Маша Малиновская
Училка и криминальный авторитет

9

Складываю платье обратно, беру коробку под мышку и сразу иду к Акиму Максимовичу. Спустившись, решительно стучусь в его кабинет. Щёки пылают уже не только от смущения, но и от гнева и возмущения.

Какой самоуверенный! И даже не “Вы не против пойти со мной?” А просто наглое бесцеремонное “Мне нужна спутница. Будьте готовы к семи”!

Вообще уже! Запредельная наглость!

– Войдите, – слышу из-за двери и тут же давлю на ручку.

Аким Максимович сидит за столом, на котором ноутбук и разбросаны бумаги. Дела свои бандитские решает, видимо.

Он даже не сразу поднимает на меня глаза, что-то сперва допечатывает в ноутбуке и только потом, соизволив обратить на меня внимание, смотрит в ожидании, пока я чеканным шагом иду к его столу.

– Что это такое? – ставлю на стол прямо перед его носом коробку и смотрю на мужчину, сложив руки на груди. Внутри всё пульсирует от желания закатить скандал.

Аким Максимович, будто сам впервые видит коробку, сводит брови на носу и открывает крышку. Берёт пальцами ткань платья и немного приподнимает.

– Цвет не ваш? – вскидывает снова на меня глаза. – Я подумал, красный или чёрный вам подошли бы идеально, но не стал рисковать, мало ли как бы вы восприняли.

Он сейчас пошутил? Волновался, как я восприму цвет?

– Дело не в цвете. Он прекрасен, как и платье. Но к чему это?

– В записке всё написано, – откидывается на спинку кресла и смотрит так, будто… будто, это он надо мной нависает, а не я над ним. Даже снизу вверх смотрит так, что я способность говорить теряю, а моя решительность рассыпается мелкими бусинами у его ног. – Мне нужна спутница для неформальной встречи с партнёрами по бизнесу.

– Я умею читать. И да, я прекрасно помню, что персонал тут у вас многофункциональный, – выделяю слово, которое он мне сказал ранее, познакомив со своей фитнес-тренершей. – Но я – учитель вашего сына, у меня только эта функция! Эскорт в неё не входит.

– Это просто приглашение, – он разводит руками.

– Вот и пригласите Диляру на вашу сходку. Функцией больше, функцией меньше, как говорится. Правда, платье коротковато будет, но это мелочи, сейчас модно открывать щиколотки.

Я уже собираюсь развернуться и уйти, но он вдруг роняет:

– В груди не сядет.

– Что? – смотрю с удивлением на него, проглотив свой запал.

– Говорю, Диляре платье не по размеру будет – у вас грудь больше.

Я даже слова подобрать сразу не могу, чтобы ответить ему – настолько обескуражена. Даже скорее ошеломлена. Наглый! Пошлый! Бесцеремонный бандюк!

– Я. Не. Иду, – говорю негромко, но каждое слово чеканю. – А теперь прошу меня извинить.

Разворачиваюсь и уверенно шагаю к двери. Хватаюсь за ручку, чтобы уйти с достоинством оскорблённой королевы, но… она не поддаётся. Просто не нажимается.

Смотрю, не закрыла ли защёлку под ручкой, но никакой защёлки там не обнаруживается.

– Что за шутки? – оборачиваюсь и строго смотрю на Акима Максимовича.

Он же, продолжая сидеть, вальяжно развалившись в кресле, показывает мне экран своего смартфона, на котором изображено что-то напоминающее пульт от телевизора.

– Замок электронный. Я его закрыл, – сообщает так спокойно и буднично, будто о том, что он ел сегодня на завтрак.

– С какой стати, позвольте спросить?

– Мы не договорили. Не люблю, когда разговор обрывается.

Вот же г… гад!

– Откройте дверь, – говорю спокойно и максимально властно, насколько могла натренировать голос за годы работы в школы. Но суть в том, что передо мною совсем не школьник, и его, кажется, молнии в моих глазах совсем не трогают. И даже, похоже, забавляют.

– Вы очень темпераментны, Олеся Станиславовна, хотя поначалу так и не скажешь, – пожимает плечами. – Поэтому такие методы. Будьте добры, сядьте.

Делаю глубокий вдох и медленный плавный выдох. Напоминаю себе, что, возможно, хожу уже где-то по грани и нужно притормозить, взять себя в руки. Каким бы интеллигентным не пытался казаться Аким Максимович, думаю, он на многое способен. Тот, кто похищает людей, вряд ли будет милым и добрым паинькой.

