bannerbannerbanner
Жена для генерального

Марья Коваленко
Жена для генерального

Полная версия

Глава 1
Счастье по имени Саша

Аглая

– Природа все же стерва! – подлив себе чая, произнесла высокая статная женщина лет пятидесяти пяти. – Как ребенка кормить, так грудь во! – Она обрисовала в воздухе огромные шары. – А как потом с мужиком личную жизнь налаживать, так все сдувается, – показала две фиги.

– Теть Лариса, ну мне это точно неактуально.

Я глянула на спящую в кроватке дочку и продолжила расчесывать волосы.

– Ну да, твоя Санька и за мужика, и за себя, и за кого третьего выматывает. – На цыпочках подойдя к малышке, тетка послала ей воздушный поцелуй. – Эх, если бы в мое время были технологии как сейчас… двоих таких родила бы. Не ребенок, а ангел.

По поводу того, что «ангел» и «выматывает» совсем не сочетается, я уже тетку поправлять не стала. Мы обе за последние семь месяцев то готовы были падать от усталости, то порхали от счастья, увидев первую улыбку или услышав первое «агу».

Ума не приложу, как бы я справлялась без тети Ларисы. Не наведайся она как-то в гости, зачахла бы за время беременности в Питере. Сидела бы в четырех стенах, как заключенная, страшась выйти на улицу, случайно встретить кого-то из коллег или услышать знакомый голос.

Теперь даже вспоминать смешно было, как мама боялась сообщить тетке о моей беременности. Родная мать стыдилась, что вместо мужчины и семьи я выбрала ребенка из пробирки. А далекая тетка, седьмая вода на киселе, обрадовалась как чуду, помогла собрать чемоданы и увезла к себе в Воронеж.

«Поживешь месяц-другой, свежим воздухом подышишь. Щеки тебе блинами отрастим. А потом сама решишь, где лучше оставаться». Против таких доводов мне и возразить было нечего. Со щеками еще доктор сказал, что нужно что-то делать. Подальше от Питера, на свежий воздух, тоже хотелось.

– Так, ладно, – насмотревшись на племянницу, Лариса Аркадьевна решительно достала из шкафа мое пальто и повесила на крючок в прихожей. – К этому клиенту поедешь как девочка. Хватит уже «беременные» куртки таскать. И сапоги наденешь! На каблуках! Он мужик видный. Со своей оранжереей. Договоришься о цветах, потом, может, он тебя еще на что уговорит.

– Теть Ларис! – Так и хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу.

– Ты мне не тетькайся! Саньке вон уже семь месяцев. Скоро про папку спрашивать начнет. К этому времени нужно успеть. Да и сиськи пока не сдулись. С такой красотой даже глазки строить не надо. Любой нормальный мужик сам охомутается и сердце с почками отдаст.

– Сердце и руку, – смеясь, поправила я.

– Аглаша! – тетка важно уперла кулаки в бока и подняла брови. – Поверь моему опыту. Четыре брака – это тебе не хухры-мухры. Руки они за второй размер отдают. А за твой третий, стремящийся к четвертому, – все потроха с бумажником. И перед дочкой твоей плясать будут.

Если бы это был наш первый разговор, я бы обязательно стала спорить. Но за последние три месяца, как начала помогать тетке с ее цветочными магазинами, она уже столько раз устраивала мне случайные встречи и деловые переговоры с потенциальными отцами Саше, что мозоль на языке натерлась от споров.

– Хорошо, будет предлагать почки, обязательно спрошу и про бумажник, – отшутилась я, забрав пальто.

– Вот, умнеешь на глазах! – Тетка вернулась к своему чаю. – Только такси не вызывай. К Платонову тебя Зоя Фёдоровна свозит. Возле усадьбы этого цветочного барона сплошные поля, а ей волкодава своего выгулять нужно.

Вот теперь я все же хлопнула себя по лбу. Мало того, что соседка с собакой периодически остаются у нас дома нянчить Сашу, так теперь еще тетка умудрилась превратить Зою Фёдоровну в моего шофера.

