Мария Вячеславовна Чепало
Замкнутый круг
VII Алексей Блонский «Замкнутый круг» Глава 4 Дела семейные
21 мая 2023 года
Послеполуденная жара спала около шести вечера. Весь день я наблюдал за Плешецкой, но ничего интересного не могу вам рассказать. Насколько плодотворно было вчера, настолько скучно сегодня.
Солнце с каждой минутой становилось все насыщеннее, приятный ветерок игрался листьями деревьев. Во дворе стоял детский гомон, отражающийся от бетонных девятиэтажек. Мы с Максом привлекали слишком много внимания, сидя в песочнице и пытаясь не дать его сыну сунуть в рот руку с песком.
Рядом с ребенком Макс выглядел старше своих двадцати пяти. Меньше шутил и огрызался, был сдержаннее, но в то же время бесконечно переживал – правильно ли он одел Мишеньку, правильно ли его держит, холодно ли ему, хочет ли он есть, а что это за выражение лица?
– Все родители такие параноики? – не выдержал я.
Макс безмолвно окатил меня леденящим взглядом. Пришлось поднять руки в капитуляции. Миша посмотрел на меня своими глазами-бусинами и надрывисто усмехнулся, пустив слюну стекать по подбородку.
– Я все ищу плюсы того, что у тебя так сложилась жизнь, – сказал я, – и вот что понял. Можешь вычислять одиноких мамочек по тому, как они умиляются твоему ребенку. Вон та, например, смотрит на нас уже минут пятнадцать.
– У всех них один огромный минус, – ответил Макс. Я посмотрел на него немым вопросом. – Второй ребенок.
– Ну да. Ты еще молодой, с первым бы разобраться.
Я посмотрел на Мишу, он что-то неуверенно держал в руке, намереваясь потянуть в рот. А лицо такое счастливое, переполненное любовью к этому миру, к отцу, к странной игрушке коричневого цвета…
– Нет!!! – завопил Макс, и вытащил изо рта сына совершенно определенное кошачье говно.
– В жизни надо попробовать все, – сказал я, пребывая в легком шоке, а потом рассмеялся так сильно, что все на площадке обернулись.
После череды непоследовательных метаний моего друга, я взял его за плечо, чуть встряхнул и призвал к спокойствию.
– В конечном итоге, это всего лишь засохшее говно, ничего не попишешь, – сказал я и снова прыснул от смеха. Максу это никак не помогло. – Ему, кажется, понравилось! – Мишка тянулся к своей находке пухленькими пальцами, но она была слишком далеко.
Макс передразнил меня, и принялся обтирать руки сыну влажной салфеткой.
– Будь ты даже по уши в этом, девушки все равно готовы отдаться тебе за просто так.
– С чего вдруг ты решил поговорить о девушках? – спросил Макс. – Даже как-то неловко. Обычно я боюсь затрагивать эту тему.
– Просто рассуждаю. Еще вчера вечером задался вопросом – по какому принципу женщины выбирают любовников?
– Не понял.
– Ну например я – стараюсь держаться в форме, не зря же мы по воскресеньям ходим в зал. Но такова жизнь, что после тридцати это… – я потрепал себя за руку, – уже бесполезно спасать! Но если у тебя плюс-минус приятное лицо, то будь твое пузо размером хоть с арбуз, девушки все равно клюнут. Это как называется?
Макс сделал серьезное лицо, и мне стало не по себе.
– Ты опять переживаешь из-за этой твоей… секретной любви всей жизни? – спросил он. Непроизвольно мои челюсти сжались. Я отвел взгляд, но Макс уже все понял. – Ладно-ладно, извини. Я подумал, ты хочешь поговорить об этом.
– Нет, я думал о Плешецкой. Этот ее Арс – сорокалетний дядя с пузом. Почему она выбирает его, а не своего мужа? Почему не того, кто моложе и спортивнее?