Возвращаюсь и опускаюсь на стул. Мышцы напряжены, спина прямая – я словно перед прыжком, готова бежать без оглядки.

– Вас обидела моя просьба?

– Да, обидела. Тем более, это была совсем и не просьба.

– Прошу прощения, если грубо её сформулировал. Позвольте начать сначала и пригласить вас в качестве моей спутницы на вечеринку с бизнес-партнёрами, – по его голосу не понять, он искренне извиняется или издевается.

– Вам больше не с кем пойти?

– У меня нет девушки. Найти кого-то на вечер не проблема, но в таком случае у спутницы будут ожидания. А я бы хотел просто расслабиться и пообщаться с друзьями, радуясь, что рядом со мной интеллигентная красивая девушка, которая не доставит определённого рода проблем.

Вот павлин. Ожиданий он чьих-то там боится.

– Гарантирую вам, Олеся, безопасность и приятный вечер. Домой уехать сможете, как только захотите.

С бандитами и шантажистами нужно их же монетой расплачиваться.

– Хорошо, – киваю, и он уже успевает натянуть самодовольную улыбку. – Но я попрошу кое-что взамен.

– Ого, – улыбается и ставит локти на стол, глядя внимательно, а в глазах его почему-то загораются огоньки. – А вы быстро адаптируетесь.

– Жизнь такая. Механизмы быстрой адаптации усиливают шансы на выживаемость так-то.

– Что ж, слушаю вас, – поднимает брови.

– Я хочу, чтобы вы провели новогоднюю ночь с сыном и посмотрели с ним “Снежную королеву”.

Несколько мгновений Аким Максимович выглядит обескураженным.

– Костя ложится спать рано, какой в этом смысл?

Создаётся впечатление, что отцом этот человек стал только вчера и понятия не имеет, что такое дети.

– А вы у него спрашивали, он хочет ложиться рано в новогоднюю ночь? Вы вообще с ним когда в последний раз время проводили? На фитнес-тренера время находите, а на сына нет. А он, между прочим, скучает по вам.

Может, конечно, я не в своё дело лезу. Мне и раньше директор школы не раз выговаривала на подобное. Но я правда не могу спокойно смотреть, как дети проживают своё одиночество, как это точит их, оставляя в детской ранимой душе глубокий след потом на всю жизнь.

Аким Максимович хмурится и будто уходит в себя на несколько секунд. Задумывается о сказанных мною словах, и это уже вселяет надежду, что ему не плевать на сына.

– Хорошо, – пожимает плечами. – Но вы эту новогоднюю ночь проведёте с нами.

Он, похоже, просто не может не оставить последнее слово за собой. Но ладно, зато мальчик получит свою порцию отцовского внимания.

– Договорились, – согласно киваю и слышу за спиной негромкий щелчок открывшейся двери. Похоже, Аким Максимович всем удовлетворён и отпускает меня.

10

Сегодня на улице просто волшебно. Настоящая новогодняя ночь, точнее пока ещё вечер – тихо, ветра нет, звёзды яркие, мороз ощущается, но не трещит. Всё засыпано искрящимся пушистым снегом.

Хочется стоять и вдыхать эту ночь. Загадывать желания, глядя на звёзды, и верить, что они сбудутся. Хочется мечтать. Представлять что-то сказочное и совсем нереальное.

А ещё под новый год у меня всегда калейдоскоп из воспоминаний. Как старый фотоальбом, в памяти всплывают.

Помню, как мы встречали новый год, когда я была ребёнком. Мама, брат и я. Небогато мы жили, отца у нас не было – ушёл от матери, когда брату год было. И исчез навсегда, ни весточки от него, ни открытки, ни помощи финансовой. Но всегда мама старалась на праздник и на стол что-то вкусное поставить, и конфеты нам со Стёпой, и подарочки небольшие. Самый любимый, помню – мозаика. Мне тогда шесть было, я рано-рано встала первого января, а под ёлкой в зале – она! Моя мечта! Разноцветная мозаика с гвоздиками и шляпками-зонтиками. А сверху пряник имбирный в виде варежки. А у Стёпки паровоз деревянный с колёсами красными.

И мозаика, и паровоз дорогими тогда были, но мама нашла деньги. Мы с братом, конечно, думали, что это Дед Мороз принёс, это потом только поняли, что маме пришлось несколько дополнительных смен брать в магазине вечерних, чтобы такие дорогие подарки нам купить под ёлку.