– Аглаш, я ее на ставку к себе в фирму взяла. Будет с тобой везде кататься. Ну а Берти ее… Хоть какой-никакой, а мужик в нашем бабском батальоне, – тетка тяжело вздохнула. – С собаками оно, мне кажется, даже лучше, чем с мужиками… Обидит кто – он полжопы за раз откусит. И «фас» командовать не надо. А мужика пока убедишь, что тебе больно сделали, пока наплачешься… Ай!

Наверное, нужно было улыбнуться. Даже суровая правда жизни из уст тетки звучала с бодрящей иронией. Но губы отказывались слушаться.

Год назад я бы дорого заплатила за такого Берти. Чтобы он за мое разбитое сердце откусил у одного питерского босса хотя бы кусок упругой филейной части. Чтобы хоть так заставить его пострадать. Но ни тетки, ни Берти, ни бойкой соседки у меня тогда не было. Лишь холодные стены своей, но ставшей вдруг чужой квартиры и малышка под сердцем, которая заставляла день за днем выживать.

– Ладно, хорошо. – Я тряхнула головой, прогоняя из нее ненужные воспоминания. – Если Зоя Фёдоровна теперь у нас на ставку, я согласна.

– Вот и умница! – тетка стрельнула глазами в сторону сапог. – И с Платоновым поласковее. Доктор Сашкин, конечно, мужик симпатичный и пороги обивает семь месяцев исправно. Но у женщины должна быть альтернатива.

– Хорошо, буду строить глазки и изображать дурочку.

Чтобы не опоздать из-за спора, слова о докторе я пропустила мимо ушей.

– Ты, главное, шарфик с декольте убери и контракт подсунь. А дальше природа сама сделает свое дело.

Тетка поправила на мне воротник пальто и перекрестила. Всего несколько движений, уже привычный ритуал, а на душе тут же посветлело. В родительском доме я никогда не чувствовала тепла и заботы. Лишь с одним мужчиной в наш сладкий, но фальшивый месяц.

Ради такого покоя не жалко было брошенной в Питере квартиры, поста помощника генерального директора крупной строительной компании. Не тянули никуда корни.

– Какая все же красивая ты у меня, девочка, – тетка не выдержала и возле самого порога сгребла в объятия. – Не была бы однолюбкой, давно стала бы счастливой.

– Я обязательно стану. – Переносицу опалило знакомой болью. – Еще несколько кандидатов, и, так и быть, сдамся.

– Ага. Сдастся она. – Дверь открылась нараспашку. – Врешь хуже моего второго… и даже хуже третьего мужа.

Тетка взглядом указала на часы и, махнув рукой, отправила меня решать наши цветочные дела.

* * *

Сегодняшняя встреча с Платоновым мало чем отличалась от других встреч, которые были у меня в последние месяцы. Немного мешали сапоги на высоком каблуке – отвыкла я за беременность от этого орудия инквизиции. Еще чуть-чуть смущал взгляд местного цветочного барона. Тот, как остановился на моей груди, так никуда и не двигался.

А больше ничего не беспокоило. Словно каждый день согласовываю важные сделки, я уточнила все нюансы поставок, оговорила наши обязательства и даже выторговала приличную скидку.

Со стороны и не верилось, что это я, прежняя исполнительная помощница босса, способная рассчитать доходность любой сделки, и трусливая мышь на любых переговорах.

Я, а не какой-нибудь невидимый начальник рядом, уговорила подождать с оплатой до продажи первой партии цветов. Я, а не приглашенная для красоты модель, смогла так улыбаться, обещать поход в ресторан и встречу «как-нибудь за чашкой кофе», что Платонов отошел от стандартных условий своего договора.

Как подменили.

Марат не оставил ничего от моего сердца, но он каким-то непостижимым образом сумел меня расколдовать. Больше не хотелось прятаться от мужского внимания. Не бил озноб от поцелуя в руку. И даже когда Платонов, помогая надевать пальто, коснулся шеи, я лишь вздрогнула, да и то скорее от холода.

Глубоко на душе мне было все равно. Как и при прошлой встрече с одним важным банкиром. Как до него – с владельцем помещения под новый магазин.

Комплименты, цветы, улыбки, предложения продолжить знакомство за бокалом вина – ничего из этого я и представить не могла в одинокой жизни до Марата. Одиночество тогда разгоняло ухажеров, как опасный вирус. А сейчас, когда стало на них плевать и жизнь заполнилась настоящими близкими людьми, впору было учиться отбиваться от мужчин.

