bannerbannerbanner
Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Марк Уральский
Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Полная версия

Часть I: Молодой Алданов – счастливые годы (1886–1917 гг.)

 
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни.
 
Александр Пушкин

Глава 1. «Кiевъ-градъ» (1886–1910 гг.)6

 
Слава, Киев многовечный,
Русской славы колыбель!
Слава, Днепр наш быстротечный,
Руси чистая купель!
 
Алексей Хомяков


Чужая жизнь тайна – это давно сказано. Мы ничего ни о ком толком не знаем. Из малого числа известных нам о человеке важных фактов (для ясного понимания которых нужно было бы знать огромное число фактов не столь важных и поэтому неизвестных) биограф создает более или менее вероятную схему и старательно укладывает в нее жизнь своего героя: первый период, второй период, третий период…

[«Клемансо» АЛДАНОВ-СОЧ (IV)].

Биография Марка Алданова – одного из самых видных и, несомненно, самого популярного писателя русского Зарубежья, до сих пор не написана. Особенно мало сведений имеется о его доэмигрантском периоде жизни. Даже в обобщающей творческий путь писателя статье английского слависта Андрея Гершун-Колина [GUERSHOON], с которым Алданов был лично знаком, о происхождении Алданова и его жизни в России сказано буквально несколько слов. Отметим, как печальное совпадение, что статья «Марк Алданов: оценка и память» увидела свет через 10 месяцев после смерти писателя, в декабре 1957 г., который, увы, стал и годом кончины ее автора – Гершун-Колина.

Никак не прояснены детали дореволюционной жизни Марка Алданова в работах других алдановедов, в частности Андрея Чернышева – историка литературы, открывшего современному русскому читателю творчество Алданова: см., его предисловия к различным его собраниям сочинений Алданова и работу «Материк по имени «Марк Алданов» [ЧЕРНЫШЕВ А. (I)].

Не вдаваясь в анализ причин подобного равнодушия к биографии знаменитого писателя, отметим как очевидный факт, что историю его жизни не составляет большого труда кодифицировать, разбить, говоря его словами, по графам, затем сложить их воедино. Картина получилась бы довольно простая, ибо в отличие от героя одного из его литературных портретов – знаменитого французского политика начала ХХ в. Жоржа Клемансо, Алданов и в конце жизни старательно служил тому, чему посчитал своим долгом служить в начале своей карьеры. И хотя очень часто жизнь незаурядного человека на самом деле много сложнее, чем кажется по результату простого обобщения отдельных ее «граф» и «периодов», у Алданова на протяжении 50 лет его духовного служения идее красоты – добра (калогатия7) наблюдается четкая согласованность декларируемого им образа мыслей и диктуемых ими поступков. И это при том, что жизненный путь Алданова, как и всего поколения людей эпохи «Серебряного века» – это воистину «хождение по мукам».

Молодой Алданов, после крушение всех своих надежд на лучшую долю Отечества, вынужден был бежать из России – первая эмиграция (1919–1941). Затем последовали второе вынужденное бегство – из Франции, страны, гостеприимно давшей ему, апатриду, приют, и трудный период налаживания личной жизни в США (1940–1946). И, наконец, к концу жизни, и счастливое возвращение во Францию, ставшей его второй родиной, в полюбившуюся ему Ниццу. Марк Алданов скончался в этом средиземноморском городе на Лазурном берегу 25 февраля 1957 года и был похоронен там же, на муниципальном кладбище Кокад (Cimetière Caucade)8.

Однако в современном алдановедении, – а Алдановым, отметим, в последние десятилетия занимаются главным образом в России!9 – биография писателя, особенно ее дореволюционная составляющая, до сих пор окутана дымкой неизвестности, хотя в целом его образ, как русского писателя-эмигранта «первой волны», достаточно прояснен.

Что касается происхождения Алданова, то обычно указывается только то, что он родился в Российской империи, в Киеве, в состоятельной и культурной еврейской семье. В Киеве прошла его молодость, т.е. пора физического и духовного созревания. Но в каких условиях, в какой обстановке – семейной и общественно-политической, взрастал Алданов? На фоне какого природного и урбанистического ландшафта – фактор исключительно важный для формирования личности русского человека ХIХ столетия! – проходило его взросление и возмужание? В каком «культурном бульоне» варился этот человек в годы своей молодости? Все эти вопросы до сих пор остаются без ответа. А ведь Алданов, подчеркнем, навсегда покинул родину уже зрелым, сложившемся в духовно-интеллектуальном отношении человеком 33 лет отроду!