Аромат этот мандариновый, в первый день нового года можно было целых три штуки съесть. Чистишь кожицу оранжевую аж с придыханием, предвкушая, как на языке вот-вот почувствуешь этот сладкий, свежий вкус. У меня, кстати, от мандаринов жутко чесался язык. Но я всё равно ела, как их можно не есть было?

– Не замёрзли? – слышу рядом низкий мужской голос. – Мороз, а вы в кофте одной.

Я и не слышала, когда Аким Максимович вышел на крыльцо.

Оперевшись спиной на деревянный столб крыльца, он достаёт пачку сигарет и предлагает мне.

– Не курю, – качаю головой, кутаясь плотнее в свою кофту. Она хоть и тёплая, но мороз всё равно пробирает.

– Правильно, – кивает одобрительно. – А я вот снова и снова возвращаюсь. Уже раз пять бросал.

Он достаёт одну сигарету, прикуривает и глубоко затягивается. Откидывается затылком на столб и медленно выпускает дым, прикрыв глаза.

– Мотивации не хватает?

– Ну типа того, – пожимает плечами. – Вроде бы брошу, понимаю, что здоровье беречь нужно, а потом… от всего не убережёшься ведь, верно? В итоге плюну и закуриваю.

Стоим молча. Я смотрю, как на невысокой ёлочке, покрытой пушистым снегом, отображается свет разноцветной гирлянды, которой украшено крыльцо.

А Аким Максимович, мне кажется, смотрит на меня. Кожей его взгляд чувствую, и как-то не по себе становится. Странные ощущения внутри копошиться начинают, волнение какое-то необъяснимое.

– Можно личный вопрос? – поворачиваюсь и тоже смотрю на него.

– Попробуйте, – чуть прищуривается и наклоняет немного голову на бок.

– Что случилось с матерью Кости? Он сказал, что она умерла.

Лицо Акима Максимовича каменеет. Замечаю, как у него на скулах натягиваются желваки, а взгляд остывает на несколько десятков градусов и становится каким-то прямо осязаемо колючим.

Зря я спросила, не стоило. Наверное, это очень болезненная тема для него даже сейчас, хотя, лет прошло немало.

– Не справилась с послеродовой депрессией, – отвечает скупо. – И умерла.

Если не справилась с депрессией, значит… значит, сама ушла из жизни. Это ужасно. И всегда очень больно для семьи.

– Извините, – говорю тихо и опускаю глаза. Мне становится стыдно за свой вопрос.

– Не извиняйтесь, Олеся, вы задали логичный и очевидный вопрос, ведь вам, как педагогу, нужно понимать, как живёт ваш ученик.

Снова замолкаем. С ним разговаривать нелегко, будто по острию бритвы каждый раз. А молчать ещё сложнее.

– Папа, я уже сбегал за какао, пошли! – дверь приоткрывается, и Костя высовывает нос. – Олеся Станиславовна, я и тебе принёс, пошли с нами досматривать! Там как раз Герда пришла спасать Кая!

Костя выглядит очень довольным сегодня вечером. Надел костюм своего любимого мультгероя – робота Бамблби. Костюм-то, может, не сильно и удобный, но неудобство это не способно испортить мальчику вечер.

И надо отдать должное Акиму Максимовичу, он тоже очень включен в вечер, хотя я, признаться, опасалась, что Костя будет видеть скучающего отца, которого вынудили провести вечер дома, а не в весёлой компании дам и бизнес-партнёров.

Я, как мы и условились, провожу вечер с ними. Мы играем в слова, смотрим “Снежную королеву”, жжём бенгальские огни. Стараюсь больше молчать и находиться в тени, чтобы Костя мог насладиться общением с отцом.

– Пап, обещаешь меня разбудить к двенадцати? – часов в восемь Костя начинает зевать и тереть глаза. – Я хочу встретить новый год с тобой ровно в двенадцать. Ты ведь сегодня не уедешь?

– Нет, не уеду, – улыбается Аким Максимович. – Разбужу без четверти полночь тебя, хорошо?

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Честно?

– Костя, я тебе лгал когда-нибудь?

– Нет, – отрицательно машет головой мальчик.

– Ну к чему тогда вопросы?

Костя кивает, улыбнувшись отцу, и уходит в свою комнату.

– Я отъеду ненадолго, – говорит мне Аким Максимович, когда его сын скрывается на лестнице. – Но к двенадцати вернусь. Вы, может, тоже отдохнёте?

