Марта Зиланова
В Китеже. Возвращение Кузара. Часть 2
– Могу я тебя задобрить шоколадом? Еще у меня вот пирожки есть.
Марина скрестила на груди руки, покосилась на сверток с пирожками, скривила губы.
– Ну, Темная, – Алекс плюхнул рядом с ней сокровища и газеты. – Ну не дуйся. Дураки мы с Серегой, да. Не стоило вас запирать.
– Вы с Серегой, да, Вампилов? – хмыкнула она, изогнув бровь, и снова склонилась над записями.
– Ну, я дурак, – нехотя выдавил из себя Алекс и занял место рядом. Фамилия – это неприятно, но заслужил, что уж. Главное, разговаривает – значит, все нормально. Его мать могла не говорить с ним месяцами после малейшего нарушения правил, которые сводились, по сути, к одному: не оживляй наш склеп. Впрочем, когда Алексу удавалось оставаться незаметным, с ним тоже никто не разговаривал, кроме постоянно меняющейся обслуги.
– Долго Сережу уговаривал, а, Вампилов?
– Почти с начала семестра. Он все отказывался, а один бы я не справился, – протараторил Алекс, судорожно соображая, на что крутое срочно перевести разговор. – А я еще и научился незаметно кожаные шнурки с шеи снимать! Знала бы ты, как ловко я забрал ксифос у Жорика! Он даже ничего не почувствовал. Хочешь, тоже научу?
– Спасибо, не надо, – хмыкнула Марина, откинулась на спинку и будто беззаботным тоном спросила. – И что, весело было, да?
– Ну, если честно, сначала-то было весело. Такую операцию провернули! А теперь я понял, что дружить не заставишь, – максимально виноватым голосом протянул он, внимательно следя за реакцией Марины. – Ну, мир же, да?
– Конечно, – после тревожной паузы сказала она уже нормальным голосом. – Но ты вообще зря старался – я вспомнила, у меня все равно не получилось бы поехать на экскурсию. Так что спокойно можете и без меня съездить.
– Я же не из-за экскурсии, ну чего ты? А почему не можешь?
– Ну, – замялась она, покраснела, хмыкнула, как-то встопорщилась, – стипендия заканчивается. Там же все равно несколько золотников платить – а у меня без надбавок за пятерки совсем мало остается.
Алекс кивнул. Нехватку денег он хорошо понимал. А по Марине видел – вопрос настолько для нее больной, что и помощи принять не сможет, откажется. По ней вообще удобно было понимать, что она чувствует, не то что с большинством. Многие из ее реакций были близки ему самому, а с остальными и догадаться не сложно – так выразительно она хмурила брови, подкусывала губу или широко улыбалась, когда за маской не пряталась. С ней было легко, прям как с Жориком. Они были во многом похожи и просто обязаны были поладить, так что Алекс никак не мог взять в толк, с чего такая вражда вообще могла взяться.
– Да и в Нижнем я уже была, и еще побываю, когда на каникулы домой поеду, – добавила Марина.
– Я понимаю, – кивнул Алекс.
– Ты? Понимаешь? – Марина хмыкнула и снова откинулась на спинку. А нет, все еще сердится. – Вампиловы кто там, князья или бароны?
– Графы, – Алекс улыбнулся: и откуда узнала? Он-то сам об этой ерунде никому, конечно, не рассказывал. Но зато догадался, как подругу точно можно задобрить: разжалобить. Он потянулся за карандашом и покрутил его в руках, раздумывая, с чего бы начать. Придумать историю или рассказать, как есть? Посмотрел на ее чуть сощуренные светло-карие, желтоватые в свете огонька, глаза. Конечно, правду. – Дело не в том, что там есть у Вампиловых. Я не они. Попробуй представить, каково быть единственным человеком среди живых мертвецов. Последний грош в кармане, думаешь, как лучше его потратить: купить книгу, о которой давно мечтал или оставить на всякий пожарный, когда Маргарита снова выгонит последнюю обслугу и совсем забудет, что кому-то в доме нужна еда, – горько хмыкнул Алекс, вертя в руках карандаш, и незаметно покосился на Марину. Та руки на груди еще держала крестом, но лицо уже не казалось таким потешно-воинственным.
– А Маргарита это кто?
