Чем больше он читал и чем глубже узнавал крупицы того бульона, в котором Нина плавала ежедневно, тем дальше в его глазах она отдалялась от простых людей, на которых походила все меньше. Знал ли об этом Отто, Йорскиллсон? Догадывались ли остальные?
И как, черт возьми, ему удалось провести бок о бок с нею почти сорок минут жизни, да еще и чем-то удивить напоследок?
Через несколько дней распогодилось настолько, что дети и подростки высыпали на улицу как волдыри при ветряной оспе. Причем с утра пораньше, видимо, в честь выходного.
Нина Дженовезе проснулась у себя на чердаке из-за непривычного уровня шума и света, проникающих с улицы. Поднялась, кряхтя и прочищая горло, закрыла окно и замертво свалилась обратно, но сон больше не шел.
Словно ожидая малейшего намека на пробуждение мозга, проснулся и мочевой пузырь, а следом ворчанием зашелся кишечник. Через пару минут к ним подключился голод, и Нина с новой силой возненавидела капризные потребности тела, в котором обитают ее нервная система и мозг.
Пришлось подниматься, хотя сегодня она планировала спать до обеда.
Мама терпеть не могла, когда Нина ночевала на чердаке, потому что ее официальная комната простаивала и пылилась. А Нина обожала проводить время под крышей. Делать там уроки, смотреть фильмы, отдыхать, читать, есть, спать. Она перетаскала наверх почти все свои вещи, потому что здесь было ее настоящее место. Здесь, а не внизу, в обычной спальне с персиковыми обоями, удобным гардеробом, ванной и кухней под боком.
Чердак больше подходил ей по духу, по настроению, по натуре. Он был как призвание, только в мире помещений. Здесь Нина чувствовала себя иначе. Наверху она была полновластным правителем на личном троне, внизу – рабом и подданным, который никогда не меняет правила игры, никогда ни на что не влияет.
А чердак подчинялся ей, как пластилин теплым пальцам. Маленькое послушное пространство из дерева, мелкого белого кирпича и местами оштукатуренного бетона (спасибо папе) внимало ее желаниям, чтобы стать еще более комфортным, и никогда с ней не спорило. Меняясь под ее предпочтения, чердак превратился не просто в любимую комнату, а в настоящее убежище.
И хотя в нем не было ни единого зеркала, оно прекрасно отражало то, чем Нина действительно являлась, – ее вкусы и интересы. Содержание, а не оболочку.
На первый этаж девушка спустилась по подвесной лестнице, оборудованной отцом для всеобщего комфорта, когда стало ясно, что дочка предпочитает находиться наверху, и взрослым туда тоже придется как-то попадать, желательно быстро и без травм.
После ванны Нина, почесывая спину и зевая, отправилась на кухню, где мама уже несколько часов изготавливала на заказ огромный торт грязно-черной расцветки в виде нескольких автомобильных шин, криво стоящих друг на друге.
Глядя на эту мечту дальнобойщика-сюрреалиста, Нина застыла и не удержалась от первой ассоциации.
– Как будто кто-то убил несколько черных кайманов и свалил в кучу, – выдала она и сунула в рот сломанную «деталь» крашеного из аэрозоля марципана.
– Не умничай. И не ешь сладкое на голодный желудок.
Они с мамой начали лениво переругиваться по вопросу, от которого обе устали – Нина снова ночевала наверху. Как обычно, ни к чему не пришли, кроме вздохов и закатывания глаз.
– А папа где?
– Поехал за продуктами. Я не успеваю. С семи утра тут торчу.
– Надеюсь, оно того стоит. Тебе помощь нужна?
– Ну, спустись ты раньше, помогла бы мне прикончить этих кайманов. К сожалению, самое интересное ты проспала, а с трупами я уже как-нибудь сама.
Ухмыльнувшись, Нина достала поднос и стала собирать себе завтрак из всего, что отыскала в недрах холодильника. В заднем кармане шорт завибрировал мобильник. Сообщение от Отто. Тоже только что проснулся и сразу написал ей. Они пожелали друг другу приятного аппетита.
