Марьяна Куприянова
Мерцающие

– Ожидаемо, – с некоторым облегчением произнес мужчина, медленно опуская сверкающий кинжал. – И подтверждает наши слова, не так ли?

– Что же нам делать дальше?

– Для начала – предупредить всех об опасности.

– Он вернется?

– Более чем уверен. Здесь много еды… А еще она, – священник кивнул на Фиону, заправляя крест под рубаху.

– Поклянись памятью матери, что не станешь помогать ему, – потребовал отец, схватив ее за плечи.

Но девушка молчала, ее голова и руки тряслись. Сколько бы отец ни кричал на нее, она ничего не могла вымолвить, ибо рассудок ее давно понял, что священники не лгут. Фиону заперли в доме, чтобы обезопасить, а также исключить пособничество. Мужчины придумали план, который она не должна была знать. Священники заверяли, что девушка у него на крючке, а за такими он всегда возвращается.

– Зачем ему она?

– Пленница – залог его безопасности. Это во-первых. Ну, а во-вторых… наверняка он продумал пути отхода, и в глухом лесу ему не помешает еда.

– Еда?!

– Скитаясь там, где не водится даже зверь, чтобы спрятаться от нас, это чудовище будет нуждаться в пище.

– Он что же… людей ест?

– Как это ни ужасно, но да. Такое бывало ранее. Скорее всего, вашу деревню постигла бы та же участь, если бы не появились мы. Люди стали бы пропадать по одному. Постепенно. Сначала – девушки, которых он успел… обворожить. Потом и остальные. Таким образом он истребил уже одно поселение на севере королевства.

Пока мужчины, проклиная свою доверчивость, прятали детей и жен, Фиона сидела взаперти и не могла вымолвить и слова. Она догадывалась, что Ясперса будут искать, что ему устроят ловушку, но что же делать ей? Она не могла сидеть сложа руки и ждать финала, нет, ее натура была иной. Фионе требовалось решить, какую сторону она принимает. Разум настаивал встать на сторону тех, с кем она прожила всю жизнь, но сердце было сильнее, любящее сердце чуяло подвох, оно не теряло надежды.

Ясперс не явился ни этой, ни следующей ночью, но священники призывали не терять бдительности и потратить время на подготовку к битве, ведь чудовище копит силы как раз для этого. Но не все верили, что Ясперс планирует вернуться, больше верилось, что он сбежал подальше отсюда, чтобы не встречаться с теми, кто может его убить. Внимательность дозорных ослабла, что позволило гостю пробраться к дому Фионы. По стечению обстоятельств она не спала, а потому сразу услышала шуршание. Приблизившись к окну, она увидела Ясперса и не стала поднимать тревогу. Одного взгляда хватило, чтобы она решила, на чьей стороне останется до конца.

– Тише, прошу тебя! – прошептал белокурый юноша, подзывая ее. Его взгляд обезоруживал. – Фиона, я так скучал. Как жаль, что я не могу сейчас обнять тебя, это разрывает мне сердце!

– Ясперс, милый… как ты? Они ищут тебя и хотят убить.

– Я знаю, душа моя. Не могу на тебя насмотреться…

– Я пыталась остановить их, но меня просто заперли здесь. Я ничего не смогла сделать!

– Не волнуйся, я не сомневаюсь в тебе. Я вовремя понял, что их речи будут слишком убедительны, и успел сбежать, к счастью! Фиона, я не в первый раз попадаю в такую ситуацию. Наверное, это мое проклятие. Они – страшные, жестокие люди, наемные убийцы, которые будут говорить, что угодно, лишь бы очернить меня ужасным образом, выставить чудовищем. Неважно, что они рассказали на этот раз, ведь никаких доказательств против меня у них нет и не может быть. О, Фиона, как болезненна разлука с тобой.

– Мне все равно, что они говорят. Я верю тебе! Ты должен бежать отсюда. Оставаться опасно. Я думаю, они готовят для тебя ловушку.

