Max Postman
Бедная! Бедная…
А потом, снова, хлопнет дверь, начиная новый виток спирали: и с новой энергией женщина будет бесконечно и бесцельно ходить по лестничным пролетам и закоулкам двора, гордо подняв над головой ветошь, выискивая заговорщиков. Это означало только одно: пришло время соседям снова быть внимательными, новый кризис не за горами. Скоро начнут из одержимой сыпаться бредовые идеи, которыми она будет шепотом делиться с теми, кого из обитателей двора посчитает своими союзниками. И не выслушать ее будет невозможно, ведь, если она заподозрит невнимание или пренебрежение к своим словам, в дело может вступить аргумент звериной силы. Поэтому, случайный прохожий, вовремя опускай глаза, и сворачивай с ее пути, иначе, готовься быть погруженным в сложные перипетии бредовых идей, живущих в ее голове. Другим соседям повезет еще меньше, они будут под подозрением, как участники тех самых заговоров. Этим, в период нарастающего кризиса, вообще лучше не выходить из дома. Потом наступит острая фаза: с криками, воплями, хождениями по двору в исподнем и босиком, в любое время года. И, в конце, уже в полном изнеможении, повалится она, всем своим грузным телом, на детской площадке, и будет какое-то время так лежать, ни жива, ни мертва, и в зной и в лютый мороз.
Раньше сердобольные жильцы со вздохами выходили, пытались перенести обездвиженное тело с жары или с холода. Но, после каждого приступа, желающих становилось все меньше и меньше. Человечность жителей двора угасала. А, в последние годы, и вовсе, все они, не признаваясь, конечно, себе в этом, но подсознательно ждали чуда, вдруг этот приступ будет последним, и она больше не очнется. Оправдывая перед собой такие мысли тем, что, в первую очередь, ей так будет легче. Ведь столько лет мучается она сама и мучает других. Да, изрядно вымотала она нервы всем. Мало того, но по злому стечению обстоятельств, весь подъезд от нее в какой-то мере зависел. Через ее квартиру шли все подъездные коммуникации! И, когда начинался новый кризис, все с ужасом ждали, что разнесет она все подводки, и останутся подъезд без света, воды и тепла!
Лишь старый седой дворник, подметающий этот двор испокон веков, продолжал заботиться о ней, и после каждого приступа, укутывал в мороз теплым одеялом, вынесенным из дворницкой, или спрыскивал водой и укрывал от зноя и мух в летнее время года. Возможно, он что-то знал о ней. Историю начала ее болезни? Какие-то страшные события из детства, приведшие к таким чудовищным изменениям психики? Или, просто, его душа была такой огромной и доброй, что, несмотря на все неудобства, которые причиняла эта женщина окружающим, и ему лично, ведь после каждого приступа ему приходилось убирать жженые тряпки, разбросанные по всему двору, чинить детскую площадку, но снова и снова он продолжал заботиться о ней, и его сострадание не угасало. И, хлопоча, в очередной раз, над обездвиженным телом, распластанным на детской площадке, его губы сокрушенно шептали: «Бедная, бедная женщина! Бедная, бедная»… Возможно, он даже знал ее имя, но всегда сдерживался, предпочитая не произносить его.