– Если он планирует наведаться, то только после того, как торт покинет пределы дома. А то будет как в прошлый раз. Его со сладким нельзя оставлять в одной комнате.
– Вряд ли он захочет попробовать на вкус покрышки, – успокоила Нина, стоя у открытого холодильника. – Мы увидимся после обеда. Думаю, пойдем погулять.
– Угу. Знаю я ваше погулять.
– Мам.
Нина поморщилась, и женщина передразнила ее деланное недовольство, выравнивая асимметричную конструкцию многоэтажного торта пальцами в кислотно-голубых перчатках.
Тем временем на подносе расположились: яблоко, миска хлопьев со стаканом молока, четыре сэндвича с ветчиной, сыром и помидором, два – с джемом и арахисовой пастой, злаковый батончик и вареное яйцо. Мама посмотрела на поднос с неодобрением, но предпочла не комментировать. За что Нина была ей благодарна, потому что не любила с кем-то спорить по утрам. Да и вообще не любила говорить по утрам.
Утром хотелось только есть и молча думать о чем-нибудь, чтобы растормошить мозг. Некоторое время требовалась тишина, которой никогда не было, если Нина просыпалась на первом этаже. Мама поднималась рано, гремела посудой, включала миксеры, тестомески и прочую кухонную утварь, необходимую для работы.
У нее становилось все больше и больше клиентов. В день она могла изготавливать от одного до трех тортов в зависимости от сложности, укрепляя у дочери безразличие к сахару, но приближая глюкозно-фруктозную зависимость ее лучшего друга.
– Неужели наверх все это потащишь? – недовольно спросила мама.
– Смотри не урони, – опередила Нина, предугадывая следующую фразу. – Не волнуйся, я аккуратно.
– Чтобы поднос и всю посуду обратно принесла. Сегодня же. Я за ними подниматься не буду и отца не пущу, – пригрозила мама ей в спину, но Нина ничего не ответила. Будь у нее свободна хоть одна рука, она бы ею примирительно помахала.
Осторожно поднявшись наверх, Нина поставила поднос на небольшой столик у окна, который сам был чуть больше этого подноса, и подтянула подвесную лестницу, чтобы та не загораживала коридор на первом этаже. Каждый раз, как она делала это, ей казалось, будто она поднимает мост, на цепях перекинутый через ров, чтобы спрятаться в своем средневековом замке.
Затем Нина вернулась к столу, распахнула окно и прикончила содержимое подноса за восемь с половиной минут, отвлекаясь разве что на сообщения Отто. Они похвастались друг другу, за сколько расправились с завтраком, и описали его объемы. Это был ежедневный ритуал, настолько же привычный, как чистка зубов.
Нина посидела немного над пустым подносом, наслаждаясь волшебным эффектом, который еда производила на весь ее организм. Быть человеком не так уж плохо, если только что поел. Когда чувствуешь себя сытым, кажется, что горы готов свернуть, мир изменить, все на свете узнать, и все тебе по плечу, по силам любое начинание, вставай и делай. Вот только вставать не хотелось.
На несколько минут Нина впала в легкую пищевую кому, наслаждаясь ощущением, как поглощенная в режиме нон-стоп еда теперь лениво расфасовывается по желудку, и мозг в связи с этим событием приказывает выбрасывать в кровь дофамин – немое поощрение на его языке.
Пока блаженное насыщение рассасывалось, превращаясь в обычное состояние, девушка глубоко дышала свежим воздухом, испытывая лимит объема легких, и прислушивалась к звукам с улицы, стараясь расшифровать каждый из них.
Мягкий шум мотора, вкрадчивый шелест шин. Жужжание соседской газонокосилки. Лает собака миссис Уитуики (только ее пес лает так противно). Велосипедный звонок и поскрипывание педалей – это развозят почту. Голоса с детской площадки. Кажется, снаружи кипит жизнь.
Вместо того чтобы протянуть руку на полку за книгой «Все из ничего» Краусса, которую они с Отто читали параллельно, или хотя бы отнести поднос на кухню, Нина поднялась и прислонилась лбом к стеклу, глядя на улицу. Облачно, солнечно и свежо. Прекрасная видимость… и так много людей сегодня снаружи.
