Маша Нестерка
Расследование одного убийства, или К психам на ягуаре
Детектив с вкраплениями
Когда все было готово, мужчины налили в рюмки водку. Как много им нужно было сказать друг другу, выяснить, вспомнить, решить и, хотя пить сегодня было нежелательно, без водки они не могли все это сделать. Так уж были устроены эти мужчины.
– Я хочу у тебя спросить, это правда? – и он взглядом показал на журнал с записями. – Я до последнего не верил, что так может быть, но сегодня понял – это ж, мать твою, именно так! Ты ж это сделал! И не сказал мне ни слова!
Он поднес спичку к сигарете, а она все никак не хотела прикуриваться, наверно отсырела, вон как вчера дождь лил, хоть и тепло.
– Я хотел тебе сказать, хотел с самого начала, только…
– Что только? Хотелки не хватило?! Или кирпича на дачу, или досок, что ли. Чего?
– Подожди, ты ничего не знаешь, я и сейчас сказать тебе все не могу, я боюсь за нее, а вот теперь и за тебя.
– Да скажи ты по-человечески! За кого боишься? Почему боишься? Что случилось, в конце концов?!
В деревянной стене что-то зашуршало, а потом тихонько затрещало. Наверное, тут было много пауков, сверчков и всякой другой живности, а за маленьким мутным окошком шумели сосны, осины и высокий папоротник, которым заросли тут все тропинки.
Одна рюмка водки была выпита молча и залпом – рраз! И все. Вторая еще стояла, ждала своей очереди.
Теперь разговор был больше похож на монолог, и он продолжался всего минут десять, но все самое главное было уже сказано
– Тут такое дело… мне было сказано очень ясно – если я этого не сделаю, то ее в живых не будет уже через пару часов. Ты бы как поступил?
– Я бы сразу поделился с тобой, потому что ты – мой друг, твою маковицу! Я поговорю с ним, он все объяснит, я уверен.
– Нет! Только не это, очень тебя прошу!
Тут раздался стук в хлипкую дверь, в нее можно было даже не стучать, просто дернуть – и все, сама бы открылась.
– Нууу, вы тут расселись! Что делаете? – спросил вошедший, и тут же подумал, что дверь надо бы подремонтировать.
– Уф, слава Богу, это ты! Да вот разговариваем о жизни нашей грешной…
– Меня не примете в компанию? – и он достал из внутреннего кармана небольшую бутылочку виски. – У меня вот… родственник из-за границы привез. Попробуем? – и он хитро и весело прищурил правый глаз.
…Через час все было кончено, а грузный человек в рабочей робе еще долго смотрел вдаль, в сырую темноту, хоть ничего там разглядеть было уже невозможно.
А потом он шел по тропинке, окруженной лопушистым папоротником. У него было немного скверно на душе, но ничего изменить уже было нельзя. Он шел и думал, что еще нужно закончить свои бумажные дела, а потом и отправляться домой. Никто и никогда не докажет, что здесь был именно он, что водка была не выпита, колбаса не съедена, разговор не закончен.
Лера и Вероника
Вероника явилась в половине одиннадцатого вечера.
– Ты что не спишь так поздно? А я вижу – свет горит, вот и подумала: кому не спится в ночь глухую? – выдала она, как ни в чем не бывало, едва переступив порог.
Лере очень хотело ответить в рифму, но она не стала. Ничего удивительного, что эта ненормальная заявилась на ночь глядя, да и вообще чему тут удивляться?.. Это безумное создание с таким возвышенным, прямо-таки небесным именем могло приехать и ночью, и тогда все было бы гораздо хуже.
Вероника была человеком-фонтаном, которому иногда становится скучно фонтанировать и срочно требуется «помощь друга».
С Вероникой они познакомились лет пятнадцать назад, когда Лера работала главным редактором двух газет – «Двое-дайджест» и «Уголовное дело». Первая пришла в редакцию с некими рекламными целями, ибо работала менеджером по рекламе в «Свободных новостях» и, несмотря на свой юный возраст, добилась неплохих результатов в виде ящиков со шпротами и упаковок минеральной воды в своей комнате в качестве бартера за рекламу.
