Мария Высоцкая
Законы безумия – 2. Искушение
Глава 2
Герда
Сдан последний экзамен. Еще одно «отлично» в закрытую на этот год зачетку.
Безразлично вышагиваю по длинному коридору, а радости нет. Даже толики улыбки. Мне все равно. Я потеряна во всей этой веренице дней. Мне слишком одиноко, мне слишком стыдно, что Богдан лишился своих планов на этот год из-за меня. Я часто об этом думаю. Думаю о том, что было бы… если…
Этих «если» сумасшедшее количество. Крепче сжимаю ручки сумки, смотря в окно. На улице нещадно палит солнце, а мне холодно. Я продрогла, как в самый ледяной месяц года. Светка подхватывает меня под руку, и я вздрагиваю. Она вырывает меня из моего кокона, но не лишает уже такой привычной апатии.
– Ну что у тебя?
– Пять…
Глупый вопрос, конечно.
– Блин, Гольштейн, где тебя такую умную нашли? – смеется. – У меня трояк, кстати. Мы сегодня отмечать едем. Ты с нами? Закрытие сессии, все дела.
– Не знаю…
– Что – не знаю, год вместе учимся, а у тебя вечно отмазы. Папа, что ли, не пускает? Или папик?
Света уже давно не против узнать о моей личной жизни больше, но я ловко осаживаю любые ее поползновения в эту сторону.
– Просто мне это неинтересно, – пожимаю плечами.
– Кого ты лечишь?
– Свет, я подумаю до вечера.
– Ладно. Ой, смотри, какой красавчик идет, к нам, по ходу, – развязно цокает языком, облизывая пухлые губы.
– Герда, привет!
Гриша заинтересованно рассматривает Светку, ухмыляется.
– Вы знакомы? – Света приподымает бровь.
– Да, это Григорий Назаров, мы вместе учились в Англии. Непонятно только, что он делает здесь.
Пытаюсь улыбнуться, но голос меня не слушает, язвлю.
– Да он на тебя запал, – шепчет мне на ухо.
Закатываю глаза. Только Назарова мне не хватало и Светкиных сплетен.
Света выказывает свое недовольство и намекает на мою, по ее мнению, умственную отсталость – не понимать очевидные вещи. Поправляет выбившуюся из укладки прядь черных, как вороново крыло, волос. Она очень эффектная. Высокая, с сочной фигурой, большой грудью и зашкаливающим самомнением. Хотя, по поводу последнего, мы все здесь такие. Поголовно.
– Мне все равно, – продолжаю отмахиваться от сватовства.
– Девчонки, может, сходим кофе попьем? Я угощаю…
– Мы не против….
– Против, – вторю, но выходит неубедительно.
– Пошли, – снова на ухо, – тебе не нужен, так дай мне поиграть, – крепко сжимает мой локоть. – Гришенька, – проводит пальчиками по его плечу, немного выпячивая грудь.
Назаров хмурится и переводит взгляд на меня.
– Мы согласны, да, Герда?
– Отлично…
– Кстати, Григорий, не хочешь с нами завтра потусить? У нас вечеринка, закрыли сессию.
– Можно…
Звучит это очень безразлично.
– Герда, а ты подумай, я очень надеюсь, что ты не бросишь меня одну.
– Тебя бросишь…
Выходим из здания, Гриша блещет своими шуточками, Светка наигранно ржет, а я смеюсь над ее смехом.
Весь этот бред раздражает. И они раздражают. Мы не друзья. Не получается у меня дружить. Не умею я. Дефектная, видимо.
Закатываю глаза, на мгновение, поворачивая голову вправо, и застываю. Не верю своим глазам. Это мое воображение? Богдан делает шаг навстречу, и я завороженно его рассматриваю, накрывая рот ладонями.
Он настоящий. В груди что-то лопается, мир становится ярче. Все вокруг кажется другим, словно ранее неизведанным. В глазах встают слезы. Соленые слезы счастья. Это лучшее, что происходило со мной за последнее время. Пальцы начинает покалывать от дикого желания дотронуться до него.
– Богдан, – непроизвольно перехожу на крик, не в силах сдерживать эмоции, – мой Богдан, – несусь вниз, крепко обнимая его шею, и, немного подпрыгнув, обвиваю его ногами, – почему?
В голове столько вопросов. Как? Он же только через две недели… глаза повторно застилает пеленой слез. Я почти ничего не различаю, лишь остро чувствую его запах. Такой родной. Мой.
