Марк Салимов
Кто же подоит козу?
Послушно вторя Гайкиным пояснениям, забренчали о дно ведёрка первые струйки белого и слегка пенящегося козьего молока. Сцедив немного в это ведёрко, Гайка отставила его в сторону и продолжила доить уже в накрытый марлей эмалированный бидон.
– Слушай, а ловко у тебя получается! – восхитился Васька в тщетной надежде, что сия чаша его минует, – И почему ты сначала подоила в одну посудину, а потом и в другую?
– Утреннее молоко я обычно твоему тёзке отдаю, – со смехом кивнула Гайка на ревниво косящегося в Васькину сторону молодого козлика, – Сегодня ему придётся поделиться с тобой. А первые струйки всегда сцеживают. Всё, теперь пробуй сам доить!
– Не получается у меня ничего! – взмолился Васька после десяти минут беспорядочного подёргивания козьих сосков, шести осуществлённых с разбега тёзкиных боданий и одного опрокинутого бидона, – Короче, я ушёл, мне спасателей встречать надо!
– Кто же подоит козу? – вздохнула Гайка, – Одной надо встречать товарные поезда, а другому космических спасателей. Поездов нет, спасателей нет, а коза вот она, рядом…
– Так у тебя вообще никакой связи нет, что ли? – в который раз за эти дни спрашивал Васька Галю, нервно расхаживая по веранде, – Неужели, даже в двадцать первом веке станционных смотрителей не обеспечивают современными средствами связи?
– Ну почему же не обеспечивают, Васенька, – разглаживая подол очередного сарафана, на который Васька опять не обратил никакого внимания, тихо отвечала Гайка, – Ещё как обеспечивают! Только я не станционный смотритель, такой должности давно уже нет…
– А кто же ты тогда у нас есть? – удивлённо воззрился Васька, – Неужто машинист?
– Я же тебе не раз говорила, что совмещаю на этой никому не нужной железнодорожной ветке обязанности стрелочника, обходчика и монтёра пути, – всё так же тихо отвечала ему Гайка, – Но прежде всего, Васенька, я, вообще-то, женщина!
– Ладно, женщина, проехали! – смутился Васька, – И чем же тебя тут обеспечивают?
– Прямой телефонной связью, радиосвязью, – начала старательно перечислять Гайка как на экзамене по сдаче разряда, – Корпоративной мобильной связью, переносными сигналами остановки, сигнальными фонарями, коробкой петард, сигнальным рожком, ну а про два цветных флажка я тебе уже говорила.
– Петард?! – изумился Васька, – Впрочем, это неактуально, фейерверк мы с тобой как-нибудь в другой раз устроим. Связь мне давай, связь!
– Сгорела! – радостно развела руками Гайка, – Вот так взяла и вся начисто выгорела!
– Интернета нет, телевидения нет, радио нет, сотовая связь не работает, просто сдохнуть можно от скуки! – взорвался никогда не отличавшийся особой выдержкой Васька, – А как тогда насчёт беллетристики? Ну, что у тебя есть почитать на сон грядущий?
– Почитать? – тяжко вздохнула Гайка, – Только «Пособие монтёра пути» Владимира Каменского, я как раз на шестой разряд собиралась сдавать, и роман Чингиза Айтматова И дольше века длится день», вроде как фантастика, но совсем древняя. Не читал?
– Древняя? – оживился Васька, – А давай погадаем! Говорят, чем старее книга, тем она в смысле гадания правдивее. Надо загадать наиболее волнующий тебя вопрос и, открыв на любой случайной странице, наугад ткнуть пальцем в её текст. Раз-два-три, книга говори!
– Не подозревал он и о том, что это событие коснется и его, его жизни, и не просто по причине нерасторжимой связи человека и человечества в их всеобщем значении, а самым конкретным и прямым образом, – оторопело прочитал Васька с пожелтевшей страницы.
Неожиданно его тонкий слух уловил какие-то странные звуки, сначала напомнившие ему подскоки стального шарика на эталонной стальной плите ультразвукового орбитального дефектоскопа, а затем, по мере их учащения превратившиеся в лёгкую и стремительную мелодию одной единственной ноты с богатым множеством обертонов.
– Сары-барпы, – всё ещё оставаясь во власти захватывающей мелодии маленького, но звучного латунного инструмента со стальным язычком, изрекла Гайка, – Если по-русски, то просто иволга, которая в этом наигрыше просто поёт. А хочешь, ясное небо нашаманю?