– Та, кого следовало называть матерью, – криво усмехнулся он.
– И тебя что, без еды оставляли? – напряглась Марина.
– И не раз. Совсем мелким-то мне повезло: говорят, я первые годы жил с няней, колдуньей что ли, вроде за Китежем. Почти не помню, только какие-то яркие пятна в памяти. Но потом Маргарита со Станиславом – ну, отцом, – решили, что я должен быть с ними. Не лучшая это была идея, – хмыкнул он, чуть помолчал и продолжил. – Личи они, как упыри, только с магией, хозяева упырей. Представь, каково с Петером из Темной постоянно в одном доме жить, только ты еще и полностью от него зависишь? А у меня был целый дом упырей и Маргарита со Станиславом над ними.
Марина сложила ладони на стол, брови свела. Но уже не сердясь, а настороженно вслушиваясь. Ага, значит, план удастся.
– Да, чаще всего в их доме, кроме меня, был еще кто-нибудь живой. И за мной присмотреть, читать научить, продуктов купить и накормить. Гувернантка? Няня? Я их всех сначала называл тетями, потом по имени-отчеству. Но Маргарита никогда их не держала на службе дольше нескольких месяцев. И с каждым разом все дольше искала им замену. В эти промежутки ни Маргарита, ни ее упыри могли не вспомнить, что еды дома нет. Им же она не нужна.
Марина подалась вперед, вся сердитость из взгляда исчезла, она сочувствующе смотрела на Алекса, не перебивая его рассказ. Вообще, на этом можно было бы и остановиться, но замолкать почему-то не хотелось. Наоборот, воспоминания, которые он всегда так старательно гнал от себя, впервые будто рвались наружу. Может, наконец дом родителей перестанет сниться?
– Я хорошо помню, как вылизывал случайные крошки на полке, где когда-то лежал хлеб. А уж отличить вкусную траву от несъедобной и сейчас сумею. Я не то чтобы прям голодал… Ну, не было такого, чтобы я месяцами еды не видел. Дня три на одной воде – мой максимум. На кухне был запас круп, консервов, я научился все это готовить и даже растягивать, не тратить все сразу. И всегда мог подойти к Маргарите и просто попросить. Но каждый раз откладывал этот момент до последнего. Она такая… холодная, – вот кто настоящая Снежная королева, добавил он про себя. Какое-то время помолчал, но продолжил. – Я много раз пытался сбежать. Но Китеж маленький, и упыри находили меня всегда, лучше ищеек. И вот только сейчас, в гимназии, по-настоящему получилось от них спрятаться. И представляешь, – Алекс довольно улыбнулся и посмотрел на застывшую растерянную Марину, – они до сих пор так и не знают, что я учусь в Светлой. Никто!
– Как это? Они же, наверное, проживание должны оплачивать? Или у тебя стипендия?
– Кураторы мне дают счета, которые я должен передавать Маргарите, но я плачу сам, в банке. После того как я сбежал в первый раз, Маргарита позвала на помощь Олега. Он тогда так на них зол был, даже не знал, что меня в Китеж вернули. Олег ее брат, но молодой лич, недавно прошел ритуал. Еще совсем человек. Он единственный понимает, каково мне пришлось. Олег заставил Станислава завести для меня счет, на который нерегулярно переводят золотники. Потом я решил стать светлым, чтобы отрезать себя от ритуала личей. Несколько лет копил, чтобы как можно дольше протянуть здесь, пока они не узнают.
– Слушай, – Марина нахмурилась. – Получается, никто до сих пор не знает, что ты не станешь такими, как они. Что же они сделают, когда узнают? Должно быть, они будут… недовольны.
Алекс замер. Отвел взгляд, в горле застыл ком. Вяло пожал плечами.
– Они будут в ярости, – наконец, выдавил он. Поежился. – Им не нужен я – человек, тем более светлый. Им нужен наследник Вампилов. Я ведь для них только инвестиция в личевое могущество. Без могущества я стану позором их рода, стыдным мусором… В общем, буду стараться, чтобы они не узнали максимально долго. Главное, быть неприметным для темных, там могут быть соседи или знакомые Вампиловых. Я продержался уже семь месяцев, представляешь! Даже не верится до сих пор, что смог все провернуть.