– А как же ты? Что бы они ни задумали, я не уйду отсюда без тебя. Наши судьбы связаны навсегда. Я увезу тебя. Я… найду способ. Мы сбежим, поселимся далеко-далеко, где никто не будет знать моего имени. Туда, где рука короля и его приспешников не будет иметь власти. Я хочу жениться на тебе и жить спокойной человеческой жизнью. Фиона, разве тебе не хочется того же самого?

– Хочется больше всего на свете. Но, Ясперс, я сижу взаперти, под охраной. Сбежать мне не дадут, я уже пыталась.

– Верь мне, я что-нибудь придумаю. Фиона, я люблю тебя всем сердцем, помни это. Их слово против моего! Я приду следующей ночью, не смыкай своих чудесных глаз.

Ее сердце трепетало от радости, но Ясперс не явился следующей ночью, и девушка обеспокоилась. Его могли поймать, но скрыть это от нее, зная, что она его любит. На рассвете Фиона решила бежать и не встретила сопротивления. Ее надсмотрщиков не было на прежнем месте, что взволновало еще больше. Едва занималась на востоке багровая заря. Что-то случилось этой ночью. Что-то нехорошее.

В деревне словно не было ни души, и Фиона поспешила в хлев, где так много времени провела с Ясперсом. Ноги сами понесли ее туда, и оказалось, не зря. Дыхание перехватило, когда у входа она наткнулась на крупные пятна крови. Внутри была полумгла, но под воздействием красного солнца она нехотя расступалась перед Фионой. Приподнимая юбку платья, она переступила через перекладину, прислушиваясь. Коровы и свиньи не издавали ни звука, словно испуганные крупным хищником, и Фионе это не понравилось.

У столба, где так долго лежал, поправляясь от ран, ее любимый, сейчас никого не было. Но дальше, ближе к саманной стене, где тьма еще не до конца рассеялась, как будто что-то шевелилось. Девушка застыла, напрягая зрение. И не просто шевелилось, а издавало странные звуки, словно… ело.

Фиона сделала шаг и покачнулась. Луч света проник в помещение и выхватил человеческую спину и затылок, а затем и все остальное. То, что хотелось навсегда развидеть. Огромная лужа крови на земле, слева детские ноги, справа – часть головы и раскиданные рыженькие волосы, лица не рассмотреть. Главную же часть закрывает склонившийся над девочкой человек. Он быстро жует и перебирает руками где-то внизу.

– Ясперс? – на грани слышимости произносит Фиона, и человек медленно поворачивается, заставив ее в ужасе отступить. Нижняя часть его лица в черной крови, как и руки по локоть, как и одежда на груди. Он открывает рот, и оттуда вываливается пережеванное в фарш мясо. Фиона переводит взгляд на растерзанный живот девочки. Из зияющей дыры наружу выглядывают маленькие детские ребра.

– Ясперс, – повторяет она и начинает трястись.

– Фиона. Я за тобой пришел, – человек отвечает голосом, который она не узнает. – Я же обещал тебе.

Зеленый треугольник

(вставная новелла из романа Багровая связь)

Это случилось далеким зимним вечером 1987-го года в Солт-Лейк-Сити, штат Юта. Рождество и Новый год остались позади, и жестокие холода покрыли льдом здания и транспорт, а сверху присыпали толстым слоем скрипучего снега. Январь всегда был самым холодным месяцем в этих местах. Но даже лютый мороз, заставляющий всех жителей города не покидать свои дома, не мог отменить необходимости ночного патрулирования. Двое полицейских, старый и молодой, заступили в патруль в полночь между десятым и одиннадцатым января.

В юрисдикции участка находился северный район города, но, прежде чем начать объезд, напарники заехали в местную круглосуточную забегаловку, чтобы взять себе по стакану кофе. За несколько лет совместных ночных патрулей покупать его здесь стало традицией. К тому же, в кафе работала симпатичная девушка по имени Лайла. Старый полицейский помнил ее еще ребенком, а молодой был ее ровесником.

