12 сентября 2014

Из Петропавловской крепости

 
После выстрела пушки в двенадцать часов^[12]
Открывается небо другое.
Голуби пролетают сквозь дым орудий,
Перемещается галька, меняя положение.
 
 
Вглядываемся, подняв глаза,
На призывный звук колокола.
Ждём, когда апостол Пётр сотворит чудо.
Запоздало-грустные цветы сирени,
Алые гроздья рябины на согнутых
Под тяжестью ветках.
 
 
Перед монетным двором —
Тюремные камеры.
Люди группами молча заходят внутрь.
На золотом троне неподвижно застыл
Император Пётр.
 
 
Ветер, кружась, поднимается
С Невы к вершинам башни,
Кронам дубов, макушкам берёз.
Я аккуратно кладу каждый поднятый листик
В неисчерпаемую сокровищницу земли.
 

Санкт-Петербург, 2014

Осенние дни в России

I

 
Стайка воробьёв сидит на траве
У безмолвного озера.
 
 
Ветер устремляется вверх в кроны деревьев,
Одно за другим расшвыривая золотые мониста.
 
 
Солнечный свет, словно свечной воск,
Освещает колокольни,
Дворцы, фонтаны,
Юных девушек, идущих от Третьяковской галереи,
Лилово-синее небо.
 
 
Останавливаюсь возле огненно-красного клёна,
Подбираю на память листок.