– Но как же турнир по фехтованию? Он же скоро. Ты против Темных должен участвовать.
– Угу. И это самое гадкое… Марина, я так хочу на него выйти! Хоть в чем-то я не хуже остальных! Но придется притвориться больным, или еще что… Так что, Темная, не одной тебе несладко пришлось до гимназии. А ведь тебе тоже пришлось, да? – Алекс опустил карандаш на стол и придвинул его к ней. – В Китеже же есть обменные пункты с рублями, но я ни разу не видел, чтобы ты к ним ходила. Ни разу не видел писем и открыток к праздникам. Ни одной посылки, как остальным пансионерам. Ты, как и я, не отправляла ни одного письма на этих кураторшиных посиделках по письмописанию. Что у тебя с родителями? Они не одобрили твою учебу в Китеже?
– Хех, – Марина взяла карандаш, с величайшим интересом рассмотрела его со всех сторон, рассеянно улыбаясь. – Вот только, Шерлок, ты не прав. Письма я получала. Одно от мамы, другое от папы, пару недель назад как раз пришли. В ответ на мое, первое. И я как раз хотела тебя попросить переслать им ответ из Нижнего, если все-таки поедешь – так быстрее дойдет. И без цензуры. И вот вроде бы родители у нас с тобой по-разному… сложные. Но и мои не знают, что я учусь в Светлой. Правда, и про Китеж они тоже не знают.
– Получается, та сотрудница представительства обманула твоих родителей? А еще и дирекцию? – хмыкнул Алекс.
– Ага. Все время тут «зайцем» себя чувствую: вот-вот раскроют, что билета у меня нет. И выгонят.
– Теперь понятно, почему ты так упорно стараешься быть прилежной ученицей. Но не объясняет: почему написала только недавно? Как ты вообще попала в Китеж?
– Я его нашла. Или Динуська показала представительство? Или сама я так сильно сбежать хотела? Не знаю. Я в тот день решила из дома уйти. Отец, он опять был пьяным, – она поморщилась, и потерла спину. – Как тебе объяснить-то, кто такие алкоголики? М, может, как с волкодлаком? Только ты не знаешь, когда там полнолуние, и кто тебя встретит дома – человек или зверь? И все соседи пальцем тыкают: ууу, волкодлак, таких изолировать надо. Так же в Китеже?
– Да, только не все волкодлаки звери, – кивнул Алекс. – Многие себя хорошо контролируют. Но почему твоя мать тебя не защищала? У тебя же она есть?
– Она ушла. Уехала работать в Москву. А меня не смогла забрать с собой.
Алекс поморщился, помотал головой:
– Я думал, в человеческих семьях такого не бывает… Это же как-то жестоко.
– У людей и не такое бывает, – хмыкнула Марина. – Младенцем на помойку не выбросили же. У меня еще не самый худший вариант был: пил отец всего неделю в месяц, а потом зарплата заканчивалась и не на что. Но и есть тоже нечего. Так что и такое не только в семьях личей бывает. Но знаешь вот, что самое страшное было? Домой возвращаться. Идешь со школы и думаешь: а что там сейчас ждет, человек или чудовище?
Алекс кивнул. Да, родной дом, как самое страшное место на свете, тоже слишком понятный образ. Так захотелось как-то ее поддержать, показать, что да, тоже знает, тоже через это прошел. Совсем рядом к его руке лежала ее хрупкая ладонь, сжимающая карандаш. Он было уже потянулся, но поспешно убрал руку, повертел ксифос на запястье. Не то. Вот что-то он не встречал, чтобы Атос Д’Артаньяна по руке гладил. Хмыкнул, потряс головой.
– Понятно теперь, почему ты не писала им долго, – сказал он, чтобы заполнить возникшую паузу. Но Марина молчала, глядя в пустоту перед собой, и, видимо, не замечая никаких пауз.
– Да не то, чтобы из-за этого. Я по ним даже скучаю. Зачем? Мне без них лучше. И все равно! Я боялась им писать. Боялась, что они даже не заметили, что меня так долго не было, – покачала головой Маринка и грустно улыбнулась, а потом посмотрела на Алекса. – Родители вообще бывают нормальными?