– А ты бы хотел, чтобы она выбрала кого? Тебя?
– Да хотя бы и меня! – съязвил я. – Что толку тебе говорить, если ты опять уперся лбом в эту тему.
– Я не виноват, что ты так и не хочешь мне рассказывать о своей бывшей. Любопытство, – он пожал плечами. – И вообще, девушки от тебя шарахаются, потому что ты убить их готов только за то, что они не так на тебя посмотрели! Будь приветливее!
– Мне это не интересно.
Макс присел на корточки за спиной сына, прикрыл ему уши, и сказал:
– Хорошо, давай так: когда последний раз у тебя был секс? Люди научились письменности к тому времени?
– Очень смешно.
– А я и не думал смеяться. Ни разу не видел тебя с девушкой, а времени уже сколько прошло? Шесть лет? Десять?
Еще в детстве мамины подруги подходили ко мне, больно трепали за щеку и говорили: «Какой милый! Разобьет всем девкам сердца!». В школе у меня было много поклонниц, и я не пренебрегал их вниманием. Не знаю, разбивал ли я кому-то сердца, но вот мое уж точно было непоправимо разбито. До сих пор девушки охотно обращают на меня внимание, но ответить им взаимностью дольше, чем на одну ночь, не могу.
– Не десять! Были у меня девушки, и какой в них толк? Почему мы вообще обсуждаем мою половую жизнь?
– Ты это начал.
– Я рассуждал о Плешецкой и ее любовнике!
– Но был бы не против ее… – забывшись, Макс хитро улыбнулся, но уловив смех Миши, не закончил фразу.
– Еще раз повторю – мне не интересно. Лучше расскажи, что удалось раздобыть на этого Арса?
– Аа-аа! Между прочим, много чего, за что ты будешь целовать мне руки!
– Надеюсь ты их помоешь после Мишиного ужина!
– Очень смешно! – он бросил обеспокоенный взгляд на сына, но быстро успокоился. – В общем, слушай: зовут его Терентьев Арсений Дмитриевич, тридцать восемь лет, успешный бухгалтер, я бы сказал один из лучших в нашем городе. Репутация у него безупречная, с руками отрывают. Занимается частной практикой уже двадцать лет, опыта будь здоров. Женат десять лет, трое детей – семь, четыре и два года. С последним ребенком интересная история, рассказать?
– Шутишь? Говори все, что знаешь.
– Тут самый сок! До его рождения они с женой пытались развестись. Информация закрытая, знаем только мы с тобой и Ленинский районный суд. Короче, жена устала от его… внимание… барабанная дробь…
– Я тебе сейчас тресну! Говори!
– … измен! Пара-ба-бам! Подали на развод, уже начали делить детей и имущество, как вдруг суд сворачивается, и все кончается примирением сторон.
– По причине?
– Да жена его оказалась беременна третьим и поняла, что на одни алименты не проживет. Сама нигде не работает, шьет одежду на заказ, но денег с этого много не заработаешь, а еще троих детей воспитывать… Короче, мелкий семью спас, а папаша их все не уймется, видимо.
– Где ты нашел этот алмаз? – восхищенно спросил я.
– Есть у меня одна красоточка, – Макс снова прикрыл Мишке уши. – Грудь больше головы, задница… в целом, есть за что подержаться! Давно уже с ней знаком, периодически встречаемся. А самое главное – отходчивая!
– Ладно-ладно! Мы отошли от темы.
– Не сильно-то и отошли. Потому что мало того, что она работает в этом суде, так еще ей посчастливилось сидеть на самом слушании Терентьева!
– Секретарем?
– Бинго!
Слова Макса потекли по моим венам опьяняющим теплом. Я готов был броситься ему на шею и расцеловать!
– Ты видел дело?
– Пришлось ради этого не хило так потрудиться! Три раза.
– Избавь меня от этого, умоляю. Скажи, что ты снял копии!
