Матильда Аваланж
Дом для непрощённых
В ужасе я задёргала ручку двери. В голове билась одна мысль – скорее покинуть пространство машины. Пусть даже и вывалившись из неё на полном ходу.
– Вас это очень расстраивает, Агафон Аристархович? – поинтересовался рыжий, с интересом наблюдая за моей истерикой.
– По правде говоря, ничуть, – отозвался кудрявый, и загнутым когтём мизинца принялся ковыряться в зубах. – Собачатина застряла, – пояснил он
мне. – Жестковата была.
Всё происходящее было настолько нереально и настолько похоже на дурной фильм ужасов, что я с утроенной силой забилась о дверцу, но безуспешно.
– Как птичка о стекло, – отметил рыжий и впервые обратился ко мне, – Успокойтесь, не надо паники. Мы едем туда, где вас давно ждут.
ГЛАВА 2
Кирилл
За Мишаней я опоздал. Из всей группы не забрали только его и мальчика по имени Серёжа. Как рассказывал Михан, у этого Серёжи из носа постоянно текло, к тому же он не умел самостоятельно застёгивать пуговицы своей куртки и иногда писался в штаны.
То, что я сильно опоздал, вкупе с тем, что Мишаня остался в компании самого главного лузера группы, чрезвычайно расстроило младшего брата. Когда я, запыхавшись от быстрого бега, вломился в раздевалку детского сада, безутешный Михан сидел у своего шкафчика зарёванный, но уже полностью одетый.
Домой мы мчались на рысях. Вернее, мчался я, таща за собой надувшегося Миху, как на буксире. Нужно было успеть до прихода матери.
– Киря, а что у тебя в газете завёрнуто?
Брат быстро забывал обиду. Он даже на отца не обижался. Ждал его. А у нас с матерью духу не хватало объяснить Мишке, что отец больше никогда не придёт. У него другая семья и мы ему не нужны.
– Цветы.
– Маме на день рожденья? – обрадовался брат.
Он был на редкость сообразительным парнем.
– А я тоже подарок приготовил! – похвастался Мишка и каким-то образом умудрился на бегу вытащить из своего рюкзачка с болтающимся на нём потёртым медведем лист бумаги. Мельком глянув на рисунок, я увидел фиолетовые цветы на оранжевых стебельках. «МАМЕ НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!» – было аккуратно выведено в углу.
– Красиво! – оценил я и деловито поинтересовался, – Воспитательница, что ли, подписывала?
– Тамара Степановна, – важно кивнул брат, и тут же выдал, – Киря, а купи мне мармеладных червячков?
Я чуть не взвыл. Раз уж Михан про них вспомнил, то всё. Надо идти в магазин – и точка. Можно, конечно, отказать. Но реветь ведь будет.
В другой раз я без проблем бы купил Мишке вожделенное лакомство, но мы потеряем время. Мать придёт с работы раньше нас, увидит цветы и сюрприза не получится.
День рождения у неё завтра. Сорок восемь лет. Дата не круглая. Но мне страшно хочется поздравить маму как-то по– особенному. Отец никогда не дарил ей цветов. Зато подарю я.
Сорок восемь белых роз. Белый – любимый мамин цвет. Цены на цветы кусаются. Но я решил поднапрячься. В центре есть палатка, где розы продают сорок рублей за штуку. Потому что местные. Они довольно мелкие, зато обалденно пахнут. И гадостью какой-то не обработаны, чтобы дольше стояли, в отличие от роз из флористических магазинов.
В общем, после школы я сразу рванул в центр за розами, поэтому и опоздал в детский сад. По моим расчётам, мать домыла третий этаж и уже вышла из школы. Но если поднажмём – успею спрятать цветы до завтра на антресолях.
Только вот мармеладные червяки в мои планы не вписывались. Нужно будет заходить в супермаркет – они продаются только там.