Вьюга на улице слегка поутихла, но мороз был все еще сильный, и снег под подошвами форменных ботинок громко скрипел. В этом районе Солт-Лейк-Сити все знали друг друга, как одна большая семья. Лайла улыбнулась, увидев полицейских. Хоть кто-то разбавит ее одиночество этой долгой холодной ночью, когда она вынуждена находиться на смене совершенно одна.

– Доброй ночи, офицеры.

– Здравствуй, Лайла, – сказал старый полицейский, отряхивая с себя снежинки.

– Привет, Лайла, – сказал вдогонку молодой полицейский и последовал примеру первого.

Лайла улыбнулась, подумав про себя, что оба они похожи на отряхивающихся от воды собак.

– Сегодня очень холодно, не правда ли?

Молодой и старый полицейский переглянулись с улыбкой. Лайла всегда выглядела и разговаривала так, что это умиляло.

– Очень холодно, – кивнул старый полицейский.

Его звали Гленн Миллер, а молодого – Уолтер Ллойд. Но Лайла на особых правах называла их просто «дядя Гленн» и «Уолтер».

– Как обычно, дядя Гленн?

– Да, Лайла, пожалуйста, сделай нам, как обычно.

«Как обычно» означало два бумажных стаканчика по триста миллилитров самого крепкого черного кофе без сахара. Лайла принялась исполнять поручение, что, впрочем, вовсе не мешало ей говорить.

– Эти холода рано или поздно кого-нибудь убьют, – заявил Уолтер Ллойд, наблюдая за Лайлой.

Девушка смущенно отводила глаза. Она давно ждала, пока Уолтер сделает первый шаг, но день за днем, неделю за неделей молодой человек ничего не предпринимал. Лайла знала, что нравится ему со школы, но не понимала, чего он ждет.

– Дядя Бен рассказывал, что мороз будет держаться еще неделю, а потом потеплеет.

– Потеплеет, значит, все это начнет таять. Начнется страшный гололед, а следом за ним и с десяток аварий, помяните мое слово, – резонно заметил Гленн Миллер.

– Это очень плохо, дядя Гленн. Дядя Бен еще сказал, что вчера у прачечной нашли какого-то бродягу. Бедный, замерз насмерть.

– В такие холода бездомные замерзают пачками.

– А вот и ваш кофе, офицеры.

Два стаканчика показались на стойке, над ними струился ароматный пар.

– Спасибо, Лайла.

Полицейские забрали свой заказ и тут же отпили горячий кофе. На мгновение холод отступил от их тел, но очень неохотно.

– Вы со мной не побудете немного?

– Извини, но не сейчас. Нужно успеть объехать весь район, пока метель не такая сильная, – сказал старый полицейский.

– Быть может, мы заедем под утро, – добавил молодой полицейский.

– Такая вероятность есть. Но, на всякий случай, передавай привет Бену.

– Хорошо, дядя Гленн, – смиренно-печально отозвалась Лайла.

Девушку можно было понять. Еще пять часов она должна оставаться на рабочем месте, коротая время в тишине и одиночестве. Лайла не испытывала страха, но она не любила бывать одна. Такие девушки, как Лайла, сложно переносят одиночество. Назвать ее самодостаточной нельзя. Лайле всегда нужен собеседник, друг, моральная поддержка, советчик… Но это ни капли не портило ее. Лайла нуждалась в надежном плече. Странно, что у такой миловидной и скромной девушки до сих пор не было серьезных отношений.

Попивая кофе, молодой и старый офицеры поплотнее запахнули форменные куртки и вышли на мороз.

– Почему ты не пригласишь ее на свидание? – вдруг спросил старый полицейский.

Молодой полицейский коротко посмотрел на старого и ничего не ответил. На его лице читалось выражение вины. Старый полицейский хорошо изучил манеры напарника. Он знал, что вопрос застал его врасплох, а это значит, Уолтер ответит на него не сразу.

– Боюсь, что я недостоин ее, – промолвил молодой полицейский, когда они расположились в машине.

Старый полицейский завел двигатель и включил обогреватель. Затем достал с пояса рацию, снял толстую перчатку и нажал на узкую серую кнопку.