Макс лукаво поиграл бровями, растянув интригу до последнего, а затем медленно утвердительно кивнул.
– Ты просто… ты… – вырывалось у меня. – Макс, ты самый лучший человек в этом мире!
– Да ладно! – улыбался он и кивал, воображая аплодисменты. – Можно просто господин Бог, этого будет достаточно.
Ловелас со стажем! Как это к месту! Как это приятно! Тогда у меня не оставалось сомнений – дело практически раскрыто. Дам им немного времени и сделаю качественные снимки, чтобы у Плешецкого не было ни единого вопроса!
Но шло время, дни за днями – пролетела неделя. Из развлечений у Плешецкой были второсортные фильмы, которые она любила пересматривать чуть ли ни каждый день. Часто она ходила в кафе, созванивалась с людьми, но все разговоры были деловые. Так, я узнал, что ей пришлось уволить рабочих, после которых краска на стенах посыпалась точно песок, а ее Арс Терентьев все еще не нашел замену. Плешецкая переживала – до открытия ровно месяц, а стены голые. Меню уже готово, персонал практически собран, надо начинать расставлять мебель и наводить красоту, но все шло не по плану. Иногда я ловил себя на жалости к этой юной девушке, но затем вспоминал зачем просиживаю пятую точку, и все становилось на свои места.
В понедельник утром Плешецкая шла, смакуя наступающее лето – сладкий запах цветения яблони, скошенная трава, белые одуванчики, лысеющие на ветру. А я наблюдал за ее прямой осанкой и острым носом в профиле и думал, почему красивые женщины всегда оказываются суками? Плешецкая не носила вульгарный маникюр, ее лица не коснулся шприц косметолога, одежда дорогая, но сдержанная. Редко я встречал женщин, которые имея неисчерпаемый запас денег не тратили бы их на ботокс или прочую чушь.
Она зашла в аптеку, а после свернула с главной улицы во двор с бедными серо-коричневыми пятиэтажками, убитыми детскими площадками и подъездами, не внушающими доверия.
Плешецкая села на скамейку около одного из подъездов, обняв старушку, поджидавшую ее. Руки пожилой женщины похлопали Плешецкую по спине, и я заметил какие у нее были кривые и опухшие пальцы. Сама она крохотная – подуй ветер и старушку тут же снесет. Возле скамейки стояла трость.
Я сел чуть поодаль, скрывшись за кустами сирени.
– Как ты? – спросила Плешецкая.
Голос старушки я слышал отрывками, таким он был тихим и неровным.
Плешецкая протянула женщине пакет из аптеки:
– Вот, возьми. Когда придет медсестра?
– К трем. Уже места живого нет от этих уколов.
Плешецкая взяла женщину за руки, бережно поглаживая опухшие пальцы.
– Все будет хорошо, мам. Всего-лишь очередной приступ. Скоро станет легче.
– В моем возрасте легче станет только после смерти.
– Не говори так! Ты столько лет борешься, и в этот раз все будет так же.
Она отвела взгляд от матери, засмотревшись на играющих детей. Нос ее покраснел, она нервно шмыгнула и натянула улыбку.
– Как Артемка? Передай ему спасибо, – сказала женщина и похлопала пакет с лекарствами.
– Все хорошо.
– Не обижает тебя?
– Нет, мам. Все спокойно, не переживай.
– Ну хорошо, – вздохнула женщина. – Может, у тебя жизнь лучше сложится, дай бог. Мне бы внуков дождаться, а там и помирать не страшно.
Плешецкая оперлась лбом о руку, из-за чего ее лицо повернулось в мою сторону. Я замер, задержав дыхание, будто это могло помочь. Солнцезащитные очки скрывали половину лица, но я все равно надеялся, что она не повернется еще глубже. Достаточно один раз пересечься с ней взглядом – и все. Лучше свернуть дело недели на две, чтобы ее память стерла мой образ.
– Тетя Люся спрашивала про тебя, не стала ли ты известной, – сказала мать и прокряхтела старческим смехом.