Странный парадокс. У меня не было ответа на вопрос, почему так происходит.

Впрочем, одно исключение все же существовало.

Стоило выйти за ворота особняка Платонова, это самое «исключение», разбрызгивая на бегу слюни, оглашая окрестности громким лаем, бросилось ко мне в ноги.

– Выгулялся, сер Бэрримор? – я потрепала по холке огромного чёрного лоснящегося кане-корсо.

Будто понял, что у него спросили, пёс тряхнул лобастой головой, и оставшаяся слюна полетела на моё пальто.

– Берти, ух, кобелюка проклятая, я тебя кастрирую! – следом за псом к нам подбежала его хозяйка. Невысокая сухонькая женщина без возраста. – Сама кастрирую! Тупым ножом! Кому сказано было сидеть?

Зоя Фёдоровна утерла со лба пот и за ошейник оттянула питомца подальше от меня.

– Прости, хорошая моя. Он, как тебя видит, совсем дурнеет. Семь лет балбесу, а как щенок летит навстречу. – Она взглядом указала на испачканное пальто. – Я тебе завтра все почищу, и следа не останется.

– Ничего страшного. – Я снова дотянулась до холки и зарылась пальцами в шелковую шубу. – Такому красавчику можно все.

– А тому красавцу? – соседка взглядом указала на ворота усадьбы.

– А ему можно продавать нам цветы и не мешать работать.

К тому, что Зое Фёдоровне почему-то не нравятся все теткины партнеры, я уже привыкла. Ума не приложу, как они до сих пор не переругались из-за своих взглядов на устройство моей личной жизни. Тетка благословляла на каждую встречу, как на смотрины. Соседка ворчала, будто мужчины – это лишнее звено эволюции. Иногда я чувствовала себя как на пороховой бочке. Благо Саша и Берти успешно справлялись с функциями громоотводов.

– Но ты смотри, если будет приставать, выучу Берти команде «Яйца»!

– Не нужно!

– Мне несложно! Он, конечно, дурень, но ради тебя выучится.

– Куда этому барону до сэра Бэрримора! – Удержаться и не обнять пса было невозможно. Теперь уже и не верилось, что в нашу первую встречу, когда соседка пришла знакомиться, я с Сашей на руках забралась на стол. Тогда сердце от страха чуть не остановилось. А этот гигант оказался милым домашним пуфиком, на котором хоть верхом катайся, хоть ноги на него клади.

 

– Аглая-Аглая, – Зоя Фёдоровна покачала головой, но разбивать нашу пару не стала. – Хочешь, я тебе его совсем подарю? Будет вас с Сашкой сутками развлекать. Может, хоть по всяким Платоновым вместо тетки кататься не придется.

– Мне нетяжело ей помогать.

– Да что в этой помощи может нравиться? Носишься туда-сюда. Покоя нет, словно денег не хватает.

– Если ты о лотерее, то и не начинай! – Разговор о моем неожиданном выигрыше в лотерею мы вели уже полгода. С самого первого дня, когда соседка узнала, что купленный ею для меня билет оказался удачным.

– А что не начинать? Счёт в банке открыт на твоё имя. Сумма там такая, что хватит и тебе, и Сашке, и внукам.

– Я не покупала тот билет, значит, и права не имею.

– Так ты ж меня просила. Я для тебя его, последний в киоске, забрала!

– И все равно это ваши деньги. Кто купил, тот и победитель.

– Ой, дуреха! – Соседка открыла заднюю дверь машины и взмахом приказала Берти занимать свое место. – Мне ж эти деньги все равно не нужны. У нас с этим кобелем есть все. А сейчас еще твоя тетка зарплату будет платить за то, что с Сашкой нянчусь. Вообще миллиардершей стану! Жаль, завещать некому.

– Можно питомник создать. Разводить таких красавчиков, – пристегнув ремень, я кивнула в сторону пса. – Ну, или пойти на курсы кинологов. Тренироваться есть на ком.