Тут ее посетила гениальная мысль. Она достала из-под кровати тот самый бинокль, которым на прошлой неделе обзавелась после удачной вылазки. Отец помог убрать неисправности, а Нина перекрасила его из скучного бурого в матовый фиолетовый, чтобы чувствовать себя настоящим спецагентом на задании.
Предполагалось, что бинокль будет сопровождать ее на грядущих рейдах (хотя уместнее были бы приборы ночного видения), но сегодня Нина впервые решила пошпионить за обычными людьми: соседями, прохожими. Попробовать себя в роли бесстрастного наблюдателя, который может вершить чужие судьбы, но выбирает не вмешиваться.
Сердце ускорило темп от нетерпения – может быть, удастся подсмотреть что-то любопытное и сразить наповал Отто. Интересно, насколько это законно? При мысли о законе сам собой вспомнился Клиффорд, а точнее, необходимость завтра посетить участок, поговорить и отметиться. О новом бинокле Ларсу лучше не рассказывать, иначе он может догадаться, откуда тот у нее взялся, и начать читать нотации. Лицемер.
Нина подкрутила увеличительную шестеренку, настроила резкость изображения. Бинокль давал достойный зум и почти чистую картинку. Этого было достаточно. Она прислушивалась к звукам и старалась отыскать их источник с помощью устройства в руках.
Уловив среди прочего шума знакомые резиновые хлопки по бетону, Нина навела окуляры и нащупала спортплощадку ярдах в ста от дома. А все-таки чердак – отличный наблюдательный пункт! По вылинявше-бордовому пружинящему покрытию в белую разметку рассыпались дети и подростки со скакалками, мячами, бадминтоном.
У баскетбольного кольца толкались и прыгали штук десять парней ее возраста. Нине мгновенно захотелось к ним, размяться, поиграть, и она, полная решимости немедленно сорваться с места, чуть не опустила бинокль. Но в последний миг заметила, как мелькнуло знакомое лицо, и передумала. Шпионаж на полпути не бросают, надо извлечь из разведки максимум.
Массивное тело в белой футболке и черных спортивках перемещалось по площадке. Такое быстрое, ловкое и сильное, что это даже раздражало. Задевало струны самолюбия, которые раньше и не думали вибрировать от соперничества с кем-либо еще.
Значит, поиграть любишь, Сет Ридли?
Слухи о том, что новенький пытается побить ее рекорд в игровых автоматах, дошли до Нины быстрее, чем он предполагал. Впервые за последние полгода кто-то приблизился к ее результату, но превзойти так и не мог, и девушка молча наблюдала за его потугами, размышляя, зачем ему это нужно. Отомстить за какую-нибудь школьную обиду, поставить на место, личная неприязнь?
С момента, как она узнала личность невидимого конкурента, узнали и остальные. Многие ожидали, что Дженовезе возненавидит Сета. А она, напротив, только сейчас и начала к нему присматриваться, хотя и не без раздражения. Зарекомендовать себя как достойного соперника – это лучшее, что можно придумать, чтобы обратить ее внимание, и самая крепкая веревка, которой ее можно к себе привязать. Но ведь не добивался же Ридли именно этого?
Нет, такого просто не могло быть. Даже в теории дико представить, будто за его действиями кроются такие цели.
Если Сет пришел заниматься на эту площадку, получается, он живет где-то неподалеку? Может, они вообще соседи? Нина попыталась вспомнить, на какой остановке Ридли заходит в школьный автобус по утрам, и не смогла. Она не обращала внимания, когда он появлялся в поле видимости. Раньше не обращала.
Иронично, что на прошлой неделе она показывала ему этот самый бинокль, через который сейчас следила за ним. И зачем, спрашивается, она это делает? Ну, играет парень в баскетбол. Что такого?
Глядя на Сета, Нина почему-то думала о том, какой красивый и мужественный, должно быть, у него отец… Она хотела бы его увидеть, это уж точно. Наверняка Сет очень на него похож. Улучшенная ко-пия.
Ридли на минуту отделился от месива тел, чтобы скинуть мокрую от пота футболку и повесить сушиться на турниках. Несколько парней последовали его примеру, но на фоне Сета у них не было шансов приковать к себе внимание.