– Кто такая тетя Люся? – вздохнула Плешецкая.
– Ну помнишь, ты к ней на сольфеджио ходила? Соседний от моего кабинет. Ну пианино у нее еще захлопывалось так, что ты чуть пальцы не переломала!
– Аа-аа, ну да, помню… А почему я должна стать известной?
– Она все нахваливала, какой у тебя чуткий слух, все ноты в школе улавливала с первой попытки! Вот и ждет, когда певицей станешь, ну или хотя бы пианисткой.
Плешецкая усмехнулась, и вышло как-то скомканно и грустно. Воспользовавшись случаем, я пересел к ним спиной, заняв более удачную позицию.
– Передай ей, что известность мне не грозит.
– Ой зря ты, Ликуся, так себя настраиваешь! Я вот всю жизнь любимым делом занималась, и когда уволиться пришлось, почти не жалела ни о чем. А ты так и просидишь дома, а потом детей родишь и уже не до мечты будет!
– Ну все, мне пора, – Плешецкая хлопнула руками по коленкам и встала со скамейки. – Давай помогу подняться?
– Заспешила сразу! Что-то ты мне не договариваешь…
– Не выдумывай, пошли давай, – мягко сказала она, но я успел уловить нотки раздражения в ее голосе.
Пока она помогала матери вернуться домой, я крутил какое-то непонятное ощущение, возникшее в солнечном сплетении.
Логическая цепочка, возникшая в моей голове, вырисовывала единственно верную версию происходящего. Плешецкая, не получив поддержку мужа в открытии собственного бизнеса, решила связаться с не менее успешным человеком, дабы он спонсировал ее начинание. Только по какой причине она взялась именно за кафе, если всю жизнь занималась музыкой? И второе – почему Плешецкий ей не стал помогать? Или она изначально не вводила его в курс дела? Тогда по какой причине?
Ответы на эти вопросы я не обязан был узнавать, мной руководил личный интерес. Обычно, выслеживая любовников, открывающаяся передо мной картина была плоской. Линейные уравнения – жена плюс скука, равно измена; или – жена плюс месть, равно измена; или жена плюс старый богатый муж, равно измена. Я думал, что не отхожу далеко от сути работы – отвечая на эти вопросы самому себе, я никак не мешаю ходу слежки.
Сейчас же я понимаю, что ошибался. То любопытство возникло из-за двух факторов. Первый – одиночество – я не был удовлетворен собственной жизнью, хотя и пытался убеждать себя в обратном, поэтому чужие секреты интересовали меня с удвоенной силой. Второй – схожесть Плешецкой с ней – известно, что человека притягивает один тип людей, и на протяжении жизни он меняет партнеров в той или иной степени похожих друг на друга поведением, характером, убеждениями или внешностью. Конечно, я этого не осознавал, даже больше – отрицал. Но спустя время у меня словно открылись глаза. И погружая вас в свою историю, вспоминая подробности и заново переживая те эмоции, я думаю важным погрузить вас в суть чуть раньше, чем я осознал ее сам.
VIII Алексей Блонский «Замкнутый круг» Глава 5 Встреча, которую я никак не ожидал
29 мая 2023 года
Вечером того дня подруги позвали Плешецкую на выставку театрального реквизита. Я узнал об этом по счастливой случайности – на выходных она сидела на террасе, пила послеобеденный чай с печеньем, как вдруг ей позвонила Лейла Байрамова по видеосвязи. На заднем сидении моей машины можно найти много увлекательного, в том числе направленный микрофон. Иногда он помогал, в как тот момент. Работал он на расстоянии пятидесяти – ста метров, как раз в пределах досягаемости. Он был уже потрепан временем и нуждался в замене, но с перебоями все же мне удалось услышать разговор и заранее купить билет в музей.