– Придумаешь еще! Питомник, кинологи…

Зоя Фёдоровна хмыкнула, но дальше спорить не стала. Старый, но крепкий внедорожник Опель Фронтера двинулся вперед по сельской грунтовке. Все внимание ушло на дорогу и рассказ о вчерашней прогулке с Сашей. И только когда машина подъехала к подъезду нашего дома, соседка отвлеклась.

– О, еще один Ромео нарисовался! – указала она на высокий, широкоплечий «отвлекающий фактор» с букетом ромашек в руках и тяжелой сумкой на плече.

– Илья?.. – Я посмотрела на букет роз в своих руках, на ромашки и нервно сглотнула.

– Ишь, явился! – Зоя Фёдоровна так ударила по клаксону, что от гудка педиатр моей малютки подпрыгнул на месте. – У-у! Совсем мужик нынче бракованный пошел. Благо, этот хоть в обморок не грохнулся. А так я бы посмотрела на его «Врач, исцели себя сам».

Нехорошо было смеяться, когда на тебя сквозь стекло смотрят с таким восторгом, но я не смогла удержаться. Губы сами расползлись в улыбку, и пришлось прикрывать их рукой, чтобы не было видно смеха.

– Ладно, девонька моя. Иди уже, пока я вашего доктора и правда не прибила случайно, – соседка перегнулась через мои колени и сама открыла дверь. – Завтра я у вас с самого утра. Заберу Сашку в поля. Будем свежим воздухом дышать. Ей для аппетита полезно, а демон мой хоть выбегается.

Не тратя время на долгое прощание, она подала сумочку с документами и помахала рукой. Так быстро, словно не физкультуру раньше в школе преподавала, а какое-нибудь единоборство в военной академии.

Я даже розы на сиденье к Берти перекинуть не успела. Как держала их в левой руке, так и выплыла из Фронтеры к Илье. На каблуках, в пальто, подчеркивающем талию, и с цветами, стоившими половину зарплаты врача.

Наверное, если бы ударила его этими розами по лицу, результат был бы менее печальным. Но возвращаться в машину было поздно.

– Привет, я, похоже, не вовремя… – Рука с ромашками опустилась, и цветы повисли, будто веник.

– Это… Работа.

Я сама забрала букет и объединила розы с ромашками. Более ужасное сочетание и представить было сложно. Богатые розы, на которые дышать, казалось, страшно. Нежные ромашки, которые я безумно любила в полях, а на срезанные не могла смотреть без боли.

Два совершенно разных чувства, и ни одно хотя бы отдаленно не напоминало радость.

– Я тут недалеко от вас был, – Илья замялся.

– На приеме?

– Да. Подумал, что стоит зайти… Узнать, как Саша. Как ты…

– У нас все хорошо.

– Но тогда… Может, на чай пригласишь?

У меня в горле словно ком застрял.

– Илья, а нужно?

– Аглай, да мне хотя бы только чай…

От взгляда синих глаз напротив букеты стали адски тяжелыми. Даже Берти не смотрел на меня с таким обожанием. Мудрый пес делал умильную морду, чтобы получить свое почесывание, а потом быстро превращался в избалованного любимца. Илья же…

Я в нем словно себя видела. Влюбленную и ненужную. И ведь, в отличие от Марата, не сделала ничего, чтобы заставить любить. Скорее наоборот – обрадовала грязным подгузником во время первой встречи. И была единственной, кто не прихорашивался в коридоре поликлиники перед приемом у красавца-педиатра.

Все тот же парадокс. Впервые в жизни мне не нужен был никакой мужчина. С Маратом нас не связывало больше ни одной ниточки. Даже черно-белое фото мальчика, похожего на него, я умудрилась потерять во время переездов. А что Илья, что Платонов, что другие – они тянулись ко мне. Хотели каждый своего. Смотрели кто с восхищением, кто с интересом, кто с похотью.

И только у меня внутри ничего не откликалось. Будто какая-то часть, ответственная за этот самый «отклик», потерялась, а, как у ящерицы, новая отрасти не могла.

Глава 2
Приветы из прошлого

Аглая

О том, с кем у меня сегодня были встречи, тетка узнала по букетам. Словно я с фронта вернулась, а не с деловой встречи, ругать или о чем-то спрашивать она не стала. Без вопросов забрала цветы, поставила в две одинаковые вазы на подоконнике, а потом уткнулась в документы.

