Маша Рупасова
Чудесные превращения Марьи Петровны Уткиной
Мелок по доске стучит – тук-тук-тук – крошится, а Маша знай буквы выводит с завитушками. Вдруг, думает, в школу не возьмут, так я хоть узнаю, как это – мелом на доске писать.
– Ничего не понимаю, – говорит главная тётенька. – Мы же Уткину вызывали.
А Маша думает: «Чем длиннее фамилия, тем храбрее девочка», – и говорит:
– А я и есть Уткина. Это моя пятая фамилия.
Дописала на доске «Уткина» и над каждой фамилией проставила цифры – 1, 2, 3, 4, 5.
Тётеньки из комиссии повернулись к папе. А папа сидит за партой, и в руках у него – плакат с кривоватыми, но очень красными буквами:
«Вперёд, Уткина-Птибурдукова-Тарарыкина-Перепетуева-Гука…» – а «совская» уже не влезло.
– Скажите, папа, – произнесла главная тётенька, – а ваша фамилия тоже э-э-э…
– О да! – говорит папа. – Тоже! И даже на пару фамилий длиннее, потому что я – ужасно храбрый. Я ведь и в школе учился, и в университете, а потом работать пошёл.
– Так, а кем же мы работаем? – спросила строго вторая тётенька.
– Мы работаем в больнице, – отвечал папа. – Хирургом. Позвоночники оперируем.
– А в детстве папа космонавтом работал! – торопливо добавила Маша. – А ещё клоуном в цирке.
– Да-да. Мы так и подумали, – сказали тётеньки. – Ну что же, Марья Петровна, приходи через неделю в первый класс.
– Но вы же не проверили, умею ли я писать! – возмутилась Маша.
– Как не проверили, а это что? – и комиссия показала на доску с пятью Машиными фамилиями.
Папа свернул плакат, они попрощались со строгими тётеньками и отправились домой.
– Страшно было? – спросил папа по дороге.
– Ни капельки, – ответила Марья Петровна и прижалась к папе.
Додик – хомячок и девочка
Лето заканчивалось. Определившись с Машиным будущим, папа с Машей решили ехать на дачу, к маме и Додику.
Додик – это младшая Машина сестра. Взаправду сестру зовут Авдотья, но Маша случайно превратила её в Додика.
Появление Авдотьи Маша встретила без энтузиазма.
– Ты же сама хотела сестру, – говорили родители.
– Я и кухню игрушечную хотела. И сову. И хомячка. И собаку я хотела, – отвечала сурово Маша. – И где это всё?
– Зато тебе будет с кем играть! – радостно говорили родители.
– Мне и так есть с кем поиграть, – возражала Маша и начинала загибать пальцы: – Вова, Платон, Туся, Динара, дедушка Лёша, Инна Ивановна из 24-й квартиры.
Родители переглянулись.
– И на даче полно народу, – продолжила увлечённо Маша. – Аня с хвостиками, Аня с косичками… Мишка, Вика и Викин хомяк, Додик. Помните, какой он хорошенький? Ушки кругленькие, лапочки маленькие, глазки как бусинки. И он такой живой!
Воцарилось молчание. Только кряхтела и скрипела в новой кроватке новая девочка. Бедняга не знала, что сейчас решается её судьба.
– Хочешь её подержать?
Маша пожала плечами. Можно и подержать. Папа достал сестру из кроватки и положил Маше на колени.
– А как её зовут? – спросила вдруг Маша.
– Авдотья Петровна Уткина, – ответил он.
Авдотья Петровна была тёплая и тяжёлая. Оказавшись у Маши на руках, Авдотья перестала скрипеть. Она выпростала из-под пелёнки ручку.
Пухлый кулачок Авдотьи Петровны был сложен в крошечную фигу. Авдотья взмахнула ручонкой и сунула фигу в кругленький ротик.
У Маши в груди вдруг что-то заволновалось и завозилось, как возится хомячок в ладонях. Это были совершенно новые Машины чувства. Они появились вместе с Авдотьей.
– Ой! Мама! – воскликнула Марья. – Ты видела, какие у неё малюсенькие пальчики?
– Пока нет, – сказала мама. – Не было времени как следует её рассмотреть. Малюсенькие, говоришь?
– Давайте разглядим её получше? – предложил папа.
Они вытащили Авдотью из пелёнок и убедились, что у их новой девочки есть всё, что может пригодиться человеку в будущем.
Есть ноги и руки. Есть пальцы – совсем кукольные, но абсолютно настоящие, с ноготками. Вместо волос – пух. Есть нежное пузечко с пупком. Пупок намазан зелёнкой.
– А она точно девочка? – взволновалась вдруг Маша. – Врачи ничего не напутали?
Мама сняла с Авдотьи Петровны памперс: Авдотья оказалась стопроцентной девочкой.
В этот момент Авдотья заскрипела и начала крутить головёшкой. Маша встревожилась:
– Мама, чего с ней такое? Ей больно?
– Есть хочет, – сказала мама и приложила Авдотью к груди.
Та немедленно присосалась. Маша, вытаращив глаза, следила за тем, с каким аппетитом ест её сестра. Вскоре Авдотья заснула. Причём заснула с лицом человека, у которого всё хорошо.
Маша смотрела на спящую сестру и остро чувствовала, что это очень миленький маленький малыш. Хорошенький. С круглыми ушками. С пухлыми щёчками. Совсем-совсем живой.
И как, скажите на милость, Маша могла выразить внезапную любовь?
– Она прям как Додик, Викин хомячок! Даже лучше! – прошептала Маша. И этот шёпот оказался волшебным.
Авдотья оказалась толстенькой, как хомяк, и очень боевой девочкой. Её первым словом было «Маса», то есть Маша. А вторым «Дёдя», то есть Додик.
С тех пор прошло почти три года, Авдотья здорово выросла, но имя Додик приклеилось к ней намертво.
