– Проходи, Савин, – мурлыкнула ведьма, и ее голос сладким холодком пробежал по нервным окончаниям генерала, – располагайся… Ты как предпочитаешь пить кровь? С солью или с перцем?
Савин, оглянувшись на всякий случай, а то мало ли, вдруг вурдалаки по углам прячутся, спокойно ответил:
– Можно коктейль сделать.
– О-о-о! – весело блеснула ведьма зелеными кошачьими глазищами, – а ты начал понимать вкус извращений… Раньше, я помню, только «Степной аромат» пил…
– Еще «Три семерки», – все так же невозмутимо поправил Савин, садясь на предложенный Аглаей ветхий стул.
Он уже вполне взял себя в руки, первый шок от встречи прошел, а голова, наконец-то, получила возможность провести качественный анализ ситуации.
Понятно, что ни о какой чертовщине речи не шло, это он, конечно, конкретно затупил…
Все же, кабинетная работа расхолаживает, давно не был в полях, отвык…
Да и то, что Аглая оказалась той самой ведьмой Аглаей, с которой у него в юности были, хоть и краткосрочные, но невозможно жаркие отношения, конечно, сюрприз, но ведь он уже начал что-то подозревать еще в институте, когда наводил справки. Потому и пошел сюда, в общежитие…
С этой точки зрения его реакция, конечно, недопустимая потеря профессионализма.
Как и то, что позабыл про внешние обстоятельства. Например, про то, какой сегодня день. Ведь думал совсем недавно, вспоминал, что ему Алина, дочка, говорила про Тридцать первое октября, Хэллоуин, будь он неладен.
С этого ракурса все настораживающие факторы сразу приобретали понятный, а, главное, совершенно реальный флер. Ничего потустороннего.
И, конечно, в пробирках у Аглаи просто не могла быть кровь. А, учитывая, что она явно собиралась его этим угощать, там томатный сок. Возможно, что со спиртом.
Но какая все же ведьма!
Так его заморочила!
Он ведь, не думая ни о чем, пошел за ней, не проверяя ничего!
Савин смотрел, как Аглая химичит над пробирками, движется легко и плавно, облизывал взглядом, против своего желания даже, мягкие очертания женской фигурки: тонкую талию, красивую линию бедер, круглую задницу… Роскошь волос над всем этим. И постоянно бросаемые на него внимательные взгляды.
Интересная девчонка превратилась в роскошную женщину. Сладкую и манящую.
И манила его.
Но теперь Савин ощущал это не дурманом в голове, к которому не привык и которого, честно говоря, опасался, а четко улавливаемым желанием. Вполне понятным и логичным в его ситуации.
Вот только вряд ли выполнимым. Учитывая, как они расстались.
Конечно, в расставании была огромная вина Савина, но в тот момент он почему-то думал, что так будет лучше. Для него и для нее.
Они жили в одном дворе, Толик Савин и Аглая Радужная. Смешная фамилия, смешная рыжая девчонка, которую уже тогда звали ведьмой. За глаза, естественно, потому что в лицо – чревато.
Мало того, что сама рыжая могла без разговоров вцепиться в лицо неосторожному шутнику, так еще и ее «братишка» Толик Савин был очень неприятным резким парнем. И бил без предупреждения, сразу в кровь.
Короче говоря, они были той еще парочкой.
Савин считал мелкую рыжую козу своей младшей сестренкой, ведь он помнил даже, как ее из роддома принесли! Ну, не то, чтоб помнил, в два с половиной года такое вряд ли возможно, но практически!
У их родителей квартиры были на одной площадке, и все праздники – 8 марта, Новый год, 23 февраля – все общее. Жили бедно, но дружно. И весело.
Толик плохо учился, но хорошо дрался, ходил в кружок спортивной стрельбы и на шахматы. Аглая хорошо училась, а еще лучше танцевала. После школы бегала в балетную школу.
К пятнадцати годам вокруг нее начали крутиться парни, а Савин, естественно, решая этот вопрос кулаками и внушением, сам с огромным удивлением заметил, что его «сестренка» вытянулась и дико похорошела.
Такое мысли она в голове у него зарождала, что приходилось очень долго отжиматься потом. И себя ругать дико за то, что посмел даже подумать!
Она же – мелочь, рыжая, дерзкая, конопатая! Она же… Черт…
Толик сходил с ума, пытался лечиться другими девчонками, которых у него был вагон и маленькая тележка всегда, но по ночам, в жарких и бессовестных снах видел рыжий всполох волос, пухлые розовые губы, которые творили с ним невероятные, горячие вещи…
Само собой, главным ужасом для него было – показать свою заинтересованность ведьме Аглае.
Да и незачем. Савину скоро в армию идти, а ей – учиться дальше. Она в Москву хотела, в балетное училище…
И вообще… Разные они совсем. Он – оторви башка, которому прямая дорога в армию, а потом, возможно, в кадровые военные, такой был план, по крайней мере. А ей – на сцене Мариинки блистать. А просто так заводить отношения, заставлять шестнадцатилетнюю девчонку ждать себя из армии… Ну уж нет.
Короче говоря, Толик ушел в армию. На проводах жестко объяснил всем присутствующим здесь козлам, что, если кто Аглаю тронет, то он вернется и оторвет по очереди все, чем трогали.