Имеются, несомненно, и объективные факторы, сильно осложняющие поиск биографических подробностей жизни Алданова.

Во-первых, все архивные документы, которые могли бы пролить дополнительный свет на личность отца Марка Алданова старшего, погибли в России или бесследно исчезли после того, как «достались немцам»10, которые разграбили парижскую квартиру бежавших на юг Франции Алдановых в 1940 г.

Во-вторых, что представляется особенно важным, Алданов по характеру был человек скрытный, тщательно оберегающий от посторонних глаз свою личную жизнь. О «закрытости» Алданова свидетельствует, например, публицист и мемуарист «русского рассеяния» Александр Бахрах, который был «с ним знаком с незапамятных времен». В очень теплой и подробной статье «Вспоминая Алданова» он пишет, что

Алданов был человеком с двойным, если не с тройным, дном и его внешняя застегнутость была в какой-то мере показной, некой самозащитой, не столько от посторонних, сколько от самого себя. Он был, несомненно, много сложнее того, каким он виделся со стороны. <…> …игру мысли Алданова-писателя можно без особого труда раскрыть и, собственно, свести ее к великим словам Екклезиаста о суете, но образ Ландау-человека, если отбросить его литературный псевдоним, разгадать много труднее. Свое подлинное «я» он умышленно затемнял и прикрывал его, если не маской, то, во всяком случае полумаской [БАХРАХ (I)].

Третьим отягчающим обстоятельством для биографов является тот факт, что

Алданов не оставил воспоминаний и завещал уничтожить часть своего архива, не желая сообщать каких-либо сведений о себе и своих современниках, тем более, еще живых. В то же время характерно его стремление увековечить текущий момент и осознание особой роли эмиграции, при котором факт личной биографии становился частью общеэмигрантской истории, а миссионерские представления диктовали поведение в быту,

– в частности «джентльменство», «чистоту политических риз», «всеотзывчивость» и тому подобные качества, долженствующие по его глубокому убеждению быть присущими представителям «ордена русской интеллигенции». К ним относится и личная скромность и скрытность, столь свойственные Алданову. В его кипучей общественной деятельности интимные подробности биографии старательно замалчиваются, а упор всегда делается на соблюдении кодекса эмигрантской чести и постоянную борьбу за репутацию русской эмиграции в целом.

Осознание себя как объекта истории и как представителя эмиграции накладывало особую ответственность за свою репутацию, в первую очередь, политическую, а личная биография становилась политическим аргументом в борьбе большевистской и эмигрантской идеи. В этом смысле Алданов уподоблял себя дипломату, ежедневно в официальных выступлениях и в быту представляющего свою страну и являющегося ее лицом. С другой стороны, его деятельность вполне вписывалась и в масонские представления о жизнестроительстве, а он, как многие другие эмигрантские политики и общественные деятели, был масоном. В итоге ему одному из немногих эмигрантских общественных деятелей удалось сохранить свою биографию незапятнанной, заслужив таким образом звания «последнего джентльмена русской эмиграции» и «принца, путешествующего инкогнито» [ЛАГАШИНА (II)].

 

Великий знаток человеческой натуры Зигмунд Фрейд утверждал, что:

«Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри».

Можно полагать, что внутри Алданова пребывало немало демонов – и демон сомнений, и демон неуверенности в себе, и демон страха жизни, но всех их он крепко держал в узде, являя себя в глазах окружающих в высшей степени комильфо. Поэтому реконструкцию живого образа Алданова приходится вести буквально по крохам, собирая и расшифровывая случайные оговорки и упоминания биографического характера в его переписке, данные исторических документов и воспоминания свидетелей времени.