Вторая тоже добилась немало, а именно – увеличения тиража вышеназванных газет, и в результате заслужила денежных премий и всяческих похвал от начальства (то бишь шефини Светы, тоже, кстати, немного неадекватной своей щедростью и множественными увлечениями типа йоги, учения Кастанеды или Ошо).
Это да, многие сотрудники той редакции были, мягко говоря, немного не в себе. Та же Света родила третьего ребенка от своего любовника и привозила на своей Тойоте этого ребенка в офис, даже если у того было воспаление легких. А однажды любовник уходил от нее, и в это время домой пришел муж героини, и эти два мужественных человека в темноте пожали друг другу руки, здороваясь и одновременно расставаясь. Все такое подобное было в порядке вещей у этой отчаянной женщины…
Так вот, придя в редакцию, Вероника стала листать подшивки газет, делая выражение лица как можно более увлеченным и внимательным (позже она рассказывала, что ей было совершенно все равно, что это за газеты, а интересовал ее исключительно тираж, который мог принести ей пользу «в виде рекламы»).
В это время Лера направлялась в свой кабинет.
– Вы ко мне? – спросила она и добавила, – вы что-нибудь пишете? – Леру же интересовали исключительно авторы.
– Нет, я не пишу, но хотела бы…
– Понятно, – сказала Лера, не останавливаясь, и продолжила свой путь.
Таким вот было знакомство. Однако Веронику было не остановить, тем более, если ее откровенно игнорировали. И она продолжала наведываться в редакцию, пытаясь все же завязать более тесное знакомство со строптивым главным редактором, равнодушие и холодность которого приводили специалиста по рекламе в разгорающееся все с большей силой бешенство. Но Веронику не так-то просто было заставить показать свои чувства, ее терпению мог бы позавидовать даже легендарный Штирлиц.
В конце концов, однажды она позвонила в редакцию и пригласила Леру погулять по улицам Минска, а когда они встретились в нише огромного вокзального здания с часами (что за место для встречи?!), в руках у Вероники было два пластмассовых стаканчика с темной жидкостью.
«Кофе», – подумала Лера.
– Коньяк, – сказала Вероника.
Какими хитрыми способами она выведала в уважительных и размеренных разговорах о том, какие напитки предпочитает главный редактор и в какое время суток?.. Неважно. Дело сдвинулось с мертвой точки. Началось общение двух не очень адекватных людей, которые и не подозревали, что оно растянется на много лет.
Позже Вероника серьезно занялась ресторанным бизнесом, работала по пару лет то в одном, то в другом питейно-ресторанном заведении и научилась прекрасно готовить. Делала она это с великой любовью и со знанием дела, а то, что получалось в результате ее колдовских усилий над продуктами и плитой, обладало невероятным вкусом, достойным королей.
– Я тебе все приготовлю, ты только отдыхай! – говорила Вероника, и Лера вздыхала.
Она прекрасно знала, чем все это заканчивается: вместо одного, под умывальником оказывается три пакета с мусором. Да пусть бы три, – и с мусором! Так кроме этих трех, вокруг будут еще: оранжевые сеточки от овощей, очистки от картошки, различные пакетики и лотки от всякого рода продуктов – сыра, хлеба, перца, соевого соуса и прочих «вкусностей».
Да и это все ерунда на постном масле (да, мусор, кстати, вполне мог остаться на разлитом постном масле), все это – мелочи! Если в тот день у Верки были котлеты, это означало конец света! Потому что все емкости блендера, все ножи и крышки от него, а также: стол, стены, плита и все, что находится около нее – будет в кусках фарша. И любой из предметов (начиная от ложки и заканчивая солонкой) будет выскальзывать из рук из-за попавших на них фарша, жира, лука или яичной жижи.
Это выходило за все границы. Покупалась еда, и об этом сообщалось по телефону гордым возгласом «Я тебе еды купила!», потом она превращалась в немыслимые блюда, кухня – в нагромождение отходного производства, а на полу можно было спокойно тренироваться в искусстве фигурного катания. Зато какой был результат! Божественные котлетки под графским соусом – овчинка выделки стоила.