Я открыл рот, чтобы объяснить Мишке нецелесообразность покупки червячков, но, взглянув на брата, рот закрыл и свернул к супермаркету.
Если не будет очереди – успеем!
Но, видимо, сегодня удача была не на моей стороне, хотя, в общем-то, мне на неё жаловаться грех. Сколько раз с учёбой проносило!
Две ядовито-зелёные упаковки червячков я царапнул с витрины быстро и бегом на кассу. А там, прямо перед нами – компания моих одноклассников во главе с Димой Шпиготским. Повезло!
Седьмое пекло! Ладно бы один, а тут с Мишаней, да ещё и с цветами…
Ох, и не любил я этого придурка! Хотя он был довольно интересен с парадоксальной точки зрения. По единодушному мнению женской половины класса, Шпиготский был похож на одного из героев популярного среди девушек фильма. За это наши девочки нежно любили Димана, невзирая на его отвратительный характер.
Я как-то ради интереса включил это кино и, в целом, мне понравилось. Давно так не ржал.
Что касается Шпиготского, он действительно был похож на одного из героев фильма. Если бы тот прибавил килограмм пятнадцать и подкрасился хной – так вообще один в один.
То ли похожесть на актёра, то ли великолепная успеваемость Димана подняли его самооценку до небес. Учителя души в этом пузанке не чаяли, называли его вундеркиндом и посылали на всяческие олимпиады, откуда он привозил призовые места и награды. Они не замечали, с какой снисходительной издёвкой разговаривает с ними Дима, не знали, как он обстёбывает их за глаза. Дружить со Шпиготским было выгодно, и вокруг него собралась кучка шакалов– прихлебателей. Недолго думая, Диман назвал их своим кланом и снизошёл до своего божественного покровительства.
Например, он делал домашнее задание в электронном виде, а потом отсылал своей правой руке – Васе Щукину, который уже должен был позаботиться о распространении домашки среди всех членов клана.
По-моему, мир сошёл с ума, раз какой-то зарвавшийся ботаник считается самым крутым в школе. Чёрт, да Шпиготский даже был популярней играющего в хоккей Серёги Бочкарёва из 11 «В»!
Учился я не ахти, потому и был у великого клана Шпиготского не в чести.
– Здорово, Кирюха! – хлопнул меня по плечу Щукин.
Я сдержанно поздоровался и собрался отвернуться, но тут Щука заметил у меня в руках мармеладных червячков.
– Не знал, что ты тащишься с этой детсадовской фигни!
Ага, а энергетики, которыми они в данный момент затариваются, видимо, напиток настоящих мужчин.
– Люблю мармелад, что ж поделать, – с ухмылкой кивнул я, хотя не догадаться, что я покупаю червяков для Михана, не смог бы только даун.
– Кирюшка для меня! – некстати вставил Мишутка.
– Это братец твой, что ли? – вклинился в разговор его величество Шпиготский.
– Да, это мой брат, – чуть громче, чем надо было, произнёс я.
Злость уже начала закипать во мне. Диман может смеяться над чем угодно, но если он посмеет тронуть моего брата, я за себя не ручаюсь.
А этот гад, как ни в чём не бывало, наклонился к Мишутке:
– Ну и как, хороший Кирюшечка братик? – просюсюкал он.
Не поняв издёвки, Мишка восторженно ответил:
– Самый лучший! У мамы завтра день рождения, а Киря ей купил большущий букет цветов! Он сам на них заработал, когда объявления расклеивал. Я ему, правда, помог, но совсем чуть-чуть!
– Ух ты! Медников у нас, оказывается, расклейщик объявлений! – радости этого козла не было границ.
– Ты нарываешься, Шпиготский! – заметил я, изо всех сил стараясь сдержать клокочущую внутри ярость.
– А Кирюшка не хочет в подарок маме помыть за неё полы в школе? – поинтересовался у Мишки Шпиготский.