– Умка…
Слышу его голос и окончательно схожу с ума, Шелест укачивает меня, как ребенка, а я все еще не верю, что все закончилось. Не верю, что он рядом. Что я не одна.
– Хватит соплей уже.
– Ты гад! Почему ты не сказал? – улыбаюсь сквозь слезы. – Шелест, ты изверг, слышишь!
– Сюрприз…
Всхлипываю. Мой родной, как же я тебя ждала.
Богдан – не просто человек, которого я люблю. Он мой друг, он все для меня. Я без него не я. Без него я теряюсь среди толпы этих людей. Становлюсь безликой тенью или же безжалостной с*кой. Становлюсь той, кем не хочу быть. Совсем не хочу.
– Это самый ах*енный сюрприз, Шелест, – говорю его же словами.
– Не ругайся, – смеется, касаясь моих губ. – Налуплю…
Это едва ощутимое касание губами переворачивает мой мир наизнанку. Мне так хорошо. Тепло. Словно ледяная стена, огораживающая меня от мира, растаяла.
Улыбаюсь, опуская ноги на землю.
Богдан громко просит всех разойтись, а я лишь после этих слов понимаю, что мы не одни. Вокруг люди. Очень любопытные люди. Теперь мне точно не отвертеться от Светкиных вопросов.
– Я так соскучилась, сильно-сильно, – вдыхаю, отчетливо чувствуя запах табака. – Ты куришь?
Он ведь стоял с сигаретой… Это точно мой Богдан?
– Уже бросаю.
Киваю. Прижимаюсь к его телу, вдыхая такой родной запах. Пока я не понимаю, что все изменилось. Он изменился. Пока я все еще живу воспоминаниями прошлого и мечтами о будущем. Пока я окутана розовым мирком моих грез. Но изменения уже в нас самих. Мы просто их не видим. Вскоре они дадут о себе знать, образуя за собой шлейф последствий.
– Мой хороший, я так тебя ждала…
– Пойдем отсюда уже, никого не хочу видеть, с тобой хочу, слышишь?
Киваю, тая в его объятьях. Его теплые руки просто прожигают ткань моего платья, и мне хочется, чтобы его не стало вовсе.
Мы идем по тротуару, крепко держась за руки. Мне кажется, секунда, я обернусь и пойму, что это – мое больное воображение. Но нет, я поворачиваю голову в пятый раз, а Богдан продолжает идти рядом.
– Куда мы идем?
– Не знаю, просто идем.
Он говорит с присущим ему безразличием. Это с силой бьет по нервам, но я молчу.
Разговор не клеится. Мы оба молчим, а у меня подрагивают губы. Почему так? Почему нам дискомфортно? Это же неправильно, но это так. Опускаю голову, рассматривая свои туфли, красивые ярко-красные в сочетании с белыми носочками и джинсовым платьем, подпоясанным красным ремешком, они выглядят еще волшебнее. Эти туфли – любовь с первого взгляда.
Шелест – моя больная любовь с первого взгляда. Я поняла это не так давно. Но он засел в моей голове с самой первой встречи, там, в автобусе.
Между нами было столько всего, а теперь мы словно чужие, хоть и идем на расстоянии нескольких сантиметров.
– Тебе нравятся мои туфли? – останавливаюсь, и Шелест тормозит следом.
– Чего?
– Туфли, тебе нравятся мои туфли?
Богдан хмурится, а после начинает дебильно улыбаться.
– Мы будем обсуждать твои туфли?
– Да. Потому что других тем у нас, по-видимому, нет…
Он щурится от солнца, поглаживая мое запястье большим пальцем, но продолжает молчать. Отпускает мою руку, вытаскивая из джинсов сигареты. Ненавижу этот отвратительный запах.
– Гера, – прикуривает, двигаясь вперед, – не начинай…
Он говорит с паузами. За время их расстановок мы оказываемся в небольшом парке или аллее.
Но я его не слушаю. Смотрю в его глаза и пугаюсь собственных мыслей. А вдруг на этом все? Вдруг он больше не любит… пока он был там, я частенько сидела на одном форуме, так вот, там рассказывали о интересной статистике. Пары, подобные нам, очень часто расстаются в первые три месяца после демобилизации.
– Умка, ты тут?
– Да, задумалась просто…
– Мне уже страшно. Что придумала?
– Что?
– Проблему какую на этот раз нашла в наших отношениях?
– Никакую…
– У тебя на лбу красненьким мигает – нашла!