– Надеюсь вы вернётесь, Аким Максимович, и не разочаруете ребёнка, – складываю руки на груди. – Иначе спутницу себе на сходку будете искать другую.

– И не надейтесь, Олеся Станиславовна, – он отзеркаливает моё движение. – Я же сказал, что вернусь. Ещё пока никто не смел упрекнуть меня в том, что я не держу своё слово. И, кстати, это не сходка, а неформальная встреча с деловыми партнёрами.

Ну да, конечно. У бандитов это так и называется – сходка.

Вот и посмотрим, как он слово своё держит.

Я тоже ухожу к себе. Спать что-то не особенно хочется, я вообще привыкла поздно ложиться. Пока к урокам подготовишься, пока все тетради проверишь, которые в школе не успела, пока личные сообщения проштудируешь да в родительском чате порядок наведёшь… А ещё и сериал какой-нибудь посмотреть хочется хоть немного. В общем, я редко раньше часа засыпаю.

Ложусь на кровать и открываю последнюю электронную книгу, которую недавно начала читать. И едва втягиваюсь в текст, как прямо на моменте, когда командор снова похищает Лили*, поверх читалки выпадает сообщение в мессенджере.

Бандит Максимович:

“Олеся Станиславовна, я приеду впритык, а Рената Рустамовна занята на кухне, к тому же я обещал её отпустить в десять. Пожалуйста, заберите у меня в кабинете возле стола подарок Косте и положите под ёлку, если Вас не затруднит”

Впритык, значит… Хоть бы успел, ужасно не хочется видеть разочарование на лице у мальчика.

“Хорошо. Там будет открыто?”

“Да, я разблокировал замок”

Смотрю по полосе прокрутки – до конца главы немного осталось. Дочитаю и схожу. Времени много ещё.

Но не заглянуть на следующую страничку, чтобы узнать, куда же привезли бедную Лили, я не могу. Уж очень интересно. А потом мне звонит мама. Потом я снова возвращаюсь к книге, обуреваемая желанием срочно узнать, что же скажет Лили командор, как всё объяснит.

И сама не замечаю, как меня начинает клонить в сон…

Просыпаюсь я будто от толчка. Двадцать два двадцать. Тороплюсь в душ, чтобы сон согнать, а ведь нужно ещё в порядок себя привести.

И тут, ещё до конца не вытеревшись, я вдруг вспоминаю про просьбу Акима Максимовича!

Блин!

Как необязательно-то! Со мной такого ещё не бывало! Уж если я чего пообещаю, то всегда выполняю.

Наскоро вытираюсь, натягиваю одежду и бегу на первый этаж в кабинет хозяина дома. Хоть бы Костя ещё не проснулся.

Дверь действительно оказывается открытой. Я вхожу в кабинет и осматриваюсь. Здесь полумрак, только подсветка в деревянной панели чуть освещает. Чувствую себя как-то неуютно, находясь здесь одна, хотя я же ничего не собираюсь украсть, да и пришла сюда по просьбе хозяина кабинета.

Коробка с подарком стоит у стола, как и сказал Аким Максимович. Я уже хочу её забрать, как вдруг слышу голоса. Они приближаются и уже слышны под дверью. Точнее смех – мужской и женский. И это совсем не такой смех, как когда анекдот рассказывают смешной или кино комедийное смотрят. Это скорее воркование, и прерывается оно влажными звуками и оханьем.

– Вот же мать твою! – всплескиваю руками.

Ещё раз: я пришла сюда по просьбе Акима Максимовича. Стоило бы взять коробку с подарком и просто выйти. Но я почему-то теряюсь и… прячусь за штору.

__________

* речь идёт о Лили и командоре – героях моей дилогии "Источник для звёздного захватчика"/"Наследник для звёздного захватчика"

11

Это была очень плохая идея. Просто отстой. И выйти я уже не решаюсь, и слушать это невыносимо. Безвыходная ситуация. Поэтому я просто стою, сжав зубы, и молчу, мечтая, чтобы они скорее закончили. А лучше и не начали.

– Мне нравится тут у тебя, – рокочет девушка томно. – Стол такой гладкий… мне нравится касаться…

Почему шторы в его кабинете не полный блэк аут? Не просвечивались бы… а эти… Долго стоять, зажмурившись, ведь не получится. У меня с закрытыми глазами быстро начинает голова кружиться. Не хватало вывалиться им под ноги ещё, запутавшись в шторе, как шаурма.

– А мне нравится касаться тебя, – отвечает мужской голос, совершенно точно принадлежащий Акиму Максимовичу. – И лучше к обнажённой.