Около восьми вечера Плешецкая уже была готова, и вышла на крыльцо, ожидая такси. Оделась она в бутылочно-зеленое вечернее платье, спереди оно было абсолютно закрытым – длинные рукава, никакого намека на декольте, а вот спина… Вырез тянулся до самой желанной точки, оголяя изящные лопатки, сексуальную полосу позвоночника, приковывающую к себе все внимание. Плешецкая вильнула бедрами, и мое сердце дрогнуло от испуга. Мне показалось, сейчас я увижу то, чего определенно видеть не должен, но платье лишь кокетливо дразнило.
Вместо такси к дому подъехал знакомый черный бентли. Не ожидал его здесь увидеть. Терентьев вышел из машины, и они с Плешецкой обменялись лишь кивками. А следом вышел тот, кого здесь быть явно не должно. Я не поверил собственным глазам. На мгновение мозг перестал соображать, в голове повис безмолвный вопрос – что вообще происходит?
Плешецкий.
Во всех действиях моего заказчика я читал раздражительность и нетерпение.
Все раскрыто.
Я опоздал…
Из-за того, что я готовился отъезжать, машина была припаркована ближе обычного, поэтому я слышал через открытое окно их беседу.
– Куда собралась в таком виде? – гневно спросил Плешецкий.
– Мы с девочками идем в музей, – спокойно ответила она, но в глазах все равно читался страх.
– На ночь глядя? Ты меня совсем за придурка держишь?
– Нет, не держу. Если хочешь, можешь позвонить Лейле или Вике. Это не просто музей, а выставка театрального реквизита, Лейла хочет найти там какой-нибудь антиквариат.
Терентьев все это время стоял рядом, делая вид, что не слушает разговор. Я начал подозревать, что ошибся в догадках, когда понял, что Плешецкий и Терентьев держатся рядом, никак не конфликтуя. Когда страх и шок отпустили, я стал размышлять логически. Какой муж приехал бы к себе домой с любовником жены в одной машине… будь он об этом осведомлен?
– Сколько это все продлится?
– Около часа. В пол десятого я буду дома. Ты даже не успеешь лечь спать.
Он ничего не ответил. Кивнул Терентьеву, приглашая в дом. Мне показалось, или так и было – перед тем как войти Терентьев многозначительно улыбнулся Плещецкой, а она нервно заправила волосы за ухо.
Мой телефон завибрировал. Впервые Плешецкий позвонил мне за все время слежки. Пытаясь унять дрожь в руках, я набрал в легкие побольше воздуха, и постарался успокоить нервы.
– Алло?
– Видел твою машину на улице, ты за ней поехал?
– Да.
– Новостей пока нет?
– Думаю, в скором времени будут. Уже есть зацепка, но пока не добыл доказательств.
– Сегодня она с подругами или с ним?
– С подругами, сомнений нет.
– Понял.
Он бросил трубку.
Мало того, что Плешецкая была замужем за одним из самых богатых мужчин в городе, мало того, что она водила связь со вторым из них, так они еще и работали вместе! Конечно, Плешецкий нанял Терентьева в качестве бухгалтера, а что иначе им вдвоем делать? Ситуация приняла неожиданный оборот. Как Плешецкий с такой чуйкой на любовника, не разглядел его в своем бухгалтере?
IX Алексей Блонский «Замкнутый круг» Глава 6 «Лучшие подруги» и «любящий муж»
Меня еще немного потряхивало, когда мы с Плешецкой вошли в музей – она в компании своих подруг, а я, держась от них на расстоянии двух-трех метров. Лейла Байрамова оказалась выше, чем на фотографиях. На ней было платье, неудачно подчеркивающее широкие мужские плечи. Зато смуглая кожа приятно гармонировала с темными волосами, собранными в элегантный конский хвост. Вика Сергеева, наоборот, небольшого роста, с мышиными чертами лица. На ней была меховая накидка поверх откровенного платья без бретелек. Большая грудь слишком сильно выпирала, а платье плохо держалось, из-за чего ей приходилось его постоянно поправлять. Мужчины, и, к сожалению, я тоже не стал исключением, весь вечер пялились на ее огромный бюст. В оправдание скажу – человеку тяжело контролировать свои глаза, когда перед ним выставляют открытые части тела.