Брат озадаченно замолк. Кажется, он начал понимать, что человек, разговаривающий с ним, не совсем добрый. Вернее, совсем не добрый.
– Ещё раз упомянешь всуе кого-то из членов моей семьи, Шпиготский, убью, – буднично сообщил я.
Мне удалось обуздать свою злость. Я не могу разбираться с этим гадёнышем при Мишке.
Диман чувствовал себя в окружении друзей абсолютно безопасно, поэтому ответил очень борзо:
– Я буду упоминать кого хочу, когда хочу и с кем хочу. И не тебе мне указывать, босота подзаборная!
Они расплатились за свои энергетики и наконец-то свалили. Последнее слово осталось за Шпиготским.
– Молодой человек, не задерживайте кассу!
Спохватившись, я полез за бумажником, но тут обнаружил, что все руки у меня в крови. Я даже не заметил, что очень сильно сжал розы, и шипы прокололи газету, вонзившись в мои пальцы.
Повезло хотя бы в том, что домой мы всё-таки пришли раньше матери, и я успел пихнуть розы на шкаф, прикрыв их коробками из-под «Лего». Стебли, чтобы не завяли, опустил в тазик с водой.
В общем, это была сложная конструкция, но риска практически никакого: до завтра мать вряд ли затеет уборку, а Мишаня умеет хранить секреты.
Правда, после встречи со Шпиготским брат стал каким-то мрачным и вялым. Уж не заболевает ли? Но температуры у него вроде не было.
Я попытался развеселить Мишку, но безуспешно: ни во что играть брат не захотел. И в пиратов, а это, между прочим, его любимая игра. Даже вожделенные мармеладные червячки не съел! В итоге по его просьбе я достал набор акварели, принёс воду в чашке, и Михан принялся что-то сосредоточенно рисовать.
Мама пришла где-то через полчаса после нас. Я, балда, и забыл – она собиралась зайти в магазин, купить что-нибудь к столу на завтра. Институтская подруга и мамин двоюродный брат с женой. Вот и все, кто обещал прийти.
Когда отец ещё жил с нами, день рождения каждого члена семьи праздновали шумно, и гостей всегда звали много. Накрывали огромный стол. В центре обязательно стояла запечённая отцом по его особому секретному рецепту курица – пальчики оближешь.
Может, поэтому я сейчас курицу на дух не выношу. В любом виде, хоть жареную, хоть пареную.
Пошарив по принесённым мамой пакетам, я понял одно: завтра будут котлеты.
– Мишка тихий какой-то, – отметила мать, разбирая продукты. – Не заболел?
Вечный конский хвост каштановых волос, красивое лицо с сеткой мелких морщинок в уголках глаз… У отца с мамой был общий бизнес: стоматологическая клиника, где она работала бухгалтером. После того, как он ушёл в другую семью и уволил маму, она никак не могла найти работу по специальности. Пришлось устроиться в нашу школу уборщицей. Деньги нам были нужны, как никогда.
– Лоб не горячий вроде, – проговорил я. – Сама ещё потрогай.
Но и мама признаков надвигающей болезни не нашла. Наверное, Михан просто набегался в детском саду. Он же такой – как мячик– попрыгунчик.
Уже перед сном брат проник в мою комнату, сжимая в руках результат своих долгих трудов. Вид Мишка имел жутко серьёзный.
– Ты должен взять это завтра в школу, – произнёс он, протягивая рисунок.
– Это детский сад? – догадался я, разглядывая альбомный лист. – А почему вода чёрная?
Брат изобразил двухэтажный дом в разрезе, стоящий у речки, закрашенной угольно-чёрной краской. В самом доме было восемь комнат. Маленькие человечки спали на прямоугольных кроватях, играли, читали, ели. В центре дома Мишка изобразил кабинет директора детского сада: за столом сидел человек в очках.
– Это не детский сад, – неожиданно возразил Миша. – Это плохое место. Очень плохое… Страшное.