* * *
Вероника ввалилась с двумя пакетами, пахнущая мокрой кожей, коньяком, копченой рыбой и ментоловыми сигаретами. Ее короткая рыжая дубленка была засыпана снежинками сказочного размера, на голове блестела шерстяная повязка с северным орнаментом, стильные полуботинки тоже успели нагрести снега, перчаток не было. Вероника любила дорогую одежду и боялась застудить уши.
– О чем печалишься, мать? – она поставила пакеты и скинула дубленку на руки Лере.
Тут еще одно отступление. Когда Веронике несколько раз не повезло в бизнесе, еще одна их подруга, не в меру практичная Илона предложила сходить в церковь и окрестить ресторанного деятеля, и они сходили, и Вероника тогда собственно и стала Вероникой (хоть ее в миру называли просто Веркой), а Лера – ее крестной матерью. Правда, батюшка тогда сказал, что крестная мать не требуется столь взрослой дочери, но все же с тех пор Лера считалась ею.
Расположившись на кухне, Вероника стала доставать из пакетов свои вкуснятины, Лера наблюдала за этими действиями без энтузиазма, потому что есть так поздно, как известно, не очень полезно – утром в желудке будет камень, и от этого настроение на весь день рискует испортиться.
– Ты понимаешь, сегодня я нашла часы.
– Поздравляю, это хорошая находка, теперь, наконец, твоя привычка опаздывать изживет себя на корню. Золотые хоть? – равнодушно спросила поздняя гостья.
– Да нет, отцовские часы, матросские, – с досадой сказала Лера.
– Ну, ладно, ладно, рассказывай, давай.
И Лера рассказала. Интереса на лице крестной дочери не наблюдалось. Были принесены и внимательно рассмотрены вышеупомянутые часы, даже под лупой на них не нашлось хоть какого-нибудь заслуживающего внимания фактора, разве что еле заметная царапинка. Старые, с традиционным колесиком-заводом и банальными стрелками на обоих циферблатах.
– Я думаю, это их искали, когда разворошили все отцовские бумаги. А они-то тут, у меня, я сама с книжной полки потом…
– Да брось ты, ничего криминального в них нет, и никому они не нужны, и никто их не искал. Искали, может, какой-нибудь документ, – наконец, сказала Вероника. – Давай лучше выпьем. Хочешь, я тебе отбивные приготовлю?
– Спасибо, на ночь есть вредно.
– Ты вот мне скажи, может, это твой брат, может, это он искал какие-то документы на земельный участок матери? Может, он захотел богатого наследства или еще чего?
– Нет, нет, Верка, мой брат здесь не при чем! Как и никто из моих родных!
– Так может, кто-то из знакомых тогда? У тебя же их много!
– Из моих?
– Нет, из моих! – Вероника откровенно издевалась над ней.
У Вероники было множество знакомых, о которых она любила рассказывать за столом.
Она, как магнитом, притягивала к себе таких же авантюрных особ, каковой являлась сама – взбалмошных, рискованных, любопытных, забывчивых, незлобивых и всегда готовых на какую-нибудь проделку.
Одна из таких необычных девушек, которую друзья называли Марабу (неизвестно почему, на Сару она была никак не похожа), в буквальном смысле этого слова сделала себе карьеру на обычных накладных.
Лет пять назад ей пришлось снять на сутки квартиру в Минске, уж по какому случаю, для чего и почему – история умалчивает, однако эти сутки стали для миловидной кроткой блондинки просто невероятной удачей. Это называется так – у тебя есть в жизни шанс, ты только сумей им воспользоваться.
В снятой квартире Марабу обнаружила большую коробку, по виду и размерам напоминающую ящик, в котором из страны папуасов к нам привозят бананы. Кому принадлежал этот ящик, было непонятно, однако любопытная девушка времени зря не теряла, она чувствовала, что эта коробка принесет ей счастье, и не ошиблась.
