Марьям Омаровна Алиева
Не слушай. Дневники горянки
Глава 1. Наташа
Я бежала, разрывая тяжелым дыханием ночную тишину. Малышка у меня на руках была в таком ужасе, что не решалась заплакать, хотя за весь день у нее во рту не было ни капли молока. Она будто застыла, приросла ко мне. Время от времени я останавливалась и проверяла, дышит ли она.
Меня подгоняли страх и ужас, подгоняло желание жить и дать жизнь своему ребенку. Я не чувствовала боли ни от многочисленных ушибов, ни от разбитых в кровь босых ног. Я бежала из ада…
Мимо домов, что были глухи и слепы к моей беде, мимо улиц, которые стыдливо прятали от меня свой свет, мимо машин, делавших вид, что меня нет.
Мне необходимо было успеть сбежать как можно дальше до того, как он проснется, до того как узнает о моей преступной смелости, о моем желании жить. Я лишь изредка останавливалась, чтобы покормить малышку. Она словно понимала, как важно для нас время и, поев совсем немного, засыпала.
Неумолимо быстро надвигался рассвет.
Я просила солнце немного задержаться, время – немного застыть, подождать еще немного, дать мне возможность уйти подальше, скрыться от него.
Увидев, как звезды исчезают с неба, будто окутаны тем же страхом, я прибавила шагу. Совсем скоро закричат первые петухи, и он проснется. Хуже уже не будет, я вышла к дороге в надежде остановить машину и попросить отвезти меня.
Докуда? Мне ведь и идти некуда. Все равно. Главное, подальше отсюда. Подальше от него.
Машины проносились, не замечая меня. Кто ж меня увидит, если я сама себя не видела столько лет?
Если, чтобы увидеть себя, мне понадобилось подвергнуть угрозе жизнь своего ребенка?
И вдруг… Ее ухоженные пышные волосы отливали огненно-красным цветом на солнце и придавали сходство с какой-то сказочной героиней.
– Вам нужна помощь? – прозвучал мягкий голос.
– Мне нужно в город, – будто не своим, слишком громким голосом ответила я.
– Садитесь.
Ее машина была такая красивая и чистая. А тут я со своими ногами – грязными от крови и пыли.
Я помялась и неуверенно спросила:
– У вас есть пакет? Мои ноги… они…
Она приподнялась и, увидев, что я босиком, поморщилась.
– Откуда же ты идешь, девочка?
Я молчала.
– Не важно. Садись. Поехали скорей.
Наверняка догадавшись, что я бегу от беды, поторопила меня она.
До города было, с учетом моего пути в несколько часов, примерно два часа.
Мы молчали всю дорогу.
Малышка, видимо, почувствовав, что сердце мое перестало так колотиться и мы в безопасности, стала плакать, напоминая о том, что, раз уж все нормально, ее следует покормить.
Я приспустила воротник платья и дала ей грудь, в которую она жадно вцепилась, кажется, едва успевая дышать.
– Голодная, – улыбнулась красивая женщина.
– Да. Она почти не ела со вчерашнего дня, – ответила я, кажется, слишком развернуто и тут же об этом пожалела. Но зря, потому что она только посмотрела на меня и ничего не спросила.
– Меня зовут Динара, – будто все происходящее совершенно привычно для нее, представилась красивая женщина.
– А я… я Наташа, – будто отпуская что-то тяжелое, сказала я и мягко, мечтательно улыбнулась.
Конечно, никакой Наташей я не была. Меня звали Маржана. Я родилась и выросла высоко в горах, а мой хороший русский – заслуга мамы – учительницы. Она всю жизнь до замужества жила в городе, как и вся ее семья.
А имя Наташа я присвоила себе после того как в 9-м классе прочитала «Войну и мир» и просто влюбилась в образ Наташи Ростовой. Я часто представляла себе, что я такая же звонкая, сильная, смелая, такая же любимица папы…
В новой жизни я обязательно стану именно такой… обещаю тебе, доченька, обещаю себе…
Динара снисходительно улыбнулась.
А потом тяжело вздохнула, будто говоря мне: «Я все уже поняла». Мне стало стыдно, и я отвернулась и сделала вид, что разглядываю горы, которые остаются позади.
Но слезы предательски душили, а потом вдруг вырвались наружу.
– Расскажи, если тебе станет легче.
Кажется, только сейчас я поняла, что сделала. Страх, боль, ненависть и безнадежность разом обрушились на меня, и я зарыдала. Как ни старалась, делать это совсем без всхлипывания не получалось.