– А зачем мне надо взять его в школу? – поинтересовался я.
– Ты должен, – упрямо сказал брат и повторил. – Должен.
Боясь выдать улыбку, я со значением положил рисунок рядом со своим рюкзаком. Мишка, похоже, затеял какую-то новую игру, и я, конечно, подыграю ему.
Ночью мне приснился непонятный и пугающий сон. Два странных существа в полицейской форме везли девушку в зелёном платье по ночному лесу. Я чувствовал под пальцами красную потёртую кожу сиденья машины и обонял резкий запах мокрой собачьей шерсти. Я ощущал животный панический страх девушки. Она точно знала – те, кто на переднем сиденье – не люди и хотят сделать с ней что-то ужасное. А я ничем не мог помочь.
Утро с самого начала не задалось. Я проспал – мама уже ушла, прихватив с собой Мишку. Она отведёт его в детский сад, потом на работу. А я-то хотел подарить ей цветы сразу после того, как она проснётся, чтоб с самого утра было хорошее настроение.
Пометавшись немного, как ошпаренный, по квартире, я принял решение подарить маме букет прямо в школе. Покидав какие-то тетрадки в рюкзак, поскакал на занятия.
Рисунок Михи в такой спешке я, конечно же, забыл.
Наскоро сорвав с роз газету, ввалился в комнату техничек. Мама уже переоделась в синий рабочий халат и убирала волосы под косынку.
– Мам, с днём рождения! – выпалил и добавил, запнувшись, – Люблю тебя!
Она выронила косынку. Карие глаза засияли.
Можно однозначно сказать, что сегодня я стал в глазах персонала школы героем дня. Присутствующие в комнате технички в красках поведали о том, как я поздравил маму, учителям, и теперь все дружно глядели на меня и умилялись.
Такой популярности я не хотел. Но главное – маму поздравил.
Последние два урока были сдвоенные – труды. Мы выжигали на разделочных досках рисунки.
Михалыч обычно уходил куда-нибудь минут на сорок, поэтому труды все любили. Мне было уютно в небольшой обложенной кафелем мастерской. Наверное, из-за того, что она не была похожа на обычный класс. К тому же мне нравилось работать по дереву.
Короче, я настолько увлёкся работой – а выжигал я на своей доске сюжет из Тома и Джерри, что не сразу услышал разговор неподалёку.
– Медников своей мамаше преподнёс цветочки, – делился Щука последними новостями со Шпиготским и его кланом. – Прям картина маслом. Все уборщицы в шоке.
Самое интересное, на меня они не обращали никакого внимания. Хоть ради приличия голоса понизили. Но Шпиготский со товарищи вели себя, как хозяева положения. Они знали, что численное преимущество на их стороне.
– Никто и не сомневался, что он маменькин сынок! – с презрением отозвался Диман.
– Кого ты назвал маменькиным сынком?
Я как-то незаметно и очень быстро оказался рядом со Шпиготским. Незаметно даже для себя, а уж для него и подавно.
Стало очень тихо.
– Тебя, Кирюшка, конечно, тебя! – отозвался толстяк. – Ты же у нас прямо сю-сю-сю, подтираешь попку младшему братику, мамаше своей цветочки даришь.
Он был глуп. Он просто не понимал того, что на него надвигается. Не понимал, что каждым словом фактически подписывает себе смертный приговор. Но я мог сдержать себя. Пока ещё мог.
– Я ведь предупреждал тебя, Шпиготский, – произнёс я очень сдержанно. – Предупреждал, чтобы ты не трогал меня и мою семью?
– А я предупреждал тебя, что буду высказываться, о ком захочу и когда захочу. У нас в стране, кажется, свобода слова. Если ты вообще понимаешь, о чём я, – свысока бросил Диман.