Бумаги, аккуратно сложенные в волшебном ящике, оказались накладными, проштампованными печатью некой компании под названием «Канцелярия» и штампом со всеми ее реквизитами. У Марабу в голове моментально созрел план, и она, недолго думая, съехала из озолотившей ее квартиры, прихватив с собой заветную находку.
Всю следующую неделю она очень аккуратно расспрашивала знакомых о фирмах, завозящих из России самые разные товары, сидела ночами в интернете, писала письма из вновь заведенного электронного ящика, причем бывший одноклассник, превратившийся за десять лет в крутого хакера, установил ей скрипт, меняющий IP-адрес раз в неделю.
В результате нежная блондинка, постоянно забывающая шали и перчатки в такси, роняющая телефоны в канализационные решетки, пьянеющая от бокала вина и однажды по невероятной случайности сдавшая на водительские права с седьмого раза, еженедельно и регулярно стала получать примерно по тысяче долларов.
А ее новые и старые знакомые, желающие без проблем отмыть деньги, ровными рядами шли к ней за документами и были несказанно ей благодарны, всякий раз приглашая в гости, рестораны и на караоке.
– Тебе не страшно? – спросила у нее однажды Вероника. – Это все же документы.
– Ты, знаешь, бывает страшно, когда несу бумагу, но потом, на обратном пути, когда сотка в кармане, становится уже как-то веселее.
У Вероники, конечно, была цель, ради которой она пришла к Лере почти ночью, – выпить и поговорить, изливая на нее фонтан своих мыслей. Вообще она была незлобива, но очень категорична, ее крестная дочь. Ее мало что интересовало, кроме работы. Только в случае, когда на горизонте появлялось интересное дело, у нее загорались глаза и горели они до тех пор, пока не была достигнута цель.
Часы
Днем ранее Лера готовила отчет в налоговую инспекцию и раскладывала по папкам документы из стильного картонного ящика Икеа, куда во время ремонта свалила неразобранные договоры и акты. Их было много, и возиться очень не хотелось, тем более, время приближалось к вечеру, когда, как известно, хочется поваляться на любимом полосатом диване и посмотреть какой-нибудь сериальчик или, на худой конец, урок фотошопа.
Именно из-за этой лени Лера сделала очень ненужную штуку – вывалила на пол все содержимое коробки, тем самым позволив увидеть все, что представлялось нужным. Кошка была тут как тут. Как известно, эти кошачьи отродья все делают назло и поперек. В данном случае – назло хозяйке и поперек ее действиям.
Лера гладила кошку, и та мурлыкала, открыв рот и, тем не менее, махала хвостом – терпела ненужные прикосновения. Никто никогда не узнает, хорошую ли религию придумали индусы, но Лера была уверена, что кошка точно в прошлой жизни была человеком. Вопрос только – кем и каким? Почему-то казалось, что Лера знала его, что это кто-то из знакомых и не так давно ушедших. Сколько лет-то ей? Кошке было лет восемь, а немудреный подсчет подсказывал, что, по человечьим меркам, ей сейчас этак сорок пять.
Она садилась как раз на те бумаги, которые были необходимы, и выкатывала лапами все, что не похоже на бумагу – карандаши, скрепки, степлер, что-то небольшое в полиэтиленовом пакетике. Кошка подтянула лапой это что-то, и оно оказалось тяжелым.
Лера автоматически подхватила сверток, вынула это что-то, развернула и шлепнулась пятой точкой на пол – держать все, сидя на корточках, уже не представлялось возможным и, собрав все в большую неопрятную стопку, кряхтя, положила на рабочий стол.
Это были отцовские часы, которые она прихватила из дома родителей после того, что случилось. Отец говорил, что они были особенными, матросскими, с водоотталкивающим корпусом, привезенными когда-то с Охотского моря. Они всегда были при нем, хоть ремешок уже изрядно потрепался и имел совсем дешевый вид. Но эта ценность была почти эпатажная, отец очень гордился ею, а на рыбалке часто хвастался, хотя уже все наизусть знали историю о том, как старпом Бочкин подарил их ему за отличную службу.