Вечер намечался приятный. На входе в зал музея стоял фуршетный столик с шампанским и закусками, играла ненавязчивая музыка, и антураж в целом напоминал закрытую вечеринку. Тем не менее людей здесь было полно. Держаться близко к Плешецкой и оставаться незамеченным у меня выходило неплохо.
Признаться, выставка меня даже заинтересовала. Здесь были костюмы, в которых когда-то выступали известные актеры театра, украшения, парики… Некоторые из выставленных декораций были достаточно старыми, например, я нашел подсвечник из цветного стекла, датируемый 1893 годом. Его использовали в постановке «Ромео и Джульетты», когда театр только открылся.
Забывшись, я начал ходить между рядами и изучать экспонаты. В зал зашла женщина и попросила минутку внимания. Она рассказала, что любую понравившуюся вещь можно будет приобрести. Цена обговаривается лично с ней, а через час начнется аукцион в соседнем помещении.
Через весь зал кто-то громко и властно крикнул:
– Семен Аркадьевич! – это был голос Байрамовой. Она задрала свою огромную руку к потолку, привлекая внимание и указывая, где стоит.
На ее зов обернулся не только Семен Аркадьевич – престарелый сухой мужичок в круглых очках и коричневом шерстяном костюме-тройке – но и весь зал. Заметив, что на нее все смотрят, Байрамова ни капли не смутилась, а лишь отхлебнула шампанского. Я незаметно подошел ближе.
– Здравствуйте! Наконец-то нам удалось встретиться! – сказала Байрамова. – Посмотрите своим профессиональным взглядом, за что здесь можно выложить кругленькую сумму?
Старичок принялся за дело, а девушки остались около фуршетного столика.
– Мы разве не будем сами смотреть на декорации? – спросила Плешецкая.
– Зачем? – ответила вопросом на вопрос Байрамова, Вика Сергеева прыснула от смеха, прикрыв рот рукой. – Сейчас он найдет что-нибудь, что можно выгодно перепродать, и пойдем на аукцион. Меня это барахло не сильно интересует.
– Ужасно, – скривила нос Сергеева. – Как можно носить эту безвкусицу? Посмотрите на ту женщину. Эта форма каблука… боже… как у шестидесятилетней старушки!
– Чем планируете заняться после аукциона? – спросила Байрамова.
– Я не смогу остаться. Планирую ухать часов в девять, – ответила Плешецкая.
– Как? Аукцион самое интересное за весь вечер! Неужели не хочешь посмотреть, как старики бросаются деньгами? Я буду повышать ставку, чтобы они брали втридорога! – посмеялась Байрамова.
Плешецкая улыбнулась и обвела глазами зал.
– А что у тебя, какие-то дела? – спросила Сергеева. – Я думала ты ничем не занимаешься.
– У нее, наверное, начинается любимый сериал, ничего ты не понимаешь, Вика! – ответила за Плешецкую Лейла.
Плешецкая взглянула на подругу гневным взглядом, но та была увлечена изучением закусок. Молчаливо переваривая не то насмешку, не то издевку, Плешецкая ничего не сказала в свою защиту.
Уже тогда я понял, что о кафе и своих планах на бизнес Плешецкая не рассказывала подругам. Выходит, никто вообще не был в курсе того, чем она занимается.
– Я собираюсь поехать в клуб. У Вити небольшой отпуск и он уехал за город с друзьями, а я решила тоже немного развлечься, – сказала Сергеева, поправляя платье.
– Клуб неплохая идея! – поддержала Байрамова. – Лика, ты как? Может бросишь свои сериалы на этот вечер?