Желудок сжимается, когда я слышу звонкий шлепок. Не трудно догадаться, куда приземлилась ладонь мужчины.

Вот почему я пошла за подарком в очках? Так бы всё смазано было, ещё и через штору… А снять, пошевелившись, значит выдать себя.

А Аким Максимович и его дама времени не теряют. Он разворачивает её к себе и стаскивает с плеч лямки платья до самой талии. А бюстгальтера на ней и нет вовсе.

Когда Аким Максимович сжимает в ладонях небольшую округлую грудь девушки, у меня почему-то враз пересыхает горло. Будто песка глотнула. Сердце ускоряет ритм, рискуя выдать меня таким громким боем в грудной клетке.

– Как тебе моя новая грудь? – девушка откидывается на стол на локти, демонстрируя округлости. Её длинные светлые волосы ложатся на столешницу.

Новая? Брр. Я вот не представляю, как можно добровольно лечь под нож. Если честно, очень боюсь наркоза, столько случаев слышала, когда люди из него просто не выходили. И ладно, если жизненно важная операцию нужно делать. Ну и крайний случай, если совсем уродство с той же грудью – генетика не очень и пятерых детей выкормила. Но я, честно говоря, сомневаюсь, что у этой девушки в наличии эти факторы.

– Аккуратная. Но ты же знаешь, что я люблю натуральную.

Ох, Аким Максимович, не бережёте вы женское эго.

– Она же мягкая.

– Зато трогать приятно.

Девушка пытается дуть губы, но скорее жеманничает. Но мужчину это совсем не трогает, он разворачивает её и укладывает этой самой новой грудью на стол, а потом задирает ей подол до талии.

Теперь у меня уже не только в горле сухо становится. Щёки, да и вся кожа начинает будто огнём гореть. Стараясь не пошевелить штору, аккуратно поднимаю руку и зажимаю ладонью рот. Собственное дыхание кажется мне слишком громким.

Стыд-то какой наблюдать за этим!

Но то, что происходит дальше, и в сравнение не идёт с тем, за чем я уже наблюдаю. Мне кажется, я настолько сгораю от стыда, что штора сейчас вспыхнет, и я вместе с нею превращусь в пылающий факел.

Ещё один громкий шлепок заставляет меня подпрыгнуть на месте и зажмуриться. Устойчивость тут же теряется, и глаза приходится открыть. Я даже честно пытаюсь смотреть куда угодно, только не на этих двоих. Но игнорировать звуки совсем никак.

– А вот задница мне твоя нравится, – голос у Акима Максимовича хрипит, будто у него горло болит. – Упругая. Смотрю – и стояк штаны рвёт.

Резкий звук молнии, конечно, не от того, что стояк Акима Максимовича сам штаны порвал. Мужчина расстегнул штаны руками. А потом… потом…

Я очень надеялась, что через штору будет не видно. Но кабинет не такой большой, а очки у меня хорошие. Поэтому мне всё чётко видно, как он достаёт свой агрегат… точнее, агрегатище, и, сжав его в кулаке, начинает туда-сюда двигать рукой.

– Так хочешь меня? – мурлычет девушка, изгибаясь. – Куда хочешь?

– В рот для начала, – слышно, что дышит мужчина неровно. – Повернись и возьми его, Инга.

Я здесь, конечно, оказалась ненамеренно, но тем не менее, сгораю от стыда. Наверное, всё же стоило заявить о себе, когда они только ввалились в кабинет, хотя и были уже плотно заняты друг другом.

А ещё… кроме стыда… я чувствую, как моё тело начинает наполняться жаром. Внизу живота будто что-то горячее и тяжёлое образуется, тянет, давит, колени слабеют.

Инга же тем временем разворачивается и плавно опускается на колени. Берёт агрегат Акима Максимовича в руки и перехватывает инициативу. А потом наклоняется и… я снова рефлекторно закрываю глаза. И снова едва ли не пошатываюсь. Проблемы с вестибуляркой сегодня меня как никогда подводят. Я всегда сетовала на то, что совершенно не переношу движение в транспорте, работу специально ближе к дому искала. А когда место в этой школе предложили, то даже квартиру в ипотеку рядом купила. Чтобы не пришлось ездить на автобусе. Мне легче пешком лишние двадцать минут пройти.

Сейчас же ни к каким хитростям не прибегнуть. Приходится внимать происходящему.