Ребята, которые не относились к клану Шпиготского, у нас в классе имелись. Но их было мало, и связываться с этим умником они откровенно побаивались. А он об этом прекрасно знал. Ещё бы, учителя ему заочно выдали пакет индульгенций. Так что крайним в любом случае оказался бы не он.
– Пацаны, хорош! – попытался вмешаться наш староста Стёпка Митрофанов. – Раскуситесь! Сейчас Михалыч вернётся, и не поздоровится всем!
–вот именно, – усмехнулся Шпиготский. – Отвали, Медников! Благо класса превыше всего, слышал о таком?
– Отвалю без проблем, – кивнул я. – Если ты извинишься передо мной, моим младшим братом и моей матерью. Как ветром меня сдует!
Шпиготский откровенно рассмеялся. Этот козёл был настолько уверен в собственной безнаказанности, что мне стало даже забавно. Его верный клан, в коем состояло семь человек, окружил своего предводителя. Щукин поигрывал напильником, очевидно воображая, что выглядит жутко крутым.
– Пацаны, хватит уже, а? – бубнил Митрофанов. – Из-за фигни какой-то сцепились! Михалыч классной доложит, и будут у нас проблемы, а ведь мы выпускной класс!
Помимо Стёпки и меня, оставалось всего двое мальчишек, не задействованных в конфликте. К клану они не принадлежали, болтались где-то посредине, поддерживая сносные отношения и со Шпиготским и со мной.
Я ожидал бездействия от Серёги Самсонова, но никогда не прощу Диме Варзину, что он опустил глаза. Мы ведь неплохо с ним общались, даже в футбол иногда гоняли.
Ярость закипала во мне. Гнев, который я ощущал, был слеп и безжалостен. Наверное, сейчас я мог бы понять американских подростков, которые приходят в школу с ружьём или винтовкой и расстреливают одноклассников.
Шпиготский нагло разглядывал меня своими голубыми гляделками. Он ясно давал понять, что плюёт на меня и всю мою семью, что презирает мою мать– уборщицу, которая не может купить мне Айфон, и братишку – бесполезного спиногрыза.
– Перед кем извиняться? – хмыкнул Шпиг. – Перед тобой? Перед мамашей твоей? Уясни уже одну вещь, Медников! Вы – никто. Ты – безмозглый дебилёныш, а мамаша твоя – плевки подтирает.
Это откормленное чмо всем своим видом показывало, что знает всю правду жизни.
Я собирался доказать ему обратное.
Саха Большаков, Большой – один из главных силовиков Шпиготского, пихнул меня в плечо.
– Полегче, Кирюха, – предупредил он. – Не нарывайся, правда!
Они просто не понимают, что делают, твердил я себе. Они не знают, на что нарываются. Бешенство клокотало во мне. Но я держался. Ещё пока держался.
– Я даже больше скажу, – со значением произнёс Шпиготский. – Твоя маманя драгоценная встречается с каким-то мужиком. Только это не твой папочка, Медников! Он пару раз забирал её после работы на крутой тачке. Как ты думаешь, чем они там занимались? Ты знаешь, что такое Эдипов комплекс, Кирюха?
Всё. Я не мог больше терпеть.
Я сорвал намордник, я выпустил с поводка своего внутреннего пса, исходящего рёвом ярости и боли. Он был бешеным, этот пёс.
Дальнейшее помню, как в тумане. Была боль в руке, визг Шпиготского, лицо Большого, смятое в лепёшку, и красная кровь на белом кафеле. Много, много крови.
– А ну прекрати, сосунок! – сквозь вату услышал я испуганный голос Михалыча.
Очнулся оттого, что трудовик повис на мне, пытаясь выкрутить руки. Шпиготский, точно поломанная кукла, лежал у моих ног. А я продолжал молотить его носками кроссовок. Под ребра. По печени. По почкам. Вот так! Чтобы знал, ублюдок, нельзя оскорблять мою семью!