За такое понимание ее хотелось обнять. Не представляю, как бы сейчас рассказывала о встрече с Ильей. Он ведь почти уговорил меня на чай. Почти поцеловал.

Отвернулась в самый последний момент. Не смогла. Даже ради Сашки, которая боготворила своего доктора. Даже ради того, чтобы узнать, насколько со мной все плохо. Прохрипела: «Прости» – и убежала, словно кто-то гнался позади.

– Кстати, забыла сказать, – тетка отвлеклась от договора. – На домашний телефон час назад профессор один звонил. Роберт Вяземский… Вроде бы так он представился. Твоей мамаше хватило ума не сообщать ему номер мобильного, но наш городской она дала.

От упоминания своего первого мужчины я чуть не споткнулась на ровном месте. Больше четырех лет от Роберта не было никаких вестей. Как я ушла от него, оставив записку, так он и вычеркнул меня из жизни. Без звонков, попыток вернуть или хотя бы пообщаться.

– И что ему нужно?

Мужского внимания мне на сегодня уже хватило. С избытком! Улыбаться, как Платонову, не было желания. Бороться с чужими чувствами не осталось сил. А прошлое даже вспоминать не хотелось.

– Аглаш, – тетка развела руками, – того же, что и всем, – поговорить. Ты у меня нынче девушка нарасхват. Правда, этот, Вяземский, мне не понравился. Заносчивый. По голосу слышно, что корона на мозг давит.

– А о чем говорить, он не сказал?

– Я спросила, но не настолько я важная птица, чтобы мне докладывать. – Лариса Аркадьевна протянула бумажный листок. – Тут его номер. Сказал, что сейчас в наших краях. Ждет-с.

От теткиного отчета я даже усмехнулась. Это было так в стиле Роберта! Найти меня в другом городе, раздать задания незнакомым людям и ждать, что прибегу по первому зову. Даже то, что я уже давно не его ручная собачонка, не останавливало.

– Ясно, – я забрала листок и не глядя положила на комод.

– И ты не будешь осчастливливать его Величество? – с иронией уточнила тетка.

– Не знаю. Сейчас точно нет. – От верхней одежды я избавилась быстро. Осталось вымыть руки и сделать то, чего хотелось больше всего – взять на руки Сашу. Ломало уже без её улыбки и смешного «агу».

– Не уверена, что этот важный индюк отстанет от тебя просто так.

Тетка снова вернулась к договору. На столе зашелестели бумаги, появился калькулятор, и рядом вспыхнул экран моего старого ноутбука.

Наша обычная уютная обстановка. Ни мужчин, ни споров, ни проблем. Только дела и Саша.

– Если что, Зоя Фёдоровна обещала выучить Берти команде «Яйца», – отмахнулась я от последнего теткиного намека и взяла, наконец, свою сонную крошку на руки.

К счастью, которое затопило душу, невозможно было привыкнуть.

Мое маленькое солнце казалось настоящим чудом. Увидев мамино лицо, Саша улыбнулась широко, радостно, как голливудская звезда. Совсем миниатюрная, обняла так, что тепло растеклось по всему телу. И на сердце отозвалось: «Дома. Я дома!»

* * *

Любовь моя пухлощекая!

Ей было всего семь месяцев. А я уже не представляла своей жизни без этого милого совершенства. Словно до Саши и меня самой не существовало. Так, бродила по миру пустая оболочка. Пыталась прибиться к одному мужчине, потом к другому… И только с малышкой по-настоящему заполнилась содержанием.

Никто, наверное, не поверил бы, но даже первые бессонные месяцы после родов были в радость. Саша узнавала меня. Смотрела своими огромными глазенками, тянула ручки, гладила грудь, когда я ее кормила. А я во все глаза смотрела на нее и каждый раз с трудом сдерживала слезы.

Если бы все сложилось иначе… если бы прежняя фантазия о любви была правдой, моего счастья хватило бы на двоих. Не смог бы Марат устоять против такой красоты. Ни одно сердце не осталось бы холодным от доверчивого детского взгляда и заливистого звонкого смеха.

Моя малышка забирала много сил, но отдавала столько чистой любви, что и он бы полюбил. Пусть не сразу. Пусть спустя время и вопреки собственным страхам, воспоминаниям о невесте и боли. В той прежней красивой фантазии нам троим было бы хорошо.