– База, прием. В секторе четырнадцать чисто. Начинаем объезд территории.

– Принято, – механическим голосом отозвались из участка.

Старый полицейский положил рацию на приборную панель, чтобы она постоянно была под рукой. На своем веку он повидал достаточно случаев, когда очень не помешало бы, чтобы рация вовремя оказалась поблизости. Даже в такие безлюдные холодные ночи прямо на улице могли появиться отморозки, которым закон не писан. От этой жизни можно ожидать, чего угодно, парень. Отморозки обожают появляться неожиданно словно бы из ниоткуда. Это их общее свойство.

Старый полицейский повернул ключ зажигания и плавно нажал на педаль газа. Новенький чистый «Chevrolet Caprice Classic» черно-белой окраски, с ярким проблесковым маячком на крыше, плавно тронулся с места, поскрипывая резиной по сухому снегу.

– Ветер усиливается, – заметил молодой полицейский.

– Надеюсь, бог позаботился о горожанах и запер их в своих квартирах, – отозвался старый полицейский.

– Надеюсь, бог позаботится и о тех, кто остался снаружи.

Гленну Миллеру было слегка за шестьдесят, и он уже успел стать дедушкой дважды. В то время как Уолтер Ллойд еще не имел ни жены, ни детей. Большая разница в возрасте не мешала напарникам ладить между собой. Когда два человека работают вместе в полиции, и особенно если они являются напарниками по ночному патрулированию, это сближает лучше, чем давняя дружба. Дружба может закончиться в любой момент, но пока два человека охраняют закон и порядок, они не имеют права не ладить друг с другом, потому что однажды от их взаимоотношений может зависеть чья-то жизнь.

– Неужели ты считаешь себя настолько плохим парнем, работая в полиции? – спросил старый полицейский, когда они сворачивали на перекрестке у закусочной Джо Миллигана.

– Дело не в законопослушности, – отозвался молодой полицейский, но продолжать не стал.

Он любил поболтать с Гленном, особенно в ночную смену, чтобы разогнать сон. Но Уолтер не любил говорить о себе. Ночной город был пуст, только двое полицейских медленно бороздили снежные дюны под иссиня-черным звездным небом.

– Понятно, – сказал старый полицейский, хотя ничего не понял.

Уолтер взял рацию и связался с базой.

– База, прием, это патруль.

– Что-то произошло? Прием.

– Все в порядке. Девятый квадрат чист. Впрочем, как и остальные. Кто вообще может выйти в такую ночь на улицу?

– Как вы там, Уолтер?

– Замерзаем.

– Держитесь, прием.

– Принято, база.

Молодой полицейский допил свой кофе и теперь чувствовал, что ему уже не так тепло, как несколько минут назад. Даже печка в автомобиле не спасала от мороза в эту ночь.

– Когда же это закончится, – сказал молодой полицейский.

– В чем же дело в таком случае? – спросил старый полицейский.

Уолтер понял, что напарник говорит о Лайле. Помедлив, он ответил:

– Мне кажется, что я испорчу ей жизнь.

– Ну, парень…

Уолтер и сам прекрасно понимал, что девушка ждет от него первого шага. И не только она. Весь участок и весь район, где все друг друга знали, ждал от Уолтера первого шага. Однако флирт затянулся на несколько лет, и виной тому была не только лишь нерешительность или стеснительность Уолтера. Все знали его как хорошего, надежного парня. Уже не раз молодой полицейский производил задержание преступников, бывало, даже вооруженных, и ни у кого не оставалось сомнений в мужественности Уолтера Ллойда. Однако, несмотря на службу в полиции и стабильную жизнь, с девушками у него до сих пор не ладилось.

– Я вспомнил одну историю, – сказал старый полицейский, когда они проезжали прачечную миссис Роуз. – Не знаю, насколько она поучительна в данном случае, но она мне вдруг вспомнилась, знаешь, так бывает. Когда вроде бы ничего общего нет у двух вещей, но в твоей памяти они все равно в какой-то связке.

