Мария-Виктория Купер
Превозмогая себя
До всего этого меня не привлекала семейная жизнь, но сейчас всё изменилось. Я бы многое отдала за обычный разговор по душам, за возможность поделиться мыслями. Когда кто-то слушает тебя, тревога становится такой мизерной, никчёмной, слабой, и в итоге она больше не может грызть твой мозг и сосать жизненные соки. Живой разговор исцеляет, творит волшебство.
Через пару минут я поставила на плиту чайник и вскипятила воду.
Прожив в новом мире почти год, я инстинктивно научилась есть тихо и очень быстро. Либо ты запихиваешь еду в брюхо, либо тебя запихивает в брюхо урод. Но этот ужин стал огромным исключением. Я медленно подносила к губам ложку за ложкой, раздавливала языком рисинки, вдумчиво разжёвывала волокна говядины и облизывала каждую ложку дочиста. Наконец, выпив здоровенную кружку сладкого чая, я вернулась к восточной стене и села в сыроватое кресло, закутав ноги тёплым шерстяным пледом.
Начался ливень. Тяжёлое небо давило на меня. Казалось, будто тучи сжимали пространство и съедали простор… Ветер вбивал в окно чёрно-фиолетовые листья барбарисового куста, царапая разноцветные стёкла колючими ветками. Рис в животе разбух, глаза начали закрываться. Сытость обняла меня теплом, и я задремала.
Внезапно воздух сотряс озлобленный дребезг: зазвонил телефон. Я резко вскочила на ноги и схватилась за охотничий нож, закреплённый на поясе брюк. Сердце бешено заколотилось. Телефон не затыкался. Звонящий не думал сбрасывать звонок.
«Дура! Забыла, что включаешь телефон каждый раз, в надежде услышать своих знакомых и родных… Какая же ты дура!”
Осторожно балансируя по скрипучим доскам, пришла в коридор и остановилась, каждый раз вздрагивая от противного резкого звона. Моя рука замерла, как только кончики пальцев коснулись холодного пыльного пластика.
«Не буду брать телефон. Зачем? Ночью ни с кем нельзя говорить. А вдруг уроды эволюционировали и тоже могут звонить? Лучше дождаться рассвета».
Я всё равно сорвала трубку.
Диким голосом кричал мужчина, рыдая и захлёбываясь от отчаяния. Мне стало не по себе.
– Прошу! Кто-нибудь! Помогите!
– Я слышу вас.
– Мне нужна помощь! У меня люди!
– Где вы?
– Театр! Второй этаж! Скор…
Звонок оборвался, погас свет. Опять сдох генератор. Да чтоб тебя! Может быть, завтра будет солнце, и я заряжу аккумулятор.
Я стояла в кромешной темноте, сильно сжав трубку, и не понимала, как поступить. Ехать в театр ночью?
Бросила трубку. Злость на саму себя закипела, зашипела, зашкварчила, брызгаясь раскалёнными каплями на уставший разум.
«Ну вот куда ты лезешь, дура! Что тебе надо! Сама решила, что больше не будешь никого спасать! Но с другой стороны… Театр не так уж и далеко. И там выжившие. Живые люди. А если их уже сожрали уроды? Плевать! Мне и так хватило приключений, когда я выбиралась из города последний раз. Зачем я спасала тех ребят из подвала больницы? Только из-за меня их разорвали уроды! Это я виновата в их смерти!”
Перед глазами вспыхнуло воспоминание.
Я веду группу людей из больничного подвала в безопасное место. Я такая счастливая, что встретила ценных людей – медиков: хирург, его ассистент, две весёлые медсёстры. Мы шли, спокойно что-то обсуждая. В больнице было чисто и тихо – мы с мужиками ещё вчера зачистили помещение от уродов… Тогда у нас не было огнестрела, и мы работали почти голыми руками… Я завернула за угол. В конце коридора показалась массивная дверь, ведущая на улицу. Вдруг позади нас раздался грохот: два безобразных большеротых урода спрыгнули с потолка. Они наверняка притаились, выжидали момент…Какие же они безобразные, переломанные, отвратительные. Что же делает из людей такие извращения? На них висела лохмотьями одежда, а в мордах можно было угадать их прежний человеческий облик… Уроды в пару прыжков достигли нас и разорвали парнишку-ассистента и хирурга. Мы побежали с медсёстрами к выходу. Я уронила сумку с лекарствами прямо под ноги темноволосой женщине. Медсестра упала, и урод настиг её. Брызги крови долетели до меня. Вторая медсестра оглянулась, завизжала и подвернула ногу. Она замешкалась, осталась позади меня. Мгновение, и второй урод схватил её, вскрыл тонкую шею. Она хрипела, кряхтела, трепыхалась. Алая кровь веером обдала стены и потолок. Некого больше спасать. Я вырвалась на улицу…