– У Жорика классные, – мечтательно улыбнулся Алекс. – Я даже и не верил уже, что дружные семьи – это не выдумка из книжек.
– Снова ты про своего Глефова, – закатила глаза Марина. – Все у него лучше всех: и магия, а теперь еще и семья!
– А может, потому что семья хорошая, и с магией так хорошо? – пожал плечами Алекс. Марина задумчиво улыбнулась, улыбка получилась немного грустной, но взгляд спокойный. Алекс завис на миг, потряс головой и воскликнул. – Так, Темная, надо продолжать поиски! – указал он на пачку газет.
– Опять, да?
Алекс кивнул, рассказал ей про колокольчики и смутные догадки. Марина отложила задания по географии и притянула к себе первый номер газеты за тысяча девятьсот восьмидесятый год.
– Знаешь еще что, – сказала она, перелистывая первую газету. – Я не буду тебя больше называть по фамилии, Алекс.
– Вот всегда бы так, Темная, – усмехнулся он. Марина хмыкнула и только покачала головой.
Они долго молча листали газеты, переваривая сложный, но какой-то очень важный, разговор и день. Даже хорошо, что так все сегодня обернулось.
Гимназисты расходились из библиотеки, вскоре почти все столы оказались пустыми. Марина встрепенулась и засобиралась. Алекс решил сидеть до последнего. Может быть, здесь, в «Китежградском вестнике» за 1982 год, что-то будет? Не в цветене, так в червене, липце, серпне, вересене, листопаде… Нашел.
Вчитывался совсем недолго. Хватило одного имени – Кузар. Алекс вскочил с места и обошел вокруг стола. Как он мог забыть! Олег же говорил о Кузаре! Кузар – сильный ментальный маг! Пытался устроить переворот, именно против него и развесили колокольчики по всему городу! И Кузар был учителем в Темной, а потом и ее ректором! А после попытки переворота Кузар исчез, но жандармы всегда ждали его возвращения.
Лихо! Все сходится. Вот кто мог быть у Бездны. Вот кто мог снова убивать женщин-ведичей. Вот против кого должны были работать колокольчики! И поэтому Олег пропадает на работе и просит не совать нос в это дело.
Но почему жандармы позволили арестовать волкодлака? Кто позволил в магазинах снять сигнализирующий артефакт? Что происходит в Китеже?
Алекс не стал собирать с библиотечного стола газеты и собственные заметки. Накинул сумку на плечо и рванул к выходу. Надо позвонить Олегу! Что ему говорить и стоит ли обсуждать открытие по телефону, не знал. Но очень важно было услышать уверенный голос дяди и его заверения: все под контролем. Иначе же быть не может, раз Олег занят этим делом. Телефон есть в комнате у кураторов: туда, срочно туда.
Гудки, гудки, бесконечные гудки, Олег не брал трубку. Лихо!
Алекс бы продолжал висеть на линии, но дежурный куратор настойчиво попросила его уйти в покои и не нарушать распорядок. Как скажете, госпожа куратор. Алекс уже решил во что бы то ни стало вернуться в комнату кураторов ночью и попробовать дозвониться до дяди.
-4-
16 березеня
Светлая гимназия
Китеж, 2004 год
Маринка выползла в ванную, облокотилась на раковину и уставилась на льющийся поток воды из латунного крана. Шум воды отвлекал, боль чуточку унялась, но все равно казалось, что невидимая спица проткнула голову насквозь: от одного виска к другому.
Голова разнылась еще с ночи. Вот бывают такие сны, будто ты убегаешь от кого-то, убегаешь, а спастись никак не удается. Будто вязнешь в киселе, плывешь в нем, но картинка вокруг стоит на месте…Только вот типичный кошмар разрушил хриплый голос, твердящий раз за разом: “Яр'си-на-мир-у-аккун-тхэ”. Он шел из-за спины, или скорее отовсюду одновременно, и будто создавал тот самый кисель, из которого Маринке никак не удавалось выбраться. Нет, вот голоса и заклинания в обычных кошмарах и не бывает. Тело и сейчас покрывалось мурашками от древних слов.
Неужели снова Бездна? Маринка считала дни до весеннего равноденствия, на который Бездна могла проявить себя. Неужели так рано? Что же тогда будет в сам праздник?