Динара молчала.
Спустя минут десять машина остановилась. Динара вышла из машины и направилась в сторону магазина.
Мне снова стало стыдно. Я решила, что ее смутило происходящее, и стала ругать себя за то, что взвалила на нее свой груз.
Погруженная в мысли о собственной беспомощности, я не заметила, как Динара вышла.
Дверь открылась, и я вздрогнула от страха.
– Свои! Не бойся, – улыбаясь, успокоила Динара. В руках у нее были пакеты. Из одного она вытащила тапочки. Такие синие, резиновые, которые обычно носят в селах во дворе.
– Извини. Ничего другого не было, – действительно искренне сожалея, проговорила она и сложила тапочки на землю, из другого пакета вытаскивая бутылки с водой.
– Так, давай-ка маленькую мне, а сама вымой ноги, в аптечке есть перекись и пластыри.
– Не надо было, – тихо пробубнила я. Хотя, конечно, надо было.
Динара молча нагнулась и взяла у меня из рук дочку.
– Слушай, ее же поменять надо.
Я совсем не подумала об этом. Идиотка! Горе-мамаша! Правильно говорил мой муж.
– Я взяла подгузники. Сейчас все сделаю.
Пока я справлялась со своими ногами, которые, как оказалось, были и вправду сильно поранены, Динара ловко распеленала дочь, обмыла ее теплой водой и надела подгузник.
Я, наконец, разделалась со своими ранами, умылась, надела тапочки и вышла из машины.
Я здорово испачкала коврик, и было неудобно. Я вытащила его из машины и вытряхнула.
Мы отправились в дорогу.
Было уже очень жарко, и я не стала заворачивать малышку в пеленки.
– У кого ты остановишься в городе? – вдруг очень серьезно спросила Динара.
– Я… у меня есть родственники. Наверное, у них. Или сниму комнату.
– То есть тебе не к кому идти?
– Нет. Есть к кому. Просто…
– Ладно. Доедем, решим.
В голосе Динары была такая смелая, уверенная забота.
Я видела ее впервые, но совершенно точно знала, что она действительно решит.
Так я чувствовала себя только дома, рядом с мамой.
Когда папе взбрело в голову отдать меня замуж сразу после школы, она так же, совершенно спокойно и уверенно сказала: «Ничего не бойся. Все решим». И она бы обязательно решила. Если бы не инсульт.
Я знаю, обязательно бы решила.
Мою свадьбу играли очень поспешно, хотели успеть, пока мама жива. А я разве могла возразить? Разве могла позволить маме, которая теперь едва могла говорить, позволить видеть себя несчастной?
Только ночью я убегала в огород позади дома и, спрятавшись в самом его конце под ореховым деревом, плакала.
Я так хотела уехать учиться в город, учиться в университете и стать учительницей, как мама.
Я знала своего жениха. Он жил неподалеку от нас.
Не скажу, что испытывала неприязнь к нему. Но он был, по меньшей мере, лет на 15 старше меня. И меня это пугало.
Но он часто работал в городе, и я тешила себя надеждой на то, что и я смогу попросить его, чтобы он забрал меня с собой и, может быть, у меня бы получилось там поступить. Я ведь с отличием окончила школу.
В день свадьбы во дворе была такая суета, мужчины натягивали брезент над двором, тащили и расставляли скамейки и столы, а женщины возились на кухне. Вокруг меня порхала сестра мамы, она в первый раз в жизни меня красила.
– Ты будешь настоящая красавица! – убеждала меня тетя. – Вот увидишь! Жених просто упадет.
Да… упадет… только не он, а я, когда мы войдем в спальню.
– Накрасилась, как б…дь! – подкрепляя пощечиной свое недовольство, прорычал мой уже муж. – Самой не стыдно? Размалевалась! Мать при смерти. Хоть бы ее постеснялась. Иди умойся быстро!
Я лежала на полу. Голова гудела. У меня был шок.
– Как стыдно было с тобой сидеть весь вечер. Что, нравилось, как на тебя мужики смотрели?
Он схватил меня за руку, потащил в ванную и швырнул на пол.
Я не понимала. Не понимала, что это такое. Мой отец тоже не был ко мне особенно ласков. Он, надо сказать, вообще редко ко мне обращался. Но он никогда не бил. Мужчина меня ударил впервые.
– Быстрей! – зарычал он, и я, пошатываясь, встала и стала смывать макияж тети Аси.
Я умылась, но боялась выйти из ванной.
– Ты что, тупая?
Раздался новый крик.