Мордехай-Маркус Израилевич Ландау11, он же впоследствии Марк Александрович Ландау-Алданов (Алданов – анаграмма-псевдоним, ставшая затем настоящей фамилией) – коренной киевлянин. Он не только родился 26 октября (7 ноября) 1886 г. в Киеве, но и детство и юность его неразрывно связаны с этим городом. Таким образом, можно полагать, что Алданов по своей природе был, что называется, человек городской. Однако сельский ландшафт не являлся в детско-юношеские годы для него совсем чужим. Так, в письме к Ивану Бунину от 22 августа 1947 года он сообщает:

Я не совсем городской житель: до 17 лет, а иногда и позднее, я каждое лето проводил в очаровательной деревне Иванково, где был сахарный завод моего отца, с очаровательным домом, парком и заросшей рекой. (Позднее, окончив гимназию и став «большим», начал ездить заграницу, а с 1911 в этом раю не бывал совсем). Но эта деревня была в Волынской губернии, т. е. в Малороссии.

Великорусской деревни я действительно не знаю, – только видел кое-что, как Ясную Поляну в 1912 году [ЗВЕЕРС (IV). C. 139].

Волынская губерния с ее главным городом Житомиром была самой западной окраиной Российской империи, граничившей с Австро-Венгрией. Основное население ее составляли малороссы (украинцы) – более 70% и евреи – более 13 %. Из промышленных производств особенно процветало сахарозаводчество. Купцами 1 и 2-й гильдии в губернии являлись только евреи [ЕврЭнц. T. 5. Стлб. 738–743]. Отец Марка Алданова – Александр (Израиль) Моисеевич Ландау, имевший на Волыни, в нынешней Херсонской области, свое предприятие – Иванковский сахарный завод, относился к их числу.

Но все же детство и юность Алданова прошли главным образом в Киеве.

На рубеже ХIХ–ХХ столетий Киев являлся не более чем крупным губернским центром, седьмым по численности населения в Российской империи – после Ст.-Петербурга, Москвы, Варшавы, Одессы, Лодзи и Риги (около 250 тыс. человек) [ЭнцСлов-БрЕ. Т. 27а (54). С.83].

Несмотря на «провинциальность», Киев, по своему историческому значению стоял вровень с Москвой12 – столица древней Руси, город Святого Равноапстольного Князя Владимира, который, согласно летописи, в 987 г. на совете бояр принял решение о крещении Руси «по закону греческому». Решение это, напомним, носило сугубо политический характер. Против тогдашнего византийского императора Василия II Болгаробойца (958–1025) взбунтовался его военачальник Варда Фока Младший, который одержал несколько побед, вследствие чего

…побудила его <императора Василия> нужда послать к царю русов – а они его враги, – чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении. И согласился он на это. И заключили они между собою договор о свойстве и женился царь русов на сестре царя Василия <Анне>, после того как он поставил ему условие, чтобы он крестился и весь народ его стран, а они народ великий <…>. И послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов и они окрестили царя <…>. И когда было решено между ними дело о браке, прибыли войска русов также и соединились с войсками греков, которые были у царя Василия, и отправились все вместе на борьбу с Вардою Фокою морем и сушей [РОЗЕН].

Киев был славен священной для русских сердец историей и при этом очень красив. Николай Гоголь со свойственной ему романтической пылкостью писал:

В моем ли прекрасном, древнем, обетованном Киеве, увенчанном многоплодными садами, опоясанном моим южным прекрасным, чудным небом, упоительными ночами, где гора обсыпана кустарниками, со своими как бы гармоническими обрывами, и подмывающий ее мой чистый и быстрый, мой Днепр [ВЕРЕСАЕВ. С. 148].

В одном, например, путеводителе конца ХIХ в. указывалось:

…общий вид Киева настолько живописен, что вообще мало есть городов, которые могли бы с ним соперничать в этом отношении, разве что один только Константинополь [АНДРЕЕ-ПУТ].

В конце ХIХ – начале ХХ в. Киев, центральные улицы которого с дорогими магазинами и ресторанами быстро застраивались многоэтажными домами, помимо красоты обрел и особую атмосферу, возможно, не настолько притягательную, как у Парижа или Вены, но, тем не менее, запоминающуюся на всю жизнь. Панегирики Киеву писали многие киевляне-современники Марка Алданова, ставшие знаменитыми людьми, например, Михаил Булгаков:

Эх, Киев-город! Красота!.. Вот так – Лавра пылает на горах, а Днепро, неописуемый свет! Травы! Сеном пахнет! Склоны! Долы!..