Маринка окатила лицо водой, но облегчения не испытала. Спица снова пронзила голову. От тусклого света из окон резало в глазах, хотелось вернуться в спальню, спрятаться под одеялом, накрыть голову подушкой и просто исчезнуть. Она не понимала, сколько уже вот так стоит у раковины, но, похоже, давно опоздала на тренировку по фехтованию. Иногда сюда заходили какие-то девчонки, но Маринку они не трогали, и ей не было до них дела. А до чего было? До уроков? Не особо. Что угодно, лишь бы ее никто не трогал, не задавал вопросов и ничего не говорил.
Поэтому, когда послышался цокот каблуков и знакомый смех, Маринка оторвалась от раковины, шмыгнула за загородку к туалетным кабинкам и спряталась в одной из них. Эльвира будет много говорить, что-то наверняка спрашивать, чего Маринка совершенно не готова была воспринять. Она закрыла глаза, накрыла голову руками и надеялась просто переждать.
Эльвира оказалась не одна, за уже знакомым цоканьем каблуков раздались другие шаги, звонкий смех нескольких голосов. Зараза, это может оказаться надолго. Дверь к раковинам осталась приоткрыта, воду девушки не включали, Маринка отчетливо услышала голос Эльвиры:
– Какой цвет помады мне сегодня лучше? Так или так? – меняли оттенки они, конечно, специальным заклинанием, шедшим комплектом к помаде – «тысячи оттенков в одном флаконе».
– Ну-у не зна-аю, попробуй еще, – отозвался второй голос. Так тянула гласные только Виолетта. – Э-эля, я просто не представля-а-а-ю, как ты ее те-ерпишь!
– Мне этот кажется ничего, – вставил писклявый голосок, конечно, Лены. Они всегда ходили втроем.
– Ну не-ет, – ответила Виолетта, – попробуй чуть светлее и добавь блеска. Ты видела ее волосы? Там еще никто не свил гнездо? Она вообще с расческой знакома?
Зараза. Маринка приподняла руки с головы, провела по кудряшкам, которые только пушить расческой.
– Ха-ха, да, гнездо вместо волос! – рассмеялась Лена. – Неужели так сложно выпрямить этот ужас?
Только не о ней, пожалуйста, только не о ней. Надо срочно бежать! Сделать вид, что не слышала, и пройти мимо с гордо задранной головой. Или нагло поинтересоваться, про кого такого страшного они говорят. Но время шло, и Маринка поняла, что ее приковало к этой кабинке. Не то от боли, не то от неловкости.
Помимо этого, даже себе не хотелось признаваться, но очень важно было услышать ответ Эльвиры. Ладно Виолетта с Леной, пусть болтают себе, что хотят. Но с Эльвирой же они как будто действительно сблизились. Их вечера с молчаливым плетением ведьмовских кружев были такими настоящими! Или Маринка опять ошиблась?
– Кудри не обязательно распрямлять, – задумчиво протянула Эльвира. – Увлажнять, фиксировать – и прическа была бы хороша. Еще и в золоте… Думаю, такой тон – идеально, – Маринка в благодарности прикрыла глаза, пока Эльвира не продолжила непривычно злым, язвительным тоном. – Но, надеюсь, никто ей об этом никогда не расскажет, и она так и будет ходить с патлами.
Виолетта с Леной чайками подхватили эти «патлы», начав повторять слова подруги каждая на свой лад. Маринка снова прикрыла голову руками и крепко зажмурила глаза. Девушки, конечно, могли говорить о ком-то другом, но… Надо встать, расправить плечи и выйти к ним. Надо! Но как это все вынести еще и со спицей в голове?
– И я так и не понимаю, почему он с ней так таскается, – сердитым голосом продолжила Эльвира. – Заботится! Я видела, он ей вчера даже шоколадку принес. Раньше ничего не дарил. Она же страшненькая! Ресницы и брови бесцветные, глаза будто жабьи. А он на меня даже не смотрит, пока я рядом с ней ошиваюсь. Со всеми локонами, с макияжем! Все Марина-Марина, всегда Марина! Приворожила она его что ли?
– Магии не хватит, – ядовито пискнула Лена.
– Ты вообще красотка, дорогая, – успокоительно протянула Виолетта. – Когда ты уже разрешишь нам устроить этой неведиче темную? Пусть поймет, как мажицам дорогу переходить.