Молодой полицейский любил, когда Гленн говорил эту фразу «я вспомнил одну историю», особенно если это происходило в ночное дежурство. Байки из молодости старого полицейского были самым захватывающим, что можно услышать в Солт-Лейк-Сити в 1987 году. Молодой полицейский приготовился слушать.

– Знаешь, – сказал старый полицейский, – это всегда увлекательно, вспоминать что-то из своей молодости, особенно если работал в полиции. Но есть такие истории, – Гленн сделал продолжительную паузу, рассматривая что-то за окном, – есть такие истории, от которых даже спустя много лет леденеет кровь.

Старый полицейский остановил машину и достал из бардачка мощный фонарик.

– Давайка-ка выйдем, парень, – сказал он молодому полицейскому.

– Что такое? – нахмурился Уолтер.

Ему не очень хотелось покидать автомобиль, в котором сохранялось хоть какое-то тепло.

– Тот сугроб выглядит немного подозрительно. Я хочу проверить его, – ответил старый полицейский и толкнул от себя дверцу.

Молодой полицейский тоже вышел на улицу, не забыв прихватить рацию. Работая с Гленном, он успел выучить одно важное правило: рация всегда должна быть под рукой, особенно если дело касается ночного патрулирования.

Ветер свистел и выл, пересыпая сугробы, словно снежные барханы. Кажется, через полчаса начнется настоящий буран. До этого момента надо успеть объехать еще четыре квадрата. Время уже подходило к часу ночи. Молодой полицейский знал, что минуты между полуночью и часом утекают быстрее всех других.

Светя фонариком перед собой, старый полицейский сделал несколько шагов к сугробу. Косой столб света пронизывал мрак, придавая бриллиантовый блеск висящим в воздухе снежинкам. Молодой полицейский подошел ближе. Было так холодно, что ноги в толстых меховых ботинках сразу же отнимались.

– Там никого нет, – сказал он.

Гленн Миллер хмыкнул и выключил фонарь. Ночь длинна, а батарею стоит поберечь. В патруле случается всякое, необходимо быть готовым ко всему. Они вернулись в автомобиль.

– Я бы выпил еще кофе, – сказал старый полицейский и завел «Chevrolet».

– В чем ты заподозрил этот сугроб?

– Мне показалось, что там кто-то лежит, под снегом.

Несколько минут, пока не показалась вывеска «Бургеры дяди Джека – для всей вашей семьи!», они молчали. Затем молодой полицейский напомнил:

– Ты, кажется, собирался поведать мне историю.

– Ах, да. Точно, парень. Я уже сказал, когда это случилось?

– Нет.

– Эта история произошла в те года, когда я сам был еще чуть старше тебя, – сказал старый полицейский. – Я едва заступил на службу в Прово, в убойный отдел. Помню всю историю в деталях, но все эти годы никому ее не рассказывал, даже если просили вспомнить самый жуткий случай за мою службу.

– Почему? – спросил молодой полицейский, заранее зная ответ.

– Наверное, специально берег ее для такой холодной зимней ночи, как эта, – задумчиво ответил старый полицейский.

Уолтер издал тихое «хм» и стал смотреть в окно, наблюдая, как снежные песчинки беззаботно танцуют в столбах желтого света.

– На самом деле такие истории лучше не рассказывать ночью, – предупредил старый полицейский.

– Я выдержу, Гленн, обещаю.

– Хорошо. Тогда я, пожалуй, начну.

Наконец-то он окончил все эти предисловия, подумал молодой полицейский. Он знал, что обилие слов возникает только от скуки. В этом была вся соль ночных патрулей.

***

Рина была необычным ребенком. Когда она родилась, ее матери сказали следующее: «Знаете, миссис, девочка шла головой вперед, а кости у новорожденных еще очень эластичные, поэтому череп немного продавился, и давление повредило мозг. Нет-нет, не весь мозг, не беспокойтесь Вы так. Пострадала небольшая область вот здесь, так что, скорее всего, всю жизнь девочка будет мучиться от головной боли. Но есть шанс, что этого не случится. Примерно семь процентов. Нам очень жаль, но на то, видимо, воля божья. Не переживайте, главное, что ребенок жив».