<…>

Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий монастырь на склонах! Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру. Черно-синие густые ночи над водой, электрический крест Св. Владимира, висящий в высоте… Словом, город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских.

<…>

… в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное, юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой не холодный, не жесткий, крупный ласковый снег…[БУЛГАКОВ].

Николай Бердяев, с которым в 1950-е годы дискутировал Алданов, вспоминая в своем философско-автобиографическом труде «Самопознание» о детстве, писал:

Киев один из самых красивых городов не только России, но и Европы. Он весь на горах, на берегу Днепра, с необыкновенно широким видом, с чудесным Царским садом, с Софиевским собором, одной из лучших церквей России [БЕРДЯЕВ (I). Гл. I].

А вот хвалебное лирическое слово городу урожденного киевлянина Константина Паустовского:

На Бибиковском бульваре распускались клейкие пирамидальные тополя. Они наполняли окрестные улицы запахом ладана. Каштаны выбрасывали первые листья – прозрачные, измятые, покрытые рыжеватым пухом.

Когда на каштанах расцветали желтые и розовые свечи, весна достигала разгара. Из вековых садов вливались в улицы волны прохлады, сыроватое дыхание молодой травы, шум недавно распустившихся листьев.

Гусеницы ползали по тротуарам даже на Крещатике. Ветер сдувал в кучи высохшие лепестки. Майские жуки и бабочки залетали в вагоны трамваев. По ночам в палисадниках пели соловьи. Тополевый пух, как черноморская пена, накатывался прибоем на панели. По краям мостовых желтели одуванчики.

Над открытыми настежь окнами кондитерской и кофеен натягивали полосатые тенты от солнца.

Сирень, обрызганная водой, стояла на ресторанных столиках. Молодые киевлянки искали в гроздьях сирени цветы из пяти лепестков. Их лица под соломенными летними шляпками приобретали желтоватый матовый цвет.

<…>

…Мариинский парк в Липках около дворца. Он нависал над Днепром. Стены лиловой и белой сирени высотой в три человеческих роста звенели и качались от множества пчел.

Среди лужаек били фонтаны.

<…>

…Кто не видел киевской осени, тот никогда не поймет нежной прелести этих часов.

Первая звезда зажигается в вышине. Осенние пышные сады молча ждут ночи, зная, что звезды обязательно будут падать на землю, и сады поймают эти звезды, как в гамак, в гущу своей листвы, и спустят на землю так осторожно, что никто в городе даже не проснется и не узнает об этом [ПАУСТОВСКИЙ. Кн. 1. Гардемарин].

Другой урожденный киевлянин, современник Алданова – Илья Эренбург, вспоминал:

Летом на Крещатике в кафе сидели люди – прямо на улице, пили кофе или ели мороженое. Я глядел на них с завистью и с восхищением. <…> Потом всякий раз, приезжая в Киев, я поражался легкости, приветливости, живости людей. Видимо, в каждой стране есть свой юг и свой север [ЭРЕНБУРГ. Кн. 2. Гл. 9].

Знаменитый балетмейстер, хореограф и танцовщик Серж Лифарь, тоже киевлянин, говорил о своём родном городе:

За двадцать лет моих бесконечных скитаний я нигде не видел более красивого города, в котором сочетаются и будущее, и прошлое, где живёт человеческий гений, где можно быть свободным и где глаз открывает бесконечный горизонт, озарённый солнцем [ЛИФАРЬ].

Ученые люди, как историки, так и экономисты, в один голос заявляют, что Киев всегда находился на перекрёстке торговых путей, имея важное значение «как в прошлом, так и в настоящем» [НЕВЗОРОВ. С. 194]. Исторически он являлся средоточием всего Юго-Западного края Российской империи, центральным местом его деловой активности. Вся торговля Юго-Западного края была сосредоточена в Киеве, а по объему торговли сахаром город был главный центром всей страны.