– Рано, – строго сказала Эльвира. – Врага надо держать на поводке, девочки. Мой папа всегда так говорит. Идемте, надо успеть занять место за его партой. Уроню сегодня на алгебре ручку и попрошу его поднять. Вода камень точит. На уроки опоздаем!
Новое цоканье каблуков Маринка встретила, забравшись с ногами на закрытый крышкой унитаз: обнимала коленки, не поднимала головы. Так значит, мало ей Глефова, еще и Эл… Окопова. Ну зачем же так разом-то? Из-за лучшего друга! Еще и голова. У Маринки уже не оставалось сил, чтобы дойти до кровати, или лучше куда-то еще? В гимназии должен быть медпункт или как тут его, пронеслось где-то в отголосках сознания, но Маринка так и сидела в кабинке туалета. Не двигалась, старалась просто не быть.
Прозвенел звонок хрустального колокольчика, в гимназии воцарилась тишина, поэтому топоточек маленьких ножек Маринка услышала издалека. Но была не в силах хоть как-то сопоставить звук и знакомый образ.
– Барышня? – дверца кабинки, даже не запертой, распахнулась. Маринка тяжело приподняла голову, и в проеме на уровне своего лица заметила соломенную шевелюру с узенькими глазами-пуговками. А рядом с ней миниатюрное ведро с водой.
– Здравствуйте, Агаша, – кое-как прошептала Маринка, узнав домовую, она постоянно убиралась в девичьих покоях. – Извините, я вам мешаю…
– Что с вами, барышня? – настороженно пискнула Агаша и приблизилась на пару шажочков.
Маринка не ответила, только прикоснулась ладонью к голове.
– Голова болит? Так сильно? Ну, оно и понятно, – на что-то свое добавила Агаша шепотом. – Вы можете идти? Или мне знахарку сюда позвать?
– Нет-нет, я дойду, – будто выбираясь из киселя, что поймал ее еще во сне, протянула Маринка. – Может, и не к врачу? Мне бы просто полежать.
– Идемте-идемте, барышня. В лазарете сегодня Татьяна дежурит, она хорошая. Мигом поможет, – Агаша схватила маленькой горячей ручкой ладонь Маринки и с удивительной для такого существа силой потянула ее за собой.
В лазарете Светлой Маринке быть еще не доводилось, в Темной – попадала. Еще в сентябре, ну, в вересене по-китежски. Знахарка-ведича, вся в черном, ее осмотрела, дала выпить отвара, чтобы в этот сезон не подхватить гриппа, да, изучая медкарту, подивилась, что Маринке не нужно пить зелий от какой-то черемнухи и папуши.
– Много поболеть пришлось, дитятко? – даже ласково тогда добавила знахарка в конце. Маринка спустя несколько месяцев узнала, что этими странными названиями в Китеже называли корь и краснуху, от которых ведичи тоже защищали своих детей. Только горькими зельями, а не болючими уколами.
Лазарет, оказалось, располагался недалеко от девичьих покоев – то же крыло, только третий этаж, под скошенной крышей. Агаша вошла в отделение, посадила Маринку на лавку в зоне ожидания и постучалась.
– Госпожа! – крикнула она в дверь.
– Подождите, у меня прием, – донесся властный голос. Маринка, снова хватаясь за голову, сползла по стеночке к лавке, и только потом заметила Сережу, который, оказывается, сидел тут же под дверью.
– Что с тобой? – он успел среагировать первым. Маринка прикоснулась к голове и поморщилась.
– А с тобой? – шепнула она, косясь на Агашу. Но он покачал головой в ответ и указал подбородком на дверь.
Агаша улыбнулась Маринке и поспешила к выходу. Сережа хотел было что-то сказать, но дверь из смотровой открылась, и оттуда показалась мощная женщина. Рослая, сильная, не сказать, что толстая, но большая. Она сдвинула густые темные брови, изучающе рассматривая Маринку, спросила при этом добродушным низким и удивительно теплым, голосом:
– А у вас что?
– Голова.
– Коллективный приступ. Больше ни у кого не было?
Маринка пожала плечами, Сережа отрицательно покачал головой.