– Нет, – она фальшиво улыбнулась. – Последний раз, когда я там была, кончился жутким позором.
– Ц-ц… – Байрамова закатила глаза. – Какая ты зануда! Подумаешь выпила лишнего! Это приличное заведение, из которого слухи по людям не расходятся! Давай, отдохни хоть раз по-человечески, – Байрамова пихнула локтем Плешецкую, но вышло это не так, как она рассчитывала. Плешецкая не удержала бокал и тот упал, разбившись вдребезги. – Ой! Ну что ты такая неуклюжая!? – воскликнула Байрамова, поднимая подол платья, дабы не замочить.
– Я? – возразила Плешецкая.
– Ну так крепче держать надо! – расхохоталась Байрамова. – Извините! – крикнула она кому-то из персонала. – Моя подруга тут разбила бокал! Помогите, пожалуйста!
И все вроде было безобидно, но эта излишняя самоуверенность и неспособность почувствовать границы допустимого со стороны ее подруг, отражались в глазах Плешецкой нездоровым блеском. Она нервно закусила нижнюю губу, опустив взгляд в пол, а когда подошла уборщица, Плешецкая два раза искренне извинилась.
И мне стало ее так жаль.
Правда.
Но, с другой стороны, почему она не постояла за себя? Почему позволяет отпускать в свою сторону насмешки?
Почему молчит?
К девушкам подошел Семен Аркадьевич и увел Байрамову обсудить какой-то экспонат. Плешецкая и Сергеева остались вдвоем и не сговариваясь переместились к винтажному креслу, стоявшему в углу зала.
– Не обращай на нее внимание, – успокоила Плешецкую Вика. – У нее с мужем проблемы, поэтому она такая озлобленная сегодня. Скажу тебе по секрету, только ты никому, хорошо? Лейла заметила, как ее свекровь прокалывает презервативы, представляешь! Заходит она в спальню, а там она – стоит, значит, около прикроватной тумбочки, а в руках игла и пачка презервативов, прикинь! Так Лейла такой скандал устроила! Это вчера вечером было. Орала на весь дом, чтобы мамаша его выметалась немедленно, вот так!
– Ты откуда об этом узнала? – спросила Плешецкая.
– Лейла рассказала, только она просила тебе не говорить. Так что цыц! – Сергеева растянула улыбку до ушей, а ее щеки чуть подрумянились. – Я тебе ничего не говорила.
– Хочу пройтись, ты пойдешь? – спросила Плешецкая у подруги.
– Не-ет, ты иди, я тут покараулю, когда шампанское снова разольют.
Сергеева села на кресло, закинув ногу на ногу, и в считанные секунды к ней подбежала женщина с бейджем и сказала:
– Девушка, здесь нельзя сидеть, это кресло выставлено в качестве экспоната!
– Что? – переспросила Сергеева.
– Вы сидите на экспонате!
– Серьезно!?
Сергеева соскочила с места, посмотрела на кресло и расхохоталась.
– А я-то подумала, что за старье вы тут поставили, неужели нормальных кресел не было!
Смеясь, она отошла поближе к фуршету, где уже разливали новую порцию шампанского.
Плешецкая рассматривала шляпу с белым пушистым пером, стоя в центре зала. Свет от люстры падал на ее завитые волосы, и они отражались каштановыми бликами. Она была одинока в центре толпы, ее мысли никто не видел, хотя они легко читались по лицу. Она неуверенно теребила обручальное кольцо и не могла настроиться на хорошее настроение.
Ведомый тем самым непонятным чувством, все еще крутящимся в солнечном сплетении, я вдруг сделал шаг навстречу. Затем еще один и еще. Пальцы задрожали, ладони вспотели. Я не чувствовал ног.
Что я делаю?
Нас разделяло лишь слово. Стоило мне что-то сказать, и Плешецкая посмотрела бы на меня.
– Лика! – позвала ее Байрамова.
Плешецкая встрепенулась, и обернулась на зов подруги.