– Иди сюда!
Я вошла в спальню. Руки дрожали, а по щекам побежали слезы.
Он лежал на кровати. Увидев меня, он тяжело вздохнул и отвернулся.
– Ладно, успокойся и ложись спать.
Вот так началась моя семейная жизнь.
Спустя несколько месяцев мамы не стало. Я очень тяжело переносила эту потерю.
На третий день после похорон я пришла домой и стала накрывать на стол. Он должен был прийти. Вдруг меня будто ударили ножом вниз живота. Из-за боли я согнулась пополам.
Я почувствовала, как по ногам потекло что-то теплое. Только не это… Я боялась посмотреть на ноги, боялась увидеть кровь.
Вдруг замок в двери щелкнул.
Я хотела уйти в ванную, но не смогла.
Увидев меня, он застыл в дверях.
– Что ты сделала?
Взгляд его свирепел, дыхание учащалось.
– Что ты сделала, сука?
Боль и страх меня сковали.
– Мой ребенок! Мой ребенок, тварь! Что ты сделала? – Он направился ко мне быстрым шагом и замахнулся, я увернулась, и его удар пришелся на угол стола.
Это разозлило его еще больше.
– Сука, я говорил, чтобы ты не ходила туда! Говорил, что одного дня хватит! Говорил?!
Он рыдал. Орал и рыдал.
Вдруг он схватил меня за волосы и потащил к стене. Подняв за волосы, он стал бить меня головой о стену.
– Раз ты тупая, я тебе мозги вправлю!
В глаза темнело. Какой-то глухой звук в ушах. Гул. Я уже не слышала, что он говорит. Когда открыла глаза, надо мной нависала фигура в белом халате. Я не могла разглядеть. Не понимала, где я.
– Лежи, – прозвучал строгий приказ. – Сотрясение у тебя. Сейчас еще рвать будет. Не хватало, чтобы заблевала мне тут все. Санитарка ушла уже.
Резкая острая боль внизу живота напомнила о причине произошедшего.
– А мой…
– Почистили тебя. Ничего. Молодая еще. Еще пятерых родишь.
Я отвернулась к стенке и заснула.
Не родила.
За шесть лет я не смогла выносить ни одного ребенка.
– От такой тупицы, как ты, Аллах не дает детей. Жалеет меня, наверное, – шутил часто муж. Горько шутил, потому что очень хотел детей. Не потому что так уж любил детей, а потому что спрашивали все вокруг, подкалывали. Ответить им он не мог, вот и вымещал все зло на мне.
Однажды получилось, я была уже на 29-й неделе.
Эта зимняя ночь мне запомнилась надолго.
Он, как уже повелось, был с друзьями, а я, сделав все дела, легла спать.
Проснулась от шума в коридоре. Он лежал на полу пьяный и что-то невнятное кричал матом.
– Сука! Тупая сука! Зачем я только на тебе женился?
Его язык заплетался, но он, брызжа слюной, пытался выговорить оскорбления.
Оказалось, он пришел домой и споткнулся о ковер в коридоре, не устояв на ногах, повалился на пол.
Меня начало тошнить. Вся эта картина была просто отвратительна. Он напомнил мне свинью, лежащую в хлеву.
Я побежала в туалет.
На выходе он схватил меня за волосы и начал бить по лицу.
– Что, тварь? Не нравлюсь?
Изо рта у него вырывался запах перегара, и, крича, он брызгал слюной. Меня опять затошнило, и я попыталась вырваться. Он крепче сжал меня и подошел к стене.
– Меня тошнит. Пожалуйста… – задыхаясь, умоляла я.
Он прижал меня к стене и крепко сдавил горло.
– На меня смотри! На меня!
Меня накрыла истерика. Я стала кричать и плакать. А он все бил по лицу.
Только выдохшись, он отпустил и, облокотившись о стену, сполз вниз по ней.
– Пошла вон.
Я продолжала плакать.
– Пошла вон! – взревел он, задыхаясь.
Но, не дождавшись, пока я отойду с места, он схватил меня за руку и потащил к двери.
– Убирайся, я сказал!
Он открыл дверь и вытолкнул меня.
С крыльца было примерно 5–6 ступенек к дому. Не устояв на ногах, я упала с высоты этих ступеней и, ударившись головой, потеряла сознание.
Не знаю, видел ли он, что я упала, потому как запер дверь сразу же, как вытолкнул меня.
Но пролежала я в снегу в своем тоненьком платье достаточно, чтобы мой малыш умер в утробе, а я заболела воспалением легких.