– Глубже, Инга, глубже давай, – Аким Максимович сжимает в кулаке волосы девушки и начинает помогать ей двигать головой. – Ты сегодня что-то не стараешься. Это и есть твой новогодний минет?

Новогодний минет?

Вот это словосочетание. Новогодняя ёлка, новогодний подарок, новогодняя дискотека. Но… минет?

Кажется, мой словарный запас пополнился. Хотя и против воли.

Несколько минут тишины обусловлены стараниями Инги, а потом резкий выдох Акима Максимовича заканчивает это новогоднее… действие.

Почему я не могу превратиться в жука, как журналистка из “Гарри Поттера” и свалить отсюда? Вместо того, чтобы сейчас уложить волосы, сделать лёгкий макияж и отправить поздравления друзьям и близким, я стою тут за шторой и наблюдаю, как бандит-похититель трахает одну из своих подружек.

У меня будет психологическая травма. Я прям чувствую, как она уже формируется. Придётся часть заработанного за занятия с Костей потратить на психотерапевта.

Аким Максимович, между тем, уже восстановил силы и водрузил свою спутницу голой задницей на стол.

Берётся за её щиколотки и широко раздвигает ноги. А мои собственные подкашиваются. Приходится сильно постараться, чтобы устоять на месте. По спине от напряжения уже аж пот стекает. Ещё и радиатор отопления сзади греет.

Девушка вскрикивает, когда Аким Максимович внедряется в неё. И… я почему-то верю, что она не просто впечатлить его пытается.

Имеет он её довольно жёстко. Может, ей так очень нравится, но мне кажется, что он старается исключительно для себя. То на спину положит, то снова грудью на стол, то почти стоя.

Темп не сбавляет, двигается и двигается, бесконечно жёстко вбиваясь. Мышцы на заднице видно как работают. Его руки шарят по её телу, то сжимают, то гладят, а кожа при этом горит у меня. И бёдра, к стыду своему, дико напрячь хочется.

Мне уже даже жалко девушку становится. Кажется, будто она выдохнется вот-вот и сознания лишится. Но она вдруг изгибается в его руках и протяжно стонет. Он же ещё делает пару сильных толчков и замирает, резко выдохнув.

А потом… потом на мгновение бросает взгляд в мою сторону, и у меня сердце останавливается от страха, что он меня заметил.

Это будет невероятный позор. Просто разгромный. Я же с ума сойду от стыда. Сгорю заживо.

Но, кажется, посмотрел он совсем не на меня. Тут же между шторами на стене часы, точно.

Аким Максимович поддтягивает штаны и, тяжело дыша, идёт к бару.

– Виски будешь? – спрашивает девушку, которая сползает со стола и оседает на пуфике в углу. Выглядит она прилично измученной.

– Давай лучше шапманского, – она кое-как подтягивает свои ноги одну к другой. – Новый год же как-никак.

– Нет шампанского тут у меня.

– В машину закажи.

– Я не поеду. Но тебе могу заказать.

Эта Инга зависает. Хмурится, а потом недовольно оттопыривает нижнюю губу.

– Но ведь нас ждут у Марка. Что значит, ты не поедешь.

– Я разве не по-русски тебе сказал? – в голосе Акима Максимовича проскакивает явное раздражение. – Не поеду. У меня сын. Сегодня праздник. Я обещал ему.

– И что? – она поднимается на ноги и одёргивает платье. – Он что, с няньками не может побыть? Найми ему аниматоров.

– Давай я тебе найму аниматора, а? – отставляет со стуком стакан. – А вообще, с какой стати-то? Сама наймёшь.

– Ты грубый, Аким!

– А ты берегов не видишь, Инга.

Она, видимо, понимая, что вот-вот крупная рыба с крючка сорвётся, подаётся к нему, но Аким Максимович тормозит девушку, придержав за плечо.

– Распоряжусь, чтобы тебя отвезли к Марку. Шампанское в машину попрошу принести, а теперь давай на выход, Инга. Времени много, а мне ещё в душ надо. Скоро сына будить.

Подхватив с пола упавший в порыве страсти клатч, Инга, стуча каблуками, вылетает из кабинета Акима Максимовича. Он и сам не спеша покидает помещение.

А я… я, наконец, свободно выдыхаю и пытаюсь расслабить затёкшие мышцы. Стоять истуканом так долго весьма непросто. Особенно для такой неспортивной меня.

Охренеть, я попала. Слава Богу, что не заметили. Теперь надо хватать подарок и сматываться отсюда.

Если бы ещё так ноги не тряслись…