Температура повысилась не только на улице, но и в комнате Нины Дженовезе. Убирать от глаз бинокль она больше не планировала, но и просто смотреть на это, бездействуя, было пыткой. Кровь шумела в ушах, ладони вспотели, будто отказывались держать что-либо, и приходилось вытирать их о штаны.
Обнаженный торс Ридли странно взволновал Нину, хотя она видела его не в первый раз, а однажды вообще стояла в десяти дюймах, можно сказать, дышала в него, и ей было плевать. Тогда она злилась, а теперь смотрела другими глазами. Может, из-за дистанции. Может, из-за сытости и хорошего настроения.
Бинокль давал слишком хорошее изображение, чтобы не продолжить наблюдение.
От паха, минуя пупок, поднималась бесстыжая полоса длинных темных волос, у солнечного сплетения она разрасталась, древесной кроной раскидываясь по грудным мышцам. В последний раз, когда она видела Сета без футболки, волос как будто было меньше. Либо они были значительно светлее, а сейчас потемнели, например, из-за подскочившего тестостерона.
Ларс ей об этом рассказывал. Как хороший коп он отлично знал анатомию и биологию человеческого тела. Тестостерон повышается, когда рядом с мужчиной долгое время находится женщина, которая ему нравится: его тело матереет для союза с ней, гормонально и химически подстраивается. Аналогичное происходит с женским телом.
Отто упоминал, что Ридли встречался с его сестрой. Неужели волосы на теле Сета потемнели из-за Ханны? Какие глупости. Да и какая разница?
Нина и раньше растительность на мужской груди видела, поэтому не понимала причины участившегося вдруг пульса и сбившегося дыхания, – у отца, конечно же, у Отто тоже, даже у пацанов в раздевалке на хоккее, и ничего особенного в этом не было. А сейчас все по-другому. Понять бы почему.
Внутри шевельнулось забытое ощущение. Слизень. Но Нина не обратила внимания и продолжила смотреть в бинокль, крепче прижав окуляры к бровям. Будто это могло помочь приблизить ее к Сету. Будь это так, она бы вдавила бинокль в глазницы, прямо в мозг. Тело, конечно, хорошее, но не настолько, чтобы замочить два пальца.
Однако это было еще не все. Нина прищурилась, пытаясь понять, не показалось ли ей. Что-то блеснуло на груди у этого парня. Может быть, капли пота? Ну уж нет, это было что-то мелкое и металлическое. Как сережки. Только не в ушах.
Девушка резко отняла бинокль от лица, чтобы перевести дух. Покусала губы и несколько раз коротко засмеялась, нарезая круги по комнате. Убеждая себя, что ей не надо больше смотреть. Что ей все же показалось, а если и не показалось, то какая, к чертям, разница? Вот какое ей дело до чьих-то проколотых сосков? Но это лишь сильнее ее распалило.
Двадцать секунд спустя она стояла на том же месте и в той же позе, жадно нащупывая взором, усиленным увеличительным стеклом, рослую фигуру на спортплощадке. Да, абсолютно точно. Ей не показалось. Но как же это, должно быть, больно.
И с какой стати ее собственное тело вдруг так остро реагирует на присутствие Сета Ридли? Всего лишь угрюмый нелюдимый новенький с весьма своеобразными взглядами на коммуникацию. С которым она практически не общалась и не планировала этого впредь, пусть он хоть миллион раз победит ее в чем угодно.
Снова эти капризы физиологии, импульсам которых Нина ненавидела подчиняться. Унизительно, прислушиваясь к своим ощущениям, слышать там мольбу о том, чего тебе на самом деле не хочется. Точнее, хочется, но не тебе, а животному внутри тебя, что подчиняется инстинктивным программам.
Ей казалось, нет, она была просто уверена, что пока пожирает глазами Сета, в ее теле запускается завод по выработке гормональной секреции в избыточном количестве. Наверное, завтра с утра она уже будет говорить фальцетом и испытает желание надеть что-нибудь типа бюстгальтера.