Остановил меня резкий и неожиданно профессиональный удар Михалыча. Я нагнулся, пытаясь вдохнуть, а затем поднял взгляд от скорчившегося на полу Шпиготского на ребят.
Они смотрели на меня с ужасом. Не было клана Шпиготского и остальных учеников. Была лишь кучка пацанов, глядящих на меня со страхом и отвращением. Митрофанов, встретившись со мной взглядом, даже отступил на два шага.
В мастерскую вбежали вызванная кем-то классная и медсестра. Увидев Шпиготского на полу и меня с кулаками в крови, они, по-моему, испугались даже больше одноклассничков.
Из героя дня я моментально превратился в главного злодея. Меня потащили в кабинет директора. Вызвали родителей Шпиготского. Мама к тому времени уже ушла с работы – отпустили пораньше, и классная никак не могла дозвониться ей на сотовый. Я молился, чтобы она подольше не брала трубку. Было даже страшно представить её реакцию на случившееся.
Вот ей и подарочек на день рождения – бешеный сын, до полусмерти избивший одноклассника.
Господи, почему я не смог сдержаться? Какая же я скотина!
Я угрюмо сидел в приёмной директора на стуле у стены и всерьёз раздумывал о том, чтобы пару раз хорошенько приложиться об эту стену башкой. Правда, тогда руководство школы, собравшееся в полном составе, решит, что я совсем неуравновешенный. Ещё в психушку упекут.
Директриса у нас была хорошая. Василиса Дмитриевна Лебедева. Каково, а? Прямо героиня русской народной сказки. Разве может быть человек, которого так зовут, плохим? Она, кстати, осознавала сказочность своего имени, поэтому ходила всегда с косой.
Василиса не хотела вызывать полицию. А классная и завуч хотели. Брызгая слюной, они доказывали мою полную асоциальность. А, по-моему, просто злились, что я сорвал поездку Шпиготского на олимпиаду по литературе – он ведь теперь сколько в больнице проваляется. И плевать им было на его физическое здоровье.
– Надо выяснить, почему Кирилл это сделал, – доказывала директриса. – Вы знаете, у него очень непростая ситуация в семье.
–вот именно, – орала класснуха. – С такой семьёй он живо станет уголовником! Уже практически стал!
Да отстаньте вы все от моей семьи, чёрт вас дери!
– Наталья Борисовна, сделайте, пожалуйста, тон попроще, – холодно осадила классную Василиса. – У Медникова прекрасная семья. Он заботится о младшем брате. Нужно понять, что подвигло его на такую жестокость.
Они бы разбирались ещё долго, но спор решили родители Шпиготского. Они уже вызвали полицию. Мать Димана ворвалась в приёмную директора, точно ураган, и кинулась на меня с кулаками, если бы её не удержали.
– Малолетний преступник, зек, шантрапа! – кричала она. – У Димушки сломан нос и ключица! Ты ответишь за это, поддонок! Мы будем подавать в суд! Мы ещё моральную компенсацию получим!
Этого только не хватало. Моральную компенсацию мы ни в жизнь не выплатим, даже если мать будет мыть полы во всех школах нашего района, а я расклеивать объявления даже по ночам.
– Где мать этого недоноска? – зловеще поинтересовалась Шпиготская. – Я ей устрою! Она у меня горючими слезами плакать будет вместе с сыночком своим!
Да, теперь понятно, в кого Диман такой… дружелюбный.
«Только не бери телефон!», – мысленно упрашивал я мать. – «Потеряй его! Они не смогут до тебя добраться, ведь домашнего у нас нет…»
Я как-то начисто забыл, что у них есть наш адрес, и добраться до мамы проще простого. От стресса, наверное.
– Кирилл, – внезапно впервые обратилась ко мне Василиса, – Зачем ты это сделал? Ты ведь хороший мальчик, маму сегодня с утра так красиво поздравил…
Я сумрачно молчал.