Не дожидаясь ответа, прижала одной рукой к белоснежным зубам золотые щёчки варгана и, порхая пальцами другой руки, заиграла следующую мелодию, в которой материалист Васька поражённо различил шум порывистого ветра, раскаты грома и сначала робкие чмоканья первых капель дождя, а потом и яростный шум августовского ливня.
И совсем по-детски широко раскрыл в изумлении свои голубые глаза, когда осознал, что слышит всё это уже не только и не столько со стороны чудесного древнего инструмента, сколько со стороны приоткрытого по летней поре окна.
– Да ну нафиг! – опомнился космонавт-исследователь, – Чистой воды совпадение!
Но тут же в ужасе отпрянул от стоявшей рядом с ним на подоконнике миски с овсом, по его наблюдениям до того там себя никак столько дней не проявлявшей, а теперь вдруг ожившей и зашевелившейся какой-то нереально фантастической живой массой.
– Это же… это же… – хохотала неспособная остановиться молодая «шаманка», – Это же овсюг, товарищ космонавт! Сорняк, конечно, но очень хитрый сорняк. Он так всегда шевелится при попадании влаги, чтобы в почву залезть. Я его для Машки проращиваю.
Отошедший от самого настоящего испуга Васька, с искренним любопытством наблюдал за тем, как чудесным образом оживали зерновки этого поистине удивительного растения. Сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее ости маскирующегося под культурный овёс овсюга, раскручивались, а его зерновки, распихивая друг друга, лезли в самую гущу.
– Фантастика! – прошептал Васька, с трудом отрываясь от завораживающего зрелища
– Ты бы лучше на улицу выглянул! – предложила Гайка с явно торжествующим видом.
– Какое же у вас… – только и смог восхищённо выдохнуть высоко задравший голову и замерший в упоении Васька, – Какое же у вас тут чистое звёздное небо! Нет, к примеру, на Байконуре тоже небо получше видно, чем где-нибудь у нас в Рязани или там в Москве, но ночное освещение и предполётные треволнения… Ну, в общем, ты понимаешь!
Кинув на Гайку мимолётный взгляд в поисках подтверждающего сочувствия, Васька было вернулся к действительно завораживающей панораме ночного неба, однако, поймав краем глаза зябкое поёживание едва прикрытых сарафаном и белеющих во тьме плеч, тут же спохватился и с нежностью привлёк женщину к себе за невозможностью предложить отсутствующий по определению пиджак.
– Середина августа всё-таки, – как бы оправдываясь, виновато шмыгнула носом Гайка, плотнее прижимаясь к широкому мужскому плечу, – Ой, звёздочка упала! Желание бы успеть загадать, но они так быстро сгорают, что я просто никогда не успеваю. А вон ещё! И ещё! Вась, да сколько же их? Ну прямо, настоящий звездопад какой-то!
– Всё верно, – озадаченно потёр затылок Васька, – В середине августа, как ты верно заметила, как раз самый пик метеорного потока Персеид. Но, Гаечка, во-первых, это не звёзды, а остатки пылевого хвоста кометы Свифта – Таттла, а, во-вторых, Машка меня задери, когда я изучал астрономию, я и не знал, насколько же это красиво!
– Ага, Машку вспомнил? – лукаво стрельнула глазками Гайка, блеснув отражённым в них светом далёких звёзд, – Завтра снова будешь учиться её доить! А, кстати, покажи-ка мне моё созвездие Козерога, или его в наших широтах не видно?
– Ну почему же не видно? – усмехнулся в темноте Васька, – Если даже у нас в России его вполне видно, по крайней мере, в южной и центральной её части и низэнько-низэнько, товарищ майор! Да нет, Галь, это я так, анекдот один армейский вспомнил. Так, где тут у вас юг? Ага, солнышко зашло там, значит искомый юг будет на девяносто градусов левее. Видишь во-о-он те три выделяющиеся звёздочки? Да-да, именно в виде равнобедренного треугольника. Так вот, это – так называемый осенний треугольник. Нижняя звезда этого треугольника называется Альтаиром. А чуть ниже его и располагается твой Козерог!
– И вовсе даже не похоже на Машку, – недовольно вздохнула Гайка, – Ты знаешь, эти твои древние люди, я смотрю, были большими оригиналами, ну прямо как твои родители, которые нормального рязанского Ваську, подумать только, назвали Аввакумом! А вот это, кстати, уже не звёздочки. Похоже, спасатели за тобой летят, Васенька!