– Тогда проходите, ускорим осмотр. Проверим, не набегут ли еще. Какая-то чертовщина в гимназии. То не пойми из-за кого все окна замерзают, то головы. Фамилия?
– Кирпичникова, – пробормотала Маринка и нахмурилась. Спица в голове мешала, но подсознание успело за нее сопоставить: Сережа в приемной кого-то ждет, у кого-то еще болит голова. И почему-то Маринка была уверена, что встретит в смотровой не Алекса.
Ну, конечно. Зараза.
Опустив голову на лежащую на коленях руку, в спортивной форме на кушетке сидел Глефов. Вторую руку он вытянул перед собой. И там, у самого запястья, Маринка успела рассмотреть не то какого-то мерзкого жука, не то… раздувшегося клеща. Ну и мерзость!
А знахарка усадила Маринку на вторую кушетку, вытянула ее руку и прямо на проступающую из-под кожи венку посадила пинцетом еще одну темно-коричневую маленькую букашку. Маринка ойкнула, шарахнулась и махнула рукой. Но букашка не упала. Маринка даже боли не почувствовала, только заметила, что спинка клеща быстро начала раздуваться от ее крови.
– Сидите спокойно, барышня, – строго сказала знахарка, зафиксировав ее руку. – Как будто диагноста никогда не видели, ей-богу.
Маринка даже про спицу забыла. Не отрывая ошеломленного взгляда от отвратительного клеща на запястье, замотала головой.
– Вот, увидели. Сейчас узнаю, что с вами. Головой раньше так не мучались? Мигрени? Кровь из носа? Падучей не страдаете? А в семье?
Маринка захлопала глазами.
– Падучая – это эпилепсия, если что, – скрипуче добавил Глефов и поднял на Маринку усталые покрасневшие глаза, ярко-зеленые, какие Маринка только у леших замечала.
– Не страдаю, – кивнула она и опустила голову в пол.
А знахарка тем временем подошла к Глефову и специальным пинцетом ловко вытащила клеща с его запястья, кинула в пустую пробирку и унесла ее в другую комнату.
– Мерзкие, да? – спросил Глефов, не отрывая взгляда от пола. И совсем тихо добавил. – Слышала бы ты, как они крови жаждут, как весь мир хотят сожрать.
И он снова зарылся головой в руки. Маринка с еще большим ужасом уставилась на впившегося в ее запястье клеща. Спинка его растянулась – морщинистая белая, сквозь которую просвечивались красноватые прожилки ее собственной крови.
– Так вы, Глефов, еще и голоса клещей слышите? – раздался насмешливый голос знахарки из соседнего кабинета. – Не пугайте-ка барышню.
Знахарка снова показалась в дверях, подошла к Маринке и так же ловко вытащила ее клеща, следом подала ей и Глефову по стакану с мутной коричневой жижей, очень похожей по виду на зелье от гриппа.
– Обезболивающее, общего действия, – пояснила знахарка. – Водой запивать нельзя, легче залпом. Через пять минут причину болей узнаю, пока пейте отвар, можете полежать, – и унесла клеща с руки Маринки в комнату.
Маринка принюхалась, снова поморщилась. Покосилась на Глефова, вспомнила их прошлые правила игры «изображаем нейтральное отношение друг к другу ради друзей»: Глефов приглашает присоединиться к «развлечению», Маринка вежливо соглашается. Вымучила улыбку и пробормотала:
– А парацетамол не такая уж и гадость, оказывается. Знаешь же?
Глефов хмыкнул и нехотя отпил глоток жижи.
– Ну не, – пробормотал он, поморщившись, и приподнял голову. – А когда растолченная таблетка с водой смешана? Еще хуже!
– Это да. Или если проглотить не удастся, таблетка размокает и в горле застревает, – усмехнулась Маринка и отпила сразу несколько больших глотков действительно не настолько противного зелья. Густого, как сироп, с горчинкой и привкусом коры и земли. – А обезболивающее в сиропе пробовал?
– Кайф. Особенно клубничный. Но у нас они появились уже тогда, когда мне по дозировке не подходили. Только сестренке еще можно было пить.
Дверь в приемную снова распахнулась и к ним влетел Алекс. Посмотрел на Маринку, на Глефова, выдохнул и воскликнул:
– Что с вами?