К началу ХХ в. полностью проявилась специализация крупнейших украинских финансовых центров, где существовали товарно-фондовые биржи (в Киеве <…>, Одессе и Харькове). В этих городах были сосредоточены операции с ценными бумагами, быстро развивалась сфера финансовых услуг и сформировались бизнес-сети, каждая из которых имела особенности своего развития. С этими сетями было связано и зарождение финансовой элиты, сосредоточившей в своих руках значительные капиталы, полученные от производства сахара в Киеве, экспорта зерна в Одессе, <…> развития металлургической промышленности на востоке Украины. Киев, «столица сахара», сформировался как финансовый центр за счёт экспорта сахара, производившегося на заводах Киевской13 и других губерний центральной Украины. Высокая прибыльность сахарной промышленности обеспечивала этот финансовый центр значительными капиталами, а за право инвестировать капиталы в производство сахара шла конкурентная борьба между крупнейшими банками. Финансовая инфраструктура города к началу ХХ в. была весьма разветвлённой, а киевские банкирские конторы использовали капиталы сахарных магнатов для игры на повышение на Петербургской бирже [МОШЕНСКИЙ. С. 23, 16–17].

 

По национальному составу Киев был выражено русский город: в конце ХIХ начале ХХ в. русские составляли около 56% от общего числа всех его обитателей, украинцы – 22% и евреи около 14 % [НАС-КИЕВ]14. Евреи играли исключительно активную роль в деловой жизни города [НАТАН], например, в списке Евреев Киева купцов 1-й гильдии числится 279 человек – одна треть всего списочного состава [СПИСОК ЕврКИЕВА], евреи составляли 44% киевского купечества, а на еврейские производства приходилась четверть выпускаемой в городе продукции.

Евреи заправляли киевской биржей, которая играла огромную роль не только в деловой жизни города, но и в общероссийской системе торговли ценными бумагами и сырьевыми продуктами.

В быстром превращении Киева в один из финансовых центров решающую роль сыграл общемировой экономический подъём конца ХIХ века, в эпоху экспорта капитала достигший Киева.

<…>

…Киевская биржа считалась «биржей второго разряда» вместе с Одесской и Варшавской (к «первому разряду» относилась только Петербургская биржа). <…> …в середине 1890-х годов начался новый период экономического подъёма. Это отразилось и на активности рынка ценных бумаг, в том числе и на региональных биржах. Биржевой ажиотаж охватил «кроме обеих столиц… почти все крупные города». Харьков, Варшава, Киев «отчасти оперируют на своих собственных биржах и отчасти поддерживают беспрерывные телеграфные сношения с Петербургской биржей».

«В Киеве играет стар и млад», – говорили в 1910-е годы, когда спекуляция ценными бумагами особенно расцвела. В этом отношении Киевская биржа была гораздо более активной, чем Одесская, где биржевую игру вела небольшая группа опытных дельцов, а случайных частных участников почти не было. В сентябре 1894 г. началась игра на повышение, и «передовая роль в этой кампании принадлежала киевским спекулянтам, которые задают своими приказами на покупку и продажу лихорадочную работу киевским банкирским конторам. Изображая собой посредников между киевскими спекулянтами и Петербургской биржей, наши конторы зарабатывают солидные куртажи. Говорят, что есть счастливцы банкиры, загребающие в качестве куртажа по тысяче и более рублей в каждый биржевой день».

<…>

Официальные маклеры и неофициальные биржевые игроки мирно уживались друг с другом. «Биржевые зайцы» ежедневно приходили к зданию биржи и тут находили свою клиентуру. Они собирались на улице перед биржей или же в первой половине дня в бывшей рядом кофейне «Кондитерская Семадени», принадлежавшей швейцарцу Бернару Семадени. Кофейня Семадени считалась одной из лучших в городе и была расположена в здании, где помещался Дворянский банк. Кроме того, Б. А. Семадени был владельцем кондитерской и ресторана, находившихся рядом с кофейней. Особенно многочисленными собрания биржевиков у Семадени стали после 1895 г., когда полиция стала запрещать собрания «уличных биржевиков», встречавшихся на различных бульварах в центре города. В кофейне Семадени стояли трёхногие мраморные столики, исписанные цифрами – «у Семадени собирались биржевые дельцы и подсчитывали на столиках свои прибыли и убытки» [МОШЕНСКИЙ. С. 24, 25, 52–54, 59].

