Маша Трауб Я никому ничего не должна

Аделаида рассказала все Женьке, но та – дура влюбленная – не встала на ее сторону и посоветовала засесть за учебники. Аделаида удивилась, но виду не подала и пошла другим путем – поймала преподавателя в коридоре и тихо сказала, что «она все знает и будет только хуже, если…». Преподаватель отмахнулся от Аделаиды, обозвал ее мелкой шантажисткой и тоже посоветовал засесть за учебники. Ему тогда было не до того – сын-подросток был пойман с сигаретами, а еще вскрылись систематические прогулы школы.

Сложно сказать, почему Аделаида не засела за учебники и не сдала историю повторно. Сыграла обида или зависть к подруге? К ее личной, пусть такой, но все же личной, жизни. Или то, что преподаватель обещал Жене практику в хорошем месте и помощь в трудоустройстве? Или Аделаида решила отомстить? Никто не знает. Не поняла этого и Женя.

Аделаида пошла в деканат и заверила у секретаря письмо на имя декана, в котором объясняла, что преподаватель истории КПСС никак не в состоянии принимать и оценивать ответы студентов, поскольку занят отношениями со своей студенткой. Далее – имя и фамилия. Копию письма Аделаида отдала в комсомольскую организацию института, еще одну копию – ректору.

Евгению вызвали на собрание комсомольской организации и потребовали публично признать факт отношений. Евгения молчала, как Зоя Космодемьянская. Комсорг требовал крови, покаяния и грозил исключением из института. Женя не выдержала и заплакала. Видимо, это сочли чистосердечным раскаянием и ограничились лекцией о морально-нравственном поведении студентки вуза.

А преподавателя вызвали на заседание парткома факультета, где тоже собирались пожурить и историю замять. Никто не ожидал, что у него, сорокалетнего мужчины, случится инфаркт прямо на заседании. Еле успели вызвать «Скорую».

Больше Аделаида ни преподавателя, ни подругу не видела. Первый уволился по состоянию здоровья и гулял по тропинкам подмосковного пансионата под ручку с женой, а Женя перевелась в другой институт.