Подумав об этом, Нина отбросила бинокль на кровать, как ядовитого паука. Еще чего не хватало – меняться под чьим-то влиянием. Жили без этого раньше, дальше тоже проживем. Боже, да он ведь встречался с Ханной Биллингсли. Какой отвратительный вкус у этого парня. А вот интересно, кто кого бросил? Алан точно знает. Надо его спросить. Как-нибудь осторожно.
Через несколько минут и неудачную попытку заставить себя сесть за чтение девушка сдалась. Однако Ридли на площадке уже не оказалось. Он обнаружился поодаль, у высокого сетчатого заграждения, уже в футболке. Стоял и разговаривал с каким-то подозрительным типом на голову ниже, сутулым, худым, с кудрявыми волосами и большим носом на очень хитром лице.
Нина обратила внимание, что незнакомец держится уверенно и даже будто бы снисходительно. Наверное, они давно знакомы. Хотя напряженная поза Сета ни о чем хорошем не говорила. Каждый изгиб его тела с руками, скрещенными на груди, и заносчиво вскинутым подбородком кричал о том, что ему не нравится эта беседа и, может быть, эта встреча в целом, которой он не искал, не ожидал.
Проговорили они не меньше десяти минут. Сдержанно о чем-то спорили, не соглашаясь и продолжая стоять на своем. Оба одинаково упертые, но сохраняющие спокойствие, потому что не хотели привлекать к себе внимание. Или не могли.
Нина жалела, что способна только видеть их, а не слышать. Вот бы найти где-нибудь еще и прослушивающее устройство. Уж очень интересно, что это за странный человек, и что такого он говорит Сету, заставляя его затравленно озираться и нервничать.
Он точно не рад этому разговору, о чем бы тот ни был. Он хочет прекратить его. Уйти. Сбежать. Спрятаться. Удостовериться, что все его близкие в порядке. Нина чуяла это. Читала по мышцам спины и шеи, по наклону головы, ширине расставленных ног. Ей захотелось спасти Сета из этой ситуации. Но она не знала, как действовать, чтобы все не усугубить. И решила не вмешиваться.
Но информация была взята в оборот. Кто этот человек, зачем нашел Сета, и почему Ридли выглядит напуганным? Вопросы для настоящего детектива. Как бы развивал это дело Ларс? Клиффорд бы пошел от противного.
Может быть, это его отец? Нет, вероятность нулевая. Мужчина, во‑первых, слишком молод, хоть и выглядит странно измученным, во‑вторых, они совсем не похожи. Ни чертами лица, ни комплекцией. Брат, кузен, дядя? Отчим? Старый приятель?
Все закончилось тем, что оба внезапно исчезли с радаров. Как сквозь землю провалились. Из-за максимального увеличения любое движение бинокля уводило картинку вбок, фокусироваться было сложно, и Нина не успела заметить, куда они делись, в какую сторону пошли, и вообще вместе ли покинули спортплощадку. Хотя она все время на них смотрела.
Девушка спрятала бинокль под кровать и поймала себя на том, что тяжело дышит. Испугалась? Но за кого? Не за себя же. Наверное, из-за дыхания и дрожащих рук изображение и поплыло. Теперь оставалось только гадать, чем кончилась эта встреча.
Ладно. Если Ридли послезавтра явится в школу, значит, все обошлось. По крайней мере, он жив. А там посмотрим на его поведение.
Ее не покидало ощущение, что она стала свидетелем чего-то, чего не должна была увидеть. По этой причине Нина решила оставить Отто в неведении. На всякий случай. Чтобы не впутывать, если окажется что-то серьезное. Он ведь сам сказал на прошлой неделе, что не удивится, если у Сета окажутся темные тайны.
Как в воду глядел.
ВОПРЕКИ ХУДШИМ ОЖИДАНИЯМ Нины, в понедельник Сет Ридли явился в школу и вел себя как обычно. А вот Отто, наоборот, отравился и остался дома, вынудив ее в одиночестве коротать самый тяжелый учебный день после выходных.
К сожалению, стервозная сестричка не последовала его примеру и мозолила глаза, особенно в столовой. В отсутствие брата она вела себя гораздо менее сдержанно, но Нина наловчилась мастерству игнорирования.