Но… кто-то сильно размечтался. Заболел надеждами, как болезнью. Вообразил, что наша встреча на пороге медицинского центра неслучайна. Что с фото в анкете донора на меня смотрел Марат. Такие смешные фантазии! Настолько глупые, что могли прийти в голову лишь влюбленной дуре.

А правда всегда оставалась правдой. У Марата была я – удобная домашняя мышка, с радостью согревавшая постель и готовая исполнить любое желание своего господина. Была красавица Карина – для выхода в свет и счастливого отдыха на островах.

Никакого «мы» не существовало никогда. Иллюзия слишком сильно уставшей от одиночества женщины.

Не было взаимных чувств. Не было похожей на невидимый канал, по которому передавались все мысли и желания, связи. И в роддоме, когда моя малышка появилась на свет, за руку меня держал не он, а чужой похожий мужчина.

Пораженный любовью мозг выкидывал свои фокусы. Чувствовал то, чего нет. Видел, чего быть не могло. Ловил запахи… даже сейчас на моей собственной дочери, терпкие, мужские, какие остались в прошлом.

Я не вылечилась ни за полгода, ни за год. Не спасли ни бессонные ночи, ни новый город, ни внимание других мужчин. Марат словно перестроил меня под себя. Обрубил лишние корни. Научил чувствовать свое тело. Сделал зависимой от свободы, которую ощущала только с ним.

Наверное, если бы не Саша, за свои фантазии я заплатила бы гораздо дороже. Не только слезами. Но где-то убавилось, где-то прибавилось. Судьба, как суровый налоговый инспектор, проверила доходы, убытки и отпустила с богом.

К счастью, не в одиночестве.

– Кто самая красивая девочка? – Прогнав все непрошеные воспоминания, я расстегнула платье и спустила вниз бюстгальтер. – Это ты!

– Кого мама любит больше всех? – Приложила малышку к груди. – Только тебя.

– А кто хочет маминого молочка?

Уговаривать мое солнышко поесть не пришлось. Тетка на миг отвлеклась от бумаг и глянула на нас с улыбкой. Саша по-хозяйски двумя ручками обняла грудь. И вскоре я почувствовала, как из головы начали вылетать все мысли. Стихла боль в ногах. Окончательно отпустил холод.

Остались только нежность и покой. Словно мы не в Воронеже, а где-нибудь на берегу теплого моря. Будто за окном не промозглая осенняя погода, а жаркое лето.

Хорошо было.

Наверное, это спокойствие и помогло позже, вечером, когда малышка уснула, а тетка ушла в свою комнату, взять с комода записку и набрать номер Роберта.

* * *

Прятаться и называть адрес какого-нибудь кафе я не стала. Сообщила, что смогу встретиться под подъездом своего дома через час. И впервые в жизни великий профессор Роберт Вяземский не стал спорить со своей ученицей.

Ответив «да», он положил трубку. А через час уже стоял под окнами. Один. Без цветов. Знакомый и незнакомый одновременно.

Соврала бы, если бы сказала, что не представляла нашу встречу раньше. Я хотела, чтобы наши дороги пересеклись. Как-нибудь случайно в толпе или в одном из ресторанов. Показать, что я не сломалась. Что стала без него лишь сильнее. Что изменилась внешне и внутри.

Несколько раз я даже обыгрывала эту встречу в диалогах.

А сейчас почему-то стало все равно. Он протянул руку, чтобы поднести к губам и поцеловать мою. Я спрятала ладони в карманы бесформенной «декретной» куртки. И лишь как равному спокойно кивнула.

 

– Ты изменилась. – Тяжелый больной взгляд прошелся по мне от макушки до удобных ботинок.

– А ты постарел.

Прошло не так много лет с нашего разрыва, а выглядел Роберт как глубокий старец. Когда-то красивое породистое лицо осунулось. Темные густые волосы стали седыми и непривычно редкими. Пальто висело как на вешалке, хотя раньше телу Вяземского могли позавидовать модели мужского белья.

Это точно был не тот мужчина, перед которым я хотела показаться сильной и успешной. Этому хотелось предложить присесть на лавочку и поправить шарф, который он так и не научился завязывать.