– А вы что тут забыли, гимназист? – раздался голос знахарки, она вышла из комнаты с пустой пробиркой в руках. – Тоже голова?
– Да! Ужасно! Умираю! – воскликнул он и плюхнулся на кушетку рядом с Жориком. Больным Алекс не выглядел. – Так что с ними, вы уже узнали?
В открытый проем распахнутой двери заглянул Сережа, но так и остался в дверях, нерешительно косясь на хозяйку кабинета.
– Подождите. Одни анализы закончу, потом вами займусь, – ответила она и снова скрылась в отдельной комнате. Видимо, лаборатории? Или процедурном кабинете? Как они тут в Китеже называются-то.
– Так что с вами? – зашептал Алекс, подавшись одновременно к Маринке и Глефову. Волнение у него начало спадать. – У обоих голова? Прям одновременно?
Маринка потерла тыльной стороной ладони лоб и пожала плечами:
– Я проснулась уже с болью, до тренировки так и не дошла.
– Я дошел, – хмыкнул Глефов и принялся допивать зелье.
– Ага, дошел! – скептически воскликнул Сережа, так и не переступая порога. – Дополз скорее, – и передразнил. – Со мной все в порядке! Только не в лазарет! Не хочу пить жижу!
– Так, господа! – снова появилась знахарка, она строгим взглядом обвела всех собравшихся. – С кем ссорились в последнее время?
Маринка потупила взгляд, заметила, что и Глефов также уставился в пол.
– Друг друга проклинать не пытались? – строго произнесла знахарка, переводя взгляд с одного на другую.
Маринка подняла уже меньше ноющую голову и замотала головой.
– Я? Проклинать? Да ни за что! – воскликнул Глефов.
– Это их прокляли, получается? – встрепенулся Алекс. Маринка не видела его лица, но хорошо представляла, как загорелись его глаза.
– Попытались, – знахарка прищурено посмотрела на Алекса, будто подозревала в преступлении его. – У обоих сильная сопротивляемость к ментальной магии, проклятие не сработало. А боль – побочный эффект.
– Лихо! Сопротивляемость к ментальной магии! У обоих! Вот это да! – воскликнул Алекс, как будто знахарка сказала что-то исключительное. Но откинул отросшую челку со лба и сдержанным голосом спросил: – А вы можете узнать по анализам, что это за проклятие? Можете попробовать? Темное или светлое? Это может помочь установить узкий круг подозреваемых.
Маринка улыбнулась – Алекса опять понесло в расследование. Заметила, что и Жорик, ой, Глефов, смотрит на друга с усмешкой.
– Ну, а куда я денусь? Большинство проклятий – преступления, – покачала головой Татьяна. – Вот вечно тут напроклянете друг друга какой ерундой, а мне отчет по каждому анализу полицейским надзирателям писать. Результаты к вечеру будут. И хоть бы кто обереги носил! Расслабились! Вам, магам и волшебникам, у ведьм и колдунов поучиться стоит. Хотя и те теперь защитных оберегов не носят. Не удивлюсь, если еще и волосы с расчески выбрасываете, – устало покачала она головой. – А потом носитесь: меня прокляли.
– А что «мы не носим»? Вы тоже не носите, хоть и ведьма! – вставил Алекс.
– Мне-то что. Кому меня проклинать? А у вас, гимназистов, вечные войны. Следили бы за безопасностью, и голова бы не болела. Это же обыкновенная гигиена для каждого ведича! Глефов, Кирпичникова – свободны. От уроков тоже. Барышня, если снова голова разболится – заходите за новой порцией зелья. Сейчас вам клеща принесу, – обратилась она к Алексу.
– Голова у меня уже прошла, – он первым вскочил с кушетки и мигом оказался за дверью. – От голода, наверняка, болела. Идемте есть уже.
Знахарка покачала головой, отвела от них взгляд, остановилась на Сереже:
– Вы как? Терапия работает?
– Все хорошо, – Сережа отчего-то покраснел и поправил очки.
– Терапия? – уточнил Алекс, пристально посмотрел на Серегу и направился к выходу. – А у тебя-то что?
– Так, – протянул он, попятился, освобождая дорогу. – От хронических… ангин. Я же часто болею. Вот, для иммунитета.