Рождение Рины, то, каким образом она вышла из матери, определило всю ее жизнь. Не просто так родители дали ей такое имя. Rhino – носорог, а из-за давления на лобную долю черепа у нее на лбу на всю жизнь остался бугорок. Он был едва заметен, но девочка стеснялась своего дефекта, понимая, что это ненормально, и у других детей такого нет. Поэтому до старших классов Рина отращивала челку, чтобы скрыть лоб волосами.

Головные боли, действительно, были, но не слишком сильные, и простые таблетки справлялись. Никто не обращал на это внимания, решив, что худшие предсказания врачей не сбылись. Но в один день родители Рины поняли, что бугорок на лбу все же имел свои последствия, и лучше бы это была мигрень.

Когда девочке было десять лет, она подошла к матери и сказала:

– Мама, иногда я вижу треугольник там, где его на самом деле нет.

Разумеется, мать Рины, добродушная и любящая женщина, ничего не поняла в этой фразе, а потому посчитала ее очередным проявлением странностей детского воображения. Но через несколько дней девочка во время ужина снова заявила:

– Мама, у папы вместо головы зеленый треугольник.

Рина произнесла это испуганно и смущенно одновременно, и вся семья испугалась и смутилась вместе с ней.

– Что ты такое говоришь, Рина? – спросила ее мать, шестым чувством ощутив неладное.

– Я не вижу папиного лица. У него вместо головы – треугольник, мам. Мне страшно. Я хочу, чтобы он ушел. Я хочу увидеть папу.

Весь вечер девочку подробно расспрашивали, а наутро повели к офтальмологу. Врач тоже задавал много вопросов, но ответы на них заставляли его лишь хмуриться и спрашивать снова. Из путанных детских ответов выяснилось, что Рина временами видит различные геометрические фигуры, которые накладываются на изображение реального мира, но физически не присутствуют в нем.

Ребенок видит перед собой зеленый треугольник, но не может его потрогать. Чаще всего геометрические фигуры вытесняют объекты действительности и занимают их место. Выяснилось также, что все эти фигуры – плоские, и как бы заслоняют то, что за ними находится: словно бы часть экрана заклеили цветным картоном. Это может длиться час или день, но всегда проходит, и никакие симптомы не сопровождают этот процесс. Как утверждала девочка, она не испытывает головной боли, когда видит «фигурки». Офтальмолог сказал, что впервые о таком слышит, и, скорее всего, эта «болезнь» не в его компетенции.

Родители Рины повели девочку к неврологу. Врач задавал множество вопросов, суть каждого из них была в том, чтобы узнать, не испытывает ли девочка стресса, волнения, беспокойств. Но Рина была очень спокойным ребенком, даже немного замкнутым, и в семье не было никаких ссор, как и в школе. Это ставило врачей в тупик. Невролог отправил их к психиатру.

Выслушав проблему, психиатр спросил, не было ли ничего необычного, когда ребенок родился. Родители рассказали ему о бугорке на лбу. Тогда психиатр посмотрел историю болезни девочки и сказал: «Ясно». Первым делом он направил девочку на магниторезонансную томографию головного мозга и электроэнцефалограмму. Когда пришли идеальные результаты, врач не выказал удивления, потому что этого и ожидал.

– Зрение и нервная система здесь ни при чем, – заявил психиатр. – Проблема в другом.

Врач попросил оставить их с девочкой наедине и подробно расспросил ее. Его интересовало, чем сопровождается появление геометрических фигур. Психиатр был уверен, что есть провоцирующие факторы, но чтобы установить их, разговора с ребенком не хватило.

Пришлось на неделю оставить девочку под постоянным наблюдением специалистов. За это время врачи кое-что выяснили. Геометрические фигуры, которые видела Рина, конечно, не существовали в реальности, и никаких разрывов роговицы глаза тоже не было, как и прочих проблем со зрением. Эти фигуры существовали только в голове ребенка, и возникали они как защитная реакция психики на предметы и явления, которые девочка не понимала и не могла объяснить.