От скуки она решила понаблюдать и выяснить, переглядываются ли между собой Ханна и Сет, которые, как оказалось, были вместе и недавно расстались. Даже непонятно, во что из этого верилось с большим трудом: что Ханна в его вкусе или что с ней можно расстаться против ее воли. Потому что, судя по взглядам, которые она посылала, как и по ответному безразличию брюнета, инициатором разрыва все-таки была не она.
Сет в сторону блондинки смотрел только в столовой. А может, и не в ее вовсе, а просто на их стол, за которым Ханна сидела, даже когда брата не было в школе. Нина дважды поймала на себе акульи глаза, маслянистые черные капли на белой бумаге лица. Уличенный в слежке, Ридли не смущался, не отводил взора с красноречивой поспешностью, как любой другой человек с нормальными рефлексами. Ему было все равно. Что бы ни происходило, он оставался собой – хладнокровным, умеренным, недоверчивым к миру и закрытым юношей, внутри которого с большой вероятностью растет зародыш первоклассного наемного убийцы.
И вот он – встречался с Ханной Биллингсли? И как долго? Неужели такие, как она, действительно в его вкусе? Хотелось бы прямо сейчас выведать это у Алана, сидящего напротив, но присутствие Ханны отсекало любые откровения.
Как будто почувствовав ее мысли, Кейн вдруг оживился, отложил вилку и заговорил сам.
– Слышали, сегодня у девчонки из младших мобильник украли?
Все остальные за столиком тоже перестали есть и пялиться в смартфоны. Младшими старшеклассники называли любых учеников средней школы, здание которой находилось прямо напротив через парковку.
– Нет.
– На уроке стащили и за перемену вернули.
– Как это?
– Девчонка разревелась прямо на улице, когда обнаружила, что телефона нет. А дальше, это я видел сам, подчеркиваю, наш Ридли к ней пошел, прямо из курилки пошел, на ходу докуривая, – Алан изобразил у рта невидимую сигарету, не забыв скорчить надменное выражение, – рядом с ней на корточки сел и стал расспрашивать. Потом за руку ее взял и прошелся так по одноклассникам. Ну, там ребята испугались и вернули все. Сказали, что это была шутка, мол, хотели разыграть и собирались вернуть все после уроков. А я думаю так: у кого-то на травку не хватало.
– Ничего себе история. Местный супергерой на страже порядка. Напишешь об этом статейку, Кейн?
– Иди к черту, это не мой уровень.
– Попробуй такого не испугайся. Глаза серийного убийцы.
Нина вздрогнула, потому что сама так подумала пару минут назад.
– И много ты знаешь маньяков, которые детям помогают?
– Ну, если они по детям, то именно так и действуют…
– Умеешь поддержать беседу.
После этого замечания разговор угас, а аппетит испортился. Теперь все просто ждали звонка на урок, не желая покидать фудкорт раньше времени. Еще одна неловкая ситуация в копилку бесконечно нудного дня. Без Отто все было по-другому. Мир терял свои краски. Скорее бы уже отправиться домой.
Весь оставшийся день Дженовезе замечала ясно-голубые глаза Ханны, прожекторами направленные к Сету, и задавалась вопросом, почему это ее раздражает. Неужели так было и раньше, а она не замечала? И почему сейчас начала обращать внимание? Нина хмурилась и старалась выбросить это из головы. Пусть Ханна смотрит, сколько ей влезет, хоть веки себе порвет в лохмотья. Все равно Сету решительно плевать на ее присутствие. Это ясно любому, кроме нее.
Представить его на корточках рядом с ученицей средней школы было тяжело. Но Нина попыталась. Вот она, плачет, потому что влетит от родителей, и совершенно не знает, что ей делать дальше. А вот он, в два раза выше ростом, слышит, что с кем-то приключилась беда, и приходит на помощь. Говорит с ней, успокаивает. Выясняет, в чем дело. Предлагает помощь. Уверенно берет за руку и ведет за собой. Угрожающе общается с одноклассниками, не позволяя им увиливать от ответов, выясняя все больше деталей случившегося.