– Хватит издеваться, просто я переживаю… я тебя ждала и…
– А я пойду бухать и бл*довать? Так, по-твоему?
Морщу нос, потому что звучит это отвратительно, да и после того, как он это озвучил, мои дурацкие подозрения начинают таять.
Шелест ничего не говорит. Просто смотрит. У него пожирающий взгляд. Это возбуждает. Я безумно соскучилась, во всех отношениях. По его объятиям, поцелуям, присутствию… я до дрожи в пальцах его хочу. Теплый ветер обдувает мои голые ноги, а воображение убеждает, что это ладони Богдана. Теплые, сильные. Они пробираются все выше, минуя икры, колени, задирая подол сарафана. Вздрагиваю, смущаясь своих фантазий.
– Давай не будем ругаться, Умка, я много чего хочу с тобой сделать, и ругань совсем не входит в мои планы…
У него низкий голос. Он завораживает. Я оглушена его словами. Сглатываю, замечая, как горят его глаза. Теперь ярко вижу в них желание.
– Ты скучал по мне?
– Конечно, скучал…
Касается пальцами моей щеки, медленно опускаясь к губам. Приоткрываю рот, проводя языком по подушечке его пальца, улыбаюсь, потому что Шелест сильнее сжимает мою талию, опуская руки ниже.
Мы стоим у скамейки, мимо нас изредка проплывают люди, но мы видим лишь друг друга. Это наваждение. Истинное сумасшествие. Обхватываю его лицо ладонями и не чувствую своих слез. Смотрю, и мир переворачивается в очередной раз.
– Что за упырь вокруг тебя околачивается?
Вопрос звучит слишком неожиданно. Шелест переводит тему, отвлекает, он всегда так делает.
– Кто? – не сразу соображаю, о ком он. – А, это, – губ касается усмешка, – Гриша… мы вместе учились…
– Чему учились?
– Ты ревнуешь?
– Я ревную, – уверенно, но развязно.
Наверное, это одно из тех качеств, которые меня в нем цепляют. Он говорит правду, то, что чувствует на самом деле, но не выглядит глупо или жалко. Наоборот…
– Мой хороший, – провожу коленом по его ноге, а пальцы уже пробрались под футболку.
– Блин, Гера, прекрати, я и так тебя хочу.
– Я чувствую, – улыбаюсь, – подожди, – вытаскиваю из сумки трезвонящий телефон.
Папа. С чего вдруг? Он же не в стране даже…
– Привет…
– Ты где шляешься?
– Я…
– Домой, живо!
– Папа…
– Я сказал, домой! И чтобы водитель тебя по городу не искал.
Он гневно орет в трубку, и у меня стынет кровь. Убираю телефон, несколько раз чуть не выронив его из рук. Меня пронзает холод вечного отцовского безразличия, но теплые руки Богдана вырывают из этого мрака.
– Все хорошо?
Качаю головой.
– Мне нужно домой, прости, отец…
– Я провожу…
***
Дома меня встречает взволнованная Даша. Она словно специально поджидала меня у порога. Не успеваю перешагнуть его, как она выталкивает меня на крыльцо. Мое недовольство почти вырывается наружу, а она накрывает мне рот ладонью. Я в ярости.
– Прости. Тихо, – шепчет, – нас не должны слышать.
– Что происходит? – шепчу на повышенных тонах.
– Броня привел домой своего партнера и его сына.
– И что?
– Ты не понимаешь зачем?
– Он вечно кого-то приводит.
– У нас огромнейшие финансовые проблемы. Он хочет выдать тебя замуж и решить все свои неурядицы!
– Замуж? – делаю шаг назад.
Хочется смеяться. Это же сон. Идиотский сон. Мы в двадцать первом веке, он не может, если я не захочу… ору в своих мыслях, но даже там, там мне кто-то усмехается. Скалится над моей глупостью. Конечно, он может. Может все что угодно. Я все та же кукла. Марионетка в его руках. Ничего не поменялось. Я просто выдумала для себя этот чертов мир, в котором пребывала весь минувший год.
– Герда, все хорошо?
– Да, – сжимаю Дашкину ладонь, я впервые в жизни рада ее присутствию, – что мне теперь делать?
– Для начала убрать с лица эту кислую мину и пойти в гостиную.
– Зачем? У меня нет желания…
– Будь умнее, сделай вид, что делаешь то, чего от тебя ждут!
– С чего такая доброта? – вырываю руку, одаривая презрительным взглядом.