– Да, да, пусть скажет, за что Димушку избил! – язвительно вставила Шпиготская мамаша. – Он тебе, наверное, списать не давал?
Я чуть не расхохотался, а потом оценил всю прелесть её версии. Да она просто гений!
– Да, именно за это я его и избил. Он не давал мне списать, и я жутко разозлился. Я злой, жестокий, неуравновешенный, будущий зек, если хотите. Наказывайте меня по всей строгости, – добавил. – Одна только просьба – мать не теребите.
– Ну вот, вот, видите! – восторжествовала Шпиготская. – Он последний подонок!
– Ты врёшь, Кирилл, – покачала головой проницательная Лебедева. -зачем-то оговариваешь себя…
– Нет! – твёрдо возразил я. – Я не сделал домашку, попросил у него списать. А он мне такой: «Кирилл, это нечестно, ты должен сам делать домашние задания». Ох, как же меня разозлили эти слова! Я стал его просить, ведь я просто пропадал без домашней, а он нет и нет…
– Ага, – усмехнулась Василиса. – У вас вообще-то последний урок был. Труды. По какому предмету тебе нужна была домашняя?
Упс!
– По алгебре. На завтра, – нашёлся я.
Она, наверное, не отстала от меня, но тут приехали полицейские. Оба в форме, всё честь по чести. Один был до такой степени рыжий, что его волосы казались медными. Крашеный, что ли? Второй – с кудрявыми тёмными волосами. Чем-то он смахивал на нерусского. Они назвали фамилии, но я не запомнил.
Выслушав сбивчивый рассказ классной, дополненный охами и ахами Шпиготской, медноволосый заявил:
– Мальчик должен поехать с нами.
– Как? – удивилась директор. – Куда?
– Не куда, а к кому. Парня уже ждёт уполномоченный по делам несовершеннолетних, – пояснил напарник рыжего. – Побеседовать с ним надо.
– Я его одного не отпущу, – заявила Василиса. – Что ещё за новости?
– Сами посудите, зачем вам это надо? – спросил полицейский, устало глядя на неё блёклыми голубыми глазами. – У вас работа, а там неизвестно, сколько ждать придётся. Вы не с какими-то дядями его отпускаете. Мы полиция, как– никак.
– Ничего мы с ним не сделаем, – добавил второй, мистер Кудрявая Шевелюра. -заполним необходимые документы и отпустим. Отделение наше на улице Дружбы, это буквально в двух шагах. Добежит уж ваш Кирилл до дома.
– Как будешь дома, позвони Ольге Алексеевне! – велела мне директриса на прощанье.
Щас! Ещё этой крысе я не звонил!
– Вы так над ним хлопочете, как будто мы его съедим, – проворчал рыжий, надевая фуражку.
В общем-то, они были ничего. Обычные полицейские, выполняющие свою работу. Уж лучше с ними, чем слушать вопли Шпиготской. Диманова мать даже с нами поехать порывалась, чтобы заявление на меня накатать. Слава богу, медноволосый сказал, что её присутствие пока не требуется, и с ней свяжутся. Надеюсь, надолго они меня не задержат. Я должен попасть домой как можно раньше, чтобы объясниться с матерью.
Машину они припарковали в тупике за школой. Новенький "фольксваген" по самое не хочу был заляпан грязью. Даже цвет тяжело разобрать -то ли белый, то ли серебристый. Скорее всего – последнее.
На мгновение меня посетило что-то вроде флэшбека, странная судорога свела пальцы и в мозгу загорелась алая лампочка.
«Не садись в эту машину, не садись», – зашептал девичий голос, и я вспомнил свой ночной кошмар.
Правда, кошмар, который случился со мной днём, был всё-таки покруче.
Прикидывая диспозицию, быстренько оглянулся по сторонам.