Держал ли он девочку за руку, пока опрашивал возможных свидетелей? Чтобы не оставить ни у кого сомнений, что жертва защищена его авторитетом, и тем самым запугать, вынудить признаться.
Вообще-то мало кто из старшеклассников интересовался делами младших, а уж тем более помогал. Кроме Нины, которая неоднократно заступалась за аутсайдеров и всякий раз сама от этого страдала, но по-другому не могла. Одно такое выступление однажды привело ее в программу для трудных подростков. Стало контрольным выстрелом Лоуренса Клиффорда в компроматной очереди на ее фамилию.
Поступок Ридли, если все это правда, вызывал проблеск симпатии. И робкую догадку – может быть, он не тот, кем стремится казаться? Но стоило обернуться в его сторону, и ты скорее готов был поверить, что у этого парня есть добрый близнец, чем в то, что сам он бывает внимательным и чутким к чужим проблемам.
Учился он так себе. Охарактеризовать его успеваемость можно было как ниже среднего, что отнюдь не соответствовало реальным умственным способностям. Это понимали все. Особенно учителя.
О таких, как Сет, обычно всю жизнь говорят: способный, но ленивый. Если он старался, у него получалось. Но стараться ему в основном не хотелось. Должно быть, он не видел в этом смысла. Или выгоды.
Будучи довольно сообразительным, Сет быстро терял интерес к усвоенному материалу. Бесконечные повторения одних и тех же действий утомляли его намного быстрее, чем остальных, и в конце концов он отказывался придерживаться существующей системы образования. Природная упертость и самоуверенность, а вовсе не недостаток ума, гарантировали ему проблемы с обучением.
Однако по странному совпадению лучше всего ему давались дисциплины, которые нравились Нине, – физика, астрономия. Даже Видар его хвалил время от времени, что вызывало очевидную ревность у Нины и Отто. А это был весомый повод обратить внимание.
Нерегулярные успехи Сета особенно четко выделялись на фоне обленившихся одноклассников, которые не слишком старались, давно отправив на передовую Нину, Отто и Итана как самых головастых. В любой учебной группе есть те, кто за всех отдувается. Как и те, с кого меньший спрос в силу почти нулевой результативности.
Нине стало так скучно без Отто, что она зашла в сеть, чтобы пообщаться с ним там, и с удивлением обнаружила входящее сообщение от неизвестного с ником Icebreaker, полученное несколько дней назад.
Icebreaker: привет.
Интересно, кто это и что ему нужно. Остаток дня можно посвятить тому, чтобы выяснить это, все равно уроки остались скучные, а потом снова исчезнуть из Сети на неделю или больше, потеряв к пиксельному общению всякий интерес.
Бромгексид_скумбрии: знакомы?
Ответ пришел через несколько минут.
Icebreaker: не то чтобы.
Бромгексид_скумбрии: я тебя знаю?
Icebreaker: возможно. А это обязательно, чтобы общаться в Сети?
Бромгексид_скумбрии: хочешь остаться инкогнито?
Icebreaker: да.
Бромгексид_скумбрии: ладно.
Бромгексид_скумбрии: интересный ник)
Icebreaker: твой интереснее)
Бромгексид_скумбрии: меня так папа назвал однажды
Icebreaker: за что?
Бромгексид_скумбрии: у каждого свои тайны, верно?
Icebreaker: 1–1
Нина ухмыльнулась, заблокировала телефон, покатала его из одной руки в другую, снова разблокировала. Что-то ей это неуловимо напоминало. Словесная перепалка, счет, легкое чувство соперничества с первых же фраз… Неужели это Клиффорд?
Вот будет потеха вывести его на чистую воду! Она давненько ожидала от него чего-то подобного. Но нужно прикинуться дурой и собрать улики, иначе ей ни за что в жизни не доказать, будто красавчик-офицер создал себе аккаунт, чтобы анонимно общаться с подопечной вне участка.
И зачем, спрашивается? Дополнительный контроль? Хочет что-то выведать? Затесаться в доверие и извлечь школьные тайны в рабочих целях?