Однако кто-то из врачей утверждал, что эти выводы неточны, и провоцирующим фактором является что-то другое. Что именно, нужно было еще изучить. Мнения сошлись в одном – это психическая патология, неизлечимая, но безобидная, и никто из присутствующих не сталкивался с подобным в своей практике.

На всякий случай девочке выписали антидепрессанты и успокоительное, но принятие таблеток в течение двух месяцев не повлияло на геометрические фигуры. Зато Рина стала апатичной и сонной, и ее родители вскоре приняли решение выбросить прописанные таблетки. Это было верным решением любящих родителей, и никто не мог осудить их за такой поступок.

Рина научилась жить со своей «особенностью». Это оказалось несложно. Фигуры появлялись раз в неделю и могли держаться несколько минут или несколько часов. Это могли быть квадраты, треугольники или круги самых разных размеров и цветов. Но чаще всего – зеленый треугольник. Рина часто рисовала родным то, что видит. Для этого ей купили альбом и краски. Родители Рины пытались самостоятельно установить фактор, который вызывал появление фигурок, но не смогли, поэтому решили, что такого фактора попросту нет, и приступы происходят спонтанно.

Никаких специфических симптомов у девочки так и не обнаружилось.

Повзрослев до подросткового возраста, Рина стала испытывать комплексы. Она хорошо понимала, что отличается от сверстников за счет своего физического и психического дефекта, а потому ей было трудно найти с ними общий язык. Она никому не рассказывала о «фигурках» и до сих пор носила челку. Но Рине хотелось настоящей дружбы, такой, чтобы она могла поделиться с человеком своим секретом, не опасаясь, что он испугается и начнет избегать ее.

Рина росла замкнутой и неразговорчивой. В тринадцать лет, как и любая девочка на свете, она завела себе дневник, где записывала и зарисовывала мысли и наблюдения. Занимаясь этим каждый день, она поняла, что ей нравится это больше, чем общение с живыми людьми. Она часто описывала в дневнике свои ощущения во время того, как видит фигуры.

И совсем скоро, исписав несколько толстых тетрадей за месяц, Рина поняла, что хочет быть писателем. Эта мысль стала ее идеей фикс.

Ведение дневника, постоянный самоанализ, рефлексия на все жизненные события – все это в совокупности сделало Рину тонкой натурой, рельефной личностью. Она не гуляла с друзьями, потому что у нее их не было, поэтому времени на саморазвитие оставалось довольно. Девочка хорошо разбиралась в себе и всегда понимала свои желания. Одиночество стало ее верным и единственным другом.

Для окружающих существование Рины было непримечательным. Отсутствие какой-либо коммуникации и прогрессирующая замкнутость девочки вкупе с психопатологией настораживало родителей. Им хотелось увидеть, что же их дочь постоянно пишет в своих многочисленных дневниках, но они не могли этого сделать без ее согласия. А девочка росла скрытной и не доверяла никому, кроме себя.

К заболеванию Рины все давно привыкли, включая и саму девушку. Геометрические фигуры не доставляли ей неудобств. Порой они, наоборот, действовали как развлечение. Словно смотришь в сломанный калейдоскоп. Вскоре Рина стала замечать, что когда фигурки исчезают, у нее появляется вдохновение. Но на плановом медицинском осмотре она об этом не рассказала.

Постепенно девочка становилась девушкой. Довольно странной, асоциальной девушкой, живущей только в своем мире. Рина была симпатичной, но совершенно не реагировала на осторожные ухаживания противоположного пола. К тому времени она написала уже несколько больших и красивых историй, которые любила перечитывать по ночам.

Подошел такой возраст, когда природа берет свое. Созревшее тело Рины все чаще просило партнера, и закрывать на это глаза уже не получалось. Девушка наблюдала за сверстницами и завидовала им. Такие раскрепощенные, уверенные в себе девушки, знающие себе цену. Вокруг них всегда извивалась свита поклонников. А Рину уже давно все обходили стороной, несмотря на внешнюю привлекательность. Ее нелюдимость и прочие странности отпугивали обычных людей.