– Это простая солидарность, женская. И к тому же, этот человек… с которым хочет работать Броня… он мне не нравится, ничего хорошего он не принесет. И сын его…такой же…
– А ты, я смотрю, сама проницательность, – язвлю, а саму окутывает мелкой дрожью.
Даша устало вздыхает и дергает ручку двери, возвращаясь в дом. Иду за ней следом.
– Прости, – шепчу за ее спиной.
– Все нормально.
Мы выходим в гостиную, взгляд фиксируется на трех мужских спинах, две их которых кажутся знакомыми. Первая – это мой отец, а вторая…
– Вот и мои девочки, – отец поворачивается, сжимая в руке бокал. – Герда, Дарья, познакомьтесь, мой будущий партнер – Назаров Евгений Олегович, и его сын Григорий.
Гришка поворачивается ко мне лицом, выбивая из легких остатки воздуха. Это просто невероятно. Мне смешно, но стоит взглянуть в его глаза, и становится страшно, он больше не смотрит на меня как на божество, нет, теперь он снисходит до меня. Прожигает похотливым взглядом, от которого становится не по себе.
– Гриша, – выдавливаю улыбку, – неожиданная встреча…
– Не скажи, – усмехается, – думаю, закономерная.
Отец довольно хлопает его по плечу, что-то говорит, а я в панике и трансе ищу пути отступления. Обед, плавно перетекающий в ужин, проходит оживленно для всех, кроме меня. Я вяло ковыряюсь вилкой в салате и думаю о том, что могла бы быть сейчас в другом месте.
После ухода гостей помогаю Любаве убрать со стола. Она рассказывает какие-то истории, Дашка смеется. Кстати, они быстро нашли общий язык. Они ржут, а я нахожусь в своем отравляющем душу мирке.
– Герда, зайди ко мне, – смех стихает. Голос отца сочится металлом, кажется, привкус этого самого металла расплескался по моим губам.
Киваю и шагаю за ним.
В кабинете горит только торшер, стоящий у кресла. В полумраке происходящее кажется еще опаснее. Заламываю пальцы в своем непонимании и ужасе того, что отец от меня хочет. Замираю у окна, стараясь дышать ровнее. Вдох-выдох.
– Как тебе Григорий? Он сказал, что вы учились вместе…
– Учились…
– Хороший парень, смышленый. Мы с его отцом проводим небольшое слияние наших предприятий…
– Рада за вас…
Отец смеряет меня тяжелым взглядом. Я чувствую его затылком.
– Будет прекрасно, если вы поженитесь. Это укрепит бизнес. Ты же понимаешь, что когда-то должна внести свою лепту в семейный бизнес?
– Понимаю, – с грустной усмешкой, – только я этого не просила. Бизнеса, этих денег…
– Что-то я не заметил, чтобы ты отказывалась от них все это время, – он зло смеется.
– Тебе это нравится, да? Нравится меня попрекать, унижать, ты испытываешь от этого какой-то особый кайф?
До боли закусываю губы, чтобы не заплакать.
– Закрой свой рот, неблагодарная дрянь. Я хотел по-хорошему, – он быстро пересекает расстояние, которое нас разделяет, и с силой сжимает мои запястья, – но ты, как и твоя мать, идиотка, – встряхивает меня, – поэтому будешь делать все, что я скажу.
Меня переполняет ненависть. Ярость затуманивает разум. Мне больно. Мне так больно и противно оттого, что здесь происходит.
– Не буду, ничего не буду, – кричу ему в лицо, а после получаю хлесткую пощечину.
Онемевшая от этого действия, прижимаю ладонь к месту удара, почти не моргая. Воздуха становится все меньше. Начинаю задыхаться. Чувствую, как кровь упрямой струей стекает по губам и подбородку. Пульсация в висках зашкаливает, а тело потряхивает. Я почти не различаю стоящей в кабинете мебели.
– Этот су*онок вернулся, да? Поэтому такая смелая? – отец продолжает кричать, нависая надо мной. – Тебе было мало, – дергает меня за руку, – мало того, что из-за тебя он потерял год, этот год важен для него как для спортсмена. Ты портишь его жизнь одним своим присутствием!
Он давит на больное. Знает. Знает…
– Значит, мало…
– Почему ты так говоришь? Почему? Что он тебе сделал? Зачем? – сотрясаюсь в своих рыданиях, падая на колени.