Вот, например, интересный с исторической точки зрения литературный этюд «О бирже на Крещатике», принадлежащий перу Шолом-Алейхема:

Я втерся в компанию маклеров и сам стал, с Божьей помощью, не из последних, сижу уже у Семадени наравне со всеми за белым мраморным столиком, как в Одессе, и пью кофе со сдобными булочками. Такой уж здесь обычай – не то подходит человек и выгоняет вон.

Тут, у Семадени, и есть самая биржа. Сюда собираются маклеры со всех концов света.

Здесь всегда крик, шум, гам, как – не в пример будь сказано, – в синагоге: все говорят, смеются, размахивают руками. Иной раз ссорятся, спорят, затем судятся, потому что при дележе куртажа вечно возникают недоразумения и претензии; без суда посторонних лиц, без проклятий, кукишей и оплеух никогда ни у кого – в том числе и у меня – не обходится [ШОЛОМАЛЕЙХЕМ].

«Духовность» патриархального Киева быстро сдала позиции под натиском мощной волны предпринимательства, ворвавшейся в город вместе с индустриальной эпохой «модерна». Лихорадочный «еврейский» импульс деловой активности сильно повлиял на ментальность коренных киевлян, что отмечал еще Николай Лесков в 1883 г.:

Тут мы, молодыми ребятами, бывало, проводили целые ночи до бела света, слушая того, кто нам казался умнее, – кто обладал большими против других сведениями и мог рассказать нам о Канте, о Гегеле, о «чувствах высокого и прекрасного» и о многом другом, о чем теперь совсем и не слыхать речей в садах нынешнего Киева. Теперь, когда доводится бывать там, все чаще слышишь только что-то о банках и о том, кого во сколько надо ценить на деньги. Люди нынешнего банкового периода должны нам простить романтическую чепуху нашего молодого времени.

Любопытно подумать, как это настроение отразится на нравах подрастающего поколения, когда настанет его время действовать… [ЛЕСКОВ. Гл. 2. С. 135].

Через тридцать пять лет, когда настало время активных действий, и, как заметил Михаил Булгаков, «вышло совершенно наоборот», лишь малая часть этого поколения пошла за «белыми», другая встала на сторону «красных». Дореволюционные знаменитости – те, кто составлял славу Киева и обеспечивал городу процветание, эмигрировали. В их числе и семья Зацйевых-Ландау. Все всё потеряли, а приобрели то, о чем отнюдь не мечтали и не стремились обладать… Что касается евреев, то время обошлось с ними особенно жестоко. Илья Эренбург – то же урожденный киевлянин, писал в своих знаменитых воспоминаниях «Люди, годы, жизнь»:

В Киеве жило много евреев. Когда я еще был мальчишкой, мой двоюродный брат, студент, показал мне на Крещатике человека в очках, с длинными волосами и почтительно пояснил: «Это – Шолом- Алейхем». Я тогда не знал о таком писателе, и мне он показался одним из ученых чудаков, которые сидят над книгой и выразительно вздыхают. Много позднее я прочитал книги Шолом-Алейхема, я и вздыхал, и смеялся, мне хотелось вспомнить лицо ученого чудака, мелькнувшее на Крещатике. Шолом-Алейхем называл Киев «Егупцем», и люди этого города заполняют его книги. Их дети и внуки простились с Егупцем в Бабьем Яру15…[ЭРЕНБУРГ. Кн. 2. Гл. 9].

К началу ХХ в. Киев стал и важным центром транспортного сообщения Российской империи, контролируя экспорт зерна по железной дороге и по реке Днепр. Некоторые новые технологии в Российской империи впервые внедрялись именно в Киеве: в 1892 г. была запущена первая электрическая трамвайная линия в Российской империи, в 1912 г. построены первый стационарный стадион и первый и единственный в дореволюционной России небоскреб высотой более 60 м16. Здание возводилось по заказу строительного магната, купца 1-й гильдии Льва Гинзбурга, входившего в десятку самых богатых киевлян. Оно было наиболее современным в Киеве, поскольку имело редкие в то время кованые лифты американской фирмы «Отис». Жилые дома такой высоты, как «небоскрёб Гинзбурга», в начале XX в. существовали лишь в США, Германии, Аргентине и Канаде.

В Киеве работали такие выдающиеся деятели авиации, как пионер в области высшего пилотажа Петр Нестеров и знаменитый авиаконструктор Игорь Сикорский—создатель первых в мире многомоторных самолетов «Русский витязь» и «Илья Муромец».