Савина знали неплохо, потому все всё поняли.
А сама Аглая…
Она поймала его в перерыве между очередным перекуром на лестничной клетке и, разревевшись, кинулась на шею, тычась мокрыми губами везде, где могла достать.
– Толик, Толик… Я люблю тебя, я тебя буду ждать… Дурак ты такой, я же тебя так давно люблю… – плакала она, а Савин застыл с сигаретой в зубах по стойке «смирно». Везде, что характерно.
И все не мог понять, осознать происходящее.
Его «сестренка», за которой он вообще ничего подобного не замечал, вертлявая и веселая ведьмочка… Она в него влюблена? Она его будет ждать? И она, если хорошенько подумать правильным местом, даже сейчас может ему… черт!
Тут он опомнился, нашел силы оторвать плачущую девчонку от себя. Силы эти оказались последними, слишком уж ярко снизу ему транслировалась в мозг картинка, что он мог бы сделать сейчас со своей плачущей «сестренкой»… И она явно не была бы против. Очень даже «за» была бы!
От этих картинок мозг полыхнул и перегорел ко всем чертям, а Савин… Позорно смылся.
Оставил ее одну плакать на площадке и сбежал вниз, к гогочущим у подъезда парням.
Те сходу позвали его в общагу швейного техучилища, и он с радостью с ними свалил.
Ведьмочку он увидел уже утром, перед отправкой.
Она подошла к нему, пахнущему дешевыми духами, обняла за шею, посмотрела на красные пятна засосов и, криво усмехнувшись, сказала:
– Дурак ты, Савин. Я тебя все равно буду ждать.
А Савин, глядя ей в глаза, только кивнул коротко. Ему было стыдно и глупо.
Сбежал, дурак, надо же. И, главное, так всю ночь и просидел в общаге, изредка отбиваясь от норовивших утащить его в койку девчонок. Просидел, дуя одну за другой сладкий дешевый портвешок и не пьянея. Потому что адреналин, бурлящий в крови, выжигал все напрочь. И силы все были брошены на то, чтоб не сорваться, не залезть к рыжей беспечной ведьмочке в кровать и не сделать с ней все то, что так хотелось. Все то, что она бы точно позволила.
Савин служил в спецвойсках, хорошо служил, имел отличия и даже звание старшего сержанта. А в конце службы ему сделали предложение, от которого только дурак бы отказался.
Все это время ведьмочка ждала. Писала трогательные смешные письма, рассказывала о себе, об общих знакомых… Ничего особенного, но он каждое письмо ждал так, как от матери писем не ждал. И зачитывал до дыр.
И думал, что, возможно, если она согласится…
Служба ему предлагалась ответственная, но, в принципе, там можно было жениться. Правда, бросало из стороны в сторону, по всей стране. Но это же ничего. Ездят же жены за мужьями?
Домой он вернулся, как и уходил, весной.
В первую очередь зашел не к родителям, нет.
К ней.
Рыжая ведьма открыла дверь, и он обомлел. То, что в шестнадцать лет только-только проявлялось, в восемнадцать превратилось в нечто невероятное. Глаз невозможно отвести было.
Она стояла перед ним, с убранными наверх рыжими волосами, длинноногая, стройная, красивая до боли в глазах…
И тоже не могла двинуться от удивления.
А затем… затем все случилось одновременно.
Она ахнула слабо, подламливая колени, он шагнул за порог, роняя вещи и подхватывая ее на руки.
И дурея моментом от долгожданного и такого желанного ощущения стройного тела в своей власти, сходя с ума от нежного аромата волос, мгновенно окутавшего его.
Аглая молча потянулась к нему розовыми губами, и Савин не смог больше сдерживаться.
Два года жизни в самой далекой жопе мира, которую только можно было представить, два года постоянных перечитываний ее писем, постоянных мыслей о ней… Ночных фантазий…
Он взял ее прямо там, в квартире ее родителей, на стареньком диване, где они столько раз детстве играли, смотрели вместе мультфильмы, читали друг другу смешные места из книжек про животных.
Аглая сдержала слово. Она его ждала.
И Савин, едва обнаружив это, постарался немного угомонить зверя, быть нежнее.
Ох, как хороша она была, его рыжая ведьма, его ночное сладкое марево!
Нежная, тонкая, отзывчивая! Тронь – и зазвенит струной, по сердцу мелодией пройдется! Она вздрагивала от его смелых ласк, но не отстранялась, только сильнее прижималась.
И в самый главный момент тоже не отстранилась. Просто напряглась и тихо ахнула, тут же обняв его еще крепче и шепча что-то невразумительное и сладкое. После чего Савин просто не смог сдерживаться.
Диван дико скрипел, рукам и ногам не хватало места, но в тот момент все казалось ненужным, все, кроме нее, его девушки, самой лучшей, самой чистой, самой… его.
Савин потом много чего испытал в жизни, она была крайне насыщенной на эмоции и действия. Но вот этот их первый раз с рыжей ведьмой Аглаей из памяти никогда до конца не выветривался. Как самое лучшее, самое правильное событие на свете.
То, на что стоит ориентироваться.
То, что будет вспоминаться всегда.
В самый лучший и в самый худший моменты жизни.