– Герда, – отец смеряет суровым взглядом, от которого хочется удавиться, – я не вижу смысла протягивать руку туда, где нет надежды. Он не для тебя. У него ничего нет. Ты привыкла жить иначе. Я растил тебя для другого. И этого не изменить, как бы ты ни старалась, – в секунду интонация меняется. Гнев исчезает. Ему на смену приходит полный спокойствия и размеренности голос. Голос моего отца, который страшен в любом своем обличии.
– Что ты такое говоришь, папа? Что? – глотаю собственные слезы.
– То, в чем ты не хочешь себе признаться. Тебе не место рядом с ним.
– Не говори так, я его люблю, люблю его! – шепчу, прижимая пальцы к губам, в ужасе смотря на отца.
– Сколько сможет выдержать твоя любовь? Сколько ты сможешь так жить? У него нет ни гроша. А вот ты, – он надрывно смеется, издевательски оглядывая меня с ног до головы, – сколько выдержишь ты? Без денег, связей, друзей? А? Ты уже выросла, перед тобой сейчас открыты все дороги, и только тебе решать, куда идти. В большое и светлое будущее с Гришей или же в паскудное существование во мнимой любви, которая перерастет в ненависть, как только у тебя закончатся деньги?! Дилемма, не правда ли?
– Ты бездушный монстр, слышишь, я тебя ненавижу!
Сжимаюсь в комок, до безумия боясь еще одного удара. Всхлипываю, осмеливаясь поднять глаза. Его лицо искажено яростью. Он готов убить меня прямо здесь. Разодрать в клочья. Но я продолжаю смотреть на него на свой страх и риск, выпрямляю спину.
Отец не позволяет.
Еще один удар, и я теряю сознание.
Глава 3
Богдан
Не так я представлял нашу встречу. Совсем не так. Несся как сумасшедший, а когда увидел, словно онемел, как полнейший придурок. Смотрел на нее и задыхался от переполняющих эмоций. Она стала еще красивее. Моя Гера. Она такая одна. Одна… способная сводить сума, творить полнейшее безумство. Я помешан на ней. Всегда был помешан, с самого первого взгляда.
Смотрел на нее и не мог оторваться. Хотелось к ней прикасаться. До боли в пальцах, до скручивающихся сухожилий. Адская ломка по моей девочке. Она расстроилась. Сначала от моего молчания. После – от звонка отца. Винит себя в том, что папашка отыгрался на мне. Я бы тоже, наверное, винил… точнее, винил первый месяц, просто проклинал. Не жалел о том, что с ней связался, нет. Просто злился. Злился. Но никогда бы не отказался. Был в ярости из-за обрушившихся надежд. Домой приехал к вечеру следующего дня. Все-таки встретился с Максоном. Этот черт позвонил сразу, как только мы с Герой разошлись. Словно чувствовал.
Я проводил Геру до машины, дальше она не позволила. Только сильнее стискивала мою ладонь. Плакала. Знаю, что плакала. Еще при мне глаза пеленой покрылись. Уверен, что в машине рыдала. Некрасиво все вышло, не так я хотел и представлял. Но получилось, как получилось. Вечером бухали на какой-то даче. Не помню и половины того, что происходило. Бухло, девки, громкая музыка… Домой вернулся с бутылкой минералки. Под недовольным взглядом Ма прополз в кухню.
– Объяснишься? Где ты был? Я чуть сума не сошла…
– Я отправил смс.
– Буду завтра. Все хорошо. Богдан, – цитирует, смотря на меня с укором.
– Прости, мам, как-то так вот вышло. Макса встретил.
– Опять этот Федосеев. Я думала, ты с Гердой встречаться шел…
– А у нее как всегда ….
– Ладно, – все еще пригвождает к месту грозным взглядом, – будем считать, что этого всего не было.
Киваю, присаживаясь на стул.
– Ты когда к Георгию Ивановичу пойдешь?
– Завтра, мы договорились, он обещал и работку подкинуть. У них секция без тренера осталась.
– Это хорошо. А с учебой?
– Не нагнетай. Прорвемся, – делаю очередной глоток воды.
– Ой, Богдан, не нравится мне все это.
– Что?
– Гуляния твои, и с Гердой… что произошло?
– Мам!
– Ладно. Я тут думала, в общем, вот, – протягивает ключи.
– Это что?
– Это от городской квартиры.
– Ты же ее сдаешь.
– Жильцы неделю как съехали, а новых я не нашла. Да и все равно тебе придется что-то снимать, расстояние неблизкое. А тут хоть какая-то экономия.
– Мне-то да, а тебе – не очень. Ты так-то этот дом арендуешь.