– Подойди сюда! – все также бесцеремонно крикнула Байрамова.
Она ушла, а я остался.
Кровь гудела в ушах, заглушая все звуки. Мне казалось, я состоял на девяносто девять процентов из адреналина. Шляпа укоризненно смотрела на меня, и я думал, сейчас она скажет: «Ну ты и кретин!»
Что руководило мной в тот момент я понял гораздо, гораздо позже.
Остаток вечера я не смел повторить эту глупость. Начался аукцион, и все посетители начали усаживаться на скамейки. Плешецкая попрощалась с подругами, а те в свою очередь, чуть ли ни рады были от нее избавиться.
Я подождал, пока она отойдет от музея, чтобы выйти незамеченным, но ждать пришлось долго. Занималась гроза. Ветер раздувал ветви деревьев в разные стороны. Сверкали молнии. Дрожащими руками Плешецкая вытащила из сумки зажигалку и с трудом зажгла сигарету. Она стояла на серой улице, мимо неслись машины одна за одной. Прическа ее растрепалась, под глазами черные дуги отпечатавшейся на коже туши. Плакала она беззвучно, одними глазами, а лицо при этом было непроницаемо каменным. Словно она знала, что ей воткнут нож в спину, ждала этого и была согласна…
Стоя за дверью, я наблюдал, как постепенно с нее спадает маска. С каждой новой слезой появлялись эмоции – искривлялись губы, хмурились брови. В итоге ее грудная клетка неровно содрогнулась, Плешецкая закрыла руками глаза. Недокуренная сигарета упала на асфальт, продолжая медленно тлеть.
И наконец-то это чувство вырвалось из моего солнечного сплетения, и я понял, что это была жалость.
Настоящая и искренняя жалость.
Лика отпускала всю злость, обиду и несправедливость. Ей пришлось дождаться, когда мир позволит остаться одной, чтобы открыться и облегчить тяжелую ношу неприятных эмоций. А когда этот запас иссяк, она глубоко вдохнула влажный воздух, вытерла слезы, и лицо снова застыло.
Подъехало такси, и Плешецкая села в него, как ни в чем не бывало.
Если бы я не стал убеждаться в том, что Плешецкая поехала домой, а не свернула куда-то по дороге, я бы не застал той жуткой сцены.
Еще на повороте к ее улице мне стоило развернуться, потому что ехать дальше смысла не было. Но я решил еще раз взглянуть на нее. Она забежала в дом, прикрываясь от дождя маленькой сумочкой. В гостиной горел свет. Двигаясь со скоростью десять километров в час, ничего не ожидая, я смотрел в окно. Плешецкая скинула каблуки, прошла в гостиную. С дивана встал Плешецкий. Между ними завязался короткий спор, и Плешецкий замахнулся, что было силы и ударил жену так, что не успела она ничего осознать, как уже оказалась на полу, прислонив руку к щеке. Платье ее неуклюже свернулось от падения, оголив шрам на плече.
Резко затормозив, я чуть не ударился лбом о руль. Плешецкий так и оставил ее на полу, а сам ушел.
Я смотрел на ее размазанную тушь под глазами, и понял, что это та самая женщина, сваливавшаяся мне на голову четыре месяца назад. Я не узнал ее, потому что помнил лишь силуэт и жуткий красный шрам на все плечо. Плешецкая носила закрытую одежду даже в жаркую погоду, и вот я понял причину. Мое сердце сжалось в тугой комок, и воздух в легких стал горячим, тяжелым и болезненным. Я вцепился ногтями в ладони с такой силой, что вязкая теплая кровь проступила на одной руке. Опомнившись, я ослабил хватку, и постарался отбросить все непрошенные чувства, затаившиеся в темном углу моей души.
Темном и мертвенно холодном.
Она еще долго лежала практически неподвижно, но в итоге нашла в себе силы встать. А я нашел в себе силы уехать.