"Фолькс" припаркован в тупике – это плохо. Две глухие стенки и забор… Забор – это хорошо. Перемахнуть через него – и я на территории родной школы. За углом разгружается у столовки "Газель" с продуктами. Раз, два – я уже на кухне. Пробежать мимо изумлённо– рассерженных поварих труда не составит. А потом – пара секунд, и я на выходе. Там уже всё – считай, ушёл.
–запустили– с вы, однако, автомобиль, Гармоген Галактионович, – услышал внезапно, и обалдело огляделся по сторонам.
Видимо, я так увлёкся обдумыванием плана побега, что не заметил, как сел в машину, и как мы тронулись. Ну да, оно и к лучшему – если бы я сбежал от ментов, было хуже во сто крат. Мне теперь вообще нельзя с ними отношения портить.
– Машину мыть не надо, Агафон Аристархович, – произнёс рыжий мягче мягкого. – Люблю, когда грязно.
Гармоген Галактионович, Агафон Аристархович…
Стопе.
И вовсе они не в полицейской форме, а в каких-то допотопных шмотках. У рыжего на голове котелок, как у Эркюля Пуаро, только у того в фильме новенький был, а у рыжего – потёртый. На чернявом клетчатый берет с красным помпоном.
Красная кожа сиденья издаёт скрип при каждом движении.
–вот так– так! – не слишком натурально удивился чернявый. – Столько лет вас, милейший, знаю, но и не подозревал о подобной страсти.
Рыжий вёл машину вовсе не на улицу Дружбы, а куда-то за город.
Солнце сияло очень ярко для осеннего дня, но этот свет был обманчивым. Лишь мелькнули скособоченные многоэтажки Заводского района, началась просека, и солнце скрылось.
– Сам не подозревал. До вчерашнего дня, – доверительно сообщил рыжий.
Я поймал его взгляд в зеркале заднего вида и отшатнулся. В правом глазу вместо зрачка скалился с черноты маленький Микки Маус. Медноволосый ободряюще улыбнулся мне и свернул с асфальтированного шоссе на какую-то тьмутараканскую дорогу, по которой явно давно никто не ездил.
– Я так понимаю, мы с вами отправляемся на пикник? – сказал я громко, перекрыв звук допотопного радио, которое включил чернявый.
– Отличная песня! – не обращая на меня внимания, кивнул рыжий и сделал погромче.
Я слушал «Агату Кристи» довольно спокойно, будто находился дома, в своей комнате. Ясно осознавал, что участь моя будет ужасной, но страха не было. Может, потому что я пережил всё это с девушкой из моего сна. А может, потому, что я был круглым дураком. Только дураки до полусмерти избивают своих одноклассников. Только дураки ничего не боятся.
– Гармоген Галактионович! – вскинулся брюнет, и помпон на клетчатом берете задорно подпрыгнул, будто удивился вместе с хозяином головного убора. – Русский рок! Вы не перестаёте меня удивлять!
– Очевидно, сегодня день удивлений, – заметил рыжий. – О, смотрите, собака!
Невесть откуда взявший белый пёс с лаем набросился на машину. Наверное, это с дачных посёлков, только чего он в лес забрёл? «Беги отсюда, балда!» – мысленно приказывал я псине, но тщетно. Она, как привязанная, бежала за фольксвагеном. Может, думала, в машине её хозяева…
Чернявый так пристально разглядывал собаку, что мне стало не по себе.
– Нет времени, – с сожалением проговорил он, повернувшись к водителю, и облизнулся напоследок.
Во рту у него блеснули загнутые желтоватые клыки.
Рыжий дал по газам.
Себя мне не жалко. Наверное, я заслужил всё то, что происходит со мной. Недаром мне приснился этот сон. Жалко маму и Мишаню.
И ещё ту девушку в зелёном платье. Я не видел её лица, но, по-моему, она была красивая.
– Не жалей её. Она получит по заслугам, – не оборачиваясь, проговорил рыжий. – Так же, как и ты.