За краткий срок Рина осознала никчемность своей жизни, и одиночество из верного друга превратилось в заклятого врага. Часто девушка вымещала обиду на близких, злилась на себя, на свою болезнь, на весь этот несправедливый мир. Геометрические фигуры стали появляться чаще. Они выросли в размерах, диапазон цветовой гаммы увеличился. Но Рина этого не замечала, ей было слишком жалко саму себя. Ее беспокоили совсем иные проблемы. И она никому не рассказала о том, что болезнь начала прогрессировать.

В этот период в окружении Рины появился Рэй. Высокий голубоглазый блондин стал единственным ярким пятном в непримечательной жизни девушки. Она влюбилась с первого взгляда и страдала от этого чувства. Страдала, пока не поняла, что небезразлична Рэю. Это не могло быть правдой, но все же было ею. Парень оказывал Рине недвусмысленные знаки внимания, был вежлив и обходителен – только с нею. Мечта сбывалась наяву, и в это было трудно поверить. Рэй казался Рине каким-то немыслимым, ненастоящим. Будто шагнул к ней из идеального мира ее историй.

От безграничного счастья девушка не обращала внимания на обострение патологии. Какая теперь разница, если у нее появился настоящий парень, самый красивый, самый добрый и самый веселый? Болезнь все равно неизлечима, не стоит из-за нее терять свою судьбу.

Между тем геометрические фигуры перестали появляться поодиночке. Теперь это был узор из двух-трех фигур, наложенных друг на друга. Например, синий квадрат, желтый круг и неизменный зеленый треугольник. Изображение могло загораживать треть обзора и держаться несколько часов. Это проявлялось несколько раз в неделю. Родители Рины ничего не знали об обострении. Девушка не хотела их расстраивать, ведь они были очень рады тому, что дочь нашла себе парня и начала вести нормальный образ жизни.

Рина не спешила знакомить Рэя с семьей. Она хотела, чтобы молодой человек как можно дольше остался втайне для всех, хотя бы внешне. Ей не хотелось делиться им. Рина сильно ревновала Рэя, если видела рядом с ним других девушек. А такое случалось часто, потому что Рэй занимался баскетболом и был очень хорош собой.

Вообще-то была еще одна причина, по которой Рина не хотела знакомить родителей со своим бойфрендом. Рэй был гораздо старше нее. Но если они счастливы вдвоем, то какое значение может иметь возраст?

Несмотря на влюбленность, поначалу Рине было трудно подпустить к себе нового человека. Она слишком привыкла к одиночеству, делиться с кем-то, кроме себя, мыслями и переживаниями, было вновинку. Но Рэй проявлял понимание, не был навязчив и вскоре завоевал расположение девушки.

В один день Рина проснулась и некоторое время не могла видеть ничего вокруг себя. Геометрические фигуры, наслаиваясь друг на друга, полностью заслоняли обзор. Перед глазами стояла разноцветная стена из зеленых треугольников, красных ромбов и синих кругов, и больше ничего. Это напоминало картину начинающего кубиста. Девушка сидела на кровати и махала перед собой руками, пытаясь разогнать фигуры, словно те были реальны, часто моргала, терла глаза кулаками. К фигурам невозможно было прикоснуться. Казалось, они совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, но, сколько бы Рина ни тянулась к ним, ползая по кровати, они оставались на прежнем расстоянии.

Плотная цветная завеса между Риной и окружающим миром исчезла через час, как будто ее отключили. Выдернули шнур из розетки, и все закончилось. Все это время девушка не могла передвигаться, потому что не видела, куда пойдет, и могла споткнуться или удариться, опрокинуть вещи. Звать на помощь родителей тоже не хотелось. Если они узнают, Рина еще несколько месяцев не выйдет из больницы. А этого нельзя допустить. Девушка не переживет долгой разлуки с Рэем. Поэтому она сделала вид, что провалялась в кровати лишний час, и лишь когда вновь обрела способность видеть, вышла из комнаты.