– Если ключи даю, значит, платить аренду в состоянии и без этого.
– Чет ты мне зубы заговариваешь…
Мама хитро улыбается и, оставив ключи на столе, выходит из кухни.
– Ну, я так и думал.
Следующую неделю бегаю с доками, пашу на тренировках и тренирую сам. Устал адски. Только и успеваю, что до кровати доползти и спать завалиться.
Гера сидит дома. Заболела. Но мне верится в это с трудом. Я все выясню, но уже тет-а-тет. Иваныч доволен мной по всем фронтам, но чуть не убил, когда почувствовал запах сигарет. Курить я бросил, ну вы поняли?!
В воскресенье с утра целый день мотаюсь по городу. Сначала треня, потом индивидуальная тренировка, потом поход за жратвой, а то в холодильнике все мыши передохли. К вечеру звоню Мелку, они с Катькой должны сегодня ко мне подъехать. Так еще и не виделись. Пересекаемся как раз у подъезда.
– Здорово!
Обнимаю этого кабана. Отожрался от безделья.
– Здорово.
– Богдан, привет, – Катрин улыбается, прижимаясь к Сереге, – мы, кстати, не одни. Смотри, кого прихватили. Всех забыла уже, да, Тань?
Мелкова с кроткой улыбкой вылезает из машины, приглаживая ладонями подол синего платья. Темные волосы завязаны в высокий тугой хвост, а лицо меняется от нахлынувших эмоций.
– Богдан…
– Танюха, – притягиваю к себе, – красотка.
Таня облизывает губы, смущаясь, в отличие от Сереги. Тот довольно улыбается, гордится сестрой.
– Ты так изменился, – обхватывает руками мою шею, целуя в щеку.
Хмурюсь. Нагнетается какая-то неприятная атмосфера. Она витает в сознании, но пока до конца не сформировалась.
– Пойдемте уже, дождь начинается, – открываю дверь парадной. Пока все заходят, пробегаю глазами по небу. Погода шепчет.
– Пошли, ща Макс приехать должен.
– Федосеев? Вы общаетесь до сих пор? – Катька округляет глаза. – Не думала…
– Да я тебе уже как-то говорил, что вредно…
Куликова морщится, совсем не довольная моим ответом. Открываю дверь, пропуская всех в квартиру.
– Направо сразу, сворачивайте в кухню.
Снимаю кроссовки и набираю Геру, в ответ опять тишина… Сглатываю, вдыхая больше воздуха. Ее молчание меня злит. Очень злит. И я окончательно перестаю верить в болезнь, как и в то, что у нее все хорошо. Но бесит больше ее молчание – это такая глупость.
«Не приезжай, Богдан, не хочу тебя заразить»
Охотно, бл*дь, верю.
Чувствую, что х*рня какая-то, но не лезу, не имею привычки, хотя кому я вру? Просто в последнюю неделю настолько задолбался, что сил на выяснения отношений и думы у меня не было. Только вот почему нельзя рассказать все сразу, не делать из происходящего секретов, превращая отношения в цирк? В кухню захожу уже с улыбкой. Пох*р на все, хочу сегодня расслабиться и ни о чем не думать. В дверь стучат, а после на пороге появляется Макс.
– Ребятки, ваша мать пришла, ромчик с виски принесла, – ржет, ставя пакеты на стол. – Я дверь закрыл, – уже мне.
Киваю.
– Стаканы нужны и тарелки, нож, мы тут еды принесли, – хлопочет Танька.
– В шкафу над раковиной все.
– Покурим?
– Макс, я бросил.
– Быстрый ты. На той неделе еще… а сегодня.
– Хотя… пох*й, пошли.
– Вот, наш человек.
– Серый, пойдешь?
Мелок поднимается со стула, идя за нами. Открываю просторную лоджию, настежь распахивая окна.
– А где твоя эта?
– Серега, не начинай, – обрываю на полуслове.
– А-ха-ха, я смотрю, он тоже Геру Брониславну всей душой любит.
– Заткнись, Максон.
– Да я молчу, – затягивается, облокачиваясь на перекладину открытого окна.
На улице начинается дождь. Небо затягивает хмурыми и какими-то злобными облаками. Духота стоит жуткая. Одежда кажется влажной. Вдыхаю в себя последнюю каплю никотинового яда и тушу окурок. Макс заинтересованно посматривает через окно на Танюху, лоджия простилается на две комнаты. Поэтому мы прекрасно осведомлены, чем занимаются на кухне девочки. Серега недовольно наблюдает за Федосеевым, а мне остается только закатить глаза и не допустить здесь махача.