Когда отец погиб, часы нашлись в нагрудном кармане его брезентовой куртки, там же был и листок бумаги в линейку с какой-то записью, в листок завернули часы, положили в полиэтиленовый пакетик и отдали матери, бедной, ничего не соображающей матери, у которой после этого снова случился припадок.
А потом Лера нашла часы за книгой на полке и забрала с собой в город, чтобы они никому не попадались больше на глаза.
История трагедии
Она отлично помнила этот день.
Тринадцать лет назад была вот такая же жара. Тем утром Лера занималась стиркой, готовилась к отъезду в Польшу – тогда она была «челноком», как и многие женщины, которые хотели прокормить семью сами.
Телефонный звонок раздался неожиданно, Лера вздрогнула. Предчувствие беды придавило сознание. Что-то случилось.
Звонила мать. Она сказала, что ночью отец пошел на рыбалку, и до сих пор его нет.
– Мама, он же матрос, с ним не могло ничего случиться! – говорила она, уже предчувствуя трагедию.
– Его нет! Зачем он пошел на море один? Почему не дождался Володина?! – спросила мать.
И стала плакать, а Лера – ее утешать. И собираться в дорогу, доставая из гардероба черные вещи: рубашку бывшего мужа, которая ей раньше очень нравилась, тонкие брюки и черные же туфли.
Она заехала к сестре, которая всегда была любимым ребенком отца, самым маленьким и нуждающимся в опеке. К слову сказать, брат был любимым ребенком матери… А Лера была тем, кого называют «отрезанный ломоть», и это нисколько ее не обижало – дали жизнь, и на том спасибо…
Солнце жгло нестерпимо. В голове Леры одна мысль опережала другую. Ей очень хотелось верить, что отец жив. И в то же время она знала, что это не так.
Всю дорогу (пять километров!) до рыбацкого поселка Лера молчала. Сестра рыдала и говорила: «Ты не любишь его! Ты не плачешь!» Что могла ответить Лера? То, что плакать – не значит любить? То, что душа ее на время заморозилась, застыла в недоумении? То, что нужно кому-то смотреть за матерью теперь, а упасть в обморок она всегда успеет?
…Отец лежал на берегу моря на деревянной решетке лицом вниз. Лера почему-то так хотела увидеть его лицо, присела на четвереньки и увидела, что седых волос у него стало намного больше, чем было при жизни (еще в прошлое воскресенье!). Он плыл, он сражался за жизнь! Но в какой-то момент все же сдался?..
Мать с сестрой сидели поодаль на скамейке, а жена брата подходила к каждому и впихивала в рот какие-то таблетки. А Лере не нужно было! Она разговаривала с ним, а все мешали разговору. Все в одно и то же время всхлипывали, говорили и… были как будто в оцепенении.
Лера все сидела возле отца. Она не могла поверить, что это он. Казалось, что кто-то надел его куртку, такие знакомые брезентовые брюки, в которых он ходил на рыбалку, виденные ею сто раз носки в полоску, и прилег отдохнуть на этот деревянный шезлонг. Она сидела и прощалась с ним…
То, что было потом, слилось у Леры в один отпущенный ей кем-то промежуток времени. Она помогала брату в организации похорон, она ставила уколы матери, тете, сестре. Она слушала наказы батюшки на кладбище. Там, возле коварной разрытой ямы, Лера просто подошла к отцу, быстро поцеловала и ушла. Она уже попрощалась с ним – у моря.
Потом они с сестрой ждали полдня, когда привезут отца, прятались за поставленный кем-то на краю рыбацкого поселка вагончик и курили, курили… И сестра снова упрекала Леру в том, что та не плачет, что «не любила папу». Откуда ей было знать, что Лера в тот день убежала подальше от могилы и кричала в лесу страшным криком? Откуда она могла знать, как больно Лера его любила?! Только ей было совсем не обязательно, чтобы это видели окружающие.
А на черных ее туфлях еще долго были капли воска, откуда они – Лера не помнила. Ее отведенный кем-то промежуток времени тогда закончился. Но он остался в сознании и может прийти в любой день, и тогда Лера все переживает, как 13 лет назад 9 июня.
Откуда знать людям, что она его и сейчас любит…