– Заметно даже в темноте? – Роберт кивнул на тусклый фонарь под подъездом.

– Слишком заметно.

– Знаешь историю Дориана Грея? Того, чей портрет старел вместо него? – Седая голова склонилась набок. – Со мной та же история. Только вместо портрета было кое-что другое.

– Медицинская карточка?

Не думала, что когда-нибудь буду сочувствовать этому человеку, но сейчас сердце сжалось от жалости.

– Много всяких карточек, диагнозов и прочего. – Вяземский отмахнулся. – Только я приехал… я хотел поговорить с тобой не об этом.

Будто почувствовав, что разговор мне не понравится, я невольно отступила. Всего на шаг. Но Роберт удержал за руку.

– Я был не прав тогда, – первое откровение прозвучало как гром среди ясного неба. – Вначале признаться было трудно, потому не искал тебя. А сейчас…

Левый уголок обветренных губ опустился.

– Выслушай меня, пожалуйста. Не знаю, сколько мне осталось, но ты должна знать. – Кадык на горле дернулся. – Аглая, если можно было бы жениться, то только на тебе. Я не слишком высокого мнения о твоих родителях, но у них как-то получилось воспитать совершенно особенную девушку. Настоящую, искреннюю, любящую. Созданную для брака и семьи. Может, вопреки.

Не думала, что Роберт еще когда-нибудь сможет довести меня до слез, но сейчас глаза защипало от влаги.

– Не надо дальше… – Слышать его признания оказалось больно. Все это было полной противоположностью тому, что он говорил раньше, и тому, во что я верила… тогда, сейчас. Всегда.

– Ты домашняя. Ради такой можно возвращаться домой хоть из далекой командировки, хоть с того света. – Вяземский не замолкал. Будто рядом стоял кто-то с таймером и отсчитывал его время, он говорил лишь быстрее и громче. – Не было ничего примитивного в твоей простоте. Я тогда не понимал этого. Не было ничего скучного в одинаковых вечерах дома. Не представляешь, как мне не хватало их потом.

– Пожалуйста, не надо…

– Я не прошу меня простить… Даже тревожить тебя больше никогда не стану. Но не сказать правду не мог. – Роберт внезапно отпустил мою ладонь. Ссутулил плечи. Ничего не осталось от того атланта, которому я поклонялась. – Ты правильно сделала, что ушла. Надеюсь, что с другим у тебя получится лучше, чем со мной. Должно получиться. Такое сокровище ни один вменяемый мужчина не упустит. А такой слепой идиот, как я, вряд ли еще встретится.

– Даже в этом хочешь быть уникальным? – сквозь слезы я все же рассмеялась.

– Надо же как-то поддерживать самооценку. Тебя давно нет. А с такой гордостью на меня больше никто смотреть так и не научился.

– Наверное, ты плохо искал.

– Куда нам, орлам, до простых смертных? Не замечал больше никого. – Он снова горько усмехнулся. – А когда замечал, вспоминал текст записки одной шустрой девчонки и пролетал дальше. Не хотел снова доводить кого-то до «не могу больше» и «лучше останусь одна».

– Гуманно, – голос сел.

Будто понял, что его время окончательно истекло, Роберт бросил взгляд на мою руку, но не попросил поцеловать ее на прощание.

– Не оставайся одна, девочка. – Он вдруг стал таким серьезным, каким не был, даже намекая на свою болезнь. – Ты не из тех, кто легко сможет тянуть эту лямку. Да, упрямства у тебя хватит. Но это не твое. Там, наверху, для каждого расписана роль. Но твоя точно не в одиночестве. Слишком много тепла. Сгоришь, если не отдашь другому.

– И ты так уверен в моей роли?

Я уже не сдерживала слезы. Они текли ручьями, будто слова этого давно чужого мужчины… старика срывали и старые, и новые заплатки на стенах дамбы.

– Я там, – Роберт взглядом указал вверх, – уже почти местный. Мне теперь все видно. А тебе одной оставаться не надо. Из-за меня не надо тем более! – Он стер большими пальцами две влажные дорожки с моих щек. Совсем как я, убрал руки в карманы. – Ты прости.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 
Рейтинг@Mail.ru