– Танюша, – Максон лыбится, рассматривая Таньку уже с каким-то особым интересом, – ты просто космос, – садится на стул, широко расставляя ноги.
– Хорош трындеть, – намеренно все это перебиваю, – пить давай.
– Поддерживаю, – вступает Серега, и Максу приходится поднять свой стакан.
– Богдаша, за тебя мы с тобой пили, поэтому давайте за прекрасных дым, – неугомонный.
Прикрываю глаза в подтверждающем кивке и делаю несколько больших глотков рома. Жидкость скатывается по горлу, отдавая какой-то желчью. Настроения как не было, так и нет. И я прекрасно знаю, что не появится, выпей я хоть бочку. Полузаинтересованно поддерживаю разговор, постоянно посматривая на темный экран телефона. Не перезвонила. Вливаю в себя еще пару стопок, но уже водки, и по сотому кругу закуриваю на балконе сигарету.
– Богдан, – Мелок оглядывается, убеждаясь, что мы стоим одни, – я не лезу, но тебе мало было из-за этой девки год потерять, клуба лишиться… ты не понимаешь, что чем дальше, тем…
– Понимаю, – стряхиваю пепел, рассматривая детскую площадку под окнами. Во дворе давно стемнело, и лишь детские качели озаряет фонарями. – Только не понимаю, почему ты так об этом печешься? Это не твоя жизнь и не твои обломы. Успокойся, расслабься и тр*хай Куликову в кайф.
– Ты ах*ел, – рыпается вперед, но я успеваю скрутить его, выворачивая руку слегка.
– Неприятно слышать? Да? – отпускаю, отталкивая от себя. – Так вот и мне – неприятно.
Серега еще с минуту тяжело дышит, поглядывая на меня с ненавистью, но злость быстро проходит. Мышцы расслабляются, я чувствую это.
– Прости, не в свое дело лезу.
– Вот именно, не в свое.
– Не нравится мне все это, Шелест.
– А тебе и не должно, главное, мне по кайфу. Верно? – хлопаю его по плечу, выдавливая из себя смех.
Гера так и не позвонила. На кухню возвращаемся каждый в своих мыслях. Эти советы начинают подбешивать с еще большей силой. Кидаю телефон на стол. Хватит на сегодня занудства.
Наливаю еще рома, пох*й, что смешиваю, и выпиваю содержимое за пару глотков. Макс тянет всех в клуб, но у меня просто нет на это сил физически. Катюха в своем сумасшествии умоляет Мелка поехать, и тот прилюбезнейше соглашается. Идиллия, мать вашу.
– Танюш, ты с нами?
– Спасибо, Максим, я домой.
Танька улыбается, хоть и капли не выпила. Она всегда такая, добрая. Настоящая.
– Давай тогда докинем.
– Я на такси, – отмахивается, а Катрин что-то шепчет ей на ухо.
– Все, поехали тогда, – командует Федосеев, и троица, сверкая пятками, сваливает за дверь.
Поворачиваюсь к Танюхе, стоящей посреди кухни.
– Давай я хоть убраться тебе помогу, потом такси вызову.
– Давай, – пожимаю плечами, мне в принципе пох. Так даже лучше, мыть с утра тарелки желания маловато.
– Прости, что спрашиваю… просто ты сегодня один…
– Так сложились обстоятельства.
– Поругались? – тяжело вздыхает.
– Нет, так, мелкое недоразумение.
– Не расстраивайся, все будет хорошо, – касается ладонью моей груди, смотря прямо в глаза.
У Танюхи большие серые глаза, по сравнению с Гериными они кажутся блеклыми. Нет в них тайны и очарования нет. По крайней мере для меня. Убираю ее руку, усмехаясь. Мне не нужна эта неловкость взглядов, эти глупые надежды в ее душе. Я знаю, что она ко мне чувствовала. Думал, прошло – оказывается, нет.
– Не стоит, – говорю сдержанно. Стараясь не грубить.
– Прости, – хмурится, присаживаясь на стул, – я просто хотела, – поднимает голову, – просто хотела тебя поддержать.
– Спасибо. Тань, я мальчик взрослый, мне жилетка поплакать не нужна. Сам справлюсь.
– Извини еще раз, – начинает хаотично переставлять тарелки, открывает воду, та шумит, и я не слышу ее всхлипов, только вижу, как изредка подрагивает спина, а пальцы сильнее сжимают поролоновую губку.