Со второй половины ХIХ в. в городе постепенно развивалась театральная и музыкальная жизнь. С 1870-х годов в Киеве жил и работал композитор Н.В. Лысенко, создатель украинской оперной классики. Киевскую оперный театр – «Русская опера» (открыт в 1867 г.), неоднократно посещал П.И. Чайковский и оставил положительные отзывы как о мастерстве актёров и музыкантов, так и о художественном оформлении спектаклей. В 1890 году композитор сам руководил постановкой в Киеве своей оперы «Пиковая дама». В 1890-е годы была осуществлена постановка «Снегурочки» Н.А. Римского-Корсакова, на которой присутствовал автор, а С.В. Рахманинов выступал в качестве дирижёра на постановке своей оперы «Алеко».

С сезона 1869–1870 гг., когда в Киеве начали гастролировать театры оперетты, этот музыкальный жанр приобрел особую популярность у киевлян. 1901–1912 гг. в Киеве ежегодно бывал петербургский театр С.Н. Новикова «Пассаж», в котором выступали многие звезды российской оперетты. По данным адресного справочника за 1907 год, в Киеве на тот момент существовало семь постоянных театральных сцен – театры Соловцова, Бергонье, два народных дома, «Русская опера», театр в Контра́ктовом доме и «Малый театр» – см. [РИБАКОВ].

Особенно славилось Музыкальное Училище Киевского Отделения Императорского Русского Музыкального Общества, преобразованное в 1913 г. в Киевскую консерваторию, из стен которой вышел величайший пианист ХХ столетия Владимир Горовиц. В этом учебном заведении работали такие выдающиеся музыканты и педагоги, как Рейнгольд Глиэр, Григорий Беклемишев, Феликс Блюменфельд. Училище было в учебно-образовательной системе Российской империи на редкость либеральным заведением, в него принимались без ограничения «лица обоего пола, всех наций, сословий, вероисповеданий» – см. [ЗИЛЬБЕРМАН].

Проживание в Киеве значительного числа еврейских <…>, учителей, юристов, врачей способствовало развитию интенсивной просветительской деятельности. Киевское отделение Общества для распространения просвещения между евреями в России содержало два еврейских детских сада, образцовый хедер, субботнюю школу для взрослых, библиотеку (около шести с половиной тысяч книг) и другое17. Вместе с тем в еврейской среде, особенно в ее зажиточных слоях, росла тяга к ассимиляции. Еврейские дети составляли семь-девять процентов от общего числа учеников в нееврейских средних учебных заведениях, в университете в 1911 г. около 17% от общего числа студентов составляли евреи, а в Музыкальном училище число студентов-евреев в отдельные годы превышало 50% – см. [ЗИЛЬБЕРМАН].

И все же в культурном отношении Киев явно уступал не только обеим российским столицам, но и Одессе. Особенно это касалось литературного сообщества. Здесь в 1903–1905 гг. обретался гений идишевской литературы Шолом-Алейхем, но, судя по отсутствию каких-либо упоминаний имени этого еврейского писателя в эпистолярии Алданова, его персона гимназиста Марка Ландау ни в каком качестве не интересовала. Из русских литераторов конца ХIХ начала ХХ в., получивших всероссийскую известность, в этом городе несколько лет жил только Александр Куприн (1894–1901 гг.). В некрологе «Памяти А.И. Куприна» (1938) Алданов писал:

Не принадлежа к числу самых близких к нему людей, я очень его любил и хорошо знал, – впервые увидел лет тридцать пять тому назад, еще будучи гимназистом [АЛДАНОВ-СОЧ (IV].

Говоря о киевских писателях, нельзя не упомянуть также такого знаменитого уроженца этого города, как Александра Вертинского, который в годы своей молодости (1905–1913) подвизался в Киеве в качестве литератора: он писал театральные рецензии на выступления знаменитостей, публиковал небольшие «декадентские» по духу рассказы в местных газетах: в «Киевской неделе» – «Портрет», «Папиросы Весна», «Моя невеста», в еженедельнике «Лукоморье» – рассказ «Красные бабочки» – см. [СКОРОХОДОВ]. Вертинский был завсегдатаем литературно-художественного салона Софьи Зелинской, где собирались такие выдающиеся деятели первого русского авангарда, как художники Александра Экстер, Марк Шагал, Казимир Малевич, Александр Осьмеркин, Натан Альтман, поэты Михаил Кузмин, Бенедикт Лифшиц и др. Салон С.Н. Зелинской – единственный в своем роде киевский «культурный очаг», оставивший яркий след в истории русской культуры начала ХХ в. Но, отметим, молодой Марк Ландау в число птенцов этого гнезда русского модернизма не входил и ни с кем из вышеперечисленных его завсегдатаев никогда не поддерживал отношений.