Ладно. А вот теперь действительно интересно. Потому что ни единой идеи, кто это может быть, помимо Ларса, в голову не пришло.
Бромгексид_скумбрии: неправильно ведешь счет. 2–1 в твою пользу
Icebreaker: почему?
Манера общения совсем не как у Клиффорда. Ну и что? Он же тоже не дурак, понимает, что нужно шифроваться.
Бромгексид_скумбрии: потому что ты меня знаешь, а я тебя нет.
Icebreaker: с чего ты это взяла?
Бромгексид_скумбрии: это очевидно. Когда я спросила, знакомы ли мы, ты ответил: не то чтобы. Когда я спросила, знаю ли я тебя, ты ответил: возможно. Отсутствие четкого отрицания дает повод для размышлений. Ты не хочешь обманывать, но и не хочешь быть рассекречен.
Тишина затянулась. Учитель сделал Нине замечание, попросил убрать сотовый. Пришлось послушаться. До конца урока ужасно чесались руки – проверить ответ. Мобильник провибрировал дважды, лежа в рюкзаке. Значит, всего одно сообщение. Ничего, пусть подождет.
Наконец, урок подошел к концу. Дженовезе схватила свои вещи и выскочила в коридор, на ходу извлекая мобильник. Одно входящее. От Отто.
Ракета_в_твоей_заднице: мне лучше, проблевался, ложусь поспать.
Нина собиралась ответить, но тут же пришло еще одно.
Icebreaker: понимаю, что тебе любопытно, но я не хочу об этом.
Бромгексид_скумбрии: а зачем ты тогда вообще написал мне?
Icebreaker: разговаривать. О чем угодно. Но не об этом.
Бромгексид_скумбрии: тайный поклонник?
Нина рисковала, отправляя это сообщение. Но ей хотелось спровоцировать Ларса, шокировать, заставить оступиться. Вывести его на настоящие реакции, после которых у нее не останется сомнений.
Icebreaker: а есть такие подозрения?
Бромгексид_скумбрии: не то чтобы:)
Icebreaker: оставим это на потом.
Бромгексид_скумбрии: а, то есть инкогнито временное?
Icebreaker: вроде того. Надеюсь.
Бромгексид_скумбрии: пока не подружимся или пока я в тебя не влюблюсь?
Вспотевшей от волнения рукой Нина нажала «отправить», шагая по коридору и ничего вокруг не видя, кроме экрана мобильного. Почему-то сердце трепыхалось в груди, сладко замирая под короткую двойную вибрацию каждого входящего. Неизвестность манила. Чем-то совершенно новым. Представлялось, что по ту сторону экрана Ларс тоже смотрит в свой сотовый, считывая наглые пиксели и меняясь в лице, и от этого хотелось прыгать до потолка. Увидеть бы его реакцию.
Возможно, они оба ведут двойную игру: она притворяется, что не понимает, кто ей пишет, а он притворяется, будто не понимает, что она притворяется. От этого только интереснее. Захватывает, как игра в шпионов. Кто первый проколется.
Ответа долго не было. Видимо, Клиффорд приводил себя в чувства.
Нина давно заметила, что он к ней неравнодушен, но старалась не заострять на этом внимания. Все равно он коп плюс ее надзиратель и ничего ей не сделает. Не только потому, что ей шестнадцать лет и это нарушение закона. А потому что он сам ради ее безопасности нарушит какой угодно закон.
По-своему, как умеет, Ларс ею дорожит, хотя как человек оставляет желать лучшего. Безнадежный циник, эгоист и помешанный на контроле диктатор, спокойно идущий по чужим головам к своей цели. Чему Нина уже не раз становилась свидетелем.
Наконец в середине следующего урока телефон долгожданно завибрировал.
Icebreaker: а чего бы тебе самой хотелось?
Бромгексид_скумбрии: в данный момент – домой.
Icebreaker: мне тоже. Трудный день?
Они переписывались до конца занятий. Легкая, ни к чему не обязывающая, но очень вовлекающая беседа утянула Нину за уши – не оттащить, как кошку от сметаны. Впервые в жизни она чувствовала себя зависимой от телефона и даже дергала коленом под партой, ожидая ответного сообщения.