Только этого всего мне здесь не хватало.
– Тань, я вызову тебе такси, – касаюсь ее плеча и ухожу из кухни.
Заказываю машину. В дверь настойчиво трезвонят, убираю телефон, открывая защелку. Дверь распахивается мгновенно, а на пороге стоит Гера. Хмурюсь, пробегаю взглядом по ее лицу, волосам, спускаюсь ниже и только потом замечаю стоящий рядом чемодан.
– Впустишь? – ежится под моим взглядом.
Киваю. Пока ничего не могу понять. Ни *ера.
Гера топает мимо меня, таща за собой своего двухколесного друга. Отпускает ручку, а я как раз закрываю дверь. Мы поворачиваемся друг к другу одновременно. Смотрю и сатанею от желания убить ее или тра*нуть прямо здесь. В башке бардак. Алкоголь уже успел тяжелым грузом лечь на мои мысли по поводу нас, и я не совсем адекватен.
– Чего пришла? – усмехаюсь, рассматривая ее смазливое личико. – Вылечилась?
– Мне уйти? – приподымает бровь.
На кухне становится тихо, и Таня выходит в коридор. Гера бледнеет. Я вижу, как сжимаются ее кулаки, как расширяются зрачки и стискиваются зубы. Она зла и подавлена. Она готова рвать голыми руками, я чувствую ее неприязнь и ненависть, словно свои собственные эмоции. Но она натягивает на лицо улыбку и с ядовитым, полосующим на куски взглядом задает свой вопрос:
– Я не вовремя?
– Я уже ухожу, – бормочет Танька, натягивая ветровку.
– Вот спасибо. Удружила, – Гера злобно смеется. – Какая же ты сволочь, Шелест, – губы начинают подрагивать.
Она хаотично ощупывает себя руками, теряясь в пространстве. Думает, размышляет. В ее голове сейчас, как и в моей, тысячи мыслей. Хватает свой чемодан и ломится обратно к двери. Преграждаю ей путь, крепко стискивая плечи.
– Не трогай меня, сволочь, гад, – бьет с остервенением по моей груди, пытаясь вырваться, – я … Как, как ты мог? – содрогается в рыданиях, переставая кричать.
Таньки уже давно простыл след. И правильно. Не стоит Гере под горячую руку попадаться. Не нужно.
– Тише-тише, – прижимаю ее к себе, – ты не так поняла…
– Что я не так поняла? Время – ночь, а она здесь. С тобой! – вновь начинает кричать и вырываться.
– Успокойся, – встряхиваю ее, заставляя посмотреть на меня, – прекрати истерику, – повышаю голос, не ору, просто говорю, чтобы до ее взвинченного сознания дошло хоть что-то. – Ничего у меня с ней нет и быть не может, слышишь?
Трясу ее, как куклу, но она не слышит, продолжает сопротивляться. Не верит. Хочет, по глазам вижу, что хочет верить. Но не может. Двоякая ситуация. И я это знаю. Становится жарко. Ее тело настолько близко, что у меня окончательно сносит крышу. С силой прижимаю ее грудью к стене, шире разводя коленом стройные ножки. Гера сопротивляется, бьет меня по рукам, пока я не стискиваю их мертвой хваткой, продолжая…
– Не трогай, ненавижу тебя, не трогай, – крик превращается в плач, но у меня окончательно сорвало планку, вжимаю ее в стену, трогая упругую грудь, она без лифчика. Рычу от возбуждения, сминая острые соски, целуя изящную шею, кусая мочки ушек.
– Ты хочешь, я знаю…
– Нет, не хочу, пусти, пусти меня, после нее ни за что…
– Прекрати нести чушь, – усиливаю захват, – молчи, – задираю тонкое, почти как ее кожа, платье, – молчи.
Пальцы скользят по бедрам, проникая под взмокшую ткань трусиков.
– Врешь, – сквозь зубы, – врешь. Хочешь. Ты мокрая, вся мокрая, для меня, – проникаю в нее пальцами, слыша стон, – только моя. Никто не нужен, никто, кроме тебя, – продолжаю эту пытку для нас обоих, медленно вожу по набухшим складочкам в готовности кончить от одних прикосновений, – я весь этот год только о тебе, – ускоряю темп, сильнее прижимая ее к себе, – моя, – фиксирую ладонь на ее хрупкой шее, заставляя запрокинуть голову, чтобы поцеловать в эти пухлые, манящие, сладкие губы, – всю неделю…