Киеву как «альма-матер» повезло с мыслителями «серебряного века»: здесь родились и жили такие выдающиеся русские философы-персоналисты, как Николай Бердяев и Лев Шестов. С ними Марк Алданов познакомился и поддерживал отношения в 1920-х гг., находясь уже в эмиграции. В одном университете с Алдановым, как он сообщал Василию Маклакову, учился выдающийся русский православный историк Василий Зеньковский:

Книга его об истории русской философии ценна и беспристрастна18. Он очень ученый человек. Мы с ним когда-то учились в университете, но он был тремя курсами старше меня, а с тех пор я его ни разу не видел. В ту пору он был, как и я, на физико-математическом факультете […НЕ-СКРЫВ-МНЕНИЯ. С. 41].

Такова в общих чертах физиономия города, в котором появился на свет Марк Ландау, в котором прошли его детство, отрочество и студенческие годы.

6Автор выражает глубокую благодарность доктору Жервез Тассис-Рандеггер (Женева) и доктору Эрнсту Зальцбергу (Торонто), взявшим на себя труд прочесть рукопись и макет книги и сделавшим ряд ценных замечаний, а также Ростиславу Толчинскому (Париж), любезно приславшему фотографию могилы супругов Алдановых в Ницце.
7Калогатия – гр., Kaloskagathos (др.-греч. καλοκαγαθία – «прекрасный и хороший», «красивый и добрый») – термин античной этики, составленный из двух прилагательных: καλός (прекрасный) и ἀγαθός (добрый), что в приблизительном переводе означает «нравственная красота». Этот одновременно социально-политический, педагогический, этический и эстетический идеал человеческой личности повлиял на идеальное понятие гармонически развитой личности, существующее в культуре Нового времени.
8Find a Grave: URL: https://www.findagrave.com/memorial/75714943/ mark-alexandrovich-aldanov.
9См. в наст. книге раздел: БИБЛИОГАФИЯ ПО ТЕМЕ «АЛДАНОВЕДЕНИЕ».
10См. письмо М.А. Алданова В. Н. Муромцевой-Буниной от 7 декабря 1953 года [ГРИН (II). С. 113].
11Так он официально именовался в метрической книге, копия из которой имеется в его личном деле студента Киевского университета Св. Владимира, хранящегося ныне в Государственном архиве г. Киева: Фонд № 16, опись 464, ед. хранения 5866 (на 31 листе).
12«Киев – колыбель святой веры наших предков и вместе с сим первый свидетель их гражданской самобытности», – сказано в высочайшем указе императора Николая Павловича об учреждении киевского университета Св. Владимира.
13По количеству сахарных заводов (в 1891 г. их было 63) Киевская губерния занимала первое место в Российской империи.
14На самом деле число евреев было больше, так как многие уклонялись от регистрации: URL: http://www.ejwiki.org/ wiki/Киев_ (еврейская_община).
15Бабий Яр (укр. Бабин Яр) – урочище в северо-западной части Киева. Это место получило всемирную известность как место массовых расстрелов гражданского населения, главным образом евреев (150 тыс. человек), цыган, киевских караимов, а также советских военнопленных, осуществлённых немецкими оккупационными войсками и украинскими коллаборационистами в 1941 г., см. Бабий Яр: URL: http://www.eleven.co.il/jewish-people-history/ holocaust/10370/.
16Это здание было построено по проектам одесских архитекторов А. Минкуса и Ф. Троупянского.
17Киев: URL: http://eleven.co.il/diaspora/communities/12072/.
18«История русской философии». В 2-х тт. Париж, YMCA-PRESS, 1948 и 1950.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53 
Рейтинг@Mail.ru